Глава 18
– Привет, – говорит Роза. Она безупречна в бутылочно-зеленом платье-макси и золотых босоножках. Ей достаточно одного взгляда, чтобы ухватить все: и состояние комнаты, и состояние меня самой. Из вежливости она ни единым жестом не выдает своего впечатления.
– Привет, Кирсти, – говорит Джимми. – Рад видеть тебя. – Он держит руки в карманах бежевых шортов из жатой ткани, на его запястье поблескивают дорогие на вид часы. Невысокий и кряжистый, он достает Розе до носа, но это не убавляет его жизнерадостности. Он обладает яркой харизмой.
– Я тоже рада тебя видеть, – говорю я с вымученным дружелюбием.
– Ребята, что будете пить? – спрашивает Доминик. – Воду со льдом, пиво, бокал вина?
– Нет, – отвечает Роза, – ничего не надо, мы ненадолго. Хотели узнать, какие у вас планы на субботу, шестнадцатое.
– Да, – добавляет Джимми, – не на эту субботу, а на следующую.
Доминик бросает на меня взгляд, но я не могу загадывать на такой долгий срок, поэтому просто пожимаю плечами. Доминик поворачивается к гостям:
– Да, скорее всего, мы свободны, правда, Кирст?
– Замечательно, – говорит Джимми. – Мы устраиваем вечеринку с барбекю. С трех и до вечера. Решили пригласить всех соседей – чтобы вы, ребята, не жаловались на шум. – Он и Роза смеются.
– Звучит потрясающе, – говорит Доминик.
«Звучит ужасающе», – думаю я. Это означает грохочущую музыку до глубокой ночи.
– А как же твоя тренировка по триатлону? – спрашиваю я у Доминика. – Я думала, что выходные нельзя пропускать.
– Я начну пораньше, – отвечает он. – И успею вернуться.
– Вот и славно, – говорит Роза. – Будем рады вас видеть.
– Может, все-таки что-нибудь выпьете? – предлагает Доминик. – У меня в холодильнике стоит бутылочка замечательного «Совиньон блан».
«А как же твой велозаезд? – хочется мне спросить у него. – Как насчет расписания тренировок? Ведь это же жизненно важно соблюдать его». Думаю, все это имело первостепенное значение до того момента, как к нам в дом пришли наши соседи.
– Нет, спасибо, – с лучезарной улыбкой говорит Роза. – Мы не хотим мешать вам.
– Вы нам не мешаете, – настаивает Доминик.
Мне становится неловко за мужа. Гостям явно хочется уйти, но он не понимает намек.
– Как-нибудь в другой раз, дружище, – говорит Джимми, хлопая Доминика по спине.
Я вспоминаю о том, как Доминик заглядывал в гости к Клиффордам без меня. Мне иногда кажется, что он очень тоскует по тому времени, когда он был двадцатилетним, как Джимми и Роза, и свободным от семьи, свободным от обязанностей, которые неизбежно возникают с рождением ребенка. Неужели мой муж устал от меня?
У Клиффордов хватает такта не вспоминать о вчерашнем происшествии. Доминик наконец отпускает их. Закрыв за ними дверь, он возвращается в гостиную и берет у меня Дейзи.
– Уложу ее и поеду.
– Ладно. – Сажусь на диван.
– Мило с их стороны, что они пригласили нас, – говорит Доминик. – Надеюсь, будет весело.
– Наверное, я не пойду, – говорю я. Понимаю, что строю из себя несчастную корову, и ненавижу себя за это. – Останусь дома с Дейзи. А ты иди.
– О чем ты говоришь? – восклицает Доминик. – Ты обязательно пойдешь. А посидеть с Дейзи мы попросим бабушку и дедушку. – Он видит, в какой ужас меня приводит его идея. – Или возьмем ее с собой. Будет даже интересно.
– Мы там никого не знаем, – говорю я, предполагая, что на вечеринке будет не протолкнуться от тощих двадцатилеток с блестящими волосами и матовой кожей.
– Кирст, нам от этого только польза. Нам надо иногда давать себе возможность повеселиться.
Вероятно, он прав. Только я бы предпочла веселиться в компании наших сверстников.
– Ладно, – ворчливо говорю я.
Он громко и с явным одобрением чмокает меня и уходит наверх укладывать Дейзи спать. Надеюсь, что ему повезет больше, чем мне.
Я беру с журнального столика резинку и собираю волосы в хвост. Да что со мной такое? Все меньше и меньше чувствую себя самой собой. И я не могу не думать о том, что Мел с Тамсин теперь не разлей вода. Я знаю, что Прайс делает это, чтобы уесть меня. Она словно застряла на возрасте лет в пятнадцать. Почему она никак не может оставить меня в покое? Если выскажу вслух все свои мысли, про меня скажут, что я придираюсь и что у меня паранойя – ведь у нее столько же прав дружить с Мел, сколько у меня. Только я уверена, что она дружит не ради самой дружбы. Движимая извращенной жаждой мести или ревностью, она стремится испортить мне жизнь. Скажу честно, Мел меня разочаровала. Я думала, что она лучше меня понимает. Если бы какая-нибудь девчонка переспала с приятелем Мел, я бы на порог ее не пустила.
Забавно, сегодня утром в школе мне удалось на короткое мгновение увидеть себя прежнюю, уверенную в себе и веселую. Я была той самой Кирсти, которую все знают. Пока не вернулась домой. А дома вокруг меня уже слишком многое изменилось, и сомневаюсь, что могу доверять даже самой себе. Все вокруг кажется ненадежным и нереальным. Неужели перемены и в самом деле могут быть такими разительными и стремительными? И как мне вернуться к себе прежней?
* * *
Я лежу на жестком матрасе, чувствуя все неровности под собой. Кто придумал стегать матрасы пуговицами? Одна из них еле держится и сейчас впивается мне в бедро. Я вынуждена передвинуться к краю. Сегодня я проверила все замки только дважды. Прогресс по сравнению со вчерашним днем, но мне все равно хочется встать и проверить их еще раз. Приказываю себе оставаться на месте и не поддаваться искушению. Я сжимаю кулаки с такой силой, что ногти больно вдавливаются в ладонь. Двери заперты, окна закрыты. Я знаю, что это так, только почему мучаю себя, представляя, как кто-то открывает их?
Ведь Мартин не полезет в дом, верно? Пока Доминик здесь. Надо думать о чем-то еще, приятном и не опасном. О Дейзи, надо думать о Дейзи. Я представляю ее пухлые щечки и беззубую улыбку, темные волосики и темные глаза. Размышления о дочери создают новую проблему: все мысли о Дейзи неизбежно ведут меня к ее безопасности. К тому факту, что кто-то хочет похитить ее. А это факт. Я уверена. И мне плевать, что нет веских доказательств. Ведь считается, что интуиция матери всегда права. Вот моя интуиция и работает в усиленном режиме. Я знаю, что что-то не так.
Среди прочих мыслей проскакивает одна о том, что завтра – день вывоза мусора. Я гадаю, не забыл ли Доминик выставить баки. Они забиты под завязку, и мы не можем пропустить вывоз. Тем более в такую жару. Гм, придется вставать и проверять. Я вздыхаю и сажусь, ощущая определенное облегчение – баки дают мне законный повод еще раз проверить замки.
Первым делом я склоняюсь над кроваткой и проверяю Дейзи. Она мирно спит. Я могла бы стоять и смотреть на нее всю ночь, но все же заставляю себя выпрямиться и на цыпочках выйти из комнаты. В гостиной подхожу к окну, ладонями прикрываю глаза и выглядываю. Вижу, что оба бака стоят на краю автомобильной площадки под мигающим уличным фонарем. Доминик не забыл выставить их. Итак, одним беспокойством меньше. Теперь принимаюсь проверять окна, дергая ручку несколько раз, прежде чем перейти к следующему. На полдороге к входной двери меня осеняет идея. Идея о том, как раздобыть те самые доказательства против Мартина, что я так настойчиво ищу.
Я соображаю, что на мне тонкие хлопчатобумажные шорты и майка. Подумываю о том, чтобы подняться наверх и накинуть халат, но потом решаю, что вне дома я пробуду недолго. Чтобы я не успела отговорить саму себя, я быстро отпираю дверь и выхожу в ночь. Свежий воздух холодит голые руки и ноги. На улице никого нет, тишину нарушают гудение фонаря и шелест ветерка. Поежившись, босиком иду по дорожке. Непроизвольно морщусь, когда наступаю на острый камешек.
Похоже, ночные прогулки вошли у меня в привычку. До прошлой недели у меня не было никаких проблем со сном и я даже подумать не могла о том, чтобы выйти из дома в такой час. Теперь же появились вещи, которые я вынуждена делать, чтобы обеспечить безопасность своей семьи. Кровь быстро бежит по венам, тело звенит от избытка энергии, нервы натянуты, мышцы напряжены, чувства обострены.
Поворачиваю налево и подхожу вплотную к живой изгороди у дома Мартина, абсолютно уверенная в том, что он не заметит меня, из какого бы окна ни выглянул. Я внимательно осматриваю его дом, и темные окна кажутся мне глазами с пустым взглядом. На том месте, откуда я веду свое наблюдение, меня могут увидеть только Мел или Клиффорды. К счастью, они крепко спят в своих кроватях.
Баки Мартина стоят под четким прямым углом к его площадке, выровненные вдоль бордюра, как солдаты на параде, ручками к улице, чтобы облегчить труд мусорщикам. Сами баки в свете фонаря сияют, как новые. Один – для пищевых отходов, другой – для перерабатываемого мусора. Я собираюсь заглянуть в них. Возможно, найду там что-нибудь обличительное.
Единственная проблема состоит в том, что как только я подойду к бакам, я тут же окажусь в поле зрения Мартина. Поэтому действовать надо тихо и быстро. Оглядываюсь по сторонам и крадусь к бакам. Может, найду там упаковку из-под подгузников или банку из-под смеси. Жаль, не захватила с собой телефон, а то можно было бы сфотографировать улику. Ну да ладно. Если я замечу что-то стоящее, сразу же вызову полицию, и они сами будут разбираться с ним.
Поднимаю крышку и осторожно откидываю ее. Бак заполнен наполовину, в отличие от наших, которые заполняются за неделю. Наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть содержимое. Уличного света не хватает, и я сожалею, что не догадалась прихватить с собой фонарь. Мне удается увидеть газеты и расплющенные коробки от готового заварного крема. Наклоняюсь еще ниже, морщась от отвращения. Под газетами рядами лежат консервные банки – томатный суп, абрикосы, сливы, концентрированное молоко, мясо в соусе чили…
– Здравствуй, Кирсти.
Я холодею, когда слышу голос Мартина.