Глава 17

Под верхней одеждой у парковщика оказалась майка с надписью «Георгий».

Я поспешила наладить контакт:

– Можно звать тебя Жорой?

– Не-а, – помотал головой юноша, жадно глотая «Оливье», – я Коля.

– Жуй, а то подавишься, – не сдержалась я. – Значит, Николай? Но на майке другое имя!

– На заборе тоже кой-чего понаписано, – заржал парень. – Майку в сэконде брал, там с Николашей не нашлось. Так че рассказывать?

– Про двенадцатый дом, – напомнила я.

Коля придвинул к себе тарелку с супом.

– Я в садике был, мы во дворе гуляли, несколько групп, а воспитательницы на скамейке сидели. Наша Елена Сергеевна домой побежала, ей дочка позвонила, вроде она заболела, вот тетка и попросила, чтоб за детьми другие приглядели, пока туда-сюда сносится. Непорядок, конечно, но я теперь понимаю, что в садике ваще жесть творилась, в группах детей, как тараканов на кухне, было, ели и спали в две смены.

– Ты не отвлекайся, – остановила я Колю.

– Угу, – согласился тот, – помнится, я в песочнице возился, и тут меня в спину толкнуло. Я лицом на ведро упал, нос расшиб, заплакал. Лежу, реву, никто не подходит. Сел сам, смотрю, пыль выше неба стоит, дети бегут, взрослые орут. Ну я и помчался в садик. Как донесся, не помню, перепугался здорово. Потом милиция приехала, «Скорых помощей» налетело, как на войну, народу всякого туча, пожарные. Нас в актовом зале собрали, пересчитали, к подоконникам не подпустили, по группам рассовали и на ночь оставили. Только на следующий день меня мама забрала. Идем мы с ней, а вместо двенадцатого дома гора камней, туман стелется, военные с собаками по развалинам лазают. Я, конечно, с вопросами пристал, и мама сказала, что случилось несчастье, газ взорвался, поэтому здание развалилось. Елена Сергеевна наша погибла, она как раз в двенадцатом жила. Вот ведь судьба, поспешила к дочке и прямиком под взрыв попала! Завал быстро растащили, меньше чем за неделю, потом торговый центр построили. Шумное дело было, в газетах о нем писали! Мама тогда «Вечернюю Москву» выписывала и мне фото показывала: наша улица, мой садик и то, что от двенадцатого дома осталось. Можно еще кофе закажу?

– Валяй, – милостиво разрешила я.

Теперь понятно, почему Васюковы сменили место жительства, им повезло, они в момент трагедии оказались вне дома.

– Не знаешь случайно, где находится школа № 3112? – продолжила я допрос.

– За углом, – бодро ответил Коля. – Я в ней учился и до сих пор иногда захожу. У нас классная была хорошая, не злая. И вообще все педагоги суперские, ни одной суки.

Оплатив обед Николая, я, оставив нетронутым чай, вышла из кафе и сразу нашла школу, которая в самом деле находилась буквально за углом. Николай не только правильно указал дорогу, но и верно охарактеризовал преподавателей. Первая же учительница, очень молодая шатенка, попавшаяся мне в коридоре, обезоруживающе искренне спросила:

– Могу вам чем-то помочь?

Я улыбнулась.

– Навряд ли, я ищу кого-нибудь постарше. Не подумайте, что ставлю под сомнение ваши профессиональные качества, просто мне нужен человек, который работает здесь лет пятнадцать.

Женщина кивнула:

– Понятно. Обратитесь к Таисии Максимовне, она сейчас в кабинете химии, второй этаж, последняя дверь слева.

Таисия Максимовна тоже продемонстрировала замечательное дружелюбие. Она усадила меня за парту и спросила:

– В чем проблема?

– Я журналистка, – бойко стала врать я, – хочу написать документальную книгу о людях, которые в своей жизни пережили катастрофу. Вы помните взрыв двенадцатого дома?

– Еще бы… – поежилась химичка. – У нас два ученика погибло, а трое лишились родителей. Страшная трагедия! Школа почти две недели не работала, она находилась в непосредственной близости от места происшествия, стекла повылетали. Дети в шоковом состоянии были, милиция всех допрашивала.

– Много людей пострадало? – спросила я.

Таисия Максимовна кивнула:

– Да. И физически, и морально. Но хуже всего пришлось Ольге Леонидовне Меркуловой, нашей учительнице труда. Это ее мама Вероника Львовна конфорки на плите открыла, поэтому взрыв и случился.

– Зачем? – поразилась я.

Химичка развела руками.

– Старость не радость, у старухи были проблемы с головой. Вообще-то Ольга Леонидовна не разрешала матери по хозяйству хлопотать, но та не слушалась. За пару недель до трагедии иду я на работу к третьему уроку, вижу Оля по двору школы бежит, красная, растрепанная. Оказалось, соседка позвонила – у нее из-под мойки вода потекла, кухни у них через стенку находились…

Меркулова поспешила домой, благо бежать недалеко, нужно лишь завернуть за угол. Вместе с разгневанной соседкой Ольга Леонидовна вошла в свою квартиру и сразу поняла, что произошло. Вероника Львовна решила почистить картошку на обед, сложила клубни в раковину, открыла воду, но отвлеклась – пошла за чем-то в гостиную, села в кресло и… заснула. Когда дочь разбудила мать, та так и не сумела вспомнить, по какой причине покинула кухню. Одна из картофелин заткнула отверстие слива, и случился потоп. Пострадала соседка, чья кухня находилась за стеной, и нижний этаж. Но самое страшное выяснилось в тот момент, когда учительница и соседка открыли входную дверь: в воздухе попахивало газом. Вероника Львовна не только отвернула кран с водой, но еще и включила конфорку, забыв зажечь огонь. Поняв, от какой беды спасло дом «наводнение», соседка ужаснулась и помчалась в ДЭЗ.

– Старуху надо поместить в психиатрическую клинику! – кричала женщина. – Она всех убить может! Или пусть дочь уходит с работы и следит за матерью!

Кое-как Ольге Леонидовне удалось замять это дело. Она дала скандальной особе денег на ремонт и взяла с матери честное слово не заходить на кухню. Но не прошло и месяца, как рванул взрыв и от двенадцатого дома остались одни воспоминания.

– Да уж… – покачала я головой. – Неужели блочная башня может полностью разрушиться от газа, который течет из одной конфорки?

Таисия Максимовна пожала плечами.

– Я не взрывотехник. Но, похоже, Вероника Львовна открутила на полную мощь все вентили. Старуха просто выжила из ума. Ольга Леонидовна хороший человек, знающий педагог, но она обожала мать и не хотела замечать очевидный факт, что та, увы, стала недееспособной. И кто вам сказал, что двенадцатый дом был башней?

– Ну, вокруг высятся именно такие постройки, – растерянно ответила я.

– Верно, – подтвердила учительница. – Но взорвавшийся дом не походил на остальные, это был трехэтажный барак, в котором жили работники химического завода. Москвичи на предприятие не рвались, вот и заманивали иногородних столичной пропиской и служебной площадью. Домишко небольшой был, да народу в нем густо понатыкали, коридорная система, в каждой комнате по семье. Хорошо хоть днем рвануло, жильцы в основном на службе были, но все равно погибших оказалось много. Кое-кого опознать не смогли, от одной моей ученицы даже косточек не осталось. Между нами говоря, ужасная была девочка, но никто такой жуткой смерти не заслуживает. Я в те годы преподавала в младших классах, химией позднее увлеклась, и Саша моей ученицей была. Поверьте, я такого ребенка никогда более не встречала! Некрасиво, конечно, так говорить о покойной, но другого слова, как оторва, не подобрать. Хуже мальчишек! Ходила с рогаткой, била окна, в семь лет я ее с сигаретой поймала, а через полгода обнаружила в компании пятиклассников с бутылкой водки.

Таисия Максимовна примолкла, потом продолжила:

– Раньше наш район был не очень благополучный. Здесь, кроме завода, еще были склады, промзона, и всюду приезжие трудились, общежития густо стояли. Школа в три смены работала, утром и днем детей обучали, вечером взрослых, кто хотел десятилетку окончить. Мы, учителя, очень много сил тратили на воспитание ребятишек, за счет школы водили их в музеи, театры. Ученики нам всякие попадались, некоторые матом разговаривали, просто не знали другой речи. Таких не следовало ругать. Ну как себя должен вести семилетка, если он живет на пятнадцати метрах с мамой веселого поведения, больной бабушкой и только что вышедшей замуж за алкоголика тетей? Поверьте, никаких жизненных тайн для такого малыша нет. Днем он видит кавалеров матери и гулянку, а ночью подсматривает за новобрачными. В моем классе из двадцати восьми человек подавляющее большинство было таких. Но Саша! Ее-то воспитывала интеллигентная женщина! У них была собственная «двушка», набитая книгами, девочка имела все: дорогие игрушки, красивую одежду, вкусную еду. Семье Васюковых можно было позавидовать.

– Васюковых? – подпрыгнула я. – Семья Васюковых?

– Ну да, – кивнула Таисия Максимовна, – Саша Васюкова, так звали отвратительное создание.

– Девочка? – глупо переспросила я.

– Именно так, – согласилась учительница. – Она мой педагогический провал!

Я постаралась побороть свое удивление и продолжила расспрашивать милую химичку:

– Что-то я запуталась, извините. Если барак был общежитием, то откуда у Васюковых свои хоромы?

Таисия Максимовна оперлась локтями о стол.

– Мать Саши имела какие-то льготы, вот заводоуправление и выделило семье квартиру. Барак из нескольких подъездов состоял. В первом жили так называемые «комнатники», а во втором половина «квартирников», по местным понятиям, элита: личная ванная, своя кухня. Знаете, иногда подростки драки устраивают, один квартал с другим махается. А в бараке «комнатники» бились с «квартирниками». Такие истории разыгрывались! Если не дай бог девочка из первого подъезда хотела выйти замуж за парня из второго, родители последнего ее никогда не принимали. Монтекки и Капулетти дети по сравнению с теми жильцами!

– Думаю, квартиры в бараке не могли считаться элитными, – сказала я.

Таисия Максимовна подняла брови.

– Конечно, но у жителей было на то свое мнение. «Квартирники» звали «комнатников» оборванцами, а те отвечали им завистью и ненавистью. Сколько раз было: иду в школу, вижу, на пустыре веревки обрезаны, чье-то чистое белье в грязи валяется. Еще мусорный бак они поделить не могли, вечно его с места на место таскали. Санки, коляски, детские велосипеды ломали, кошек травили.

– Ужасно, – вздохнула я.

Таисия Максимовна встала и подошла к окну.

– Вы правы. Я понимала, что взрослых людей не исправить, но детям надеялась внушить хоть какие-то благородные мысли. Да только часто мои усилия были напрасными. Очевидно, некоторые привычки всасываются с молоком матери. В бараке даже трехлетние малыши испытывали друг к другу неприязнь, а в школе шла натуральная война. И самым активным ее солдатом была Саша, девочка из элитной квартиры дружила с «комнатниками» и активно делала гадости членам своей «стаи».

– Она погибла при взрыве? – спросила я.

– Да, – мрачно ответила учительница. – Их с матерью нашли в самом конце пожара. Безумная старушка Вероника Львовна жила через стену от Васюковых. Это мать Саши устроила скандал Ольге Леонидовне. Очень странно!

– Что странного в той ссоре? – не поняла я.

Таисия Максимовна начала смахивать с подоконника пыль.

– Васюкова… Забыла я ее имя, какое-то необычное. И у нее, и у сестры.

– Римма и Мира, – подсказала я.

– Ну… вроде, да, – протянула Таисия, – хотя… может, и по-другому их звали. Так вот, Васюкова была очень спокойной, никогда не спорила с учителями, без пререканий сдавала деньги на классные расходы, а когда я обращала ее внимание на не совсем невинные шалости Саши, отвечала: «Таисия Максимовна, милая, девочка слишком активная, я не знаю, что с ней делать». Я посоветовала отдать хулиганку в спорт, здесь неподалеку есть стадион. Но Сашу из секции выгнали. Честно говоря, мне было жаль ее мать. Грех, конечно, но иногда я думаю, что смерть к девочке пришла вовремя, Васюковы бы не смогли справиться с Сашей. Если она младшей школьницей столь разнузданно себя вела, то что с ней в восьмом классе стало бы? Правда, Васюкова в последний год жизни за дочь взялась. Саша при своей хулиганистости обладала слабым здоровьем: три дня посещает занятия, полмесяца болеет. С умом у нее было нормально, а трудолюбия и усидчивости ноль. Отметки в дневнике, словно график температуры больного малярией: два, два, пять, пять, кол. Мать очень переживала, и тетка тоже. Ну надо же, совсем забыла их имена!

– Мира и Римма, – снова подсказала я.

Учительница нахмурила лоб.

– Похоже… но вроде не так. Инна! Вот, мать звали Инной! Или нет? Что ж с моей головой творится? Внутренним зрением отлично женщин вижу, очень были похожие, как близнецы, с небольшой разницей в возрасте. Саша у них одна на двоих была, то мама, то тетя ко мне приходили. Знаете, иногда в нормальной семье вырастает отвратительный ребенок. Мда… тяжелый у нас тогда год выдался… За несколько дней до взрыва мальчик пропал из четвертого класса, ушел из школы, а домой не вернулся. Учителя, естественно, на нервах, хоть и не отвечают за ребенка, когда он наш двор покинул, но ведь мы сами матери! Не успели одно горе пережить, как дом взлетел на воздух.

– Саша была у Васюковых единственным ребенком? – потрясла я головой. – Вы, наверное, забыли про Артема. Он сын Риммы Марковны.

– Артем Васюков? – переспросила химичка. – Не припоминаю такого. Ни о каком брате Саша никогда не упоминала.

– Мальчик находился на домашнем обучении, – уточнила я.

– У нас таких детей не водилось, – отрезала Таисия Максимовна, – все ходили в школу. Даже Леня Капустин в инвалидном кресле приезжал. А что за болезнь была у ребенка?

– Гастрит, – озвучила я название недуга. – Артему прописали строгий режим, еду по часам, диету.

Химичка с недоумением посмотрела на меня.

– Гастрит? Он у каждого второго! В таком случае ребенок не ест в столовой, а приносит с собой судок из дома. Мы купили СВЧ-печь, установили около нее дежурство, сотрудник пищеблока греет еду малышам.

– Артем был приписан к вашей школе более десяти лет назад, – заметила я.

– Ну и что? – не сдалась Таисия Максимовна. – Гастрит никогда не считался тяжелой напастью, если только…

– Говорите, – поторопила я ее.

Таисия Максимовна смутилась.

– Не хочется ни о ком из детей распускать слухи.

– Верю, – согласилась я, – но все же скажите что хотели.

Химичка сложила руки на груди.

– Иногда семилетка отстает в развитии. По идее, такого ребенка следует отправлять во вспомогательную школу, но тогда у человека останется клеймо на всю жизнь. У нас было два случая, когда дети с легкой формой олигофрении получили нормальные аттестаты, учителя пошли навстречу родителям, те оформили домашнее обучение по болезни. Не помню сейчас, какой диагноз стоял в бумагах, но он никак не был связан с плохими умственными способностями.

– Артем Васюков один из тех детей! – обрадовалась я.

– Нет, – возразила Таисия Максимовна, – это были девочки, Галина Андреева и Татьяна Стефаненко.