Глава 14
Открыл глаза и понял, что снова попал в то самое странное место, в котором, помнится, не так давно уже побывал, и воспоминания о котором до сих пор наполняют душу диким неконтролируемым ужасом. Все тот же непроницаемый для глаз туман, ограничивающий видимость несколькими метрами. И вновь в мою сторону отовсюду тянутся то ли ветки хвойных деревьев, то ли лохматые лапы неведомых чудовищ. Кругом полная тишина, как будто клубящаяся субстанция обладает абсолютными звукоизолирующими свойствами.
Я ничуть не боялся этого загадочного тумана. Несмотря на всю внешнюю таинственность, он не нес для меня какой-либо угрозы. Откуда у меня возникло столь однозначное чувство, ответить сложно, точнее, невозможно. Просто я был уверен в том, что мне ничто не угрожает – и всё.
Через какое-то время в двух шагах от меня вновь вспыхнул небесной синевой тот самый знакомый мне портал.
Как и в прошлый раз ТОТ (или ТЕ), кто меня сюда заманил непонятным манером, вовсе не собирался насильно отправить меня в лазурную синь портального перехода. За мной вновь оставляли право выбора. При желании я мог развернуться на сто восемьдесят градусов и, сделав шаг, навсегда покинуть это место, или все-таки шагнуть навстречу неизвестности, вполне вероятно, снова испытать те невыносимые муки, коим я подвергся не так давно.
«ПЛАМЕННЫЙ ПУТЬ», – неожиданно перед внутренним взором вспыхнула надпись, начертанная аршинными огненными буквами. Вся кожа на моем теле полыхнула невыносимой фантомной болью. Было ощущение, что я вновь попал в тот огненный кошмар и постепенно заживо в нем сгораю, как это однажды уже случилось со мной.
Не… на такие подвиги больше не подписываюсь, твердо решил я. Мыслимое ли дело непонятно для какой надобности претерпевать адовы мучения?! Нет, я не согласный категорически. Пусть те, кому это нужно, либо сами туда лезут, либо вербуют для этих целей безбашенных мазохистов или еще каких извращенцев, получающих от всего этого глубокое удовлетворение.
«Гм… «глубокое удовлетворение», – подумал и позабавился вопиющей несуразности данного выражения. – А если кому-то уж очень глубоко без надобности, может быть, кому-то даже очень больно, если глубоко. Не, уважаемые благодетели, покорнейшее мерси-с, нам в обратную сторону».
Тут же хотел развернуться и уйти, чтобы навсегда выкинуть из головы само словосочетание «Пламенный Путь» вместе со всеми ощущениями, которые имел сомнительное счастье испытать в этом адовом горниле.
Да, да, был готов и полон решимости и все-таки, вопреки здравому смыслу, инстинкту самосохранения и прочим сдерживающим факторам, набрал в грудь побольше воздуха и, как в прошлый раз, шагнул в голубую марь портального перехода.
Впоследствии я много и долго размышлял о том, почему сделал именно так, а не иначе, но так и не смог постичь логику своего поведения. Скорее всего, виновато любопытство, присущее всякой божьей твари, даже не вполне разумной.
Лишь оказавшись по другую сторону портального перехода, я осознал, что сделал вовсе не то, что собирался сделать, но сожалеть о содеянном в данный момент с моей стороны было неблагоразумно. Посмотреть одним глазком на тутошние чудеса и диковинки и рвать когти, что есть мочи – вот моя основная задача.
На этот раз здесь все выглядело совершенно иначе. Я оказался в центре выжженной солнцем пустыни на вершине огромного, как гора, бархана. Между прочим, весьма странной пустыни. Песок – черная угольная крошка. Кругом барханы, будто океанские волны вздымаются на неимоверную высоту. Внизу, у подножия песчаной горы, на которой я находился, растет несколько кустов, более всего похожих на перекрученную немыслимым образом колючую проволоку. Безоблачное небо какого-то неприятного сизо-лилового оттенка. Солнце над головой – не привычный желтый шарик, а нечто остервенелое, заливающее окружающий мир нестерпимо-ярким синим светом.
«Вот ведь незадача! – подумал я. – В прошлый раз был хотя бы какой-никакой путь, теперь что-то новенькое».
Какое-то время я стоял и тупо пялился на окружающий пейзаж, как вдруг осознал, что весь мой костюм состоит из одной лишь набедренной повязки. Слава Богу, вокруг не холодно, и под ногами не валяются битые пузыри из-под водяры и пива.
Все происходящее было настолько реальным, что мне стоило больших трудов убедить себя в том, что это всего лишь сон, иначе говоря: образ, скомпилированный воспаленным сознанием или подсознанием из всего того, что мне когда-то уже доводилось видеть собственными глазами. К примеру, вон те кусты местного саксаула – по сути, самое настоящее проволочное заграждение, а черный песок – воплощенный в образ символ какой-нибудь душевной бяки. Что означает голубое солнце, я пока не знал, но, надеюсь, скоро узнаю.
Разъяснив, таким образом, себе самому сакральный смысл развернувшейся передо мной панорамы, я немного успокоился. Зря, оказывается, волновался – это всего лишь сон, яркое, до неправдоподобия реалистичное видение. А может быть, и та пытка огнем, и страшный зверь из земных глубин, и батюшка – также были всего-навсего моим ночным кошмаром, и никакого Пламенного Пути вовсе не существует. Вон и Митрофаныч ничего не слышал о чем-нибудь подобном, это при его-то весьма солидном возрасте.
В таком случае, пора просыпаться – нечего тут торчать посреди этих неправильных барханов. Почему неправильных? Во-первых, песок черный, какого в природе не бывает, а во-вторых… да черт их знает… неправильные, и всё тут. И вообще, всё здесь не так, как бывает на самом деле, а, значит, тоже неправильное.
Активно встряхнул головой и пожелал проснуться. Никакого эффекта. Пустыня вместе с барханами, «колючей проволокой» и черным песком никуда не пропала, а продолжала упорно маячить у меня перед глазами. Озвучил вышеозначенное желание, при этом для верности часто-часто захлопал глазами – это, насколько мне известно, наипервейшее средство для экстренной эвакуации из прилипчивых кошмаров. Не сработало. Чтобы гарантированно вернуться в реальность, крепко ущипнул себя за икроножную мышцу и еще интенсивнее стал трясти головой. Не верьте умникам, утверждающим, что во сне не бывает боли. Бывает и еще как бывает, доложу вам. Во всяком случае, я ее почувствовал и не где-нибудь, а именно в ноге, точнее, в том самом месте икроножной мышцы, которое только что так нещадно ущипнул.
– Вот же срань господня! – громко возмутился я и продолжил сыпать подобными эпитетами: – Хрень необъяснимая, жесть ржавая, дрянь сыпучая!..
Пару минут я изгалялся в красноречии, теша себя надеждой, что неведомые Силы сжалятся надо мной и выпустят из силков столь странного и совершенно необъяснимого состояния. То, что оно никакого отношения к сновидениям в принципе не имеет, я уже понял, поскольку ни один сон не может столь бесцеремонно обходиться со своим хозяином.
Наконец я оставил бесплодные потуги немедленно вернуться в реальность и присел на теплый песочек в ожидании продолжения действа. Мое пребывание в данном несуразном месте, как мне мыслилось, обязательно должно иметь какое-то продолжение – в конце концов, не любоваться же бредовым пейзажем черной пустыни меня сюда занесло.
Едва лишь я смирился со своей судьбинушкой и только начал успокаиваться, поверхность, на которой покоился мой зад, вдруг затряслась мелкой-мелкой дрожью, как будто это и не бархан вовсе, а живое существо колоссальных размеров. Подрожав немного, словно основательно закоченевший любитель зимнего экстрима, именуемого оздоровительным закаливанием или моржеванием, бархан на какое-то время успокоился. Но затишье продолжалось недолго. Очень скоро песок из-под моей задницы буквально ухнул вниз. В полном соответствии с законом Всемирного Тяготения, я устремился вслед за твердой поверхностью, удаляющейся с феноменальной скоростью. При этом, вопреки всё тому же закону, песок проваливался намного быстрее, чем я.
Находясь в свободном полете довольно продолжительный срок, я успел осознать этот вопиющий факт, но осмыслить его и сделать соответствующие выводы у меня не хватило времени. Впрочем, полное осмысление пришло в тот момент, когда мой зад все-таки догнал ушедшую из-под него поверхность бархана и вошел с нею в жесткое соприкосновение. Несмотря на то, что песок, по идее, должен был смягчить мое падение, было очень больно и не от самого удара, а оттого, что мне «посчастливилось» приземлиться прямо на один из «мотков колючей проволоки». И это, считай, практически в полном неглиже. Состояние, доложу вам, непередаваемое – только супостату какому окаянному и пожелать. Благо приземлился, точнее – прикустился я не в самый центр колючей куртины, а на ее периферию.
Выбравшись кое-как на свободное от колючки пространство, я внимательно оглядел исцарапанный острыми иглами бок. Покоцало меня основательно, но раны поверхностные и смерть от потери крови мне пока что не угрожала. Хотя, мало ли что может быть на этих колючках. А вдруг какой некротический фермент или бацилла – короче, то, от чего люди мрут в течение считанных минут. Прислушался к своим внутренним ощущениям. Вроде бы, никаких тревожных симптомов. Разодранный бок, вполне естественно, побаливает, но жар – верный признак отравления, или избыточное жжение, свидетельствующее о том, что в рану попал какой-либо яд, отсутствуют.
В следующий момент поверхность под моими ногами буквально ударила меня в пятки и накренилась, норовя отправить прямиком в колючую заросль.
Лишь благодаря своему умению управлять телом даже в свободном полете и, конечно же, феноменальному везению, я не угодил в самый центр гигантского мотка колючей проволоки, а приземлился в считанных сантиметрах от нее.
– Вот же твари, подлючие! – Это я в адрес неугомонного бархана и крайне опасного саксаула. – Сговорились, что ли, похоронить меня в этой долбанной пустыне?!
Мысль о разумности субъектов местного ландшафта и об их способности заключать пакты против непрошеных гостей здорово позабавила меня. Нет, не может такого быть. Просто здесь какие-то неизвестные мне процессы тектонического характера проистекают, поэтому и мой бархан, подобно девятому валу на море, то поднимется, то опустится. Вон, прочие его собратья также колышутся вверх-вниз. Значит, в персональной злонамеренности, направленной против Шатуна Андрея Николаевича, местные стихии обвинить сложно.
Получив очередной пинок под зад от взбесившегося песчаного холма, я взлетел на небывалую высоту. И в этот момент успел заметить далеко на самом горизонте яркое сияние переменной интенсивности. Как будто какой-то малолетний шалун с помощью зеркала пускал солнечных зайчиков. Вот оно – сверкнуло, а потом пропало, теперь еще раз сверкнуло и вновь исчезло…
Засек примерное направление и рванул, что было мочи, в сторону неведомого феномена – не век же здесь вековать среди барханов, распрыгавшихся, подобно стаду неугомонных баранов.
Вообще-то «рванул» звучит слишком амбициозно. Пляшущие горы песка постоянно норовили либо дать мне хорошего пинка, либо отправить в свободный полет вслед за уходящей из-под ног поверхностью земли. И каждый раз, где-то поблизости оказывались коварные «мотки колючей проволоки», так что мне стоило огромных усилий не попасть в самую середину одного из них.
Несмотря на всю странность и нелогичность происходящего со мной, у меня не было даже минутки, чтобы спокойно осмыслить положение, в котором я оказался. То, что это никакой не сон, а нечто другое, я уже понял. Но что это такое на самом деле, разобраться не представлялось возможным, тем более постоянный дискомфорт никоим образом не способствовал углубленному анализу данной ситуации.
Постепенно я, нет, не приноровился к ритму песчаных волн, скорее научился худо-бедно предугадывать грядущие метаморфозы. Теперь перед жестким ударом по пяткам успевал поджимать ноги, а во время головокружительных падений ловко группировался, стараясь миновать колючие кусты. С каждым разом это получалось у меня все лучше и лучше.
Большую часть пути выбранный мной ориентир был скрыт от моего взора высоченными барханами. Лишь время от времени какая-нибудь песчаная гора вздымалась выше прочих своих товарок и возносила меня к лиловым небесам этого Мира. То, что данная пустыня расположена не на Земле, а в каком-то неведомом мне зазеркалье (если, конечно, она не плод моего воспаленного воображения), я догадался сразу после того, как очутился в этом загадочном месте.
Каждый раз, оказавшись на гребне очередной высокой волны, я с удовольствием отмечал тот факт, что источник световых вспышек неумолимо приближается. И в какой-то момент я сумел рассмотреть, что же на самом деле он собой представляет. Удивительно, но это был самый настоящий морской маяк. Высокая башня, сложенная из аккуратно обтесанных и тщательно подобранных каменных блоков. На вершине, в остекленной будке, периодически вспыхивает непереносимое для глаз сияние. Такой маячный огонь виден издалека.
Интересно, маяк находится не где-нибудь на берегу моря, а в пустыне. Странной, конечно, пустыне, но все-таки. Вообще-то маяки строятся в качестве ориентиров морским путешественникам, чтобы те ненароком не заблудились в открытом море и не проплыли мимо своей гавани или, упаси Господи, не налетели на прибрежные рифы.
Сооружение явно рукотворное, отсюда однозначный вывод: в этом мире обитают разумные существа, которые способны не только строить подобные маяки, но и поддерживать их в рабочем состоянии. Оставался один насущный вопрос: «Для какой такой надобности эта башня стоит не на морском берегу, а посреди практически мертвой пустыни?» Впрочем, как бы сам по себе, ответ буквально напрашивался: «Коль есть маяк, значит, должны существовать и те, кому он служит по своему прямому назначению». Данное умозаключение буквально меня шокировало. Неужели в этом Мире вместо того, чтобы бороздить морские и океанские просторы, корабли режут своими острыми носами черный песок?
Следующее, о чем я подумал, было то, что в глубинах местного песчаного моря вполне могут обитать какие-нибудь ужасные монстры, наподобие червей с планеты Аракис, живо описанных Фрэнком Гербертом. Стоило лишь представить, что песок под моими ногами вот-вот начнет проваливаться в бездонную пропасть, а я вместе с ним окажусь в кошмарных недрах песчаного червя, и мне вдруг захотелось побыстрее добраться до надежного маяка, а лучше бы и вовсе убраться отсюда на родную, такую уютную и безопасную Землю. Впрочем, пока самое заветное мое желание было вне моих скромных возможностей, оставалось решать программу-минимум, то есть, как можно быстрее добраться до заветного маяка. Вполне вероятно, там окажутся люди, которые помогут мне в этой весьма непростой ситуации.
С трудом избавившись от кошмарных образов, навеянных бессмертным романом классика научной фантастики, я по возможности ускорил свое продвижение к цели.
Поначалу маяк казался весьма скромной башней, но по мере приближения он рос буквально на глазах. В какой-то момент я смог оценить истинные масштабы данного творения. Это была башня высотой никак не меньше двух сотен метров, а может быть, и больше. Странно, но меня ничуть не удивлял тот факт, что я так быстро преодолел многие десятки километров, отделявшие меня от маяка в тот момент, когда я его впервые заметил.
Впрочем, еще не преодолел, поскольку, когда до заветной цели оставалось всего лишь с десяток километров, я увидел позади себя нечто такое, от чего меня тут же бросило сначала в жар, а потом будто окатило ледяной водой. Огромная стена мрака поднималась над поверхностью бушующей в невероятном шторме пустыни. Каким-то шестым чувством я вдруг осознал, что мне следует поторопиться, ибо ничего хорошего от того, что в данный момент с бешеной скоростью движется в моем направлении, ждать не приходится. Чем на самом деле была эта стена мрака, я не знал и по большому счету не очень хотел бы оказаться внутри нее. В сравнении с этой напастью надуманные песчаные черви отчего-то казались невинной детской страшилкой.
Перед тем как заметить приближающуюся беду, мне казалось, что я двигаюсь очень быстро. Теперь скорости моего передвижения мог бы позавидовать профессиональный легкоатлет. Несмотря на то, что никогда не отличался особым пристрастием к бегу на длинные дистанции, я мчался, образно выражаясь, быстрее ветра.
И все-таки темп, выбранный мной, оказался чрезмерным. Когда до башни оставалось всего-то пара километров, я окончательно выдохся и еле-еле шевелил своими нижними конечностями.
Между тем, стена мрака неумолимо приближалась и грозила вот-вот поглотить все на своем пути. Не сбавляя весьма скромного темпа, я обернулся и посмотрел назад. То, что я там увидел, очень мне не понравилось. В непосредственной близости от надвигавшегося фронта песчаные холмы резко опадали и выравнивались, а колючие кусты, перед тем как исчезнуть в мрачной пучине надвигающегося Апокалипсиса, безжалостно вырывались с корнем и скатывались в огромные шары, напоминающие перекати-поле моего родного мира.
Увиденное заставило меня, плюнув на навалившую усталость, поднажать из последних сил. Но, несмотря на приложенные мной невероятные усилия, я не успел одолеть остающиеся до маяка какие-то двести или триста метров. Что-то всесокрушающее навалилось на меня сзади чудовищным грузом, но тут же отпустило. Создавалось ощущение, что я угодил в воздушно-песчаный коктейль, некое подобие пескоструйной машины. Чтобы не лишиться зрения, пришлось крепко зажмуриться. Как результат – полная потеря ориентации. Мало того, взвешенный в воздухе песок так и норовил набиться в нос и рот. Сорвав с чресел единственный предмет одежды – набедренную повязку, я обмотал ею лицо. Уфф! Теперь хоть появилась возможность дышать и, соответственно, обдумать ситуацию, в которой я оказался.
Странный ураган и на ураган-то вовсе не похож. В Средней Азии мне неоднократно доводилось попадать в пылевые бури. Там все происходило по-другому. Но самым главным отличием было полное отсутствие даже слабого намека на ветер. Вообще-то, течение песчаных струй ощущалось кожей, но вызывалось оно не движением воздуха, а какими-то иными неведомыми мне процессами. Впрочем, этот факт никоим образом не мешал частичкам песка и пыли проникать под мою импровизированную маску.
«Не так страшен черт… – подумал я. – В афганском Регистане было куда неприятнее. Теперь бы только сориентироваться, в каком направлении двигаться».
Вообще-то, кроме загадочного маяка, идти мне некуда. Но в образовавшейся вокруг мешанине не представлялось возможным понять, где он находится. Казалось бы, нас разделяет всего-то пара сотен метров, с такого расстояния ярчайший свет фонаря способен пробить любую пылевую завесу и должен быть виден даже через зажмуренные веки и тряпку. Ан нет, черная песчаная взвесь оказалась непреодолимой преградой даже для столь мощного светового потока. В сложившейся ситуации мне оставалось либо попытаться двигаться наугад, в надежде случайно наткнуться на башню маяка, либо вообще никуда не двигаться, а дождаться окончания песчаной бури. По вполне понятным причинам, второй вариант выглядел предпочтительнее, поскольку вероятность обнаружения башни вслепую была мизерной, а шанс затеряться в безбрежной пустыне или наткнуться на что-нибудь смертельно опасное вполне реален.
Пока я стоял в глубоком раздумье, решая, как все-таки поступить, обстановка вокруг начала меняться кардинальным образом. Интенсивность песчаных струй стала резко увеличиваться. Шершавый песок терзал кожу, подобно наждачной ленте шлифовальной машины – такой специальной изуверской шлифмашины, предназначенной сдирать кожу одновременно со всей поверхности человеческого тела.
Вот тут до меня дошло, что если ничего не предпринять, гадский песок сдерет с моих косточек сначала шкуру, потом остальную плоть и, наконец, перемелет в пыль сами кости. Откровенно говоря, подобная перспектива меня не очень обрадовала. Переждал, называется, бурю, обмотав голову импровизированным бурнусом. Впору делать ноги и как можно быстрее. Вот же вляпался, парнище! Кажись, картина Ильи Ефимовича Репина, называется «Приплыли». Куда бы я ни двинул, через полчаса, а может быть, и раньше, естественный пескоструйный агрегат превратит мою бренную оболочку в неотъемлемую часть этой странной пустыни.
Осознав данный факт и приняв его как нечто неотвратимое, я тут же впал в уныние. Ну как же не пасть духом, если точно знаешь, что очень скоро ты перестанешь существовать как живое разумное существо. Мутная пелена страха начала подниматься из самых потаенных глубин души, грозя захлестнуть сознание и превратить меня в неразумную скотину, готовую кинуться сломя голову навстречу собственной гибели. Страшная боль сдираемой заживо кожи вовсе не способствовала просветлению моего разума.
Инстинкт самосохранения буквально вопил, чтобы я рванул без оглядки куда-нибудь, лишь бы подальше от этого страшного места. В то же самое время сознание робко подсказывало, что бежать при сложившихся обстоятельствах – смерти подобно, нужно как-то определиться и двигаться к башне, ибо только там спасение. Откуда мне было это известно, не могу сказать, я просто знал, что спасусь, лишь достигнув маяка.
Черт бы побрал мое неуемное любопытство! И за какой надобностью меня потащило сюда?! Ведь знал, что ничего хорошего меня здесь не ждет, и все-таки сунул свой любопытный нос. В прошлый раз едва не сгорел, теперь…
И тут мое одуревшее от непереносимой боли сознание посетила неожиданная мысль:
– Шатун, а ведь ты же не просто человек, а самый что ни на есть чародей! Так какого хрена нюни распускаешь?!
Удивительно, но, оказавшись в этой странной пустыне, я будто совершенно забыл о том, что обладаю экстраординарными возможностями. Слава Богу, невыносимая боль «залатала» мою дырявую память, заставила вспомнить о жизненно важных вещах.
Первым делом я попытался создать вокруг себя какое-нибудь подобие защитной сферы. И ничего-то у меня из этого не получилось, поскольку ни соответствующих знаний, ни опыта создания подобных оболочек у меня не было.
Тем временем шершавый песок невыносимо терзал остатки кожи на моем теле, заставляя предпринять хотя бы что-нибудь для собственного спасения.
И тут неожиданно для себя я вдруг понял, что мне следует делать. Заставил частичку своего сознания покинуть пределы физической оболочки. Скользнул в астрал, внимательно осмотрелся. Как и ожидалось, теперь плотная пелена поднятого в воздух песка не была для моего магического зрения преградой. А вот и башня маяка – как стояла на своем месте, так и продолжает стоять.
Ну, как же я не вспомнил раньше о своей способности проникать в высшие астральные сферы! Впрочем, хорошо, что вообще вспомнил – поддался бы панике и бегал как угорелый во тьме безумия до тех пор, пока не пал на черный песок бездыханным трупом. Теперь немного терпения, и, добравшись до маяка, я получу долгожданное избавление от невыносимых мук.
Определившись с направлением, я медленно побрел к каменной громаде. Быстро не получалось – потоки песка уплотнились до состояния густого киселя и здорово препятствовали передвижению.
Мое истерзанное тело представляло собой комок невыносимой боли, и только воля к жизни заставляла меня упорно переставлять ноги.
В свою бытность в Афганистане мне не раз приходилось снимать с пыточного столба своих товарищей, зверски замученных до смерти духами, а также еще живых, но обреченных на смерть. Чаще всего местные мастера заплечных дел с живых людей сдирали кожу различными способами. Удивительно, но довольно долгое время после этого обреченная на смерть жертва продолжала жить и мучиться, доставляя душераздирающими воплями извращенное удовольствие своим палачам. Помочь в данном случае не смог бы ни один самый квалифицированный доктор, поэтому несчастного попросту приходилось добивать по его же просьбе. Для меня самым страшным на войне была вовсе не постоянная угроза смерти, а то, когда ты видишь мучения товарища и не в состоянии ничем облегчить его страдания. Наверное, именно по этой причине Господь наградил меня способностью исцелять человеческие недуги. Теперь мне было уготовано на собственной шкуре и в полной мере прочувствовать то, что пережили горемыки, коим «подфартило» попасть в лапы наиболее непримиримых поборников ислама.
Вскоре чувство боли достигло максимального пика. Даже моя астральная сущность содрогалась от этих невыносимых мук, хотя воспринимала их не напрямую от нервных окончаний, а через сознание в трансформированном – иначе говоря: сглаженном – виде.
И несмотря ни на что, мне все-таки удалось достигнуть каменной громады. Часть пути пришлось преодолеть на карачках. Да, да, именно на карачках. И пусть кто-то считает эту позу передвижения унизительной для истинного героя, что было, то было.
Так или иначе, но в какой-то момент я понял, что лежу на деревянном полу какого-то помещения. Неподалеку валяются бесформенные обрывки моей набедренной повязки. Песчаное безумие осталось за толстой стальной дверью, которую мне с великим трудом удалось сначала открыть, а потом захлопнуть за своей спиной. Подо мной лужа крови. Бросив мимолетный взгляд на свое тело, я тут же отвел глаза, чтобы ненароком не грохнуться в обморок от ужаса. Безжалостная пескоструйка полностью содрала с моего тела кожные покровы, обнажив мышечные ткани. О Боже, как я до сих пор еще не умер от кровопотери или болевого шока? Впрочем, в экстремальных ситуациях и не такие чудеса случаются – сам был свидетелем тому, как один боец с оторванной напрочь осколком мины головой какое-то время бежал и даже умудрялся стрелять по врагу из автомата. Вполне вероятно, что внутри меня также включились какие-то скрытые резервы и, невзирая на дикую боль, я еще способен адекватно оценивать жизненные реалии и принимать правильные решения.
Абстрагировавшись по возможности от боли и связанных с ней собственных переживаний, я попытался включить процессы регенерации. Но не тут-то было, если в астрал худо-бедно проникать мне дозволялось, то заниматься самолечением было категорически запрещено. Даже подлатать свою основательно потрепанную ауру я не мог, поскольку потерял доступ к внутренним резервам магической энергии. Знакомая ситуация – прошлый раз, когда я преодолевал Пламенный Путь, с меня также сдирали внешние оболочки, только посредством огненной стихии. Теперь то же самое – меня пытают более изощренными методами. Очевидно, что в таком состоянии мне долго не протянуть, значит, нужно искать выход.
Оставив попытки подправить здоровье, я обвел взглядом помещение, в котором оказался. Просторная и абсолютно пустая комната идеально круглой формы. Напротив входной двери к каменной стене примыкает металлическая винтовая лестница, уходящая спиралью к самой верхотуре сооружения. Чтобы смотритель маяка ненароком не сорвался вниз, лестница снабжена надежными перилами. Поскольку путь наружу для меня был заказан, оставалось предположить, что искомый выход находится где-то наверху, и попасть туда я смогу, лишь преодолев бесчисленные ступени этой лестницы.
Если бы я был здоров и полон сил, предстоящий подъем не казался бы мне чем-то сложным. Но в теперешнем моем состоянии лишь мысль о том, что мне предстоит ползти куда-то вверх, отдавалась невыносимой болью во всем истерзанном теле. Однако делать нечего. Если промедлить, можно навсегда остаться в этом негостеприимном мире.
«Интересно, как часто смотритель маяка посещает подведомственное ему хозяйство, ну там лампы поменять, стекла протереть, пол подмести?.. А может быть, он где-то наверху?.. И как вообще выглядят хозяева этого Мира?.. Было бы неплохо, если бы он оказался чародеем и избавил меня от этой проклятущей боли, ну если бы и не избавил, во всяком случае, показал выход…» – эти и другие столь же занимательные мысли крутились у меня в голове за все время моего долгого подъема.
Не стану никого лишний раз утомлять описанием тех невыносимых мук, которые мне пришлось испытать. Несколько раз я впадал в краткое забытье и едва не скатывался кубарем вниз. Но каким-то чудесным образом, даже находясь в бессознательном состоянии, мне все-таки удавалось не сорваться и не разбиться насмерть о жесткие металлические ступени.
Выйдя в очередной раз из полубредового состояния, я понял, что все-таки преодолел бесчисленное количество ступенек и, вопреки всему, добрался до самой верхней части башни, туда, где круглые сутки полыхает неугасимое пламя. Впрочем, никакого огня я там не обнаружил, точнее, огонь-то был, но не собственно огонь, а мерцающий невыносимо ярким светом овал портального перехода, иными словами: выход из этого затянувшегося кошмара.
Непереносимое для глаз человека сияние и предвкушение скорого освобождения от всех мучений окрылило меня и заставило из последних сил рвануть к источнику света. Но я не сразу окунулся в ослепительное сияние распахнутых передо мной врат – по какому-то то ли наитию, то ли указанию свыше я дождался максимальной интенсивности испускаемого светового потока, лишь после этого сделал решительный шаг навстречу неизбежной неизвестности…
– Шатун! Андрюша! Что с тобой? – неожиданно до моих ушей донесся озабоченный голос Аполлинария Митрофановича. После этого на мою левую щеку обрушилась хлесткая и весьма болезненная оплеуха. – Очнись, сынок!..
Чтобы не огрести ненароком по правой своей ланите, пришлось в срочном порядке открыть глаза и заверещать дурным голосом:
– Да что же это деется, люди добрые! С каких это пор кураторы начали так издеваться над своими подопечными!
– Уфф! – облегченно вздохнул Митрофаныч. – А я подумал, что ты ненароком преставился: лежал бездыханный, зенки закатил ажно под самый лоб, пульс не прощупывался – чисто упокойник, хоть попа зови на отпевание.
– Скажете тоже, «упокойник», – криво ухмыльнулся я и, коснувшись рукой своего покрытого холодным липким потом лба, схохмил: – Мертвые не потеют, уважаемый, и вам ли не знать об этом в вашем-то преклонном возрасте.
– Дык в том-то и дело, – не принимая моего шуточного настроя, на полном серьезе ответствовал куратор, – что вспотел ты лишь перед тем, как очнуться. Ну какого хрена ты сунулся под ноги этому Ивэну? Пускай бы себе спокойно уматывал к себе домой. Ведь было же сказано: пассивное сканирование во всех диапазонах и не более того.
– Ладно, Митрофаныч, – я попытался примирительно улыбнуться, но вместо улыбки получилось нечто откровенно-кислое, к тому же, кривое, – Бог не выдал – свинья не слопала. Кстати, сколько времени я тут провалялся в отрубоне?
Куратор посмотрел на часы и, возведя очи горе, задумчиво зашевелил губами, будто что-то прикидывал в уме. Вскоре взгляд его синих глаз прояснился, и он наконец-то снизошел до ответа:
– А знаешь, Андрей, прошло-то всего пять минут, а мне почему-то показалось, что намного больше.
– А уж мне-то как показалось! – радостно воскликнул я, осознавая наконец-то, что по-прежнему нахожусь на Земле, в своей любимой телесной оболочке, в подаренном мне «Smart Track-X», рядом с Аполлинарием Митрофановичем Невструевым, милейшим человеком. Взглянув на него искоса, я улыбнулся и не удержался, чтобы не задать ему давно волнующий меня вопрос: – Митрофаныч, а вам никто не говорил, что вы здорово похожи на артиста Евгения Леонова, царствие ему небесное, и пусть земля ему будет пухом.
– Ах это, – облегченно вздохнул куратор, – скорее Женя был похож на меня, ибо, насколько тебе известно, я чуть-чуть постарше. Вообще-то, мы с ним долгое время состояли в приятельских отношениях. Золотой души был человек. К моему великому сожалению, наш закон запрещает продлевать жизнь публичным личностям, к тому же не магам, иначе… Короче, жалко Женечку… – Затем он внимательно посмотрел мне в лицо и по-отечески участливо поинтересовался: – Сам-то как?
– Спасибо, вполне прилично, – по возможности бодрым голосом постарался ответить я.
– Ну, вот и славненько! – потер ладошки довольный Митрофаныч и елейным голосом продолжил: – Сейчас по домам, а завтра с утреца милости просим на аудиенцию к нашему Владыке. Великий Князь давно хотел с тобой познакомиться, да все как-то недосуг.
– Сам Великий Князь?!
– Ну да, сам. А чего это ты сразу как-то стушевался? – задорно воззрился на меня куратор. – Волноваться не стоит. Великий Князь – в миру Смирнов Иван Николаевич, вовсе не какой-нибудь средневековый сатрап, а вполне современный человек. Так что внезапного усекновения своей буйной головушки можешь не опасаться, чай на дворе не времена приснопамятного Иоанна Васильевича, хотя слухи о тех смутных временах, уверяю тебя, Андрюша, здорово преувеличены. В цивилизованных Европах тогда повсеместно реки кровищи человеческой текли, да на кострах не самых никчемных людишек пачками сжигали. А Грозный наш всего-то упокоил пару десятков своенравных бояр да народишко лютое слегка приструнил, и по какой-то неведомой никому причине в самые главные злодеи того времени зачислен. Кстати, Андрюха, сына своего он и не убивал. Помер Иоанн Иоаннович в младые годы от какой-то наследственной хвори… – Митрофаныч замолчал, задумчиво покачав головой каким-то своим сокровенным мыслям. Затем распахнул дверцу автомобиля и, перед тем как покинуть салон, обратился ко мне уже более официальным тоном: – Короче, Шатун, завтра в восемь утра к тебе заедет Аристарх, так что будь наготове. Сам понимаешь – начальство ждать не любит.
– Митрофаныч, а как же вы доберетесь до дому? – запоздало промямлил я в спину выходящему из автомобиля магу.
– За меня не переживай, Андрюша, пешочком прогуляюсь. В моем возрасте полезно перемещаться на своих двоих. До завтра, Шатун, прощевай, мой доро…
Бронированная дверь с легким чмоком захлопнулась, отделяя меня от звуков улицы и голоса куратора, в том числе. Впрочем, я прекрасно понял, что мне он хотел сказать. На прощание помахал ему рукой и, проводив глазами его удаляющуюся фигуру, включил зажигание.
