Задавая вопросы
Трактирщик тщательно протер тарелку краем фартука. Поднял ее на свет и придирчиво осмотрел взглядом живописца. При этом глаза его в очередной раз скользнули по посетителю, сидевшему в дальнем углу. Мужчина обладал всеми необходимыми чертами, чтобы подходить под определение «подозрительный тип». Он был молчаливым, высоким, скрывал лицо под полями шляпы и, кроме того, заплатил за выпивку сразу же. На все остальное трактирщик готов был закрыть глаза — он и не такое повидал на своем веку. Но ему было отлично известно — сразу платит в трактире только тот, кто собирается куда-нибудь бежать.
Мужчина, впрочем, никуда не бежал, а пил свой эль невероятно медленно. Время от времени он задумчиво прикладывался к кружке— и внимательно наблюдал за немногочисленными посетителями, в то время как трактирщик внимательно наблюдал за ним. Наконец подозрительный тип допил последний глоток, поднялся и не спеша подошел к стойке. Трактирщик все свое внимание обратил на тарелки.
Мужчина облокотился о стойку и глянул на него из-под полей шляпы серьезными серыми глазами. Трактирщик уже приготовился к вопросу, но посетитель вдруг выпрямился и раздраженно вздохнул. Трактирщик удивленно посмотрел на него.
— Господин?
Мужчина покачал головой и невесело усмехнулся.
— Я сейчас задам этот вопрос никак не меньше, чем в сотый раз.
— Быть может, я смогу дать вам на него ответ? — любезно склонил голову трактирщик.
Мужчина снова усмехнулся.
— Сомневаюсь.
Дверь за его спиной открылась, и в трактир вошел еще один посетитель. Впрочем, «вошел» было не совсем правильным словом. Человек буквально влетел внутрь, резко затормозил прямо у стойки, выкинув вперед руки, выдохнул: «Эля!» и сразу бросил несколько монет. Трактирщик нахмурился.
Сероглазый мужчина тем временем повернулся к вновь прибывшему — и, если бы не шляпа, трактирщик заметил бы, что при этом брови мужчины резко поползли вверх.
Новый посетитель, в данный момент большими глотками поглощавший свой эль, был на голову ниже мужчины в шляпе, хотя часть разницы в росте компенсировалась буйными кудрявыми волосами. У него были умные темные глаза — которые сейчас то и дело беспокойно поглядывали на дверь. Трактирщик тоже поглядывал туда, и всякий раз взгляд его становился все более напряженным.
Кудрявый допил свой эль и наконец посмотрел на мужчину в шляпе. Поскольку на голове у него кроме волос ничего не было, он не мог скрыть свое удивление. Лицо кудрявого озарила широкая улыбка, которая открыла ряд крупных, белоснежно-белых зубов, после чего он с явным удовлетворением сказал:
— Наконец-то.
В тот же момент дверь снова распахнулась — и на пороге показались трое. Они представляли собой насмешку над традиционными человеческими пропорциями, ибо у каждого косая сажень, обычно измеряемая между ладонью и ступней, отлично помещалась в плечах.
Мужчина в шляпе быстро посмотрел на кудрявого, потом на вошедших, потом снова на кудрявого. Брови его так и не вернулись в нормальное положение, но теперь вместо простого удивления в них читался конкретный вопрос. Кудрявый как будто бы виновато поморщился. Мужчина в шляпе вздохнул.
— Еще три кружки, пожалуйста, — спокойно сказал он, поворачиваясь к трактирщику. Тот послушно стал наливать, косясь глазами на верзил у дверей. Они все смотрели на кудрявого, и в глазах у них читалась чистая, искренняя и неприкрытая жажда убийства.
Трактирщик поставил кружки на стойку, мужчина в шляпе кивнул, протянул одну из них к кудрявому, а две другие взял сам.
— Угощайтесь! — неожиданно громко обратился он к вошедшим. Они недоуменно уставились на него.
— Видите ли, у меня сегодня праздник, — продолжил мужчина, начиная медленно идти к ним. Трактирщик напрягся еще сильнее. Он знал такую походку. Когда люди начинали так ходить у него в заведении, дело обычно кончалось не просто разбитыми носами, а трупами и другими сопутствующими неприятностями. Мужчина, вроде бы, вооружен не был. Но это вообще ничего не значило.
Трое у дверей нахмурились и слегка расправили и без того впечатляющие плечи.
— У меня праздник, — продолжил мужчина, — а я не люблю, когда в праздники мне портят настроение. Поэтому я предлагаю не делать этого, а выпить по кружке и очень мирно разойтись.
Один из троих сплюнул.
— И что же это за праздник у тебя? — буркнул он.
Мужчина остановился в нескольких шагах от них.
— Я только что встретил давнего друга. Вон того, — уточнил он, кивнув на кудрявого. Тот приветственно поднял кружку. — Но проблема в том, что встретить-то я его встретил, а вот поговорить еще не успел. А я бы очень, очень хотел с ним поговорить.
— Потом поговорите, — прошипел плевавший.
— Если ему будет, чем, — добавил другой и усмехнулся.
Мужчина вздохнул.
— Я так и думал. А жаль, — тут он вдруг с тоской посмотрел на кружки. — Хороший был эль.
В ту же секунду янтарная жидкость полетела в лицо верзилам, покрывая их игривой струящейся пеной. От неожиданности они застыли на месте, и потому двое не успели увернуться от полетевших вслед за элем кружек. Они глупо замахали руками, ослепленные пеной и оглушенные ударом в лоб, тогда как третий, яростно отирая лицо, попытался дотянуться до мужчины. Тот увернулся быстрым мягким движением, а кудрявый тем временем разбил кружку об голову третьего нападавшего. Тот пошатнулся, поскользнулся в луже и полетел вперед, увлекая за собой и двух остальных и падая прямо под ноги кудрявому и мужчине в шляпе. Последний легко перепрыгнул образовавшуюся кучу малу, в то время как кудрявой вскочил на скамью и оббежал ее поверху. Они одновременно подскочили к двери, но на пороге мужчина в шляпе помедлил на мгновение, обернулся и крикнул:
— Эль — за их счет! — после чего выбежал на улицу.
Наступившую тишину прерывало лишь тихое шипение пены на полу и невнятное кряхтение верзил, пытавшихся встать на ноги. Трактирщик печально смотрел на них. «Это не трупы, конечно, — подумал он, — но, определенно, мокрое дело».
***
Ленни нетерпеливо потыкал палочкой рыбину, скворчащую над костром.
— Оставь ты ее в покое, — посоветовал в который раз Генри. — Она от этого быстрее не приготовится.
— Я знаю. Просто есть хочется.
— Поверь мне, ты не хочешь есть сырую рыбу.
— Это очень спорный вопрос, милорд. Очень спорный.
Генри вздохнул и улыбнулся.
— Ты не представляешь, как мне тебя не хватало, — признался он. — До сих пор я не верил в судьбу, но после сегодняшнего дня готов пересмотреть свое мнение.
— Что вы имеете в виду, милорд?
— Разве это не удивительное совпадение — вот так столкнуться?
Ленни слегка нахмурился.
— Вообще-то, не очень. Если учесть, что последние несколько месяцев я целенаправленно преследую вас.
— Преследуешь?
— Ну да. С того момента, как я столкнулся с Кларой Бринн в Боурсе.
— Что? — Генри вскинул голову.
— Только не говорите мне, что вы ее не помните. Тем более что... — Ленни не закончил фразу.
— Я никак не ожидал услышать, что она в Боурсе, — сухо заметил Генри. — Что она там делала?
— Не знаю, — пожал плечами Ленни. — Могу только заметить, что при встрече со мной она злилась так, как обычно злятся женщины, если их... Все, все, я молчу, — поднял руки он, заметив, как постепенно меняется выражение лица Генри.
— Так или иначе, она сильно помогла мне, сузив область вашего возможного местонахождения до окрестностей Стетхолла. Ну а дальше найти вас было делом нехитрым.
Генри нахмурился.
— Почему это?
— О, — Ленни довольно потянулся, — сложно пропустить высокого таинственного незнакомца, который к тому же пристает ко всем с расспросами о некой девушке.
Генри отвернулся, чтобы скрыть досаду. Он считал, что неплохо маскировался.
— Не волнуйтесь, милорд, — сказал Ленни серьезно. — На самом деле, я просто хорошо знал, кого надо искать.
Он все-таки снял вертел с костра, воткнул его вертикально в землю и стал осторожно отламывать горячие куски, обжигая пальцы.
— Что ты делал с того момента, как я пропал? — спросил Генри, следом за Ленни принимаясь за еду.
— Пытался вас найти. Однако почти сразу выяснилось, что искать вас — практически противозаконно.
— В Тенгейл приезжали?
— Несколько раз. По счастью, леди Теннесси могла совершенно честно говорить, что не знает, где вы и что с вами, равно как и не имеет ни малейшего представления, где могла бы быть принцесса. Ну а потом, когда вы оставили записку, я решил, что надо отправиться на поиски. А то вас же одного нельзя отпускать...
— Ох, нельзя, — мрачно согласился Генри.
— Вы расскажете мне, где были все это время? — тихо спросил Ленни.
Сначала Генри молчал. А потом начал рассказывать. И, что удивительно, чем больше он рассказывал, тем легче ему становилось.
Ему не хватало человека, которому он мог бы рассказать, как сильно во всем ошибался.
Ленни слушал, не перебивая и не комментируя, что, вообще-то, было весьма необычно. Когда Генри закончил, Ленни немного помолчал, наконец тяжело вздохнул и заметил:
— Как я и говорил — вас нельзя одного отпускать. Я так понимаю, вы по-прежнему не знаете, где искать принцессу?
Генри покачал головой, отламывая себе кусок.
— Ну что ж, в таком случае тем более удачно, что мы сегодня наконец встретились, — пробормотал Ленни.
— М-м-м? — рассеянно промычал Генри, жуя и при этом пытаясь выплюнуть застрявшую рыбью кость.
— Три любезных господина, которых мы сегодня так щедро напоили элем — беглые арестанты из Дельты.
Генри попытался что-то сказать, но рыба и кости плохо влияли на дикцию.
— Да-да, милорд, я знаю, что умею выбирать компанию. Но это не важно. Сбежали наши друзья два года назад, когда их согнали на ремонтные работы Восточных ворот. Если вы в курсе, в Дельте преступников продают в рабство, а те, кого никто не купил, отправляются на городские нужды.
Генри наконец прожевал, поэтому мог прокомментировать:
— Я знаю, что представляет из себя дельтская система исполнения наказаний. Не понимаю только, какое она имеет к нам отношение.
— Прямое, если я все правильно понял. Один из троих, Боливар, рассказывал, как его продавали. И кого продавали вместе с ним.
Генри, все еще не особо обращая внимание на слова Ленни, отломал себе еще один кусок.
— Там был арестант, за несколько недель до этого победивший в каких-то соревнованиях на ловкость, — продолжил Ленни медленно, внимательно глядя на своего господина. — Арестант оказался девушкой. И звали ее Джо Дрейк.
Кусок рыбы выпал у Генри из рук и покатился к костру, собирая пыль и золу.
— Насколько я понимаю, — продолжил Ленни, — два года назад принцессу осудили в Дельте и продали в рабство. К сожалению, Боливар не вспомнил, кому именно.
Генри по-прежнему не сводил с него глаз, но Ленни не мог — и не хотел — понимать их выражение.
— Есть какая-то причина, по которой мы все еще сидим здесь? — тихо спросил наконец Генри.
— Есть, — серьезно кивнул Ленни. — И вы сами прекрасно ее знаете. Мы не будем ехать ночью, мы не будем круглые сутки скакать галопом и падать с седла от бессонницы. Потому что это никому не поможет.
Генри отвернулся и долго молчал, глядя на пламя.
— Это никому не поможет, — наконец согласился он. — Но ты же понимаешь, что я все равно не буду все это время спать.
— Вы не будете, — сказал Ленни спокойно. — Но лошади — будут. Ехать-то мы собираемся на них, а не на вас.
***
Место судьи в Дельте было одним из самых лакомых в Лотарии — и, разумеется, одним из самых беспокойных. Каждую неделю через судью проходили сотни заключенных — закон, позволяющий продавать преступника в рабство, превращал судопроизводство в основную статью дохода города. Любой истец мечтал, чтобы его ответчика судили здесь, потому что он получал денежную компенсацию, даже если противная сторона была полностью неплатежеспособной. Обиженный плачет золотыми слезами — так звучала расхожая дельтская поговорка.
Судья Морон занимал свою должность уже больше пятнадцати лет, и за это время сумел прочно укрепить свои позиции, создав особый культ судебной власти. Его слово было непреложно — впрочем, свой авторитет Морон получил ценой терпения и беспристрастности, весьма несвойственных любым представителям власти. Судью боялись и уважали — в конечном итоге он добился того, что мэр Дельты всеми воспринимался лишь как член мороновской канцелярии.
Конечно, на своем веку Морон многое повидал. Не раз и не два друзья или родственники осужденных пытались отомстить ему, не единожды ему угрожали и пытались шантажировать. Морон вышколил городскую стражу, не реагировал на угрозы и не велся на шантаж — и в конце концов все прочно уверились в том, что судья не боится никого и ничего. И так оно и было.
До того момента, пока в городе не появились они.
Внешне они ничем не отличались от сотен других странных и подозрительных личностей, которых Дельта собирала в несметном количестве. Морону доложили о них — ибо они держались всегда вместе и были слишком организованны, чтобы не привлекать к себе внимание и не вызывать некоторой тревоги. Ибо один подозрительный человек — это просто еще один человек, который вызывает подозрение, а вот отряд — это уже серьезная опасность.
Судья выслушал доклад внимательно, но спокойно. Конечно, это была банда. Конечно, иметь банду у себя под носом — очень хлопотно и неприятно. Но судья Морон прошел в Дельте хорошую школу. И он точно знал — если этим головорезам что-нибудь будет от города нужно, они в первую очередь придут к нему. И вот тогда Морон с ними обо всем и поговорит.
Они действительно пришли к нему. Единственная его ошибка заключалась в том, что нужно им было вовсе не от города. Нужно было именно от него. Конкретная информация. Один человек, одно имя.
Морон был принципиален — он не собирался поддаваться угрозам и раскрывать бандитам секретные данные о проданных заключенных. Но они знали, как обращаться со слишком принципиальными собеседниками.
На следующий день после их разговора с судьей банда исчезла из города — а судья Морон был найден мертвым у себя дома. Мало кто связал эти два события друг с другом, ибо у Морона было очень много врагов. Те же, кто догадывался о правде, старались держать язык за зубами. Рассказы о том, как выглядело его тело, разошлись достаточно широко, чтобы заставить всех молчать.
***
Судья, сменивший Морона на его посту, был прямо противоположен по характеру своему предшественнику. Он являл собой типичный пример запуганного самомнения и трусливой самоуверенности — причем жестокое убийство Морона довело эти качества до крайности. Мороново наследие было еще живо, судья по-прежнему считался всеми городским главой — и потому Дельта стала погружаться в пучину неуправляемого беззакония, зиждившегося на капитале и амбициях наиболее предприимчивых горожан. Судья стремился подгрести под себя как можно больше, число его недругов росло пропорционально количеству подгребенного — так что со временем судья стал весьма и весьма нервным человеком. У него было много поводов для беспокойства.
Поэтому совсем неудивительно, что судья, обнаружив на третьем этаже своего особняка незнакомого человека, сначала испустил душераздирающий вопль, затем впал в истерику и наконец потерял сознание, упав на дорогой инкрустированный паркет. Гость, оправившись от изумления, поднял бездыханное тело судьи, затащил в кресло и несколько раз аккуратно, но достаточно настойчиво ударил того по щекам. Судья постепенно пришел в себя, правда, ровно настолько, чтобы испуганно смотреть на посетителя и хранить тупое молчание.
Путем долгих увещеваний и нескольких нетерпеливых окриков гостю все-таки удалось заставить судью заговорить. Поначалу тот заикался от страха так, что разобрать было невозможно ни слова, но после любезно предложенного гостем кубка вина хозяин пришел в себя, и его речь превратилась наконец в более или менее правильную последовательность гласных и согласных звуков, а также необходимых логических пауз. Последние, правда, порой попадали на середину слова — но гость быстро освоился.
Первым, что ему удалось выяснить, были обстоятельства убийства Морона. Из уст заикающегося судьи рассказ звучал особенно зловеще. Но, оправившись окончательно, судья оказался на редкость словоохотлив — поэтому очень быстро гость узнал и все остальное. А именно — кого искали убийцы судьи, где они могли ее найти, и главное — нашли ли.
Гость слушал молча и не перебивал. Чем разговорчивей становился судья, тем молчаливее становился его посетитель, и когда первый наконец выдохся и умолк, в комнате повисла абсолютная тишина.
— Спасибо, — наконец произнес гость.
Судья довольно кивнул — несколько глотков вина на скрученный страхом желудок и пустую от ужаса голову оказали сильное действие.
— Скажите... — начал судья. Гость вопросительно поднял брови. — Кто эта девушка?
Гость долго смотрел на него, прежде чем ответить.
— А вот этого тебе лучше не знать, — заметил он наконец спокойно.
— Но...
— Если хочешь остаться живым и невредимым.
Судья судорожно сглотнул — но мгновение спустя ему пришлось глотать снова, потому что странный гость подошел к окну и выпрыгнул на улицу. Судья услышал, как тот мягко приземлился на крышу крыльца, а потом соскочил на землю, но, когда судья подбежал к окну, на темной улице никого видно уже не было.
***
Они приехали в оружейную мастерскую под Дорнебергом к полудню следующего дня.
Их впустили во двор, приняв за клиентов, поскольку они спрашивали Инкера. Оружейник вышел из конторы — но высокого темноволосого мужчину со спокойным лицом и внимательными серыми глазами интересовало вовсе не оружие.
— Джоан. Джоан Дрейк. Или Джо Дрейк. Я точно знаю, что она была продана в эту мастерскую. И знаю, что год назад сбежала. Мне важно знать, при каких... обстоятельствах это произошло.
— Она сбежала, — сухо ответил оружейник.
— Как?
Инкер молчал. После того, что он видел в этом самом дворе, оружейник не собирался никому ничего рассказывать о Джо. Он сообщил властям о ее побеге — но мужчина был совсем не похож на помощника префекта или клерка дельтского суда. Он стоял рядом с гнедым жеребцом внушительного вида, который тихо, но недовольно фыркал. Второй всадник не спешился и остался у самых ворот.
— Судью Морона убили незадолго до ее побега, — продолжил сероглазый, не дождавшись ответа Инкера. — И украли ее дело из архива. И я знаю, кто это сделал, знаю этих людей. Единственное, чего я не знаю... Они добрались до нее? Или не успели?
Инкер упрямо сжал губы. Мужчина знал, что Джо преследовали. Но откуда? Кто он вообще такой? Не еще ли один из них?
Как будто прочитав мысли оружейника, сероглазый подошел ближе и сказал очень тихо:
— Меня зовут Теннесси. Генри Теннесси.
Инкер вздрогнул. Пристально посмотрел мужчине в глаза.
— Опиши мне ее шрамы. И расскажи мне, как она их получила.
Теннесси усмехнулся.
— Два на левой руке, три на правой. Шрамы кривые. Она упала со скалы.
Инкер долго молчал.
— Идем со мной, — пробормотал он наконец. Теннесси кивнул и махнул рукой второму всаднику. Когда тот подъехал и спешился, Теннесси передал ему поводья своего жеребца. Инкер подозвал Джил, а сам повел своего гостя в здание конторы. Когда они проходили мимо мастерской Герхарда, тот выглянул, но Инкер покачал головой. Ювелир досадливо поморщился и скрылся у себя.
Инкер прикрыл дверь кабинета и жестом пригласил гостя сесть в одно из резных кресел, а сам снял с полки шкатулку и достал из нее банковский вексель.
— Это, — Инкер протянул его Теннесси, — пришло пару месяцев назад. Триста лотаров — ровно столько я заплатил за нее в Дельте.
Теннесси, не отрываясь, смотрел на вексель.
— Моэрна, — пробормотал он.
Инкер улыбнулся.
— Оттуда пришел вексель. Но я очень сомневаюсь, что Джо лично его высылала. Она отнюдь не глупа.
— О да, — согласился Теннесси, поднимая на него взгляд — и Инкер с удивлением понял, что встретил наконец человека, который знал про Джо больше, чем он.
Который, возможно, знал про нее все.
***
Они приехали в Моэрну неделю спустя. Рано утром, еще до завтрака, Генри отправился в банк, несмотря на проливной дождь. В просторном темном холле, в котором пахло чернилами и ценными породами дерева, было пусто — в такую погоду мало кто мог заставить себя выйти из дома пораньше. Клерки зевали и тихо переговаривались, шум дождя снаружи заглушал их голоса. Генри подошел к одной из конторок.
— Чем могу помочь, сударь? — любезно осведомился клерк. Генри улыбнулся про себя. Политика моэрнского банка обязывала клерков быть вежливыми с клиентом — вне зависимости от его внешнего вида и видимого благосостояния. Здесь часто встречали оборванцев, делавших огромные вклады под высокий процент, и роскошно одетых вельмож, столь же внезапно объявлявших себя банкротами. Деньги, говорили здесь, могут водиться в любом кармане, если только он не насквозь дыряв. Именно поэтому клерка нисколько не смутила потрепанная дорожная одежда Генри, и он был так же безукоризненно вежлив с ним, как если бы знал, что перед ним стоит лорд Теннесси.
— Видите ли, — начал Генри столь же вежливо, — я здесь по делам своего друга. Несколько месяцев назад ему пришел вексель из вашего банка. Он просил меня удостовериться, что вексель подлинный.
— Имя?
— Инкер из Дорнберга.
Клерк кивнул и отошел к высокому шкафу, стоявшему у него за спиной. Сначала он искал нужную книгу записей, затем — нужную запись. Генри задумчиво рассматривал потолок. Он был высоким, в кессонах угадывались росписи, но были ли на них изображены львы или розы, Генри сказать не мог.
— Так точно, — подтвердил наконец клерк, отрываясь от книги. — Банк Гика осуществил перевод в наш банк на имя Инкера из Дорнберга. Мы отослали вексель адресату.
— Гик, — повторил Генри, внезапно утратив всю свою напускную любезность.
Он выскочил из банка и побежал по мокрым пустым улицам. Когда Генри влетел в гостиницу, Ленни обстоятельно разъяснял трактирщику, что именно лучше всего приготовить на завтрак.
— Ленни! — крикнул Генри, вбегая. — Плевать на еду! Мы едем в Гик.
Ленни закатил глаза, но видеть это мог только трактирщик.
— Мы только приехали, мастер Рой. Одежда еще не высохла…
— Наплюй на одежду! Пакуй все как есть.
Ленни вздохнул.
— Мастер Рой, я готов исполнить любые ваши указания — но только после того, как вы поедите.
— Ленни!.. — начал было Генри, но слуга смерил его таким взглядом, что он тут же замолчал. Генри знал, что, когда Ленни смотрел так, спорить было бесполезно.
— Ну хорошо. Сделайте нам что-нибудь самое быстрое, — повернулся Генри к трактирщику. — Яичницу, скажем?
— Конечно, сударь. Вам болтунью, глазунью? С беконом, овощами, гренками?
— Самую быструю.
— Разумеется. В таком случае вам подойдет наша специальная яичница с особой добавкой.
— Это с какой же? — спросил Генри несколько рассеянно, думая уже о другом.
— Со скорлупой, — невозмутимо ответил трактирщик, удаляясь на кухню.
***
Дорога из Моэрны в Гик пользовалась дурной славой — но Генри это не волновало. Это была горная дорога — он не мог поверить, что в горах ему может грозить какая бы то ни было опасность. Слишком хорошо он чувствовал себя здесь — даже сейчас, поздней осенью, под порывами почти ураганного ветра, который засыпал их мокрыми листьями и градом капель с отяжелевших, темных ветвей. Поднявшись на высоту, дорога пошла ровно, вдоль неглубокого ущелья, прорезанного узеньким ручьем. По обе стороны ущелья рос густой лес — если бы не крутые склоны, могло бы показаться, что они едут по самому обычному ельнику. Но величественность самих деревьев, особенный, глухой и одновременно странно глубокий шум ветра в них, а главное — сам воздух, чуть разреженный и вместе с тем острый от разлитой в нем свободы — все это не давало Генри забыть, что он снова в горах. Он ехал, не замечая ничего вокруг, думая только о Джоан и постоянно вдыхая запах хвои, камней и вечности.
Уже начало смеркаться, когда они наткнулись на ряд могил у обочины. Ленни остановился.
— Семнадцать, — подсчитал он. — Что здесь могло произойти? Разбойники ведь не стали бы хоронить своих жертв.
Генри пожал плечами.
— В любом случае лучше тут не задерживаться, — заметил он, рассматривая могилы.
Проехав несколько миль, Генри снова остановился и обернулся. У него появилось странное ощущение — какое-то непонятное беспокойство в районе солнечного сплетения, которое он никак не мог объяснить. Генри долго смотрел на дорогу за собой, но беспокойство лишь усиливалось. Наконец он заставил себя повернуться обратно.
— Что-то случилось, милорд? — спросил Ленни. Они с Генри условились, что он будет называть того «мастер Рой» — но иногда привычка снова брала свое.
Генри еще раз обернулся и вздохнул, затем тронул коня.
— Нет. Ничего. Едем.
***
Он нашел ее.
Вернее, он нашел ее счет в банке Гика — счет, с которого Джоан отправила перевод Инкеру через банк Моэрны.
И в тот же день Генри арестовали.
— Сколько раз мне нужно вам повторять — я не знаю, где она, — устало проговорил Генри. — Я сам ее ищу.
— Тогда откуда вы знаете про счет в банке?
— Потому что мне сообщили про него в Моэрне! — не выдержал Генри. — И с чего она вообще вам сдалась? Это же дело лотарцев — ловить своих сбежавших преступников.
— Моэрна и Гик — города-побратимы! — гневно воскликнул сержант. — И помогают друг другу в борьбе с преступностью. Откуда вы узнали про то, что она была в Моэрне? — продолжил он допрос.
Генри молчал. Ему не хотелось подставлять Инкера, а никакой убедительной истории придумать он не успел.
Внезапно за дверью раздался шум, крики — и в комнату ворвался Ленни, тщетно удерживаемый стражником преклонных лет.
— Сударь, этот человек, — Ленни показал на Генри, — лорд Теннесси, мой господин, и я требую, чтобы вы немедленно его отпустили!
Генри сокрушенно вздохнул. Ленни моргнул и тут же сник.
— Милорд, простите… Я забыл…
Сержант внимательно смотрел на Генри.
— Лорд Теннесси? Тот самый лорд Теннесси?
Генри обреченно усмехнулся.
— Вряд ли вы поверите, если я начну отрицать. К тому же, если вам нужен именно лорд Теннесси, вы с тем же успехом можете схватить любого, кто так представится. Для выполнения плана и общей отчетности.
Сержант вытаращился на него, затем подозвал стражника, который все еще держал за рукав расстроенного Ленни, и шепнул тому что-то на ухо. Стражник поспешно вышел. Сержант снова посмотрел на Генри.
— Если вы и впрямь лорд Теннесси, это все меняет, — серьезно заметил он.
— Ну конечно, — мрачно пробормотал Генри. Разумеется, лорд Теннесси представлял для них куда больший интерес, чем сбежавшая лотарская каторжанка.
Дверь отворилась, и вошел молодой мужчина с печальными блеклыми глазами и завитыми кудрями до плеч.
— Ваша светлость, кажется, вам крупно повезло, — обратился к нему сержант.
— Чарли? — выдохнул Генри.
— Здравствуй, Генри, — кивнул лорд Харли-Оксборн, причем выражение его глаз стало как будто еще печальнее.
— Значит, вы забираете его, милорд? — с явным удовлетворением уточнил сержант.
— Да, совершенно верно, — кивнул Чарльз.
— Забираешь меня? — переспросил Генри.
— Арестовываю, если быть точным.
— Не понял.
— Генри, тебя уже неделю разыскивают по всей стране.
— Неделю? — недоуменно переспросил Генри. Он считал, что его разыскивали последние три года.
— По обвинению в убийстве принцессы Джоан, — спокойно ответил лорд Харли-Оксборн, не обращая внимания на тон Генри. — Уорсингтон выпустил указ. Он оставит тебя под арестом, пока не будет выбран новый король.
— Выбран? А что случилось с Джоном?
— Умер, — равнодушно заметил Чарльз. — Идем. Мне еще везти тебя через всю страну.
***
Ленни позволили сопровождать Генри. Лорд Харли-Оксборн считал себя просвещенным — лишать человека единственного слуги казалось ему жестокостью, несовместимой с понятием человеческого достоинства. Генри едва ли нуждался в помощи Ленни — в отличие от Чарльза, он способен был отходить ко сну и вставать с постели без помощи лишней пары рук. Однако компания слуги первые несколько дней оказалась более чем нужной — потому что с ним Генри мог говорить, и говорить откровенно.
Чарльз наотрез отказался объяснять, почему Генри обвиняют в убийстве принцессы, ссылаясь на тайну следствия и прочие юридические условности. Первое время он даже уходил от ответа на вопрос, означает ли это обвинение, что ее нашли мертвой. Однако что-то в глазах Генри смогло пробиться даже сквозь меланхолию Харли-Оксборна — и в конце концов он неохотно признал, что «пока еще нет». Генри не знал, верит ли бывший друг детства в его невиновность — но это было не важно. Он пытался убедить себя, что они просто ошиблись. Что она жива. Все остальное по сравнению с этим не имело значения.
Чарльз неохотно делился всем, что касалось дальнейшей судьбы Генри, но зато готов бы во всех подробностях рассказывать о положении в стране, расстановке сил внутри элит и состоянии экономики. Повествование выходило увлекательным, но невеселым.
Большая часть юга страны была захвачена крессами — формально они пребывали там в качестве сторонних миротворцев, но фактически аннексировали всю территорию между Ином и Стетом. Первый лорд Уорсингтон по закону стал регентом, и пока что ему удавалось держать власть в своих руках, но было совершенно непонятно, кто может стать следующим королем. Ситуация была беспрецедентной — на протяжении двенадцати поколений род Дейлов исправно производил на свет мальчиков, решая раз и навсегда вопрос наследника задолго до смерти действующего правителя. По законам Инландии было бы достаточно и девочки — дочь короля точно так же могла наследовать престол. Однако сейчас, судя по всему, в живых не осталось ни одного прямого наследника. Тех же, кто имел на трон косвенные права, было слишком много, чтобы среди них можно было выделить однозначного кандидата. Почти каждый пэр состоял с королевской семьей в разной степени родства — количество же потомков внебрачных детей того или иного монарха не подлежало исчислению.
Генри слушал Чарли и думал о Джоан. О том, что, где бы она сейчас не скрывалась, рано или поздно известие о смерти брата дойдет и до нее.
Что она будет тогда делать? И что сделают с ней — молодой наследницей, которую вот уже семь лет никто не видел при дворе?
В начале зимы Харли-Оксборн доставил Генри в столицу. Чарльз повел своего арестанта прямиком к регенту, но Уорсингтон не мог принять их, а у Чарльза были в городе дела. Поэтому Генри отвели в камеру — одно из нескольких просторных помещений в полуподвале замка, в которых содержали самых важных государственных преступников. Камера была обставлена скромно, но с достоинством — последний раз мебелью такого качества Генри пользовался у себя дома, в Тенгейле. Даже спальня Клары не могла соперничать в удобстве и дороговизне с камерой королевского узника. Генри невольно улыбнулся и не без некоторого удовольствия растянулся на широкой кровати.
Уорсингтон пришел только под вечер. Генри, успевший задремать, резко вскочил от громкого скрипа и скрежета обитой железом двери. В комнату вошел пожилой мужчина с высоким лбом, подчеркнутым обширной лысиной, и настороженными глазами.
— Здравствуй, Генри, — вежливо произнес регент и тут же нахмурился.
Это были основные черты Уорсингтона — вежливость и хмурость. Двумя другими, насколько Генри помнил, были педантичность и неукоснительное следование букве закона. Это вселяло и надежду, и беспокойство. С одной стороны, Генри знал, что Уорсингтон не осудит его, если у того не будет на руках неопровержимых доказательств его вины. С другой стороны, если Генри не предоставит доказательств своей невиновности, то вряд ли его отпустят.
— Ну что ж, — вздохнул Уорсингтон мрачно, опускаясь на самый краешек стоявшего в противоположном углу кресла. — Я полагаю, ты уже знаешь, почему ты здесь.
— Я не убивал ее, — сказал Генри тихо, но уверенно.
— К сожалению, ты не можешь этого доказать.
— Но ведь и вы не можете доказать, что я ее убивал?
— Я могу доказать, что у тебя было больше возможностей, чем у кого бы то ни было.
— Я не убивал ее, — повторил Генри, начиная раздражаться.
— Ты единственный, кто знал, где ее найти, — покачал головой Уорсингтон. — И потом, я знаю, ее отец, король Джон, четко дал тебе понять, что за жизнь и здоровье принцессы ты будешь отвечать своей головой. У меня нет полномочий лишать тебя головы, но зато есть законные основания ограничить ее свободу.
— Король Джон сам отказался от своей дочери, как только ему подвернулась такая возможность, — тихо, но зло возразил Генри. — Сомневаюсь, что после этого он все еще был вправе возлагать на кого-то другого ответственность за нее.
Уорсингтон снова нахмурился.
— Безответственность других не дает нам права тоже нарушать собственные обязательства, — заметил он. — Скорее наоборот — там, где другие оступились, следует быть особенно внимательным.
Генри молчал. Отчасти от бессильной злобы, отчасти потому, что регент был прав. Генри вел себя безответственно. И знал это.
— Прощай, Генри.
С этими словами Уорсингтон вышел, и дверь с тяжелым грохотом захлопнулась.
Генри долго смотрел на пламя свечи, которую регент принес с собой. Оно опускалось все ниже, пожирая мягкий воск — а затем мигнуло и погасло.
И наступила тьма.
