Гаррет Уилшоу
Гаррет Уилшоу состоял в службе дознания с семнадцати лет. Перед этим он два года провел в Стетхолльской тюрьме, а до того несколько лет подряд был самым молодым членом банды Крайса, известной своими хитроумными ограблениями. Вклад Гаррета в хитроумность был не малой, но это не спасло его от того, чтобы однажды быть пойманным. В тюрьме Гаррету пришлось нелегко – ибо любое консервативное общество сильнее всего ненавидит молодых и талантливых, а в мире не существует места более закостенелого, чем тюрьма. Поэтому, когда туда наведался помощник лорда дознания Бертрам и выбрал Гаррета, как одного из возможных претендентов, тот был на седьмом небе от счастья.
История его, хоть и любопытная, в службе дознания была отнюдь не уникальной. Примерно половина ее состояла из воров и мошенников – поговаривали, что и сам Бертрам имел за плечами криминальное прошлое, — и не менее одной седьмой были в прошлом профессиональными убийцами. Впрочем, эти-то как раз род деятельности обычно и не меняли.
Когда в столице король Джон, брат королевы, казнил лорда дознания Эреварда, Бертрам был в Стетхолле — а с ним два десятка лучших людей. Уилшоу входил в их число – что в данном случае было особенным достижением, ибо оставшиеся девятнадцать представляли ту самую одну седьмую. Гаррет в профессиональном убийстве ничего не понимал – но его Бертрам ценил не за это.
И не для этого велел держаться поближе к королеве.
***
Гаррет много раз видел ее, как и все остальные служащие разведки, но никогда не разговаривал с лично, несмотря на задание, выданное Бертрамом. Последний, как Гаррет уже успел убедиться, ничего не понимал в женщинах. Как, впрочем, и большинство мужчин.
Солдаты считали королеву складной бабой, но со скверным характером и очень уж худой. Предметом дискуссии обычно становилось слово «баба», ибо многие считали, что более по возрасту и внешности ей подобает «девка». Гаррет в этих спорах не участвовал, называл ее величество просто «королева», и старался как можно реже попадаться ей на глаза.
Он ждал случая.
***
После затяжных дождей резко потеплело. Армия встала на берегу речки с труднопроизносимым названием, вода в которой еще была ледяной – но воздух уже дышал теплом, даже по вечерам, а это располагало к прогулкам. Подчиненные Бертрама, в отличие от солдат, пользовались полной свободой передвижения, — поэтому сразу после заката Гаррет направился к берегу. Он шел и насвистывал под нос популярную в последнее время у солдат песенку, обладающую незатейливым мотивом и непристойным текстом, пока не добрался до перелеска, растущего у реки. Здесь было темнее, чем на лугу, и насвистывание мелодии стало невольно перемежаться тихой руганью по мере того, как Гаррет пытался пробраться в полумраке сквозь заросли. Любой другой на его месте уже давно развернулся бы и пошел обратно, сочтя прогулку вполне состоявшейся, но Уилшоу славился своим упорством, граничащим с упрямством. И раз он решил дойти до реки, значит, именно до реки он и дойдет.
Когда до берега оставалось несколько деревьев, и между стволов стало видно еле различимое мерцание воды, Уилшоу неожиданно услышал плеск. В самом этом звуке не было ничего удивительного, но звук повторился один раз, а потом еще один – и стало понятно, что в реке плещется зверь куда крупнее выдры. Да и не зверь вообще, если уж на то пошло.
Уилшоу слегка подался вперед, одновременно вынимания из ножен кортик, и прислушался к звукам, идущем от воды. Плеск и фырканье продолжились. Это было странно – если бы Гаррет был лазутчиком, старающимся незаметно подобраться к вражескому лагерю, он не стал бы вести себя, как бобер-подросток по весне. Гаррет подошел еще чуть ближе, остановился у последнего дерева и снова прислушался. Все звуки неожиданно стихли. Гаррет сжал руку на рукояти кортика и осторожно выглянул из-за дерева.
В темноте сложно было что-либо рассмотреть, но Гаррету показалось, что он заметил на поверхности воды какое-то движение – и в то же мгновение человек в реке тихо, но очень отчетливо, спросил:
— Кто здесь?
Гаррет застыл на месте. Он никогда не разговаривал с королевой лично. Но как звучит ее голос, безусловно, знал.
Гаррет быстро отвернулся от реки, прислонился спиной к стволу дерева, у которого стоял, и убрал кортик обратно в ножны.
— Гаррет Уилшоу, ваше величество. Из дознания. Вам нужна помощь?
Королева снова фыркнула, на этот раз довольно насмешливо, как показалось Гаррету.
— Благодарю. Я как-нибудь сама.
— Прошу прощения, ваше величество. Я не знал, что вы здесь.
Королева ничего не ответила, но Гаррет услышал, как снова заплескалась вода в реке, и догадался, что королева выходит из воды. У него был хороший слух – он легко различал в ночной тишине тихий шорох ткани.
— Уилшоу?
— Да, ваше величество?
— Есть какая-нибудь причина, по которой вы все еще здесь?
Гаррет усмехнулся про себя. А затем спокойно и уверенно ответил:
— Разумеется, ваше величество. Ведь кому-нибудь еще может прийти в голову пойти к реке. В таком случае я смогу предупредить его о вашем присутствии, и это избавит всех от неловкой ситуации.
— Ситуация, Уилшоу, – произнесла королева прямо у него над ухом, заставив Гаррета подскочить от неожиданности, – получится чрезвычайно неловкой. Каким образом вы объясните этому человеку, зачем оказались здесь в то время, как я купалась?
— Я скажу ему правду, моя королева. Я скажу, что так же, как и он, совершенно случайно оказался здесь.
— И вы думаете, что он вам поверит? Я бы не поверила. Как не верю и в то, что вы остались здесь, чтобы охранять мой покой.
Гаррет хотел было возразить – но сразу по нескольким причинам решил, что куда разумнее будет промолчать.
— Я очень надеюсь, Уилшоу, что этот совершенно случайный эпизод не наведет вас на мысль, что мой покой и впредь нуждается в вашем попечении. Боюсь, это может создать… неловкую ситуацию. Доброй ночи.
И она исчезла – хотя он не услышал ни звука, но по тому, как из воздуха постепенно ушло странное напряжение, Гаррет понял, что королевы больше нет рядом. Он тряхнул головой, сгоняя с себя легкий ступор, — и пошел к реке, поскольку именно это было целью его прогулки, и он не видел никаких причин ее менять. Дойдя берега, присел на корточки и опустил руки в воду. Пальцы мгновенно обожгло холодом. По правде говоря, ничего удивительного в этом не было – но поскольку Гаррет только что слышал, как королева купалась в реке, у него невольно сложилось представление о том, что вода должна быть значительно теплее. Гаррет покачал головой.
Он вернулся в лагерь, насвистывая все ту же песенку. Не удержался от того, чтобы кинуть взгляд на палатку королевы, приютившуюся, как обычно, между шатрами лордов – но в ней было темно, как и почти во всем лагере, если не считать огней костров постовых по периметру. Гаррет еще раз усмехнулся – и пошел спать.
***
Два дня спустя королева, столкнувшись с Гарретом рядом с шатром Бертрама, остановила его и сказала довольно жестко:
— Уилшоу, мне кажется, мы договаривались, что вы не будете строить никаких иллюзий?
Гаррет нахмурил свое красивое лицо.
— Кажется, да, ваше величество, – сказал он с легким недоумением в голосе.
— Тогда почему я теперь везде с вами сталкиваюсь?
Гаррет удивленно взглянул на королеву, а потом вдруг громко расхохотался.
Теперь нахмурилась она.
— Прошу прощения, ваше величество, – постарался взять себя в руки Гаррет, впрочем, все еще слегка посмеиваясь. – Дело в том, что мы с вами сталкиваемся не чаще, чем раньше, – добавил он уже серьезнее. – Просто теперь вы стали меня замечать. Видите ли, на самом деле вы каждый день встречаетесь с очень многими людьми. Только на большую часть из нас вы не обращаете внимания.
Королева молча развернулась и ушла как можно быстрее – что в ее случае означало скорость, граничащую с невероятной. Гаррет посмотрел ей вслед. На его красивых губах играла довольная улыбка.
***
Когда армия королевы перешла Стет, в ее передвижениях снова случились изменения, на этот раз куда более существенные. Имперские войска, рассредоточенные на территории между Стетом и Ином, стали нападать на отдельные части королевской армии, которое в силу своих размеров обладало куда меньшей маневренностью. После нескольких стычек Бертрам предложил пустить впереди войска авангард, занимавшийся разведкой местности – и, при необходимости, ее очисткой. В этот отряд отбирали исключительно добровольцев, не считая службы разведки, которую никто, разумеется, не спрашивал – однако все крайне удивились, когда королева объявила, что возглавлять отряд она будет лично.
Бертрам не удивился.
Он был в ярости.
***
— Не обсуждается! – рявкнул Бертрам.
— Именно, — ледяным тоном заметила королева. – Не обсуждается. Я буду там. Точка.
— И испортите все!
— Ты считаешь, что у меня мало опыта?
Бертрам фыркнул.
— Не может быть мало того, чего нет.
— Ты слышал про «Лиловый отряд»? – спросила королева, слегка прищурившись. – Тот, который на перевале Мо заменял таможню?
— Слышал, — сухо ответил Бертрам.
— А что его больше нет, тоже слышал?
— Тоже, — Бертрам говорил осторожно – потому что он слышал многое. Не знал только, что из этого правда. Обычно он отметал самые сумасшедшие версии, как маловероятные – но сейчас ему вдруг пришло в голову, что как раз самая сумасшедшая версия и была правдой.
— Ты действительно считаешь, что у меня мало опыта? – усмехнулась королева, и по этой усмешке он понял, что да, правда.
Наверное, она хотела произвести на него впечатление. В общем-то, он даже был слегка впечатлен. Но виду не показал.
— Есть большая разница между перерезанием глоток и командованием авангардом, ваше величество, — процедил он. Она снова насмешливо прищурилась – и тогда он не выдержал: — Последнее требует куда больших умственных усилий.
Мгновение она молчала — и вдруг неожиданно протянула руку и схватила его за горло.
– Бертрам. Я буду решать, как, где и что я буду делать, не оглядываясь на тебя или кого-либо еще. А ты будешь бегать, прыгать и крутиться вокруг меня, и, если я скажу ползти, ты будешь ползать, и, если я прикажу тебе повеситься, ты напишешь завещание и повесишься. Ты хорошо меня понял?
Бертрам, чей запас воздуха в легких никогда не был особенно большим, уже мало что понимал, кроме того, что ему совершенно необходимо вдохнуть. Королева отпустила его так же быстро, как и схватила, он тут же отступил на шаг назад, согнулся и закашлялся.
— Ты понял меня? – спросила королева тихо и отчетливо.
— Да, — прохрипел он.
— Мы больше не будем повторять этот разговор. Мы будем обращаться друг с другом уважительно и вежливо, и потому у нас больше никогда не возникнет повода его повторять.
— Это был не разговор, — пробормотал Бертрам, по-прежнему с трудом ловя воздух.
— Тем более в твоих интересах его не повторять, — неожиданно мягко улыбнулась королева. – Спокойной ночи.
***
Бертрам не стал больше спорить с ней. Не потому, что согласился, нет. Просто он понял, что королеве надо дать ошибиться. Жестоко, ужасно ошибиться. Он понимал, что эта ошибка могла им очень дорого обойтись. Но понимал также и то, что иначе ему не удастся с ней совладать.
А без этого все было бессмысленно.
***
В армии решение королевы восприняли с одобрением. В старые добрые времена король всегда шел впереди своего войска – и именно это, по сути, и делало его королем. Он был первым среди равных, лучшим из лучших, лицом рыцарства и примером для подражания. Конечно, тот факт, что теперь примером для рыцарства была женщина, некоторых сильно смущал. Но, в конце концов, в такие времена, как эти, особенно выбирать не приходилось.
Авангард шел впереди остальной армии примерно на полдня, высылая на разведку патрули. Обычно они делились на группы по два-три человека и распределялись на таком расстоянии, чтобы слышать, что происходит с соседней группой. Королева всегда выезжала вместе с кем-нибудь из них – рассказывали, что у нее были отличные слух и зрение. И отвратный характер.
Гаррет очень ждал, когда настанет его очередь. В последнее время они с королевой стали встречаться значительно чаще — но этих встреч было явно недостаточно. Его обаяние, прекрасно действовавшее на всех женщин без исключения, почему-то не имело никакого влияния на королеву. После того разговора у шатра Бертрама она будто перестала его замечать, не удостаивая даже видимостью узнавания, не говоря уж о приветствии. Это не могло не раздражать Гаррета, который надеялся на прямо противоположный эффект. Но он действительно был очень упорным.
С момента появления авангарда Гаррет старался постоянно находиться рядом с королевой. Это было не очень просто, поскольку она имела обыкновение бесследно исчезать и так же неожиданно появляться — но Гаррет не сдавался. Он прекрасно понимал, что в случае королевы действовать нужно осторожно и тонко, и потому выбрал тактику снисходительной иронии. Гаррет подозревал, что она не замечает его сознательно — и потому при каждой встрече неизменно после обязательного поклона чуть насмешливо улыбался, показывая, что все помнит. Иногда позволял себе тихо посмеиваться над ее словами — в эти моменты королева все-таки удостаивала его холодным взглядом, но ничего не говорила. Такое поведение было рискованным, особенно с учетом характера королевы — но Уилшоу добился у Бертрама, чтобы тот по возможности прикрывал его и защищал в случае чрезмерного недовольства королевы.
Но та недовольства не выказывала — как и каких-либо других эмоций по отношению к Гаррету. И все же ему казалось, что он движется к цели.
Потому что однажды он поймал на себе ее взгляд. Они находились далеко друг от друга, шагах в двадцати — но у Гаррета было хорошее зрение, и у королевы, судя по всему — тоже.
Он ожидал, что она сразу отвернется, встретившись с ним глазами — но этого не произошло.
Они стояли и смотрели друг на друга — и Гаррету на мгновение показалось, что глаза королевы блеснули желтым.
На следующий день Гаррет попросил Бертрама поставить его в пару к королеве.
***
Разведка собиралась у восточного края стоянки. Гаррет появился одним из первых – у крайней палатки было всего несколько человек, среди них — королева. Ее легко можно было узнать издалека по длинному кафтану странного покроя, который резко отличался от тяжелых кожаных курток с металлическими пластинами, которые носили остальные.
За последние несколько недель все они настолько привыкли к обществу королевы, что не обращали на нее особого внимания, если не считать поклона, которым каждый должен был приветствовать ее величество. Королева стояла в стороне, сложив руки на груди, и смотрела на небо. Было очень пасмурно. После того, как все собрались, группы стали разъезжаться направо и налево. Когда последние двое скрылись в лесу, королева повернулась к Уилшоу.
— Едем? – спросила она сухо.
Гаррет вежливо кивнул.
Долгое время они ехали в полной тишине. Становилось все темнее. Они стали взбираться по крутому склону наверх, оставляя по левую руку глубокий овраг, когда внезапно королева остановила лошадь. Уилшоу прислушался. Ему показалось, что где-то справа и чуть впереди хрустнула ветка. Королева задержала дыхание.
Крик раздался сразу с двух сторон, и в этот же момент стрела пролетела над левым плечом Гаррета. Голову обожгло болью. Он среагировал мгновенно, прыгнул с лошади, стащив с седла королеву, и покатился вместе с ней по склону вниз к спасительным зарослям неизвестно чего, растущим внизу. Заросли, разумеется, оказались смесью терновника и крапивы, но Гаррет, не обращая на это внимания, постарался затолкнуть королеву как можно дальше вглубь. После чего замер и прислушался. Наверху кто-то бегал, кто-то что-то говорил на резком, ломанном языке, слышался удаляющийся стук копыт. Один раз чей-то голос прозвучал прямо над зарослями, в которых они лежали, и Гаррет перестал дышать. Человек что-то крикнул, немного постоял рядом с ними, а затем пошел вверх по склону. Гаррет осторожно вздохнул.
Голоса еще раздавались в лесу, но все дальше и дальше. Темнело. Наконец Гаррет осторожно приподнялся, по-прежнему чутко прислушиваясь – и внезапно понял, что все это время лежал на королеве.
Он несколько испуганно посмотрел туда, где должно было быть ее лицо – и действительно встретился с ее глазами, выделявшимся в темноте белизной белков.
— Я прошу прощения, ваше величество… – начал он шепотом, и попытался отодвинуться, но шаги снова раздались очень близко, и королева с силой вжала его голову обратно в свое плечо. Оба замерли.
Когда шаги удалились, Уилшоу снова попытался привстать и отодвинуться – и тут почувствовал, что левую сторону головы сильно саднит. Он хотел дотянуться и потрогать, что же с ним случилось – но королева его опередила.
— Больно? – спросила она еле слышно, касаясь пальцами его виска. Там было очень тепло. Гаррет зашипел от прикосновения королевы – потому что было и впрямь больно.
— Что там? – спросил он, хотя непонятно было, что она может разглядеть в такой темноте.
— У тебя рассечено полголовы, – заметила королева спокойно. – И кровь хлещет.
— А, – только и ответил Уилшоу, наконец отодвигаясь и падая на спину.
Он почувствовал, что королева завозилась рядом с ним, но ему внезапно стало очень лениво поворачивать голову и пытаться понять, что она там делает. Неожиданно она снова прикоснулась к его голове, и он вздрогнул.
— Тише, – прошептала королева все тем же деловым тоном. – Я сейчас перевяжу тебе голову. Лежи и не двигайся.
Он послушно приподнимал затылок в такт движениям ее рук, и думал о том, что ему и впрямь по жизни очень везет. Кто еще сможет похвастаться, что его перевязывала сама королева?..
Гаррет невольно поморщился, но уже не от боли. Он явно плохо соображал, а это было очень неудачно. Ведь вот же он, нужный момент. Они вдвоем, в темноте, в зарослях, она лечит его боевые раны…
«И что? — с иронией спросил сам себя Гаррет. — Завалишь ее прямо здесь? Впрочем, даже и заваливать уже не надо…»
Он снова поморщился. Момент был нужным. Но теперь Гаррет совершенно не понимал, как им воспользоваться. Будь на месте королевы любая другая женщина — поцелуй напрашивался бы сам собой. Но с ней...
Королева закончила обматывать его голову и слегка похлопала по повязке с правой стороны.
— Ну вот, – сказала она удовлетворенно. – Выглядит очаровательно.
Он не выдержал и спросил:
— Ты действительно так хорошо видишь в темноте? – и тут же осекся и замолчал, осознав, что увлекся своими мыслями о возможном соблазнении и обратился к ней отнюдь не по этикету. С другой стороны, этикет плохо описывал, как следует вести себя с королевой, если ты лежишь с ней в полной темноте в овраге в зарослях терновника с перебинтованной головой, а наверху в это время ходят вражеские патрули. Может быть, именно так с ней и нужно обращаться в подобных ситуациях?..
Он замер, ожидая ее ответа – прекрасно зная, насколько резким он может быть, – но королева только легла обратно рядом с ним и как-то невыразительно сказала:
— Я вижу сейчас, как днем.
Ее голос звучал устало.
Он пытался осознать то, что она только что сказала. Голова начала кружиться — возможно, он потерял много крови.
— Наверное, это должно быть странно, – заметил он, – видеть все, когда остальные не видят ничего?
— Это не единственная моя странность, – ответила королева спокойно.
Ему нечего было на это возразить.
Голоса в лесу стали стихать. Гаррет почувствовал, что замерзает. Он не знал, сколько времени они пролежали, прислушиваясь к звукам вокруг. Наконец королева вздохнула и быстро и одновременно бесшумно поднялась. Гаррету стало еще холоднее. Он стал неловко выкарабкиваться из зарослей, хватаясь в темноте за колючие ветки. Голова кружилась все сильнее. За то время, что они лежали, лес погрузился в непроницаемый мрак, и Гаррет с трудом мог разглядеть королеву в двух шагах от себя.
— Ты как? – просила она.
— В порядке, – соврал он, борясь с очередным приступом головокружения.
— Тогда идем, – тихо сказала королева.
Разумеется, он отстал тут же, пока пытался подняться по склону оврага. Под конец ему пришлось ощупывать землю перед собой руками, чтобы не оступиться и не скатиться обратно. Когда он, казалось, уже выбрался, королева опять возникла из ниоткуда и взяла его за запястье. У нее были удивительно сильные пальцы. Гаррет выпрямился и послушно пошел за ней.
Это было странно – идти по совершенно черному лесу, смертельно тихому после недавнего шума, когда единственной связью с реальностью оставались тонкие пальцы, державшие его за руку. Он все равно продолжал спотыкаться, потому что ее рука не спасала от мелких кочек и корней деревьев. В какой-то момент Гаррет отнял свою руку и остановился. Голова кружилась невыносимо, повязка на голове была насквозь мокрой. Сначала ему показалось, что королева ушла вперед, оставив его одного, но тут же ее голос раздался совсем близко.
— Идем.
Гаррет покачал головой – забыв о том, что в темноте этого не видно, и тут же вспомнив, что ей-то как раз видно все отлично.
— Нам нужно идти, – сказала она, и он удивился, как мягко звучал ее голос.
— Я не могу, – пробормотал он, слегка наклоняясь вперед и хватаясь за голову.
Неожиданно она схватила его сзади за плечи.
— Идем, – повторила она.
Гаррет выпрямился и снова покачал головой.
— Я не могу, – опять возразил он. – Я вообще не вижу, куда иду.
— Я вижу.
И она повела его. Так и не опуская рук с его плеч, она шла с ним, тихо проговаривая все, что видела перед собой. Когда он оступался, она поддерживала его, и он чувствовал сквозь толстую кожу своей куртки, как сжимались ее пальцы. Голова кружилась до тошноты – кружилась еще сильнее оттого, что мир вокруг начинался и заканчивался ее руками.
Они шли обратно намного дольше, чем ехали сюда. Когда вышли на опушку, где было светлее, чем в лесу, Гаррет вздохнул с облегчением – но королева не отпустила его, то ли не доверяя его координации, то ли не имея возможности оценить, насколько его глаза стали лучше видеть.
Они подошли к лагерю. Постовой тут же вскочил, направив на них арбалет, но королева тихо сказала: «Это мы, Кит», и солдат опустил оружие.
— Кроме нас еще кто-нибудь приходил?
— Нет, ваше величество. Вы первые, – тут он обратил внимание на перевязанную голову Уилшоу. – Что-нибудь случилось?
— Случилось, – коротко ответила королева, не вдаваясь в подробности.
— Позвать лекаря?
— Не стоит. Сама справлюсь.
Она дошла с Гарретом до своей палатки, завела его внутрь и усадила на пол – вернее, на жесткую лежанку, которая служила королеве постелью, – а сама повернулась к узлам, лежавшим в углу. Здесь опять было темно, и Гаррет почувствовал, что его уже почти физически тошнит от того, что он ничего не видит.
— Что происходит? – спросил он невнятно, постепенно обмякая на жесткой кровати королевы.
— Я собираюсь зашивать твою голову.
Почему-то от мысли, что она будет зашивать его в темноте, Гаррету стало совсем нехорошо, и он снова сказал, не подумав:
— А ты не могла бы зажечь свет?
Королева перестала звенеть и шуршать.
— У меня нет здесь света. Никогда.
Ну конечно. Гаррет поморщился – это отдалось болью в виске и дальше к затылку – и вдруг понял, что чудовищно устал. Он покачнулся, но удержался и не лег. В конце концов, это была королевская кровать, хоть королевского в ней и было только название.
Вероятно, королева все это время внимательно наблюдала за ним, потому что она пробормотала тихо «ляг, пожалуйста», и вышла из палатки. Он еще раз покачнулся, но твердо решил, что ложиться не будет.
Она вернулась почти тут же с зажженным факелом, который воткнула в земляной пол палатки. Гаррет облегченно вздохнул — потому что наконец-то мог видеть. Первым делом королева осторожно размотала промокшие насквозь бинты и сняла с его головы старую повязку. Затем, кинув окровавленные тряпки в угол, она подошла к одному из узлов и извлекла на свет небольшой сундучок. Поставила его перед собой на землю, открыла крышку и достала одну из маленьких бутылочек, плотно стоявших в сундучке и переложенных для сохранности мхом. Затем она снова стала рыться в узле, пока не нашла сверток, в котором оказалось множество кусков тонкого чистого полотна. Королева взяла один из кусков ткани, откупорила бутылочку и вылила на тряпочку часть содержимого. Воздух мгновенно наполнился приторно-сладким запахом, от которого голова у Гаррета закружилась еще сильнее. Королева быстро поднялась с колен, подошла к нему и вдруг неожиданно наклонилась и прижала тряпочку к носу Гаррета. Он тут же закашлялся.
— Что это? – с трудом проговорил он, чувствуя, как от кашля глаза наполняются слезами.
— Анестезия, – ответила она спокойно, возвращаясь к узлам и снова чем-то шурша и звеня.
Внезапно Гаррет понял, что это не слезы застилают ему глаза, а просто взгляд постепенно начинает затуманиваться, и он снова теряет всякую связь с реальностью. «Да что же такое! – подумал он с досадой. – Почему уже который раз за день я ничего не вижу, хотя мне так нужно…»
И в следующий момент он провалился во тьму.
***
Когда он проснулся, уже давно рассвело. В мутном свете пасмурного дня, сочившемся через грязно-серые стены палатки, все выглядело унизительно буднично. Гаррет попробовал встать, упал на кровать с пронзительной болью в голове, взял себя в руки и со второй попытки поднялся, неловко пригибаясь под низким потолком. Когда он вышел наружу, молочная белизна облаков ударила его по глазам, и он прищурился, невольно хватаясь за голову.
Вокруг все звенело, лязгало, кто-то кричал, кто-то бегал, и Гаррет ничего не мог понять. Он шел, шатаясь, через лагерь, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто бы мог объяснить ему, что происходит, но все только пробегали мимо, облака на небе слепили, лязг оружия и ржание лошадей били по ушам…
Тонкие пальцы поймали его запястье и оттащили в сторону ровно в тот момент, когда на Гаррета чуть было не наехали на лошади.
— Что ты здесь делаешь? – спросила она резко.
Он попытался что-то ответить, но вместо этого только смотрел на нее, облака слепили все сильнее, а шум в ушах становился все нестерпимее…
Она поймала его, когда он пошатнулся.
— Тебе нужно лечь, – сказала она уже мягче.
— Что происходит?
Она сжала губы.
— Кроме нас никто не вернулся ночью. Тебе нужно уйти до того, как…
Гаррет вздрогнул.
Он не успел понять, что случилось. Что-то просвистело в воздухе, Джоан резко пригнулась. В нескольких шагах за ней в земле торчала стрела
— До того, как начнется это, – прошипела она, выпрямляясь, снова схватила его за руку, и они куда-то побежали, через белый режущий свет облаков, через шум и лязг лагеря, мимо лошадей и людей. Королева что-то кричала, и ей что-то кричали в ответ – но Гаррет чувствовал только ее тонкие пальцы на своем запястье. И ему казалось, что если она отпустит его, то он уже больше не почувствует этого никогда.
Они наконец остановились – где? почему? зачем? – королева повернулась к нему, посмотрела в глаза и сказала очень тихо:
— Постарайся не умереть.
И в этот момент он все понял. Как ошибался сам — и как ошибался Бертрам. Потому что Гаррет, сам того не зная, уже давно достиг цели — и в этом не было никакого смысла. Она не дала бы собой управлять. Ни ему, ни кому бы то ни было еще. Но теперь Гаррет знал, что и впрямь должен постараться не умереть.
Она отпустила его запястье, а в следующий момент в его руку легла тяжелая, холодная рукоять меча.
***
Никто бы не мог обвинить Кеттерли в том, что они не пытались успеть. Конечно, они пытались. Как только задыхающийся гонец прокричал им, падая из седла, что на авангард напали, они не медлили ни единой минуты. Они поднялись и проскакали весь путь, ни разу не останавливаясь, не снижая темпа дикого галопа, так быстро, как могли.
И разумеется, опоздали.
Под ослепительно белым небом лежала поляна, а на ней лежало то, что осталось от лагеря авангарда. Кеттерли со своими всадниками влетел в эту белую пустоту, еще пытаясь успеть, а потом он все увидел – все понял – и замер.
Все уже случилось.
Он медленно обвел глазами поляну, стараясь не приглядываться, не всматриваться, но неизбежно выискивая среди всех тел одно тело, одно лицо, которое бы точно сказало ему, что они опоздали.
Постепенно Кеттерли стал замечать, что тел имперцев чуть ли не больше, чем солдат из королевского авангарда. Он все еще высматривал королеву среди погибших – когда из-за непонятной кучи, которую составляли перевернутые телеги, но далеко не только они, вышли люди. Кеттерли с облегчением вздохнул, узнав среди них и королеву, и Бертрама, и еще многих, многих других… Он вздохнул еще раз. Многих там не было.
А потом он присмотрелся получше, увидел, как шла королева, и по-настоящему испугался.
Хуже всего было даже не ее лицо – потому что оно уже ничего не выражало, – хуже всего было то, как она держала меч. Она не несла его в руке, а волочила по земле, оставляя след, глубокую борону, и именно эта бесстрастная полоса на земле почему-то произвела на Кеттерли наибольшее впечатление. Он медленно спешился и пошел им навстречу. Глубоко поклонился королеве и продолжить говорить, все еще склонившись – чтобы только не видеть ее лица:
— Мы опоздали, моя королева.
Она ничего не ответила. Кеттерли выпрямился, но королева даже не смотрела на него. Она смотрела в сторону, на дальний край поляны, где складывали раненых.
Неожиданно послышались голоса. Все обернулись и увидели, как двое солдат выводят из леса имперца. Королева молча смотрела, как они приближались к ней. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало.
– Моя королева, – громко сказал один из солдат, – он сдался.
Они толкнули пленного вперед, так, что он упал перед ней на колени.
Королева молчала. Пленный смотрел на нее исподлобья. Что-то мелькнуло на ее лице, похожее на чувство, прорываясь через безжизненную маску – а потом она вдруг подняла руку с мечом и ударила сильно, от плеча. Кеттерли вздрогнул.
— Зачем?.. – начал Бертрам. Королева посмотрела на него, Бертрам подавился остальными словами и замолк.
Королева бросила меч на землю и, не глядя на тело, пошла прочь, туда, где лежали раненые.
***
Она увидела его издалека – по белой повязке на голове, сильно утратившей, впрочем, свою белизну. Раненые лежали прямо на земле – больше некуда было их класть, – но она позаботилась, когда его принесли сюда, чтобы его положили на попону. Хотя бы так.
Когда она осторожно опустилась на колени рядом, он приоткрыл глаза и слабо улыбнулся.
— Я просила тебя не умирать, – сказала она. Голос был сухим, недовольным.
— Ты просила постараться, – поправил он. – Я очень стараюсь.
Она закусила губу.
— Получается, что ты зря меня зашивала сегодня, – пошутил он. – Можно было на мне и сэкономить.
Она быстро покачала головой.
— Не зря.
Он снова улыбнулся и прикрыл глаза.
— Возьми меня за руку, пожалуйста.
Она послушно обхватила его за запястье. Его рука была холодной и тяжелой.
Она слышала, как он дышит и как бьется его сердце. Потом она перестала это слышать, но продолжала сидеть, не обращая внимания на всех, кто смотрел на нее издалека.
Когда уже стемнело, она услышала, как прибыло остальное командование армией, вставшей неподалеку. Она слышала их разговоры, слышала, как Лексли спрашивал, где королева. Слышала, как он подошел.
— Моя королева, – позвал он тихо, и в его голосе звучало такое искреннее сострадание, что она выронила мертвую руку, которую все еще сжимала, и вскочила, как ошпаренная. Его жалость добила ее. Не глядя на старого лорда, не желая даже на секунду замечать его печальное лицо, она развернулась и пошла прочь, все быстрее, с одной лишь мыслью – сбежать, освободиться. Исчезнуть.
Лексли не успел больше ничего сказать – королева исчезла в темных деревьях быстрее молнии, а в следующий момент он отчетливо услышал металлический шорох, поднявшийся над лесом.
Ночью стало видно зарево отдаленных пожаров на востоке.
Когда утром они собрали военный совет, королевы все еще не было. Она появилась позже, все с тем же безжизненным лицом и очень уставшими, желтыми глазами. Все избегали ее взгляда.
— … а это значит, что нам нужно точно знать, какого размера армия, ждущая нас впереди, – закончил Бертрам прерванную приходом королевы мысль.
— Нет там никакой армии, – тихо и невыразительно сказала королева. Все повернулись к ней.
— Ваше величество, – начал Бертрам, несколько раздраженно. Он еще злился на нее за пленного, убитого вчера.
— Нет там армии, – повторила королева, глядя на дым, поднимавшийся на востоке из-за леса. – Больше нет.
Все резко повернулись и посмотрели в ту же сторону. Кеттерли почувствовал, как внутренности постепенно сводит от мерзкого, тошнотворного ужаса.
— Давно нужно было это сделать, – сказала королева совсем тихо. – А не играть в человека.
Все молчали. Дым клубился над горизонтом, смешиваясь с молочно-белыми облаками.
