Глава 35

Константиновская оперлась ладонями о стол.

– А вы понимаете, почему я сейчас нарушаю врачебную тайну и рассказываю вам строго секретную информацию о пациенте?

– Нет, – растерялась я.

Евдокия Матвеевна снова откинулась на спинку кресла.

– Так слушайте, не перебивая. Впрочем, я отвечу на ваш вопрос. Римма чувствовала себя виноватой. Когда Ирма сообщила сестрам о беременности, Мира сразу заняла жесткую позицию: надо делать аборт. А Римма уговаривала сестру рожать, повторяла: «Ребенок – это святое, нельзя убивать зародившуюся жизнь, тебе Господь послал подарок, не надо от него отказываться…» На самом деле о малыше давно мечтала Римма, но у них с Петром Михайловичем детей не было. Зато в интересном положении очутилась Ирма, и Римма Марковна упорно твердила сестре: «Роди ребеночка. Если он тебе не нужен, я заберу его себе». Ирма колебалась, и был даже момент, когда она приняла сторону Миры. Но Римма удвоила нажим и победила, в результате на свет появилась Саша. Мало того, что Римма буквально выпросила этого ребенка, она еще и любила малыша, как собственное чадо. Тетя обожала Сашу-Тему, даже понимая, что ребенок убийца, что на его совести гибель Александра Хитрука и родной матери. Римма была из числа безумных мамаш, которые всегда оправдывают свое дитятко.

Я без спроса взяла со стола Константиновской ручку и стала крутить ее между пальцами. Олег рассказывал мне об одном сорокалетнем мужчине, жестоком сексуальном маньяке. На преступнике висело больше десяти трупов изнасилованных и убитых с особой жестокостью женщин. Не успели чудовище упрятать в следственный изолятор, как к Куприну примчалась его мамаша и зарыдала:

– Боренька не виноват! У него было тяжелое детство, я его родила в семнадцатилетнем возрасте, воспитывала без отца!

– Многие растут в неполных семьях в нужде, но не становятся убийцами, – возразил майор.

– Бореньку заставили! – закричала маменька. – Принудили силой!

– Кто? – удивился Олег. – У него был сообщник?

– Эти бабы, – застучала кулаком по столу мамаша, – его соблазняли! Носили короткие юбки! Ходили в узких платьях! Провоцировали моего мальчика! Накажите их, а не его!

– В смысле, жертв наказать? – уточнил Куприн.

– Да, – закивала посетительница.

– Так они в морге, – попытался вразумить ее майор, – мертвые. Их ваш сын убил.

– И правильно сделал! – воскликнула маменька. – Он очень расстраивался из-за того, что приходилось удовлетворять желания распутниц, дразнящих его! Осудите мертвых!

Самое интересное, что тетка была психически здорова. Она даже организовала у дверей суда пикет из своих подруг, поддерживающих маньяка. На таком фоне любовь Риммы Марковны к ребенку Ирмы кажется не столь уж дикой.

Константиновская, ничего не подозревавшая о моих мыслях, тем временем продолжала рассказ…

Когда Амалия Карловна рассказала о встреченной в квартире Васюковых девушке, Римма Марковна очень перепугалась. Значит, Артем переодевается в девочку и даже тайком приобрел парик, косметику и платье. Часто ли мальчик грешит перевоплощением? И чего от него можно ожидать в дальнейшем?

Испытывая сильное беспокойство, Римма позвонила Евдокии.

– Лекарство не действует, необходимо новое средство.

Константиновская и Рогачева всполошились, стали искать кардинально другие препараты.

И тут случилась новая беда. Римму Марковну вызвали в школу, где ей сообщили о драке в раздевалке и диком случае с порезанной рукой. Тетка схватила Тему в охапку и отвезла в клинику. Там он откровенно рассказал Константиновской о происшествии.

Судьба большая шутница, ей нравится ставить людям подножки.

В сентябре в класс привели новенького – Павла Хитрука. Ну надо же было случиться такому совпадению! Из множества московских школ Роман при очередном переезде выбрал именно ту, где учился Артем. Паша, конечно, не узнал бывшую одноклассницу. Да и как он мог это сделать? Раньше Хитрук сидел за одной партой с девочкой, а теперь увидел мальчика. Но вот фамилия «Васюков» вызвала у Паши не лучшие воспоминания.

Хитрук сильно изменился, он стал крепким, весьма симпатичным, хулиганистым, напористым подростком. И попав в любой детский коллектив, он немедленно становился лидером. Конечно же, Павел начал задирать Артема и его подругу Катю, дразнить, обзывать. Как-то раз Паша очутился с Темой один на один в раздевалке и со словами: «Покажи, что в штанах прячешь», – сдернул с одноклассника спортивные брюки.

Тема взбесился, накинулся на обидчика, Паша достойно ему ответил, мальчишек с трудом разнял физрук. Ну, а потом Артем разрезал себе руку и, капая кровью на тетрадь Паши, поклялся: «Я тебе отомщу – всю правду расскажу». Хитрук онемел, одноклассники замерли, а Васюков наклонился к Павлу и шепнул:

– Я знаю про гараж, Александра и Майю. Я все видел! Я тебя узнал! Бойся меня!

На следующий день Павел не пришел на занятия. Роман спешно забрал сына из школы.

Римма Марковна, узнав правду, налетела на Тему:

– Почему ты мне не сказал, что в класс пришел Хитрук?

– Не думал, что он ко мне привяжется, – ответил Артем. – Да и что такого? Я сам могу с ним справиться.

Римма Марковна снова сменила квартиру. Потом Тема пошел в художественное училище, Рогачева и Константиновская подобрали новую комбинацию препаратов, и вроде бы все улеглось…

– Странно, что Хитрук-старший не захотел встретиться с Темой, чтобы выяснить, откуда он узнал правду о Саше, – вздохнула я. – По логике вещей ему следовало предпринять какие-то меры, чтобы обезопасить Павла.

– Вот тут ничего не скажу, – развела руками Евдокия Матвеевна. – Может, они и пересекались, но мне об этом неизвестно. А после той малоприятной истории последовало несколько спокойных лет. Тема вел себя замечательно, даже подружился с девочкой, забыла, как ее звали…

– Катя Фирсова, – подсказала я, – она уехала на стажировку в Штаты.

Доктор смахнула со стола невидимые крошки.

– Точно. Римма была просто счастлива, ее Тема проявил интерес к противоположному полу. Но потом Катя отправилась в Америку, и Артем стал проводить вечера в одиночестве.

Константиновская перестала возить ладонью по столешнице и стала разгибать железную скрепку.

– Он нас всех обманул. И я, и Людмила, и Римма считали, что период трансформации благополучно пройден. Агрессии Артем не показывал, Саша после той школьной истории никогда не проявлялась, доза лекарств постепенно стала минимальной. Последние годы, приходя в НИИ на осмотр, Тема демонстрировал безупречное поведение. Римма не могла на него нарадоваться. Племянник работал, учился, гром грянул буквально среди ясного неба…

В середине декабря Константиновская и Рогачева улетели в Токио, в Японию их пригласили коллеги для обмена опытом. Рабочая программа была рассчитана на двадцать пять дней, после ее окончания принимающая сторона сделала российским коллегам подарок: тур по стране. Евдокия Матвеевна с радостью согласилась, она любит путешествовать, а вот Людмила Павловна решила вернуться в Москву. Рогачевой не понравилась Япония.

Две недели пролетели как один день, Евдокия Матвеевна влюбилась в Страну восходящего солнца. Ей импонировали трудолюбие и аккуратность японцев, а о технической оснащенности лабораторий, в которых работали местные ученые, можно было только мечтать. В поездке россиянку сопровождала гид Митико, которая и рассказала о монастыре, куда со всех концов света привозят душевнобольных.

– Там творят чудеса, – чирикала Митико, – принесут на носилках спеленутого безумца, а через пару месяцев он делается совсем нормальный. Монахи владеют уникальными методиками и составляют лекарства. Кстати, если человек понравится настоятелю, тот может взять его в ученики, всех тайн он не откроет, но частью знаний поделится.

Константиновская загорелась идеей перенять опыт священнослужителей, и Митико отвезла ее в монастырь. Главный монах оказался приятным, энциклопедически образованным мужчиной, свободно разговаривающим на нескольких языках, Евдокия владела английским. Настоятель предложил россиянке стажировку на суровых условиях: ей предстояло жить в обители с еще тремя женщинами, которые обучались у монахов, питаться в общей столовой, подчиняться местным правилам, запрещающим, в частности, любые разговоры в течение дня, если только разрешение на беседу не дал учитель. Мобильные телефоны были запрещены, телевизора, радио, компьютера в монастыре не было, газет и журналов, впрочем, тоже. Носить надо было местное одеяние, из обуви лишь сандалии. Но все бытовые трудности с лихвой покрывала возможность учиться таким методикам, о которых нигде не прочтешь. И вдруг Евдокия решила, что сможет выдержать четыре месяца без мягкого матраса, сериалов, болтовни и жареной картошки с колбасой. Перед началом учебы настоятель разрешил новой ученице сделать один телефонный звонок. Константиновская обратилась к директору НИИ психической коррекции с просьбой о продлении командировки, тот не стал возражать, лишь предупредил, что обучение в монастыре она должна оплатить сама, а не институт. Митико пообещала связаться с Рогачевой и рассказать ей новость. После этого Константиновская лишилась связи с внешним миром и начала обучение.

В Москву дама вернулась совсем недавно, в начале мая, и узнала, что ее коллега и подруга погибла в январе.

Евдокия Матвеевна умолкла, я задала вопрос:

– Вам ее смерть не показалась странной?

Врач встала и приоткрыла окно.

– Я не успела это осознать, как позвонила Римма. Мы встретились в городе, и я была поражена и внешним видом, и поведением Васюковой. Но еще большее впечатление произвел ее рассказ.

Незадолго до Нового года Римма Марковна, вернувшись домой, обнаружила на кухонном столе гору оберток от конфет «Фестиваль» и увидела ухмыляющегося Тему, который сказал:

– Я совсем забыла, какие они вкусные. Немедленно купи еще. Я нашла в твоем шкафу кулек и весь съела!

Римма приросла к полу. Трудно сказать, что испугало ее больше: отвратительная ухмылка приемного сына или то, что он говорил о себе в женском роде: «забыла», «нашла», «съела». Римма Марковна считала, что Саша больше никогда не появится в ее жизни, врачи тоже разделяли ее оптимизм, полкило оставшихся карамелек давно сохли на полке, Васюкова не могла объяснить, по какой причине она их не выбросила. И вот вдруг вместо доброго сына перед ней вновь возникла отвязная девица.

Как назло, обострение случилось в тот момент, когда оба врача стажировались в Японии. Римме Марковне не у кого было просить помощи, вопрос о вызове обычного психиатра она даже не рассматривала. Васюкова попыталась сохранить трезвую голову, вспомнила слова Людмилы Павловны: «Главное, не дать агрессии разгореться. Не спорь с Темой, постарайся держать ситуацию под контролем. Если увидишь, что Артем становится неадекватен, дай ему вот это лекарство. Но не пытайся предложить таблетку открыто, раствори ее в любой жидкости: в чае, соке, воде. Тема уснет, а ты связывайся с нами».

Римма Марковна хорошо усвоила урок и решила применить его на практике.

– Конечно, солнышко, – дрожащим голосом произнесла она, – сейчас я поеду на фабрику за конфетами. Но сначала дам тебе чайку. Наверное, ты хочешь пить?

Тема рассмеялся.

– Решила меня надуть? Запихнуть таблетки в кружку? Я не дура! Немедленно привези «Фестиваль»…

Я не выдержала и перебила Константиновскую:

– И Римма Марковна бросилась исполнять приказ! Ее соседка Элеонора рассказала мне, что встретила Васюкову во дворе и помогла ей дотащить до квартиры сумку, доверху набитую карамелью. Ну, теперь мне все понятно!

Константиновская вздернула брови.

– Да?

– Да! Элеонора очень боялась какого-то Сашу, бывшего соученика Темы. Римма Марковна не удержалась и поведала приятельнице адаптированную историю семьи. Похоже, Васюковой хотелось с кем-то поделиться, но она не могла сказать правду о болезни ребенка, поэтому в ее изложении Саша превратилась в некого школьника. Думаю, ни в какие Эмираты Римма на Новый год не ездила, письма от сына с объяснением причин ухода из дома не получала. Она наврала Элеоноре и мне. И никто в ее семье гриппом не болел. Правды в рассказах Васюковой было не так уж и много: имя Саша, конфеты «Фестиваль» и невероятная агрессивность «одноклассника». Вот почему Элеонора так перепугалась, когда увидела фантик, выпавший из моего кармана. Эй! Стоп! Я дура!

В Константиновской моментально проснулся врач.

– Не надо излишне резко себя критиковать. Самооценка всегда должна быть положительной. Лучше сказать: «Я умный человек, просто в данной ситуации продемонстрировала не лучшие свои качества».

– Парень, наблюдавший за пожаром! – не успокаивалась я. – Невысокий, худой, джинсы у него болтались ниже некуда, он выбросил фантик. Это была Саша! То есть Артем! Но как он узнал, что в доме вспыхнул пожар? Ой, да ведь это она сама подожгла квартиру Риммы! Или он? Я совсем запуталась в местоимениях.

Евдокия Матвеевна быстро налила в стакан воды и протянула мне со словами:

– Бедная Римма Марковна, она, наверное, совсем растерялась. Помчалась за карамельками, а когда их привезла, Тема уже был полностью в образе Саши. Некоторое время больной не выходил из дома и никуда не выпускал мать.

Я снова не сдержалась:

– И Римма Марковна придумала историю про грипп! Малькова, обеспокоенная странным затворничеством соседки, пыталась зайти к ней в гости. Но Римма сказала об инфекции и под этим предлогом не впустила Элеонору. Почему же Васюкова не позвонила вам в Японию? Я понимаю, по какой причине Римма не обратилась ни в «Скорую», ни к другим психиатрам, но ведь человечество придумало мобильные телефоны, вы могли дать ей дельный совет!

Константиновская посмотрела на меня с укором.

– Неужели вы не поняли, что случай с Сашей-Артемом уникален? Люди с подобным расстройством встречаются редко, специалистов, способных им помочь, существует еще меньше. Врач, который плохо разбирается в проблеме, только навредит, а по телефону лечить пациента невозможно. Необходимые лекарства в аптеках без рецепта никто не отпустит, а еще огромное значение имеет психотерапия. И абсолютно бытовой момент: ученые и доктора не так уж много зарабатывают, роуминг с Японией страшно дорог, мы с Людмилой даже не стали подключать услугу международной связи. А в монастыре, я уже сказала, мобильные были запрещены.

Я покосилась на Константиновскую. Не надо было ей так долго вещать о трудностях заочного врачевания пациента, сразу бы честно призналась: решила сэкономить, поэтому Римма Марковна никогда бы не дозвонилась до Токио.

Психиатр рассказала о событиях, о которых узнала со слов Васюковой.