Глава вторая. История умирающего
Через несколько минут экипаж доехал до госпиталя. Незнакомец, которого привезли на нем, был помещен в той же самой палате, в которой находился до своего выздоровления Бен Раддл. Таким образом, больной мог найти полный покой.
Этим он был обязан Сумми Скиму, который воспользовался своими связями, чтобы добиться этого.
– Это француз, почти соотечественник! – сказал он Эдите Эджертон. – То, что вы сделали для Бена, я прошу вас сделать и для него. И я надеюсь, что доктор Пилькокс вылечит его так же, как он вылечил моего кузена.
Доктор немедленно пришел к новому больному. Француз не приходил в себя, и глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилькокс констатировал очень слабый пульс и едва ощутимое дыхание. На теле больного, ужасно похудевшего от лишений, усталости и нищеты, никаких ран не было. Не могло быть сомнения, что несчастный упал у дерева от усталости. Конечно, если бы он остался там на ночь, он умер бы.
– Этот человек наполовину замерз, – сказал доктор Пилькокс.
Больного завернули в одеяла, обложили горячими бутылками, дали горячительных напитков и растерли, чтобы восстановить движение крови.
Было сделано, одним словом, все возможное. Однако все эти меры не приводили его в сознание.
Вернется ли к нему жизнь? Доктор Пилькокс не решался высказать определенное мнение.
Жак Леден – таково было имя незнакомца, судя по адресам писем, написанных его матерью и найденных в его бумажнике. Самое последнее из этих писем имело штемпель Нанта и было послано пять месяцев назад. Мать писала сыну в Доусон. Она умоляла его ответить ей, чего он, может быть, и не сделал.
Бен и Сумми прочитали эти письма и передали их затем Эдите и Жанне Эджертон. Содержание их глубоко взволновало обоих кузенов и девушек. Это видно было по выражению лиц мужчин и по слезам, которые проливали девушки. Письма эти содержали бесконечные советы, ласки и просьбы вернуться.
В каждой их строке проглядывала глубокая материнская любовь. Несчастная женщина упрашивала Жака, чтобы он берегся, чтобы он отказался от поисков золота и вернулся домой; это было ее единственное и постоянное желание; она готова была с легким сердцем переносить нищету, лишь бы с ней был сын.
Эти письма давали полезные указания относительно Жака Ледена. В случае его смерти, благодаря им, можно было известить мать о постигшем ее горе.
При помощи их – всего было десять писем – удалось узнать, что Жак Леден покинул Европу года два назад. Он не прямо направился в Клондайк. Адреса некоторых писем показывали, что раньше он искал счастья на приисках Онтарио и Британской Колумбии. Затем, заинтересовавшись заманчивыми слухами, которые сообщали доусонские газеты, он присоединился к бесчисленным золотоискателям, направлявшимся в эту страну. По-видимому, он не был владельцем какого-либо прииска; по крайней мере, в его бумажнике не нашлось никакого документа на право владения. Вообще, кроме писем, в нем не было никаких других бумаг.
Был, впрочем, один документ, но его уже не нашлось в бумажнике. Он оказался в руках Жанны Эджертон, которая не подумала даже сообщить о нем ни своей кузине, ни друзьям. Только вечером она вспомнила об этом странном документе и, разложив его на столе, при свете лампы занялась его разгадкой.
Это действительно была, как она и предположила с самого начала, географическая карта. Довольно неправильными линиями на ней был обозначен карандашом берег океана, в который впадала какая-то река с несколькими притоками. Судя по рисунку, эта река направлялась на северо-запад. Но был ли это Юкон или же его приток – Клондайк? Такое предположение едва ли было правильным. По смыслу карты речь могла идти лишь о Северном Ледовитом океане и о местности, расположенной за полярным крутом. При пересечении одного из меридианов, который был помечен 136°15′, и параллели, широта которой осталась неотмеченной, стоял красный крест, тотчас же привлекший внимание Жанны Эджертон. Но она напрасно пыталась разгадать, что всё это обозначало. Без обозначения широты было невозможно угадать, какую часть севера Америки изображала карта и в каком именно пункте материка мог находиться таинственный красный крест.
Уж не из этого ли края возвращался Жак Леден, когда в нескольких километрах от Доусона он упал от истощения и усталости? Этого никогда не удастся узнать, если несчастный француз умрет, не приходя в сознание.
По-видимому, Жак Леден принадлежал к интеллигентному сословию. Он, во всяком случае, не был рабочим. Об этом свидетельствовали письма его матери, написанные хорошим слогом. Какими судьбами, благодаря какой несчастной случайности дошел он до такой развязки, до этого печального конца на больничной койке?
Прошло несколько дней. Несмотря на все заботы, которыми окружили Жака Ледена, он не поправлялся. Он едва мог отвечать бессвязными словами на вопросы. Можно было даже сомневаться, что он находится в полном рассудке.
– Я боюсь, – сказал по этому поводу доктор Пилькокс, – что мозг больного сильно потрясен. Когда раскрываются его глаза, я замечаю в них неопределенное выражение, которое заставляет меня задумываться.
– Но, может быть, его физическое здоровье восстанавливается? – спросил Сумми Ским.
– Оно мне кажется еще безнадежнее, – объявил откровенно доктор.
Раз доктор Пилькокс, обыкновенно всегда надеявшийся на выздоровление своих больных, говорил так, это значило, что у него мало надежды на выздоровление Жака Ледена.
Однако Бен Раддл и Сумми Ским не хотели отчаиваться. Они надеялись даже, что со временем с больным произойдет благоприятная перемена. Во всяком случае, они ждали, что если Жак Леден и не поправится, то к нему вернется сознание, он заговорит, станет отвечать на вопросы.
Несколько дней спустя одно событие как будто подтвердило их предположение. Не слишком ли мало полагался на свои лекарства доктор Пилькокс? Во всяком случае, так нетерпеливо ожидаемая Беном Раддлом реакция началась. Состояние упадка сил, в котором находился Жак Леден, казалось, исчезло. Его глаза дольше оставались открытыми. Его более твердый взгляд, выражавший вопрос, с удивлением скользил по незнакомой комнате и останавливался на незнакомых лицах, которые окружали его, – на докторе, Бене Раддле, Сумми Скиме, Эдите и Жанне Эджертон.
Не был ли несчастный спасен?
Доктор безнадежно покачал головой. Врача не могли ввести в заблуждение эти обманчивые признаки. Сознание возвращалось к больному только затем, чтобы навеки угаснуть. Это было последнее усилие в борьбе жизни с близким концом.
Эдита наклонилась над больным, прислушиваясь к словам, которые он произносил слабым, отрывистым голосом. Поняв, вернее, угадав один из вопросов, она ответила:
– Вы в палате доусонского госпиталя.
– Где? – спросил Жак Леден, стараясь приподняться.
– В Доусоне… Шесть дней назад вас нашли в бессознательном состоянии на дороге… Вас привезли сюда.
Веки Жака Ледена на мгновение закрылись. Вероятно, это усилие его совершенно утомило. Доктор дал ему несколько возбуждающих капель, от которых кровь прилила к его бледным щекам. Он опять мог говорить.
– Кто вы? – спросил он.
– Канадцы, – ответил Сумми, – почти французы. Можете нам довериться. Мы спасем вас.
Больной слабо улыбнулся и опять упал на подушки. Он понимал, очевидно, что смерть его близка, так как из его закрытых глаз по бледному лицу катились крупные слезы.
По совету доктора, других вопросов ему не задавали. Лучше было дать ему отдохнуть. Решено было остаться настороже у его изголовья, чтобы быть готовыми отвечать ему, когда он соберется с силами и заговорит снова.
Следующие два дня не принесли с собой ни улучшения, ни ухудшения состояния Ледена. Его слабость не проходила, и можно было опасаться, что он окажется уже не в силах ничего больше сказать. Однако с большими перерывами, сберегая свои силы, он все же смог еще говорить и отвечать на вопросы, которые, по-видимому, ожидал. Чувствовалось, что он хочет сказать многое.
Мало-помалу присутствующие узнали историю этого француза как по тому, что он сам рассказал в минуты просветления, так и по тому, что можно было понять из его бреда. Впрочем, некоторые обстоятельства его жизни так и остались тайной. Что делал он в Клондайке? Откуда и куда он шел, когда свалился, почти дойдя до Доусона? Об этом не удалось узнать ничего.
Жак Леден был бретонец из Нанта. Ему минуло сорок два года, и он отличался крепким телосложением. Только после самых тяжелых лишений здоровье его пошатнулось.
Его мать, вдова одного разорившегося на азартных спекуляциях менялы, жила и теперь в этом городе и испытывала там ужасную нужду.
С детства Жак Леден полюбил море. Но вследствие серьезной болезни перед самыми выпускными экзаменами он должен был оставить морское училище, не окончив курса. Впоследствии он поступил на коммерческий корабль и после нескольких путешествий в Мельбурн, Индию и Сан-Франциско достиг звания шкипера дальнего плавания. Тогда он вновь поступил на военную службу.
Его служба продолжалась три года, затем он понял, что без какого-либо случайного отличия ему никогда не догнать своих товарищей по школе, и вышел в отставку, желая устроиться в коммерческом флоте.
Получить, однако, командование каким-либо судном оказалось делом трудным, и он должен был удовольствоваться местом помощника на паруснике, который шел в южные моря.
Так прошло четыре года. Ему было двадцать девять лет, когда умер его отец, оставив вдову почти нищей. Тщетно пытался Жак Леден получить место капитана. Не имея средств, он не мог, как это обыкновенно принято для капитанов, быть пайщиком в оборотах корабля и остался помощником. Чего мог он ожидать при таких условиях от будущего и где было ему искать то материальное обеспечение, о котором он мечтал ради матери?
Во время плаваний ему довелось побывать в Австралии и Калифорнии, куда золотые прииски привлекают так много эмигрантов. Ослепленный успехом наиболее счастливых золотоискателей, Жак Леден решил искать счастья на этом скользком пути.
Как раз в это время всеобщее внимание было привлечено к золотым приискам Канады. Один из этих приисков дал в два года четыре с половиной миллиона франков дивиденда. На него-то и поступил Жак Леден в качестве административного служащего. Но тот, кто продает свой физический или умственный труд, богатеет редко. То, о чем мечтал отважный, но неосторожный француз – быстро составить себе состояние, – оставалось неосуществимым и на твердой земле, как и на море. В качестве рабочего или служащего ему суждено было всю жизнь лишь прозябать.
В то время очень много говорили о новых открытиях, сделанных на территории, орошаемой Юконом. Слово «Клондайк» ослепляло так же, как в свое время Калифорния, Австралия и Трансвааль. На север стремились целые толпы эмигрантов. Жак Леден последовал за ними.
Работая на приисках Онтарио, он познакомился с неким Гарри Брауном, канадцем английского происхождения. Оба они были воодушевлены одинаковыми честолюбивыми мечтами, оба одинаково верили в свой успех. Вот этот-то Гарри Браун и уговорил Жака Ледена оставить свое место и броситься в авантюры. Со своими маленькими сбережениями они оба отправились в Доусон.
Решив на этот раз работать за собственный счет, они поняли, что направить усилия надо не на слишком хорошо известные местности Бонанцы, Эльдорадо, Сиксти-Майлз-Крик или Форти-Майлз-Крик. Нужно было искать дальше, на севере Аляски и Канады, в почти неисследованных областях, где несколько отважных золотоискателей уже нашли новые золотоносные земли. Нужно было идти туда, куда еще никто не ходил. Нужно было найти прииск без хозяина, который принадлежал бы тому, кто его первым займет.
Так рассуждали Жак Леден и Гарри Браун.
Без орудий, без рабочих, имея лишь столько средств, чтобы прожить полтора года, они оставили Доусон и, живя продуктами собственной охоты, отправились к северу от Юкона по почти неисследованной области, которая тянется за Северным полярным кругом.
Живя продуктами собственной охоты, они отправились к северу от Юкона по почти неисследованной области
Лето только начиналось, когда Жак Леден отправился в путь. Это было ровно за шесть месяцев до того дня, когда его, умирающего, подняли в окрестностях Доусона.
До каких мест дошли оба авантюриста? Посетили ли они берега Ледовитого океана? Открыли ли они что-нибудь? Это казалось маловероятным, судя по судьбе одного из них, оставшегося в живых. На обратном пути на них напали индейцы. Жак Леден, бросив все, что он имел, спасся, а Гарри Браун был ими убит.
Это оказалось все, что можно было узнать от умиравшего.
Был еще один документ, правда, неполный, но который, вероятно, разъяснился бы, если бы больной рассказал свою историю до конца. Никто не знал о существовании этого документа, кроме Жанны, которая часто о нем думала. Она решила распорядиться им в зависимости от обстоятельств. Конечно, она вернет его Жаку Ледену, если он поправится. Но если он умрет?.. Пока Жанна упорно старалась разгадать эту бумагу. Что это была карта той местности, где француз и его товарищ провели последнее лето, в этом не могло быть сомнения. Но что это за местность? Куда текла река, извилистая линия которой направлялась на карте с юго-востока на северо-запад?
Однажды, оставшись наедине с больным, Жанна поднесла к его глазам эту карту. Взгляд Жака Ледена оживился, и он уставился на красный крест, который возбуждал такое любопытство в молодой золотоискательнице. Но почти тотчас же больной оттолкнул от себя карту и опять закрыл глаза, не сказав того слова, которое могло бы пролить свет на эту тайну.
Может быть, он не имел сил говорить? Или же до конца хотел сохранить свой секрет? Может быть, в нем жила еще надежда на выздоровление? Может быть, несчастный хотел для себя сохранить то, что им добыто было с таким трудом? Или же он мечтал еще увидеться со своей матерью и вручить ей то богатство, которое он нашел для нее?
Прошло еще несколько дней. Зима уже была в полном разгаре. Несколько раз температура падала до пятидесяти градусов ниже нуля. Выходить было невозможно. Те часы, когда они не были в госпитале, оба кузена проводили у себя в комнате. Впрочем, иногда, закутавшись с головой в меха, они отправлялись в какое-нибудь казино. Публики там было, однако, мало, так как большинство золотоискателей уехали еще до сильных морозов, кто в Дайи, кто в Скагуэй или Ванкувер.
Быть может, Хантер и Мэлоун тоже расположились на зиму в одном из этих городов. Во всяком случае, со времени катастрофы на Форти-Майлз-Крик никто их не видел в Доусоне и их имен не было среди опознанных жертв землетрясения.
В эти дни благодаря часто разражавшимся снежным бурям Сумми Ским и его верный товарищ Нелуто охотиться не могли. Как и многие другие, они были обречены на почти полное затворничество, так как сильные холода являлись причиной многочисленных болезней, от которых сильно страдают жители города в дурное время года. Госпиталь был совершенно переполнен.
Доктор Пилькокс тщетно применял всякие средства, чтобы вернуть силы Жаку Ледену. Лекарства уже не действовали на его организм, и желудок его не переносил никакой пищи. Становилось ясно, что с каждым днем приближается развязка.
Тридцатого ноября, утром, Жак Леден перенес сильный кризис; можно было думать, что настал его конец. Он бился, и, как ни был он слаб, его пришлось силой удерживать в постели. В сильном бреду он произносил всё те же слова, в которых не отдавал себе, конечно, отчета.
– Там… вулкан… извержение… золото… золотая лава…
Постепенно кризис прошел, и больной впал в страшную слабость. Единственным признаком того, что он жил еще, было еле ощутимое дыхание. Доктор нашел, что второго такого кризиса больной не перенесет.
После полудня Жанна Эджертон, пришедшая дежурить у его изголовья, нашла Жака Ледена более спокойным. Он, казалось, даже был в полном сознании. Вообще, в его состоянии замечалось значительное улучшение, так часто случающееся перед смертью.
Жак Леден раскрыл глаза. Его пристальный взгляд искал взгляда молодой девушки. Очевидно, он хотел что-то сказать. Жанна наклонилась над ним, силясь понять, что шептали почти бессвязно губы умирающего.
– Карта… – говорил Жак Леден.
– Вот она, – поспешно ответила Жанна, протягивая документ его владельцу.
Как и в первый раз, Жак Леден оттолкнул от себя карту.
– Я отдаю ее, – пробормотал он. – Там… красный крест… Золотой вулкан.
– Вы отдаете вашу карту? Кому?
– Вам.
– Мне?
– Да. С условием, что вы подумаете о моей матери.
– Ваша мать? Вы хотите поручить мне вашу мать?
– Да.
– Рассчитывайте на меня. Но что я должна сделать с вашей картой? Я не могу понять ее смысла.
Умирающий собрался с силами и после минуты молчания сказал:
– Бена Раддла…
– Вы хотите видеть господина Раддла?
– Да.
Несколько минут спустя инженер был у постели больного, который показал жестом Жанне Эджертон, что хочет остаться с ним один на один.
Тогда, взяв за руку Бена Раддла, Жак Леден сказал:
– Я скоро умру… жизнь уходит… я чувствую.
– Нет, мой друг, – возразил Бен Раддл. – Мы спасем вас.
– Я скоро умру, – повторил Жак Леден. – Вы обещали мне не покидать моей матери. Я верю вам. Слушайте и хорошенько запомните то, что я скажу вам.
Вот что он сообщил Бену Раддлу постепенно угасавшим, но явственным, как у человека, находящегося в полном сознании, голосом:
– Когда вы нашли меня, я возвращался издалека, с севера. Там находятся богатейшие в мире золотые прииски. Не нужно рыть землю. Сама земля выбрасывает из своих недр золото! Да, там я нашел гору, вулкан, который содержит громадное количество золота, Золотой вулкан…
– Золотой вулкан? – повторил с сомнением в голосе Бен Раддл.
– Поверьте мне! – воскликнул с гневом Жак Леден, стараясь приподняться на своей постели. – Поверьте мне! Если не для вас, так для моей матери… Мое наследство, из которого она получит свою часть… Я поднялся на эту гору. Я спускался в ее потухший кратер, полный золотых самородков и золотого кварца. Нужно только собрать его.
После этого усилия больной опять впал в забытье, от которого очнулся через несколько минут. Он тотчас же взглянул опять на инженера.
– Хорошо, – пробормотал он, – вы тут, около меня, вы верите мне, вы пойдете туда, на Золотую гору.
Его голос все больше и больше слабел. Бен Раддл, которого он притягивал к себе рукой, наклонился к его изголовью.
– Под шестьдесят восьмым градусом тридцатью семью минутами широты… Долгота обозначена на карте.
– На карте? – спросил Бен Раддл.
– Спросите у Жанны Эджертон.
– У госпожи Эджертон карта той местности? – спросил крайне изумленный Бен Раддл.
– Да, я дал ее ей. Там, на месте, обозначенном крестом, около реки, прямо на север от Клондайка… Там вулкан, шлаки которого состоят из золота… При следующем извержении он выкинет золото…
Жак Леден, поддерживаемый Беном Раддлом, приподнялся на постели и дрожащей рукой указывал на север.
Последними словами, которые слетели с его побледневших губ, были:
– Мать, мать!
Потом он произнес с удивительной нежностью:
– Мама!..
У него начались судороги, и он умер.