Глава 5
Образок, который Апраксия надела ему на грудь, согревал Илью, придавал силы. Он прикасался к рубахе, ощущал знакомое тепло, и сразу хотелось улыбнуться.
В темноте на ощупь Илья подтянул Бурке подпругу, сунул руку под потник, проверил, не ссадил ли коню кожу.
– Ну, как тебе служба ратная, Бурушка? – тихо спросил Илья.
Конь повернул голову и мягкими губами коснулся руки хозяина. Губы были теплые, они очень осторожно скользнули по ладони, не нашли ничего вкусного. Бурка наклонился к поясу Ильи, где обычно висел мешочек с соленым хлебом или зерном. Сейчас там был только холодный металл кольчуги. Да рукоять меча.
– Ничего, вот доберемся до Чернигова, – тихо говорил Илья, – и насыплют тебе там из княжеских кладовых овса. Да не простого, а отборного.
Конь только ухом повел.
Сотня таилась в ночном лесу. Высланный Алексой дозор искал, нет ли впереди половцев. Потом погонят дружинники коней дальше, догонять князя Владимира.
– Вот скажи ты мне, Бурушка, – тихо прошептал Илья коню на ухо. – Как же так, ведь Златыгорка мне почти жена, она ведь сына от меня ждет. Но с нею нам быть не суждено. У нее своя дорога, свой народ, у меня своя. Так могу я теперь жениться на другой или должен обет перед прежней держать? Молчишь? Вот и я не знаю. Апраксия девушка хорошая, добрая и храбрая. Видишь, образок мне на шею повесила, говорит, семейный он у нее, вроде как частичку себя мне передала, чтобы обороняла она меня в битве.
– Илья, – раздался в темноте голос сотника.
Возле Алексы стояли самые сильные и опытные воины. Сила потирал перевязанную руку, где задела ее стрела сквозь кольчугу. Сотня шла следом за князем и отбивала половцев, которые погнались за дружиной и хотели отрезать ее от Чернигова. Лихим налетом Алекса со своими воинами сбил половцев со шляха, рассеял по перелескам. И ушла сотня галопом следом за своими. Так они скакали почти сутки, постоянно оборачиваясь и осматриваясь, нет ли новой угрозы. Но Владимир, как теперь было понятно, добрался до города. А вот была ли безопасна туда дорога для маленького отряда Алексы, неясно.
– Что думаете, други мои? – спросил Алекса, обводя воинов взглядом. – Дозор вернулся, пока степняков перед нами нет, но встретить мы их можем нежданно. Ночь – хоть глаза выколи.
– Малыми отрядами, десятками надо неслышно к Чернигову пробираться. Глядишь, так все и дойдем, – сказал один из старых дружинников. – Если прямо пойдем, можем на большой отряд наткнуться, тогда все там и ляжем под их саблями.
– Малыми отрядами нельзя, – возразил Сила. – Малыми нас легко перебить. Это как растопыренными пальцами бить. Кулак надо сохранить. Мы половцев на шляхе побили, потому что кулаком ударили. А их ведь с полтыщи было, не меньше.
– До Чернигова осталось всего верст десять, – подал голос Илья. – Вон недавно кто-то стог поджег или еще что-то. И виден был сполох на небе. Значит, не больше десяти верст.
– Что ты предлагаешь, Муромец? – спросил Алекса. Прозвище с легкой руки сотника приклеилось к Илье прочно.
– Продых коням дать, – отвечал Илья. – Вон и месяц скоро за тучки спрячется, все сподручнее будет, сколько нас числом, и не разглядишь. А потом напрямки в город. На полном скаку, не останавливаясь, даже если с половцами столкнемся. Рубиться, дорогу себе прокладывать. Чем быстрее проскочим, тем меньше потеряем. Они ведь, если город начали обкладывать, все больше и больше сил сюда стягивают. Ближе к утру нам, может, уже и не пройти.
– Дело говоришь, Илья Иванович, – согласился сотник. – Мешкать нам нельзя. Чем дольше по лесочкам бродим, тем труднее к городу пробиться будет. Во главу со мной встанут самые сильные. Ты, Сила, как? Рана мешает?
– Нет, Алекса. Рука-то левая. Рубить могу.
– Хорошо. Всем держаться за Ильей Муромцем. Он первым пойдет. Против него никто не устоит. Он сметать будет, остальные добивать да пинками разгонять в стороны. Спаси Господь тех, кто коня потеряет или раненым упадет. Тех подобрать не сможем. За вас помолимся, други.
Кони мягко ступали по слежавшейся листве, иногда задевая выпиравшие из земли корни. Обученные, старательно подобранные, в сотне Алексы кони бестолково не ржали, не фыркали и уздечками не трясли. Шли тихо, как тени, скользили между деревьями, пока все не собрались у опушки. Ножны мечей сунуты у каждого воина под бедра, чтобы не задевать за ветки и не издавать шума. Щиты за спинами, копья в руках и наклонены вперед.
Алекса легонько ударил Илью по плечу. Тот кивнул и толкнул Бурку коленями. Он выехал на опушку первым, его конь перескочил канаву и, набирая скорость на рысях, пошел через поле. Следом в темноте один за другим из леса появлялись новые всадники. Сотня понеслась через поле напрямик в сторону города без криков, без конского ржания. Только топот копыт и гулкий отклик земли.
В овражке замелькал огонек, там спешно кто-то тушил костер. Потом послышались крики, конское ржание, звон металла. Кто-то в темноте спешно садился в седла.
Илья скакал, наклонив голову и прикрываясь щитом от возможных стрел. Копье он держал наперевес, поводья свободно лежали на шее коня. Бурка не нуждался в поводьях, он и без того понимал хозяина.
Впереди замелькали темные фигуры, много фигур. Всадники кричали, пытаясь построиться. Еще миг, и с лязгом столкнулся металл с металлом, заржали кони, закричали половцы, кони летели наземь, взбрыкивая ногами, выбитые из седел воины-степняки падали под копыта, пронзенные копьями, разрубленные мечами.
Илья потерял копье почти сразу. Оно застряло в теле половца. Теперь у Муромца был опыт сражаться в общем строю, он знал, что копье нужно только на первых порах, когда передовые сминают строй врага. Дальше нужно рубить всех встречных, до кого дотянешься. Со своей нечеловеческой силой Илья любил палицу, самое надежное оружие, против которого еще никому не удавалось устоять.
И он летел в ночи огромной черной тучей на косматом коне, его палица взмывала вверх и со страшной силой опускалась на головы обезумевших врагов. Случалось, он сбивал всадника вместе с конем, иногда двух всадников зараз. Скакавшим за Ильей дружинникам оставалось только любоваться такой работой. Сотня ни на миг не осаживала коней, бешеным галопом дружинники прошли через сторожевую заставу половцев, оставив после себя только искалеченных и убитых. Кто-то поднялся с земли с проклятиями и снова упал, уже едва различая удаляющийся топот копыт.
Вскоре русичам приветственно закричали со стен города. Чернигов открывал ворота.
– Проскочили? Молодцы! – воевода Роман обнял Алексу. – Молодец, сотник, сберег всех и сюда привел. Очень вы тут нужны, а я уж думал, что не пробиться вам. Князь Олег не только со своей дружиной пришел, он еще половцев привел. А этим все равно с кем биться, лишь бы пожива была.
Илья стоял рядом с сотником, поглаживая Бурку, и все слышал. Владимир собрал всех, кого мог, и прискакал в Чернигов потому, что Олег поднял людей кричать за него и звать на княжество. И Киеву не подчиняться. А еще, как понял Илья, Олега поддерживали и другие князья. Не открыто, тайно, но угроза, что снова поднимется русская дружина на русскую дружину, была. Владимир успел занять Чернигов до подхода рати Олега, но теперь его люди оказались заперты в городе. А еще нужно было опасаться, что горожане поднимутся против Владимира и потребуют открыть ворота Олегу.
– Опять слетелось это воронье со степей, – зло проговорил Алекса и кивнул в сторону раздетого до пояса дружинника, которому перевязывали раны на груди и плече. – Вон Аника Большак рассказывает, что всю ночь за половцами смотрел. Обкладывают они Чернигов со всех сторон. Скоро не то что из Окольного града будет не выйти, из Детинца носа не покажешь.
– Возьми с собой кого посильнее, – сказал воевода, – немного, двоих, и пойдем со мной к князю. Сейчас там большой спор будет. Олег здесь со своими ближними советчиками.
Илья и Сила Чеботок поднялись с сотником наверх в княжеский терем. Владимир сидел в кресле напротив входа. Воевода подошел к нему сбоку, наклонился и шепнул, кивая на вошедших воинов.
– Если скажу «бей!», – зло процедил сквозь зубы князь, – значит, хватать. Всех, кто сопротивляться будут, зарубить, а кто сабли бросит, тех повязать. С Олега ни один волосок не должен упасть, но и его по рукам связать. Мне вражда с князьями не нужна. Мало ли, как потом выйдет.
– Слыхали? – воевода обернулся к сотнику и Илье с Силой. – Быть готовым, но не раньше чем князь прикажет. Но уж потом не мешкать!
Илья стоял хмурый и смотрел через окно на улицу, где занимался рассвет. Сотня Алексы Всеславича топталась во дворе под окнами. Почти всю свою дружину Владимир по стенам расставил да у ворот, на случай, если Олег нападать на город вздумает, если половцы вдруг поднимутся. Мало было у него воинов, очень мало. Не рассчитывал князь, что хан Итларь с Олегом сговорится.
На дворе похрапывали кони, переговаривались дружинники, но в княжеском тереме были тихо. Вдруг за стеной на лестнице послышались решительные торопливые шаги. Владимир выпрямился и сурово свел брови. Воевода Роман кивнул сотнику и его дружинникам, мол, будьте настороже, и встал по правую руку от князя.
Дверь распахнулась, стражники пропустили в княжеские палаты пятерых прибывших. Языки пламени в масляных светильниках качнулись и затрепетали.
Князя Олега Илья узнал сразу. Тут не ошибешься, по лицу и по осанке видно, что князь. Невысокий, широкоплечий, с широко посаженными серыми холодными глазами, Олег ворвался как вихрь, сжимая одной рукой рукоять висевшей на поясе сабли, второй отмахивая во время ходьбы. Кафтан нараспашку, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Четверо угрюмых дружинников из старой дружины шли следом.
– Так ты решил сам на двух лавках усидеть? – с ходу заявил Олег, выставив бледный палец в сторону киевского князя. – Ты похвалялся, что в Чернигове княжить будет твой сын Святослав, а зачем сам прискакал да дружину с собой привел? Или для тебя слово черниговцев ничего не значит? Они меня на княжение звали. Уходи, Владимир!
– Чернигов Святославу дан по наследному праву , – зло, сведя брови к переносице, ответил князь Владимир. – А черниговцев ты поднял против меня. И не впервой тебе, Олег Святославич, сзывать орды степняков на русскую землю, отдавать ее им на разорение. Опять вздумал за старое взяться?
– А ты думал, я тебе княжение в Чернигове на белом рушнике принесу? Не бывать того! – топнул Олег ногой.
– Ан бывать, – зло прошипел Владимир. – Я на тебя всю Русь подниму!
– Половина князей Рюриковичей за меня, – перешел на крик Олег. – Они не хотят войны с половцами, они готовы заключить мир!
– Какой ценой? – тоже повысил голос Владимир. – Земли русские им отдать, позволить грабить наши селения, хозяйничать здесь, как в своих степях? Не позволю!
– Тогда я возьму силой то, что мне принадлежит по праву! – крикнул Олег и потянул саблю из ножен.
– Тебе не выйти из города! – захохотал Владимир, бешено сверкая глазами. – Ты глуп, Олег, ты пришел ко мне с малым отрядом. Я оставлю тебя здесь и подниму против тебя весь Чернигов.
В ответ на эти слова князя Владимира дружинники Олега выхватили из ножен сабли и загородили его собой. Воевода Роман тоже обнажил клинок и шагнул вперед. Илья и Сила переглянулись, взялись за сабли, но остались стоять на месте, дожидаясь княжеского слова.
И тут в дверь ворвался боярин Глызарь с несколькими дружинниками. Они закрыли Олегу и его воинам выход из горницы.
– Если я завтра поутру не выйду из города, – заявил Олег, – Чернигов возьмут приступом. А в спину тебе ударят черниговцы, что за меня стоят!
– Значит, ты не выйдешь отсюда никогда! – рассвирепел Владимир, вскакивая на ноги. – Бей их!
Олеговы дружинники развернулись спина к спине. Сзади на них кинулись дружинники с Глызарем. Еще миг, и в тесной горнице началась бы страшная сеча, но шум схватки перекрыл грозный голос Муромца.
– Остановитесь! – крикнул он и вихрем пронесся по горнице, разметая готовых к смертельной схватке бойцов.
От сильного удара кулаком отлетел к дальней стене дружинник Олега, попутно сбив с ног своего товарища. На Илью грудью налетел Глызарь, но не удержался на ногах и полетел на лавку у другой стены. На миг все опешили. А Илья остановился посреди горницы между воинами Олега и Владимира. Со звонким стуком, разделяя противников, вошла в половицу сабля, закачалась, отбрасывая по стенам розовые сполохи.
– Сабля Святогора, – отчетливо прозвучал голос Алексы.
– Да, Алекса Всеславич! – уперев руки в бока и сурово сведя густые брови, сказал Илья. – Эту саблю мне вручил сам Святогор перед своей смертью. Не держала земля-матушка этого воина и защитника земли русской. И, передавая ее мне, он завещал беречь Русь от врагов и предателей. Покуда сабля Святогора в полу торчит, я буду увещевать вас словами, а нет, так возьмусь и буду бить каждого, кто решится вести русских на русских. Не бывать тому на Руси!
– Опомнись, Илья! – крикнул Роман Войтишич. – Наперекор князю своему идешь?
– Чего ты хочешь, Муромец? – сквозь зубы процедил Владимир. – Чего добиваешься?
– Договоритесь меж собой миром! Один другому уступить должен, а иначе ни в каком споре мира не будет. Негоже оружием споры решать, негоже, когда лютый враг на границах разбойничает, меж собой кровь русскую лить. Негоже врага в свой дом приводить.
– Вот так, князь Владимир, – ехидно ответил Олег, пытаясь обойти Илью и приблизиться к двери. – Твои воины умнее тебя. Договариваться будем. А коли не договоримся, то будет по-моему, потому что черниговцы за меня, хан Итларь за меня. Сегодня вся сила за меня. Уходи из Чернигова.
Муромец стоял и смотрел, как князь Олег со своими дружинниками отходит к двери. Удивленный боярин Глызарь таращился то на Олега, то на Владимира, но с пола не вставал. Воевода Роман только сплюнул горько и вогнал с лязгом саблю в ножны. Наконец Олег с воинами вышел из горницы, громко хлопнув дверью.
Заложив руки за спину, Владимир неторопливо подошел к Муромцу и посмотрел ему в глаза снизу вверх.
– Ну, чего ты добился? Ты врага выпустил, а завтра поутру он с половцами сожжет город, и полягут тут твои други, защищая стены.
– А стены ли защищать надо, княже? – спросил Илья. – Разве за тем ты сюда пришел? Князь ли Олег тебе враг или ты с ним просто землю русскую не поделил? Не тот враг, что из горницы вышел, враг вон там за стенами лагерем стоит, костры жжет и ножи точит, чтобы завтра же начать разбойничать. А половецкому хану все едино, ты ли, Олег ли, лишь бы грабить и в полон русских людей вести. С Олегом или без Олега тебе Чернигова не отстоять. Худо, если еще и черниговцы за мечи возьмутся против тебя.
– Да как ты смеешь князя поучать, – зашипел злобно Глызарь, поднимаясь, наконец, с пола и спотыкаясь о перевернутые лавки.
– Погоди, боярин Иван, – остановил его князь и снова холодно посмотрел в глаза Муромцу. – И что ты предлагаешь?
– Спора с Олегом тебе не решить, пока за ним ханская орда, – ткнул пальцем в сторону окна Илья. – А без половцев можно и поторговаться миром. Не пойдут за тобой черниговцы, пойдут за Олегом, тут уж ничего не поделать.
– Степняков из разных племен, что пришли с Итларем, – сказал Войтишич, – тыщи три. Да еще подходят, так мои лазутчики рассказывают. Да у Олега за городскими стенами полторы тыщи воев. А у нас и двух нет.
– Пусть все остаются в Чернигове, – предложил Илья. – Как стояли по стенам, так пусть и стоят, не двигаются. И факелы пусть жгут. Тут не силой надо. Вон мы с одной сотней Алексы Всеславича и управимся.
– Тут тебе не разбойную ватагу Соловья перебить, – покачал головой воевода Роман. – Степняки в седле с детства, они с саблей и копьем не расстаются. Они воины хитрые и умелые. Как ты хочешь их с одной сотней прогнать. Если только древнее колдовство какое привез из своих лесов муромских?
– Да вы что? – не унимался Глызарь, метаясь по горнице, то хватая воеводу за рукав, то заглядывая в глаза князю. – О чем вы разговоры разговариваете, когда тут измена против князя, когда ваш Муромец…
– Уймись, боярин, – рыкнул на него Владимир. – У нас беда похлеще есть. Мы в Чернигове, как в мышеловке. Того гляди, захлопнется она.
– Так что ты задумал, Илья? – снова спросил Войтишич.
– На стенах виднее, – ответил Муромец. – Пошли, уже рассвело совсем, там все и покажу.
Глызарь дождался, пока все выйдут, и снова зашептал Владимиру на ухо:
– Неужто спустишь мужику, княже? Виданное ли дело! Да за такое голову сечь прилюдно, чтобы другим неповадно было.
– Не время, Иван, – тихо ответил князь. – Сейчас каждый воин на счету, а Илья один сотни стоит.
– Так, может, Олега схватить, пока Илья не видит? Он ведь из города не уйдет, он будет черниговцев подбивать, чтобы ворота хану открыли. Да и хану Итларю будет сподручно напасть, если он узнает, что Олег в наших руках.
– Нет, Иван, сейчас пусть все идет так, как идет. Пусть Олег в городе будет, и пусть свободен будет. Так недовольства у черниговцев поубавится. А дальше посмотрим.
Илья еще со стен черниговского детинца показал, что плотного кольца вокруг города нет. Не хватает у Олега сил полностью осадить город. Вот если подойдут другие племена степняков, тогда дело будет плохо, а пока надо пользоваться случаем.
До самой ночи со стен наблюдали за окрестностями самые глазастые дружинники. А когда совсем стемнело, воевода Роман благословил Алексу и сотню его дружинников.
– Ступайте, други, и думайте о том, что не только за князя Владимира сражаетесь, не за черниговцев, которые сами не ведают, за кого кричат, а за всю землю русскую, которую топчут копыта половецких коней, где летят стрелы и горят избы и поля.
– За свою землю жизней не пожалеем, – за всех ответил сотник.
– Мне это ведомо, – кивнул воевода, подошел к Илье и похлопал по загривку Бурку. – А тебе, Муромец, я пожелаю вернуться со славою да с победой. Много ты сегодня сделал и наговорил такого, за что другой головой бы поплатился.
– Не о земле ли русской я думал, когда говорил или делал? Я ли неправду говорил, воевода?
– Эх, Илья! – Роман покачал головой. – Не всю правду говорить стоит, не во всяком месте и не во всякое время. Как не всякую рыбу есть можно и не всякого зверя в лесу во всякое время бить можно. Поймешь меня, проживешь долго и славно. Будешь не глядя рубить, тебя же твоим мечом и заденет ненароком. Понял ли меня, Муромец?
– Время рассудит да люди добрые, – ответил Илья и пришпорил коня, догоняя сотню.
Весь день, сменяя друг друга, черниговские мужики, кто был верен киевскому князю, разбирали стену Окольного города. Пролом сделали небольшой, всего в три бревна. Только чтобы всаднику проехать. И после первых петухов, в ночь, через этот пролом в стене один за другим стали проезжать дружинники Алексы. Сила Чеботок с десятком воинов проехали первыми и исчезли в темноте, спускаясь в Ецкий овраг. Вскоре появился сам Сила и шепнул Алексе:
– Нет там никого. Пусто. По запаху костров степняки дальше к лесу стоят, у Стрежнева холма. А здесь, за оврагом, их сотни две, не больше. Как со стены видели, так они до сих пор лагерем и стоят.
– Илья Иванович! – позвал сотник Муромца. – Все как ты говорил. Сила проверил да настороже людей оставил. Не передумал ли? Дело опасное, могут и не поверить тебе, а могут с испугу и голову с плеч смахнуть.
– Ничего, – засмеялся Илья, – не впервой. Я со степняками много раз встречался. И в лихой сече, и у костра о жизни говаривал. Послушают меня, не тревожься, Алекса Всеславич.
– Я с тобой пойду, Илья! – вдруг решительно заявил Чеботок. – Вдвоем в любом деле сподручнее. Что стремя подержать, что спину во время боя прикрыть, что по сторонам поглядеть, пока другой воды зачерпнет.
– Идите вдвоем, – согласно кивнул сотник. – Прав Сила.
– Хорошо, – Илья хлопнул Чеботка по плечу так, что у того конь чуть на передние колени не присел. – Значит, жду я от тебя, Алекса Всеславич, знака условного. Как железом по железу трижды по три раза ударишь, так мы и двинемся с Силой.
Сотник кивнул и неторопливо вытянул из ножен саблю. Сотня потянулась за ним в ночь, и вскоре слышно было только, как всхрапывают кони да подкова изредка ударяется о камень. Илья спрыгнул с коня, потрепал его по густой гриве, проверил, хорошо ли подтянута подпруга, не сбился ли комом потник, хорошо ли застегнут недоуздок.
– Что, Бурушка, – тихо заговорил Илья. – Опасное дело нас с тобой ждет. Прямо в лапы степняков с тобой поедем.
Конь насторожил уши, внимательно посмотрел на хозяина и чуть покивал головой, позвякивая удилами. Илья погладил Бурку по шее, тот сунулся мордой к поясу, где частенько висел у Ильи холщовый мешочек. А в нем то морковка сладкая, то кусочек хлеба соленого, то зерна горсть. Но сейчас пояс был пуст, снова только железом пахнуло. И Бурка вздохнул, совсем как человек. Мол, понимаю, не до этого сейчас.
– Ты уж сам там смотри, Бурушка, – снова шептал Илья. – Коли со мной что случится, ты к своим беги, дай им знать. Нечего возле меня стоять, дело ратное, оно ведь общее. Меня враг осилил, так веди помощь, пусть выручает. Так мы дружка за дружку и постараемся.
– Ты никак с конем говоришь? – удивился Сила, обернувшись на Илью с седла. – А я все понять не мог раньше. То ли ты молишься, то ли сам с собой разговариваешь. И что, понимает он тебя?
– Понимает, Чеботок. Да и как в бой идти, если с конем понимания нет. Он ведь друг мне не меньше, чем ты. – Муромец замолчал и посмотрел в сторону. Бурка тут же насторожился и тоже поднял голову.
Там за оврагом, куда ушла сотня Алексы Всеславича, послышался топот копыт, а вот уже и голоса слышны, кричит там кто-то, много людей кричат. А вот и звон оружия послышался. Рубиться там начали. Это Алекса со своими дружинниками из оврага, откуда их и не ждали, наскочил на костры половецкие. Удалось ли без шума подойти к самым сторожам? Не выдал ли Алекса себя шумом?
Муромец беспокоился зря. Сотник Алекса не первый день на ратной службе. Потому и сотником его поставил воевода Роман, что умел Алекса и в открытом поле врага сокрушить железным ударом своей сотни, и в ночи, как хорь к курятнику, подобраться. И воины у него были все как на подбор. Сильные, умелые, храбрые и верные.
И сейчас, выйдя из тесного и глубокого оврага, на рысях сотня двинулась на ничего не подозревавших степняков. Дозорные половецкие воины, что смотрели в сторону Чернигова да в степь по другую сторону Ецкого оврага, никак не ожидали, что именно из темного сырого оврага и появятся русичи. А когда увидели врага, то уже летели в них русские стрелы, так что не успели дозорные большого шума поднять.
Копьями дружинники сбили нескольких верховых, а потом пригвоздили к земле вскакивающих от костров и выхватывающих кривые сабли степняков. И уж когда поднялся шум, то взвились в воздух сабли, пронзительно и лихо крикнули дружинники и с молодецким посвистом кинулись рубить всякого, кто подвернется справа или слева. Пронеслись через становище из конца в конец, сея вокруг себя смерть и оставляя позади только изрубленные трупы врагов.
Нескольких дружинников Алекса сразу отправил в лесок, где коноводы держали половецких коней, а сам развернул сотню и понесся в обратную сторону. Половцы бились поодиночке, собирались десятками, пытаясь дать отпор княжеским дружинникам, взявшимся как из-под земли, невесть откуда. Это пугало больше всего, сеяло панику, потому что степняки привыкли сражаться на просторе, когда ветер в ушах свистит, когда конь несется под тобой, как птица, то заманивая врага за собой, то кидаясь на него, как волки кидаются на отбившихся от стада оленят. И рвут, и терзают, заливая степные травы свежей кровью.
Сейчас им приходилось биться не с дружинниками русского князя, а с какими-то дэвами, которые появлялись то справа, то слева, на скаку свешиваясь с седла и доставая саблями даже лежавших на земле. И умирали половецкие воины, так и не поняв, откуда на них наскочил враг, который малым числом был заперт в городе. Значит, новые силы пришли к русичам, значит, другие князья на подмогу явились. И горе хану Итларю, раз он не увидел приближения новых княжеских полков.
Илья прислушивался к звукам битвы. В ночном воздухе слышно было далеко. И те половецкие отряды, что неподалеку расположились, тоже услышат. Сейчас у многих костров подняли сейчас головы степняки и прислушиваются. Заволновались, что за битва такая, когда вся дружина князя Владимира заперта в Чернигове. Илья усмехнулся в бороду. Это ему и было нужно.
– Не пора, Илья Иванович? – позвал Чеботок.
– Да, поехали. Не ровен час, Алекса даст знать, что все исполнил, как замыслили.
Еще раз потрепав Бурку по густой косматой гриве, Муромец приложил руку к груди, где под кольчугой висел подаренный Апраксией образок, вспомнил девушку с улыбкой. Но мысли сейчас должны быть о другом. Илья вскочил в седло.
Там, недалеко, под склонами Стрежнева холма, расположилось самое большое становище половцев. Итларя там не было. Хан устроился вместе с Олегом и его дружиной по другую сторону города, в широком поле. Видать, не хотел от себя далеко отпускать князя. Не доверял ему или самому хотелось чувствовать себя важным, в соседних с русским князем шатрах жить.
А здесь, у склонов Стрежнева холма, стояли шатры вождей других родов, что пришли с Итларем. И большая часть коней половцы в становище не держали. Коневоды пасли их неподалеку, перегоняя каждый день с одного места на другое. Прокормить конное войско не просто, это Илья хорошо знал. Во время похода орда делится на части и каждая идет своей дорогой, иначе коням просто не хватит подножного корма. И держать во время осады города под стенами конное войско долго тоже трудно. Траву кони объедят в округе быстро, а потом придется грабить села и веси, отбирать у мужиков зерно. Но и оно быстро кончится. И остается идти на приступ или снимать осаду.
Где пасутся сотни половецких коней, Илья с Алексой видели со стен черниговского детинца. И сейчас им нужно было напугать половцев нападением, что сотня Алексы и сделала в темноте у Ецкого оврага. Кое-кого дружинники выпустили из разгромленного и сожженного становища, чтобы те рассказали своим, что произошло.
– Все, Чеботок, – Илья поднял руку, показывая, что пора остановиться. – Здесь будем ждать. Недалече, я думаю, дозорные половецкие за деревьями да в кустах. Как даст нам сотник знать, мы и тронемся дальше. Ты все время позади меня держись да по левую руку.
– А как дозорные нас останавливать не станут, а сразу нападут? – спросил Сила. – Или копьем кинут, или из лука стрелу пустят?
– Не станут они нападать, – тихо ответил Илья, прислушиваясь к ночным звукам. – Они нас не ждут. Они нас за Олеговых дружинников примут. Если только связать для острастки захотят, но убивать не станут. Но ты все равно, Чеботок, на стороже будь, посматривай по сторонам да слушай.
И тут вдалеке за холмом раздались размеренные звуки удара металла о металл. Чеботок схватил Илью за руку, призывая замолчать. Но Муромец уже и сам услышал. Удар, еще один и еще. Потом снова три удара. И в третий раз так же три удара металла о металл. Илья ободряюще кивнул своему товарищу и пустил Бурку рысью вперед. Значит, у Алексы Всеславича все получилось.
Илья ехал, держа копье в руке на весу, не опирая его о стремя. Где-то тут должны быть половецкие дозоры. И надо, чтобы их с Силой остановили да проводили к своим начальникам. Самим им без провожатых да в темноте не добраться, не пересечь становище половцев. Илья ждал голоса, ждал, что навстречу выедет всадник с обнаженным оружием в руке или несколько всадников, что их окружат и станут допытываться, кто да что. Могло все быть иначе, но этого Муромцу не хотелось.
Когда впереди шелохнулись кусты, он так осадил Бурку, что верный конь присел на задние ноги. Илья не увидел в темноте и даже не услышал шелеста взлетевшей в воздух веревки. Он почувствовал, что на них с Силой попытались набросить арканы. Ударив копьем, Илья отбил в сторону одну петлю, летевшую на плечи Чеботку, вторую, которая готова была обвить его самого, поймал рукой.
Половецкий воин, бросивший аркан, пришпорил коня, намереваясь выдернуть русича из седла и протащить уже беспомощного по земле. Но он не знал о силе могучего противника, что держал сейчас второй конец его веревки. Когда она натянулась, Бурка снова уперся всеми четырьмя ногами в землю, а Илья откинулся в седле всем телом назад, напрягся и не дал вырвать аркан из своей руки или самого себя свалить на землю. Половец, не ожидавший такого сопротивления, вскрикнул и, не успев выпустить веревки, слетел с коня и с шумом упал на землю.
Еще двое половцев, выехавших на тропу, замешкались, не понимая, как так могло случиться, что их арканы пролетели мимо цели и русичи все еще сидят верхом.
– Эй, кто вы такие? – коверкая русские слова, тонким голосом крикнул один из воинов. – Куда едете, чего ищете?
– Вот так бы давно, – прогудел Муромец, от его голоса, как от медвежьего рыка, попятились половецкие кони. – Чего арканы кидать да за мечи хвататься, коли языки вам дали.
– Отвечай, рус! – прикрикнул на него половец.
– А ты на меня не покрикивай, – строго отозвался Илья. – Отведи-ка нас к своим вождям да старейшинам. Слово у нас есть для них. А откуда мы, ты не спрашивай. Знать тебе того не надобно!
– Хана Итларя ищешь? – хитро прищурился половец, вглядываясь в огромных русских воинов.
– Не нужен мне твой хан! Сказано тебе, проводи нас до шатров своих старейшин, что под холмом стоят, куда каждый вечер мясо несут жареное и бурдюки с кумысом. И где при свете огня каждый вечер полонянки пляшут.
– Хорошо, рус, – наконец согласился половец. – Только смотри, за оружие не берись. Если ты гость, то как гость в шатер и входи. А то узнаешь, как быстры наши стрелы и как быстры наши молодые воины. Тебе, старому, против них не устоять.
Илья усмехнулся, но промолчал. Ясно, что половец в темноте сумел разглядеть, что русичу уже много лет, что не молодой дружинник перед ним с редким пушком на верхней губе. Да и признать он не хотел, стыдился, что его воины не смогли арканами свалить с коней этих двух странных воинов, которым что-то надо в становище вождей родов половецких. Приказав другим воинам оставаться на месте, половец повел Илью и Чеботка к шатрам.
Когда они достигли первых костров, Илья ощутил, что земля под копытами Бурки начала подрагивать, да и ночной ветерок стал доносить гул множества конских копыт. Половецкие воины прислушивались, тихо переговариваясь да поглядывая на незнакомцев. То ли из Олеговых дружинников, то ли пленники? У большого шатра гостям велено было спешиться.
Оставив копья и щиты на седлах, Илья и Чеботок вошли через откинутый полог в высокий шатер, где на опорных столбах горели масляные светильники. На коврах и мягких подушках сидели знатные степняки в ярких широких портах и расшитых узорами кафтанах. Было их тут больше десятка, все подняли глаза на вошедших. В шатре сразу стало тихо, смолк гул голосов.
– Благослови Господь вашу пищу и ваше питье, – громко сказал Илья. – Ниспошли здоровье вашим детям и женам, убереги ваши стада и жилища от напасти. Меня зовут Илья Муромец, а это мой товарищ верный Сила Чеботок. И пришли мы к вам, уважаемые родовые старцы, слово молвить. И хочу, чтобы вы меня выслушали.
– Кто ты таков, Илья Муромец? – спросил по-русски один из половецких вождей, полулежавший на мягких подушках. – Не из Чернигова ли ты подослан, чтобы силу нашу выведать да князю Владимиру рассказать? Если так, смотри! Твой язык останется здесь, в этом шатре, а ты уедешь в Чернигов.
Многие старейшины и вожди неплохо знали русский язык, всю жизнь прожив вблизи русских земель и почти постоянно общаясь с русичами. Почти все они поняли, что сказал вождь, и довольно засмеялись его шутке и намеку, что гостям, прежде чем отпустить, отрежут языки, чтобы они не смогли рассказать русскому князю о том, что увидели. Илья без усмешки выслушал ответ и заговорил снова.
– Не затем я пришел, чтобы ваши тайны выведывать. Сколько у вас воинов, сколько у вас коней, князь, и со стен Чернигова сосчитать может. Я пришел к вам с другим. Вас хан Итларь привел сюда, чтобы поживиться разбоем, пока русские князья друг друга резать будут, пока их дружины друг друга станут избивать в чистом поле да под стенами Чернигова. Да только не хочет князь Владимир крови лишней, не хочет, чтобы в ваших становищах плач стоял, не хочет он, чтобы и в русских городах горевали жены и матери по напрасно погибшим мужьям и сыновьям своим.
– Чего ты хочешь, Илья Муромец?
– Наш разлад с князем Олегом – дело семейное. Кто кого за чубы потаскает, кто потом с кем мириться станет, не ваша забота. Да только хан не сказал вам, что идет сюда рать сильная. И идет она на помощь князю Владимиру против Олега и против вашей орды, что под стенами Чернигова стоит. Уходите, вожди, воинов своих уводите в степи, пока еще можно. Рассветет завтра, и обрушится на вас сила несметная, и зальются кровью степные ковыли, да потонут в ней перелески и балочки черниговские.
Илья не договорил, когда в шатер втолкнули окровавленного в рваной одежде воина, который рухнул перед вождями на колени и залопотал торопливо, то и дело показывая рукой за спину, на Стрежнев холм.
Чеботок хмыкнул и толкнул Илью локтем в бок. Мол, чуешь, откуда ветер подул? Илья прислушивался к тому, что говорит воин. С половцами ему под Муромом схватываться приходилось не раз, в Карачарове жили несколько половецких семей, что были когда-то в полон захвачены, да так и остались жить с русскими, обзавелись хозяйством. Немного научился Илья понимать по-ихнему, слова чудные выговаривать. Сейчас он стоял и слушал, понимая, где через слово, где через два, что шум и топот копыт услышали сторожевые воины. Поскакали за холм, узнать, что происходит, а тут на них русичи наскочили, многих побили. Этот только и успел вернуться. Ничего толком он в ночи увидеть не сумел, только топот коней слышал. Да еще шли всадники нескончаемым потоком к Чернигову.
Илья с довольным видом поглаживал бороду, зорко поглядывая вокруг. Не взбрело ли кому в голову на гостей кинуться с оружием? Нет, стоят, слушают, в затылках чешут. А дело-то простое. Пара сотен коней, что собрали дружинники Алексы у разбитого становища у Ецкого оврага, да несколько сотен коней, что пригнали дружинники из-за холма, порубив половецких коноводов. И сейчас за холмом в темноте гоняли эти табуны дружинники, маяча среди неоседланных лошадей с выставленными вверх копьями, покрикивая и переговариваясь. И все эти табуны ходили по большому кругу. Вот и подумали те, кто в живых остался, что и правда русичи к городу идут всю ночь. И прошла их уже не одна тысяча.
Вожди подскочили со своих подушек, кто-то из шатра выбежал, созывать своих начал. А тут в шатер втащили еще одного раненого. Тот, увидев Илью с Чеботком, за саблю было схватился, да силы его оставили. Дали ему напиться, выслушали, как на становище у Ецкого оврага наскочили откуда ни возьмись свежие силы дружины киевской. И как всех порубили. Почти две сотни воинов погибли под копытами и саблями русскими.
И тут кто-то в шатре вспомнил, что и в прошлую ночь к Чернигову прошел большой отряд русичей, перебив по пути половецкие заставы. Тут Илья понял, что говорили уже о сотне Алексы Всеславича, которая прошлой ночью пробивалась к городу.
– Видите, храбрые вожди, что я вам правду говорю? – громогласно осведомился Муромец. – Мне хитрить ни к чему. Мы с вами веками жили бок о бок в этих землях. И враждовали, и мирились, и торговали. Всякое было, но никогда мы не хотели, чтобы смерть собирала свою жатву так, как будет собирать завтра. Вас Итларь на убой привел. Ему Олег нужен и Чернигов. Он за это вашей крови не пожалеет.
Чеботок держал под уздцы коней, а Илья стоял у врытого в землю столба-коновязи, сложив руки на груди, и смотрел, как пустеет лагерь. Быстро сворачивались шатры. Сборы были недолгими. Каждый род уходил, не дожидаясь других. Опустела земля возле костров, да и сами костры стали тухнуть, как будто не хотели тягаться со светлеющим небом над лесом, не хотели дожидаться восхода солнца. И когда первые лучи позолотили кроны деревьев, в поле осталась лишь притоптанная трава да черные угли на месте костров.
– Неужто это мы, Илья? – восторженно заговорил Чеботок. – Ушли ведь поганые, совсем ушли.
– Самому не верится, – улыбнулся Илья, повернувшись к товарищу. – Видишь, как получается: за сабли не хватались, в чистом поле не сходились, а город отвоевали.
– Ох и хитер ты, Илья Иванович, – покачал головой Сила. – Не зря тебя даже сам князь Владимир давеча послушался.
– Ну, насчет князя ты не загадывай, – помрачнел Илья, – что у него на уме, нам с тобой знать не дано. А это не наши ли там едут?
Чеботок повернул голову в сторону холма и тоже увидел, как, растянувшись по степи, к покинутому становищу медленно подъезжает сотня Алексы Всеславича. Дружинники настороженно осматривались по сторонам, поглядывали на погасшие костры и следы половецкого лагеря. Наконец, подъехал сам сотник.
– Что скажете, други? – спросил он, озадаченно глядя по сторонам. – По всему видно, их тут тысячи были. И вон там костры горели всю ночь. И дальше за городом шатры стояли. А сейчас нет никого. Неужто поверили и ушли? Не захотели в битве с неисчислимой русской ратью встретиться?
– Так ты, Алекса Всеславич, уж больно похоже шумел там за холмами, – развел руками Илья. – Что бы мои слова, коли не ты с другами! Многих потерял?
– Нет, не многих, – помрачнел Алекса, стискивая ремень повода. – Шестеро там, у холма, поперек седел лежат. Да раненых два десятка. Кто не сильно, а кто, может, и до вечера не доживет.
– В памяти нашей останутся, – вздохнул Илья. – Все ж малой кровью мы обошлись. А что бы тут было, начни мы сегодня большую сечу против всех. И против Олеговых дружин, и против половцев. А Олег ведь был в городе? Может, теперь и он откажется от своего, не станет поднимать черниговцев против Владимира?
– За Олегом и без половцев рать стоит большая. Уж не меньше, чем Владимир с собой привел. Да и хан Итларь по ту сторону города в степи в становище своем. А у него немало при себе воинов, те могли и не уйти. Как-то будет еще, неведомо, Илья Иванович.
Князь Владимир встречал витязей прямо у ворот детинца, на стене, где был сделан бревенчатый помост. Отсюда далеко видно. Опустела степь, а ведь вчера еще стояли половецкие шатры.
Первым по ступеням сбежал воевода Роман. И когда Алекса, Муромец и Чеботок спрыгнули с седел на землю, он принялся хлопать их по плечам.
– Ай да кудесники! Ай да молодцы! Ушли ведь поганые, совсем ушли. Я дозоры послал вослед с голубями, так первые голуби уже и возвратились. Не останавливаясь идут. – Обернувшись к князю, спустившемуся вниз на несколько ступеней, Роман указал на дружинников: – Вот ведь, княже, получилось все, как Илья Иванович советовал. Хитер!
– Хитер, – кивнул угрюмо Владимир и вдруг показал рукой вниз: – А с этим что мне делать?
И тут все услышали, что в Окольном городе стоит шум, и шум тот приближается к детинцу. Толпа горожан во главе с местными торговыми и мастеровыми людьми ввалилась в ворота и запрудила двор перед княжеским теремом. Галдели сразу все, многие размахивали руками. Благо не было видно никакого оружия, кроме обычных ножей и кинжалов на поясах. Иван Глызарь стоял уже возле князя и что-то шептал ему на ухо, зло поблескивая глазами. Роман сплюнул на землю и побежал по ступеням к князю. Вслед ему понеслись крики:
– Ишь, расплевался!
– На чью землю плюешься, воевода?!
– И так заплевали все вокруг, гнать их надо взашей!
Роман встал на ступень ниже князя и поднял вверх руку, призывая замолчать и выслушать. Народ стал галдеть потише, потом многие увидели убитых дружинников, чьи тела привезли поперек седел, на раненых, что уносили в подклеть. Гомон улегся, на дворе установилась тишина, прерываемая лишь громким шепотом и вздохами в толпе.
– Черниговцы! – закричал воевода. – Что шум подняли? Не мы ли половцев прогнали? Посмотрите, ушли поганые от стен! Нечего больше бояться.
– Вас не видели, так и половцев тут не было. А как Владимир пришел, так междоусобица началась! – закричали из толпы.
– Не хотим Владимира, Олега хотим в Чернигове!
Снова поднялся гул, перекричать горожан никак не удавалось. Боярин Глызарь спустился к воеводе и тоже поднял руку:
– Князю дайте слово молвить! Князя послушайте!
– А чего его слушать? Не князь он нам! Пусть уходит из Чернигова! Не уйдет, так мы сами ворота откроем!
И тут Владимир так топнул ногой, что скрипнул под ним деревянный помост и покачнулся. Видно было, как его лицо налилось кровью, как стиснул он зубы и кулаки сжал, аж пальцы побелели.
– Ворота открыть хотите? – закричал князь, и в толпе сразу поутихли крики. – Вы ворота открыть хотите? А кому вы их открывать собрались? Хану Итларю, у которого при себе почти тысяча конников. Тысяча голодных и злых, потому что вашему Олегу нечем им заплатить! А раз нечем, так они сами плату возьмут. С вас возьмут, черниговцы! Я уйду, и кто вас защитит?
– Это еще посмотреть надо, кто нас защитит, а кто нас грабить будет. Не ты ли, князь? – послышалось из толпы, но князь зыркнул бешено глазами и простер руку, указывая на тела убитых ночью дружинников из сотни Алексы Всеславича.
– Я? А вы вон туда посмотрите, туда! Кто за вас жизни свои не пожалел, кто смерть принял под стенами города вашего, от половцев вас избавляя? Я не только о вас думаю, о вас думать мне жаль, потому что вас Господь умом обделил! Я о всей земле русской думаю. Мало вам, что веками степняки грабили и убивали, в полон уводили, жгли да насиловали? Кто их остановит, кто порядок наведет на граничных землях да не допустит сюда поганых? Олег ваш? Так он их сюда сам и привел! И не впервой ему врагов вести в свои земли и свой народ на поругание отдавать. Давайте, открывайте ворота да пустите сами беду в свой дом!
– Это еще неизвестно, – уже тише откликнулись в толпе. Многие молчали, угрюмо переглядываясь.
– Хорошо, я уйду! – крикнул Владимир. – Без злости и обиды уйду. Когда вы поймете, что сделали, вы меня позовете снова, и я приду. Приду и больше не дам вас врагам. Вы сами меж собой это решите. Но уйду я не раньше, чем от стен уйдет хан Итларь. Олегу вас отдам, но половцам не позволю топтать русские земли. Не уйдет хан, пойдет против моей воли Олег, значит, быть большой сече! С Олегом я говорить буду без меча в руках, а с половцами разговора иного не ждите! Вот мое последнее слово. Жду до завтрашней зари!
