Глава 20

Галина развернулась и отправилась назад.

– Вы что-то забыли? – удивился Роман Андреевич, открыв дверь.

– Да! – ответила Юдаева. – Хотите квартиру продать?

– Вне всяких сомнений, – кивнул хозяин.

– Тогда проводите меня к вашей матери, – приказала Юдаева.

Глаза у Хитруха забегали.

– Понимаете, там, ну, в общем…

– Бабули нет, – ехидно уточнила риелтор.

– Юлия наболтала, – вздохнул Роман Андреевич. – А что именно она вам сказала?

– Все, – Галя решила сразу пресечь попытки нового вранья, – про воров и убийство.

На лице Хитрука возникло странное выражение.

– Да, было дело.

– Ну, я пойду, – развернулась Галина.

– Эй, погодите! – забеспокоился Роман Андреевич.

– Вашей квартирой нужно долго заниматься, а у меня и без того армия клиентов, – попыталась отделаться от него Галя.

Роман схватил ее за рукав.

– Мы же договорились.

– Договор не составляли, а без оформления наш разговор пустая болтовня, – возразила Юдаева.

– Послушайте меня, – почти с отчаянием попросил Роман, – я расскажу как на духу о случившемся.

– Не уверена, что хочу слушать, – отрезала Галя.

– Сколько вы от сделки получите? – спросил Хитрук.

– Что мое – то мое, – не назвала свой процент риелтор.

– Значит, от моей доли кусок к тебе прилипнет, – пообещал Роман, – я готов поделиться, только помоги.

Юдаева очень нуждалась в деньгах, предложение показалось ей выгодным, и она смилостивилась.

– Я согласна. Но если опять врать начнете, сразу уйду.

Хитрук молча открыл дверь в запертую комнату, за ней оказалась еще одна, железная, со звуконепроницаемой обивкой.

– Интересный дизайн, – оторопела Галина.

– Моя жена шизофреничка, – сообщил Роман.

– Отличная новость! – вспылила Юдаева. – Представляете, какой геморрой с документами будет? Хуже нет, если в квартире псих прописан.

– Она нигде не зарегистрирована, по бумагам совершенно здорова, обычная домашняя хозяйка, я лечу ее частным образом, – поспешил успокоить Галю Хитрук. – Шизофрения болезнь сезонная, весной и осенью Инне плохо, а летом и зимой она нормальна. Едва обострение начинается, я ее здесь запираю и в ход пускаю таблетки с уколами. Дверь такую поставил, чтобы до соседей шум не долетел. Никаких сложностей с оформлением документов не будет.

– Ваша супруга сможет прийти в агентство и подписать в присутствии юриста необходимые бумаги? – уточнила Галя, наблюдая, как хозяин возится с многочисленными мудреными замками.

– Нет проблем! – повторил Роман и распахнул дверь.

– Ух ты, фрукты! – не сдержала возгласа Галя.

Такой комнаты она никогда в жизни не видела. Стены, местами ободранные, кое-где были покрыты белыми звукоизолирующими панелями, какими отделывают радио– и записывающие студии, конторы, где производят шумные работы, но никак не спальни. Окно прикрывала специальная рулонная штора из клеенки, опустишь ее – и ни один луч света не проникнет снаружи и не вырвется изнутри. Мебель, самая незатейливая, сугубо функциональная, была в беспорядке сдвинута в сторону. Больше всего впечатлял пол, ранее покрытый паркетом: на нем, похоже, разводили костер. Перед Галей чернело пепелище, а в воздухе ощущался легкий запах гари.

– Это что? – риелтор ткнула пальцем в головешки.

Роман почесал подбородок.

– Вот, своими силами ремонт делаю. Через пару-тройку дней очищу площадь и тогда рабочих позову, не хочу, чтобы они узнали про пожар.

Галина опешила.

– Не нервничай, – успокоил ее Хитрук, – про грабеж я выдумал. Надо же было соседям объяснить, почему сюда милиция и «Скорая» приезжали, да и тело Павла выносили в мешке.

– Мне все меньше хочется связываться с вашим жильем, – прошептала Юдаева.

– Пошли, чаю налью, – предложил Хитрук.

– Лучше расскажите подробности, – сказала Галя.

– Инна сходила с ума постепенно, – грустно завел Роман. – Сначала у нее характер испортился, мы часто ругались. Но до рукоприкладства не доходило. Однажды Инна пришла домой, мы еще на старой квартире жили, и кинулась на Павлика с ножом, крича: «Саша умер, а ты жив!» Я еле-еле ее от ребенка оттащил.

– А Саша кто такой? – спросила Галя.

– У нас было два сына, – мрачно ответил Хитрук, – Александр старший, Паша младший. У парней была разница в год, и они постоянно дрались. Придешь домой усталый, но полежать у телевизора никак не получится, пацаны обязательно разборку устроят. Инна на работе до ночи торчала, вся воспитательная часть на меня свалилась: уроки, чистить зубы, ужинать, душ принимать, спать ложиться… К полуночи, когда Инна появлялась, я был готов всех на клочки порвать. Работаю, обеспечиваю семью и еще обязан детьми заниматься? У нас с Инной часто возникали стычки… Я много раз предлагал ей:

– Уйди со службы! Платят тебе копейки, работа тяжелая. Если сядешь дома, я сумею вас обеспечить. Мальчишкам нужно внимание и контроль, материнская любовь. Жене – женское, мужу – мужское. Это ведь не мы придумали!

Но Инна категорически отказывалась.

– Я хочу развиваться! – кричала она. – Не собираюсь превращаться в клушу. Когда мальчикам исполнится шестнадцать, мать им станет не нужна, и что мне тогда делать? В сорок лет карьеру не начинают!

Когда в доме есть повод для скандала, война разгорается мгновенно. Роман и Инна часто орали друг на друга, мальчики успокаивали родителей. Александр всегда был на маминой стороне, а Паша защищал папу. И хоть пацаны еще были крошками, между собой они дрались всерьез, никакой любви у братьев не было, их отношения испортились из-за родительских баталий.

Немалую лепту в отчуждение мальчиков внесла Инна. Она приносила сладости, игрушки и одаривала ими Сашу. А Павлу говорила:

– Ты предатель, папин подпевала. Едва отец злиться начинает, ты сразу ему вторишь! Пусть Роман своему подлизе подарки носит, я трачу деньги на того, кто меня любит.

Когда мать уходила в свою комнату, Саша начинал дразнить Павла, показывал ему машинку и говорил:

– А тебе фиг!

Павел моментально впадал в ярость. Отец, в отличие от матери, не спешил делать любимцу презенты и не приносил ему конфеты. Драки обычно заканчивались победой младшего, Павлик топтал автомобильчик и крошил сладости. Саша несся жаловаться маме, Инна наказывала Павла. Едва Роман показывался на пороге дома, как Пашенька принимался рыдать. Отец набрасывался на мать и ставил Сашу в угол. Инна в отместку придиралась к Павлу и лупила его ремнем. «Тихий семейный» вечер заканчивался около двух часов ночи, когда появлялись разъяренные соседи и требовали сделать потише музыку. (Роман всегда включал магнитофон почти на полную мощность, чтобы жители подъезда не услышали скандал.)

В год, когда случилось несчастье, Саша пошел в четвертый, а Паша в третий класс. У Инны работа начиналась в восемь, поэтому мальчиков в школу водил отец.

Двадцать первого сентября Хитрук, как обычно, доставил детей на занятия. В семь вечера он забрал младшего из группы продленного дня, привел его домой и разозлился, не застав старшего в квартире. В это время Саша должен был уже сидеть за уроками. Старшему сыну вменялось самому возвращаться с занятий и пользоваться ключом, спрятанным под половиком, на продленке оставались лишь дети до четвертого класса. Прождав около часа, разгневанный Роман отправился в школу. Там как раз шла репетиция спектакля, которую вела классная руководительница Александра.

– Саша? – испугалась она. – Мальчик ушел. Я велела ему подмести класс, но он сказал, что его за опоздание дома отругают, и убежал.

Роман растерялся. Никаких репрессий за несвоевременное возвращение старшего сына домой не предусматривалось. Саше просто предписывалось, вернувшись из школы, сесть за уроки, а когда он придет, никто не узнает, родители на работе, никто ему выволочку не устроит.

– Куда он мог опоздать? – хмыкнул Роман, который подумал, что сын не хотел заниматься уборкой класса и выдумал причину, чтобы не брать в руки веник.

Учительница ответила:

– Не имею ни малейшего понятия.

– У сына с кем-то намечалась встреча? – спросил отец.

Все вопросы остались без ответа. Роман бросился в милицию, но Саша словно в воду канул – никто не видел, как он покинул школьное здание, куда потом пошел, с кем встретился. Через десять дней после пропажи ребенка оперативники, занимавшиеся поисками, откровенно сказали Хитруку:

– Надежда найти Сашу живым минимальна. Если его похитили ради выкупа, то требование денег поступило бы в течение суток. В вашем случае о выкупе никто не заикался, вероятно, мальчик стал жертвой педофила, эти несчастные погибают максимум через неделю.

Вот тогда у Инны и проявилась шизофрения. Роман повел себя на удивление благородно, не бросил жену. Он быстро обменял квартиру и стал усиленно лечить Инну. Павла отец больше никогда не ругал, даже по мелочам. Более того, он стал баловать сына и нахваливать, постоянно покупал ему игрушки, сладости. Зато Инна, потерявшая своего любимца, при виде Павлика заходилась в истерике, повторяя:

– Почему пропал Саша? Отчего ты жив, а он нет?

Мало-помалу все утряслось. В новом доме, куда перебрались Хитруки, никто не знал об их трагедии. Внешне семья выглядела счастливой, окружающие не подозревали о прогрессирующей болезни Инны и об ее ненависти к Павлику. Правда, во время ремиссии она владела собой, но даже тогда она с трудом общалась с сыном, старалась лишний раз с ним не заговаривать. А вот весной и осенью начинался кошмар. Тогда муж запирал Инну в специально оборудованной комнате, держал на сильных лекарствах и строго предупреждал Павла:

– Не приближайся к матери, она сейчас способна на что угодно, без меня не входи в ее спальню.

Вам это может показаться странным, но и Паша, и Роман привыкли к сумасшедшей, относительно спокойно воспринимали неизбежные обострения ее болезни. Иногда члены семьи, в которой живет шизофреник, теряют бдительность, забывают о том, что больной может быть опасен. Наверное, Павел перестал обращать внимание на папины предостережения и один раз зачем-то открыл комнату, переделанную в палату.

Роман так никогда и не узнал, что случилось в его отсутствие. Он приехал домой, ощутил запах дыма и пошел искать его источник. Отец сначала решил, что сын, готовя ужин, зазевался и что-то сжег, но потом увидел распахнутую дверь в спальню Инны и лежащего на полу Павла. Инна в окровавленном халате прыгала вокруг костра, разведенного на паркете…

Хитрук замолчал, Галине стало до слез жалко хозяина.

– Где сейчас ваша жена? – осторожно спросила она.

– В частной лечебнице, – после некоторого колебания ответил Роман, – врач обещает привести ее в относительно нормальное состояние. Очень вас прошу, продайте квартиру, я хочу отсюда уехать. Мне удалось распустить среди соседей сплетню о том, что Павлика убили грабители. С одной стороны, хорошо, что никто не болтает про Инну, но с другой… Собственно, какая теперь разница? Я скрывал диагноз жены исключительно ради сына, не хотел, чтобы он в анкете на вопрос о родителях, писал: «Мать находится на излечении в психушке», пусть бы сообщал, что она домашняя хозяйка.

– Вы зря волновались, – пробормотала Галина, – при приеме на работу никто справок о членах семьи не требует, можно писать, что душе угодно.

– Это если устраиваешься дворником, – вскипел Хитрук. – В любом приличном заведении кадровик начнет копать и обнаружит: опаньки, а у претендента-то мать тю-тю, со съехавшей крышей, на всякий случай лучше ему откажем. А получение шенгенской визы? Или любой выезд за границу? Консульские работники народ въедливый, обнаружили бы правду об Инне и опустили шлагбаум.

– Сын за мать не отвечает, – возразила Юдаева.

– Ну и наивны же вы! – вдруг засмеялся Роман. – Никто психов не любит, у большинства людей в голове укоренилась мысль: безумие семейная проблема, если мамочка с тараканами в голове, то и сыночек с левой резьбой, на всякий случай не надо с парнем связываться. «То ли он украл часы, то ли у него украли часы, но была в той семье некрасивая история». Не помню, откуда эта цитата, только она очень точно отражает настроение людей. Но сейчас все кончено. Павел в могиле, Инна в лечебнице, а я мечтаю отсюда убраться как можно быстрее. Я был с вами предельно откровенен. Никому ранее не рассказывал о своей семейной трагедии!

Галина, с одной стороны, испытывала жалость к Хитруку, которому досталось по полной программе: один сын пропал, второго убила сумасшедшая жена. Но, с другой, Юдаева была риелтором, ей предстояло продать квартиру «с историей», поэтому она не удержалась и заметила:

– Вы же неглупый человек, понимаете, что покупатель заставит меня вашу биографию под лупой изучить. Нынче полно мошенников. Чтобы после заключения сделки не появились какие-нибудь дети или мотавшие срок заключенные, которые заявят о незаконности операции, агентство должно изучить клиента до лохматых времен. История с исчезнувшим сыном выплывет наружу и отпугнет покупателя. Вдруг Александр не умер, а пропал? Объявится и потребует расторгнуть сделку… Поэтому вы сейчас и были откровенны, понимали: лучше самому все сообщить, тогда вам будет доверия больше. Сначала вы ведь меня надуть хотели, про бабку наплели. А когда сообразили: от вас не первый агент убегает, – тогда и раскрыли семейную тайну.

Хитрук отвел глаза в сторону, и Галина поняла: она правильно расценила его откровенность, он мечтает поскорее покинуть квартиру и готов на все…

Риелтор примолкла и начала ложечкой ковырять кофейную гущу на дне чашки.

– И все же вы продали его квартиру, – уточнила я.

Галина кивнула.

– Да, причем весьма удачно. Я выбила из покупателей приличные деньги, а Хитрук меня обманул – не отблагодарил, хотя и обещал.