Если немного абстрагироваться от реальности наступающей зимы, то вполне можно представить, что находишься в кабине звездолета, а мимо проносятся многочисленные звезды, сливаясь в туманности далеких галактик.

Андрей смотрел в окно, за которым стеной шел пушистый снег. Миссия, в которой, казалось, было столько значения, все больше приобретала бессмысленность и рутинность. И если работала хотя бы астральная бессмысленность, Зеттатеррон прекрасно знал, что на этом уровне действует своя эмоционально-чувственная, местами абсурдная – логика. Но бессмысленность носила физический характер – самый глухой и убийственный. Андрей чувствовал себя дон Кихотом, воюющим с ветряной мельницей. Окружающие считали его странноватым типом и увлеченно решали свои бытовые вопросы дальше, напоминая пассажиров поезда, сосредоточенных в вагонах на важных проблемах занятого туалета и пролитого чая, даже не подозревая, что их поезд идет в пропасть. Ведь мог же Вагин в последний момент дернуть стоп-кран и выйти? А странная проблема разговора с Соколовой о ее трагическом будущем? Как будто, это Андрею нужны ее ноги? Так тщательно он пытался подобрать правильные слова для предстоящей беседы.

По большому счету, вообще было неважно, чем закончатся все эти истории. Ведь все, что нужно было Богу – это опыт. Изнасиловал бы Вагин Хмелюк или не изнасиловал? С ногами Соколова или без ног? Может быть, изнасилованная Хмелюк и безногая Соколова даже интересней. В любом случае любому биологическому виду позвоночного животного отмерено на планете Земля несколько миллионов лет. А потом, когда все живое сгорит на планете, Солнце (видно, Атуму просто это окончательно надоест) превратиться в красного гиганта и поглотит Меркурий, Венеру, Землю… Единственный путь, имеющий хоть какой-то смысл – бесконечный путь в Паранишпанну. Где будет какая угодно Соколова и где ее не будет никакой. Но до Паранишпанны было еще очень далеко. И абсурдность заключалась в том: чтобы до нее добраться, нужно было спасать Хмелюк, Соколову и иже с ними. Вернув смысловую нагрузку своего существования, ликвидатор грешников сосредоточился на «текучке».

Андрей с неохотой ждал следующую встречу с Азейрасом. Он знал, что начнутся разговоры про провал, цепные реакции в физическом мире и тому подобное. У менталов, которые пытаются повлиять на людей, явно была нелегкая жизнь – люди эмоционально нестабильны и могут неожиданно поменять давно принятое решение буквально за десять-пятнадцать минут. Так было с Пригодиным, которого должен был пристрелить Раджабов, теперь нечто подобное произошло с Вагиным, который не смог дождаться вечера, хотя изначально и принимал решение исходя из вполне логичных раскладок. Приходилось импровизировать. И даже чуть-чуть применить свои сверхспособности. Зачем они тогда вообще нужны, если результат должен достигаться исключительно на людских пороках, которые нужно подогревать, максимум, задушевными разговорами? Тут хватит просто продвинутого ментала, а не физического супергероя, которого нельзя убить или посадить в тюрьму. В общем, у Зеттатеррона имелось свое мнение на счет степени вмешательства в ликвидацию грешников.

Но встреча была неминуема, и Андрей запросил данные у МИБ о месте и времени следующего контакта с медиумом. База ответила, что информация о явке отсутствует. И это в воскресенье, когда встречи, как правило, уже проходили. На вопрос: «Связано ли это с моим вмешательством в арест Вагина?» – МИБ констатировала: «Данные отсутствуют, уточните вопрос». Андрей махнул рукой и решил встретиться с Соколовой. Но погода совсем не располагала к прогулкам: ветрено, пасмурно, а холод закончился повалившим снегом. Возможно, поэтому Люба написала в ответ на предложение увидеться: «Приезжай к нам в гости. Познакомлю тебя с мамой. Мы испекли пирог».

Это означало, что Люба больше не держит от матери в секрете наличие у нее молодого человека. Андрей убеждался, что Азейрас был прав по поводу общения с Соколовой: дальше в лес, больше дров. Девушка воспринимала все адекватно, по-житейски (это и есть думать о «пролитом чае», а не о несущемся в бездну поезде). Есть парень, встречаемся, дальше: знакомство с мамой, свадьба, дети… Пусть даже не сейчас, а через несколько лет. Конечно, в этот раз Андрей просто написал, что приболел, и все решили остаться по домам, но ситуация с Соколовой сжималась пружиной. Копившееся внутри девушки недовольство должно куда-то вылиться, ведь с момента их знакомства прошло больше месяца, а общение зависло в стадии первых свиданий. МИБ сообщила, что девушка хочет развития отношений, но это было видно и без копаний в сокровенных мыслях Любы. Нужно как-то рассказать ей про метро. И чем раньше, тем лучше. Тянуть дальше – означало только усугублять ситуацию.

Андрей понял, что устал. Морально. Пора было «принять ванну», то есть поспать, или скорее – впасть в транс. Неожиданно пришло решение принять ванную в прямом смысле слова, Андрей набрал теплой воды, лег, и закрыл глаза…

Было совершенно неважно, что отражало зеркало. Обыкновенная покрытая серебром плоскость, висевшая в обычной ванной комнате со старым кафелем. Гораздо важнее то, что было написано на нем. Женской красной помадой. Надпись занимала почти все пространство и гласила: «Если Бог дарует жизнь, но все рано или поздно умрут, то может быть, Бог дарует смерть?» Эти слова звучали как эпитафия и смотрящий на них молодой человек, не видя за их смыслом свое отражение, предчувствовал, что произошло или произойдет что-то плохое. Ему всегда эта девушка казалась немного странной, а теперь еще и такая фраза. Нет бы, после ночи любви написать что-то романтичное, как сделали бы ее нормальные сверстницы, так нужно же испортить утро очередным чокнутым философским посылом. Посылом к кому? И с какой целью? Парень пошел включить чайник. Впереди – малоприятная процедура оттирания помады от зеркала. Но утренняя сигарета улучшила настроение. Молодой человек даже решил, что его желание расстаться со своей ненормальной подругой после увиденного в ванной, пожалуй, слишком эмоционально. Несмотря на то, что ей неплохо бы похудеть. Включив телевизор, он принялся за бутерброд. Шли местные новости, в которых неожиданно прервали репортажем о чрезвычайном событии в университете. Некто Любовь Соколова расстреляла час назад двоих своих одногруппниц. Вот это да! Эта же была его девушка! Та самая, странноватая, что написала перед тихим утренним уходом эту жутковатую фразу на зеркале. Да уж! Расстреляла… Молодой человек, застывший от шокирующей новости, подскочил и бросился к стулу, на котором лежала одежда. Судя по тому, что это была форма, парень работал в милиции. Он схватил портупею и, сделав паузу в пару секунд, раскрыл кобуру. Та была пустой. Его подруга совершила двойное убийство из его табельного оружия! «А-а-а-а!» – крик отчаяния перерастал в мычащий звук с какими-то нотами дребезжания…

Андрей открыл глаза. Вода в ванной остыла, видимо, он пролежал в ней ни один час. Рядом на стиральной машинке лежал телефон. Звук отключен, и о входящем вызове сигнализировал только вибросигнал. Номер незнакомый. До этого вообще звонила только Соколова и пару раз ошиблись номером.

– Алло, – Андрей принял вызов.

– Зера…

– Что?

– Ха-ха, – раздался легкий смешок, голос подозрительно знакомый, но это не Крестов, впрочем, МИБ быстро сообщила, что это Артемьев в состоянии Азейрраса. – Наш друг отправился в командировку, поэтому я не смогу с тобой встретиться. Сейчас он едет в поезде, забил трубку, покурил и у нас есть минут пять, чтобы обсудить ликвидацию следующего грешника.

– Ну тогда, не будем откладывать, – Зеттатеррон не хотел выслушивать от ментала за экстравагантный арест Вагина.

– Как тебе шутка про Зеру? Ты же так представляешься по телефону…

– Ужасная. У менталов всегда было плохо с чувством юмора.

– Тем ни менее ты удивился. Ладно… Не будем терять время, а то сосед по купе может вернуться в любое время. Это Джабир Раджабов. Ты уже знаком с ним. Глава дагестанской преступной группировки в Тартарске. В лихие девяностые лично убил двух человек на стрелке, сейчас организовал сеть по распространению наркотиков; притоны с проститутками; точки с игровыми автоматами; микрофинансовые организации, дающие в долг копейки, а забирающих потом машины и квартиры. Хочет баллотироваться в депутаты. До того, как это произойдет его нужно ликвидировать.

– Тебе не кажется, что выбор грешников становиться все менее очевидным? Если с Михалькевич и Пригодиным было понятно – их сигналы давно потухли, а управляемого демоном Лентовского тоже надо было сливать, чтобы прекратить убийства, то Вагина можно было просто отправить к психологу, который бы ему объяснил, что нужно съехать от мамы и завести бабу. Он, если бы не дурил, мог даже ту же Хмелюк приболтать. Без бункеров и насилия. Я думаю, не нужно уточнять, что сигнал несостоявшегося маньяка не потух. И не потух он у Раджабова. И вот почему: убийство на стрелке, где тебя тоже могут прикончить, кармически похоже на убийство на войне, и не ведет к катастрофичному искривлению структуры сознания, как и организация наркоторговли, проституции, игрового бизнеса и выдачи странных кредитов. Потому что никто насильно тебя не заставляет употреблять наркотики, торговать телом, играть в автоматы и брать деньги под нереальные проценты. У Раджабова очень хреновая карма, но он не стал космическим мусором.

– Но это выбор гиперсознания Млечного Пути. Оно выдает этим людям «черные метки». Возможно, оно видит будущее, которое не видим мы. Вагин мог стать серийным маньяком, а Раджабов – кем угодно… Там, с его возможностями, будут все карты на руках. Это не астральный мир, здесь гораздо запутаннее… И заметь, никто тебя не заставляет отрывать им головы. Ты прекрасно справляешься без летальных последствий.

– Хорошо. Раджабов, значит Раджабов. Тоже, далеко, не ангел, – этими словами разговор был окончен.

Гиперсознание видит будущее… «Сука!» – заорал Андрей в пустоту. Это было странным, но полубог с невиданными способностями почувствовал отчаяние и бессилие. Видения про Соколову! Триптих, который сложился в одну композицию. Будущее! Зеттатеррон сам был из будущего. Соколова просто не успела никого расстрелять, потому что ей отрезало ноги. И сейчас, когда Андрей пытался изменить ее судьбу, ему показали альтернативу. Любу кто-то сильно обидит, а она будет встречаться с парнем, работающим в милиции. Более того, их отношения, неизвестно в какой стадии, существовали как раз до трагедии в метро, потому что именно он намекал ей, что нужно похудеть. И если девушка не падает между вагонами, то позже, она просто выкрадывает у своего молодого человека пистолет и устраивает кровавую бойню. Что послужит поводом для убийств, было пока не известно, да и не важно. Нужно предотвратить все негативные сценарии!

Но с будущим сложно. Даже если ты его знаешь. Андрей помнил еще со времен жизни Фролова, странное чувство, когда понимаешь, что этот момент уже был в твоей жизни. Дежавю. Но дежавю – это психическое состояние, при котором человек ощущает, что когда-то уже был в подобной ситуации. Но попытки вспомнить, когда же это случилось, приводили к парадоксальному выводу – эта ситуация происходила во сне, а значит – это не было прошлым, это было предсказанием будущего! При этом момент дежавю всегда «на-тоненького». Никогда не было ничего яркого. Обычные мелочи и нюансы. Вот ты стоишь в определённом месте, совершил конкретное действие, увидел именно эту картинку. Выпади хоть одна деталь, дежавю бы не было. И создавалось впечатление, что все предначертано, а убийственные нюансы порождали чувство глобальной безысходности, в которой нет места для малейшего варьирования…

Однако при жизни у хирурга Фролова имелись и другие мысли о будущем. Что если получить информацию обо всем, то есть стопроцентные исходные данные, то предсказать грядущие события можно довольно точно. И что изменения этих данных приведут к другому результату. И теперь Зеттатеррон посредствам ментальной информационной базы мог и должен был просчитать варианты будущего. И изменить его, не смотря на всякие там дежавю.

Зеттатеррон знал, что обращаться к Крестову, чтобы тот арестовал Раджабова, глупо. Бандит давно стал бизнесменом и влиятельным человеком в городе. Да и любой его арест мог закончиться (при его-то адвокатах!) развалом дела и скорым выходом на свободу. Поэтому Раджабова нужно убить. На вопрос, адресованный МИБ: «Кто имеет реальную возможность в городе Тартарске убить Джабира Раджабова?», база затянула с ответом, но все же выдала одновременно предсказуемый и, в тоже время, неожиданный итог: «ФСБ». Оставалось найти среди федералов «местного Крестова», но МИБ ответила, что таких людей в федеральной службе безопасности нет. Нужно рыть дальше.

– Что должно произойти, чтобы ФСБ убила Джабира Раджабова? – Зеттатеррон задал следующий вопрос всезнающей базе.

Андрей ожидал ответ в стиле: «Джабир Раджабов должен взять заложников и удерживать их до приезда спецназа», либо классику: «Ответ невозможен, слишком много данных, претерпевающих постоянные изменения» – но МИБ ответила очень странно:

– Ты должен встретиться с сотрудниками ФСБ: старшим уполномоченным Сергеем Черновым и уполномоченным Виталием Ивановым.

– Что? – удивился Андрей.

– Уточните вопрос, – тупо отреагировала МИБ…

Роман Крестов сидел в кабинете и смотрел на фоторобот таинственного посетителя бункера Вагина. Ему действительно человек казался знакомым, но раздумье так и не натолкнуло на мысли, где и когда он мог его видеть. В едва уловимый миг, показалось, что видел его во сне, и в этом сне незнакомец лежал мертвым в осеннем парке…

Ломать голову бессмысленно не хотелось. Крестов отбросил фоторобот. Еще нужно было переслать в ФСБ. В эту минуту запиликал рабочий телефон.

– Прокуратура, следователь Крестов, – отчеканенной фразой последовал ответ на звонок. – Что за времена-то пошли, Роман Павлович? – Зера?

– Мы с тобой сажаем маньяков за их чудовищные преступления, а в благодарность тебя вызывают в ФСБ, а я так вообще чуть ли не вербовщик из Аль-Каиды. Даю бедному следователю указания… – Откуда тебе известно? – перебил Крестов.

– Знаешь, почему я звоню на рабочий? Потому что эфэсбешники даже не удосужились прослушивать его, в отличиие от твоего сотового. Поэтому мы можем спокойно сейчас поговорить.

– Так откуда ты знаешь про ФСБ? Кто ты такой вообще? – чуть ли не перешел на крик следователь.

– А если я отвечу, ты что – поверишь? Знаешь, как я задолбался подбирать для людей нужные слова, чтобы спасти их от трагедии? Хотя все просто: сделай так-то и так-то. Я никого не заставляю причинять кому-то зло, не прошу денег, просто сделай так-то… И все, будет тебе счастье. Но нет! Каждый увидит в этом подвох! Кто-то найдет бредом сумасшедшего, кто-то заподозрит шпиона или террориста… Чтобы в твое сознание, а оно, поверь, по земным меркам очень развитое, вместить тот объем информации, который бы хоть как-то воспринял, скажу так: я внеземная форма жизни – пришелец из Туманности Андромеды, если выражаться замусоленным клише. Я могу рассказать тебе такие никому неизвестные факты из твоей биографии, что ты даже, наверное, поверил бы во все это. Но я избавлю тебя от очередных мучений…

– Стоп! Это общие фразы. Это вербовка. Если можешь рассказать, расскажи…

– Помнишь Наташу Чеснокову из параллельного класса? Ты влюбился в нее, но никому этого не рассказал, поэтому даже теоретически никто мне не мог этого сообщить.

Роман закусил губу. Это было правдой. По телу пробежала дрожь.

– Или когда в десять лет ты на даче у соседей воровал ранетки… Так вот, чтобы отсеять все сомнения, что я загипнотизировал тебя и теперь даю задания, я попрошу в это раз выполнить задание ФСБ: организовать нам встречу. Условия встречи я написал в письме, которое сбросил в абонентский почтовый ящик номер двадцать на почтовом отделении номер три. Записал? Ящик никто не арендует, поэтому письмо могут спокойно изъять. Информация секретная и для тебя абсолютно ненужная. Если условия не будут выполнены, то я больше никогда не выйду с ними на связь. А с тобой уже разговариваю в последний раз. Поэтому прощай и спасибо за все, Роман.

– Они не понимают, с чем связались… – Крестов смотрел на руку, свободную от трубки телефона, она тряслась мелкой дрожью.

– Поэтому ты должен выйти из игры. Я и так тебя подставил, извини.

– Мы когда-нибудь встречались?

Настала короткая пауза.

– Нет, и я надеюсь, что не встретимся… По крайней мере, в этом мире…

Крестов был в смятении. Вроде бы все закончилось, и можно было выдохнуть, но на душе стало тяжело. Мучило дурное предчувствие. Оно касалось не самого Романа, в этом плане интуиция молчала, плохое должно было случиться с теми, кто решит «поиграть» с таинственным информатором. В голове опять зазвучали слова Экстрасенса, который добровольно пошел по этапу, только бы не встречаться с ним… Конечно же, с ним – с Зерой.

«Он идет. Он страшнее любого мента или авторитета будет. Кровь рекой польется. Я хочу тебя предупредить, что Он тебя выберет. В помощники. Хотя ему, конечно, помощники не нужны. Но его планы понять никому не дано. Ты, начальник, готовься. И ничего не бойся. Тому, кто Ему поможет, бояться нечего. Кобзда тому, кто беспредел творит и накосячит против Него».

Не хотелось, чтобы из-за упорства ФСБ пострадали люди. Но что-либо изменить – выше сил обычного следователя. И если предчувствия можно как-то понять, то появление в голове странной картинки, похожей на забытое воспоминание, не поддавалось никакому осмыслению. И если бы она хоть как-то относилась к происходящему… Может быть, это всплывшая в памяти средневековая картина, или икона… Других объяснений Крестов не находил. Перед глазами Романа то и дело вставал образ ангела, величественно возвышающегося над каменной пустыней…

Беседа Крестова и Андрея произошла во вторник – шестого ноября. Поздним вечером того же дня сканированная копия письма Зеттатеррона, сброшенная им в абонентский ящик, попала к Илье Дармову. И хотя к письму прилагалась краткая пояснительная записка от старшего оперуполномоченного Чернова, генерал все же на следующий день лично позвонил следователю, чтобы уточнить нюансы разговора с информатором.

Рабочий телефон Крестова не прослушивался не потому, что это был ляп спецслужбы. Дармов лично запретил это делать. На самом деле, дословная стенограмма разговора следователя и информатора была не такой уж ценной. Нужно было выяснить гораздо более важную вещь – масштаб осведомленности объекта разработки. Незнакомец всегда звонил на мобильный. Теперь надо было понять, насколько он сведущ о действиях Крестова, знает ли о его связи с ФСБ. Если бы информатор не был в курсе происходящего, он бы и дальше продолжал звонить прокурорскому работнику по сотовой связи по темам ареста какого-нибудь очередного маньяка. Но произошло самое худшее – объект владел информацией обо всем! О том, какие телефоны прослушивались, о встречах Крестова с ФСБ, даже о содержании бесед при этих встречах. Это было невозможно! Или… никакого информатора не было, а это все действительно организовал сам Крестов. Или следователь сам слил данные о том, что его «прихватила» ФСБ. Но опятьтаки, откуда он знал, что прослушка на рабочий телефон не организована, чтобы вообще сослаться на эту версию? А предположить такую слежку было бы логично. Да и появление голого фантома в бункере Вагина никто не отменял. Нет, информатор существовал. И противник был действительно хорош! И с ним нужно было встречаться.

Конечно, условия встречи были сомнительны, но кто такой Джабир Раджабов? Приподнявшийся бандит, который до сих пор управляет дагестанской ОПГ в Тартарске. В принципе, он и так уже хорошо попылил аж с начала девяностых. За ним стояла местная тартарская шушера из руководства милицией, да губернаторских замов. Все.

К тому же Чернов был опытным опером. Никакой шумихи не будет. Поэтому Дармов набрал его телефонный номер и сказал подчиненному, что встречу с информатором Крестова нужно организовать «во чтобы это не стало». И руководству тартарского ФСБ цену этой встречи знать было совсем необязательно, как и многие другие подробности разработки. Дармов вообще с самого начала взял дело информатора под личный контроль. Все это могло закончиться либо масштабным разоблачением деятельности иностранной разведки или террористической сети, либо выявлением человека, обладающего непостижимыми экстрасенсорными способностями. Чуйка генерала-майора еще ни разу не подводила.

И даже хорошо, что информатор решил, что ФСБ относится к этому делу «спустя рукава», якобы по своей халатности не организовав прослушивание рабочего телефона Крестова. Это в дальнейшем сыграет только на пользу спецслужбе…

В Тартарске по-прежнему стоял легкий морозец. Ясное небо открывало панораму звездного неба. Андрей стоял возле подъезда Соколовой и ждал девушку для вечерней прогулки. Когда-то Фролов был бы не против погулять вечером с неискалеченной Любой и без мыслей о жене, не одобряющей его встречи с бывшей пациенткой. Но такого никогда не случилось, а сейчас все было по-другому. И даже гораздо сложнее, чем в жизни хирурга. Его бытовые метания, связанные с симпатиями к Любови и угрызениями совести по отношению к Вере, выглядели сейчас беззаботно и даже мило. Потому что более-менее понятны. А что теперь? Кем теперь вообще приходилась Соколова на самом деле? Объектом, чью жизнь нужно повернуть на другие рельсы, чтобы она не наделала глупостей сама, и чтобы с ней не случилось трагедии?

Мысли Андрея прервал сам персонаж раздумий – наконец-то дверь подъезда распахнулась и на улицу вышла Любовь.

– Ты никогда не думала о вечности звездного неба? – спросил Андрей девушку. – Что менялись века, эпохи, эры, наконец, а ночная картина неба оставалось прежней? Ведь, если что-то произошло со звездой, которая находиться от Земли на расстоянии ста миллионов световых лет, то увидеть это мы можем только сейчас, хотя событие состоялось еще до появления динозавров. – А сколько до Туманности Андромеды? – спросила Люба.

– Где-то два с половиной миллиона световых лет. Мы ее наблюдаем в том виде, в котором она была, когда Homo sapiensа еще не существовало.

– Я когда думаю о таких вещах, прихожу к выводу, что вся эта жизнь – тлен… – Я думаю, что каждая секунда нашей жизни кому-то нужна… – Кому? Маме? Кому нужна каждая секунда моей жизни? – Богу… Соколова расхохоталась. – Я так начну думать, что ты из этих… свидетелей Иеговы.

«Начать разговор о будущем будет непросто», – подумал Андрей.

– Куда пойдем? – сказал он вслух.

В районе, где жила Соколова, идти-то особо некуда. Поэтому пара побрела, куда глаза глядят, поскрипывая свежим ноябрьским снегом.

– Ты никогда не задумывалась, почему тебе нравиться Туманность Андромеды? – спросил Андрей. – Ведь это вообще странно, что тебе она нравится. Это же не фильм и не музыкальная группа.

– Да уж, действительно, – ответила девушка, – немного странно… Если брать какой-то необъяснимый эмоциональный уровень, то, наверное, мне кажется, что там лучше, чем на Земле. Не знаю, почему именно там… Может, роль сыграл миф, в котором Андромеду спас Персей. Может, просто мечтаю, чтобы меня тоже кто-то спас…

– А ты веришь в предсказание будущего?

– Я верю, что человек сам его строит. Но… как бы это сказать… у него слишком мало простора для этого. Ты родился в какой-то семье или даже без семьи, и это то, с чем тебе жить потом до старости. Это напоминает игру в дурака, все игроки играют по-разному, кто-то хорошо, кто-то плохо, но если плохому игроку выпали одни козыри, а хорошему – мелочь, то тут уже ничего не изменишь, сколько бы пядей во лбу у тебя не было.

– Но есть поступки, от которых жизнь может резко измениться…

В этот момент Андрей почувствовал, что ему нехорошо. Если бы он был обычным человеком, то это можно как-то объяснить. Но как станет плохо тому, кто не может даже умереть, не то что заболеть? На самом деле подобные приступы уже ни в первый раз. Но каждый следующий был сильнее предыдущего. Последний раз Андрею поплохело, когда он позвонил Крестову, чтобы тот выезжал брать Вагина. Тот приступ был ощутимым, но сейчас стало совсем худо. Соколова испуганно смотрела на своего спутника, а потом он упал на снег.

Сверху висело звездное небо. Оно уже не было домом для бороздящего Вселенную Зеттатеррона. Оно как будто смеялось над этим беспомощно корчащимся на снегу материализованным ангелом, нагло решившим, что здесь он почти бог. Как будто кто-то специально заставлял страдать, чтобы пришло простое осознание – бог он только здесь, на самом дне, там на звездах совсем другие расклады. Андромеда была на месте, чуть выше созвездий Пегаса и Рыбы. Соколова права, там действительно лучше, чем на Земле. Как прав был и Сатана, сказав, что эта планета заберет нас всех, потому что она проклятая!

«Андрей! Андрей! – кричала Любовь. – Что с тобой?» Когда глаза ее спутника закрылись, Соколова перепугалась не на шутку. «Помогите!» – призывала она.

Эта сцена могла выглядеть по-другому. Если бы МИБ принимала какие-то конкретные образы, то теперь она могла бы сидеть напротив Зеттатеррона в виде сексапильной докторши в белом халате и очках, и внимательно выслушивать жалобы пациента. Но было даже не обыденно, а, скорее, жутковато: Андрей валялся на снегу как будто в предсмертной агонии, в груди давило и жгло одновременно, и сквозь застилающую сознание боль, он все-таки связался с базой, чтобы выяснить природу происходящего. Оказалось, что страдания приносила запечатанная вовнутрь сингулярность. Нужно уравновесить кармические весы при ликвидации каждого грешника. Вывести причинно-следственную связь Карателя в ноль. Чем больше был диапазон несправедливости между виной грешника и его приговором, тем сильнее должен страдать судья. Наверное, Раджабов заслуживал просто ареста и тюремного срока, но в момент своей агонии, Зеттатеррон понял, что ФСБ приняло его условия для встречи и дагестанского авторитета просто убьют.

В тот вечер пришлось долго успокаивать Соколову, врать про приступ астмы, в который она не хотела верить (тут пригодился врачебный опыт Фролова), но прогулка была безнадежно испорчена, и разговора про будущее девушки уже не могло состояться. Свидание проходило во вторник вечером, а в субботу утром Зеттатеррон уже знал, что Джабир Раджабов мертв. Также было известно, что это покажут в местных новостях, Раджабов был известным человеком в городе.

Чтобы хоть как-то скрасить досуг, Андрей отправился в кафе, чтобы выпить чашечку кофе и посмотреть по телевизору репортаж о смерти бандита. Кофе, конечно, не принес даже половины того удовольствия, которое когда-то получал от горячего напитка Фролов. А ведь был очень даже хорош.

Раджабов погиб в автокатастрофе. Что-то случилось с тормозами в его огромном «Лексусе», а поскольку утром в субботу пробок почти не было, автомобиль на скорости около ста двадцати километров в час не смог затормозить на перекрестке и врезался в бок самосвала. Удар был такой силы, что даже грузовик перевернулся. Очевидцы рассказывали, что внедорожник просто летел по улице, где стоял знак, запрещающий скорость больше сорока километров в час. Неудивительно, что правонарушитель закончил так грустно. Никто особо не заметил, что грузовик, спокойно проезжающий на зеленый, на какие-то секунды просто остановился, как будто дожидаясь горе-водителя. Раджабов мог свернуть на тротуар, но увидев пешеходов, предпочел лобовое столкновение. Все-таки было в нем какое-то благородство или, как говорят в криминальном мире, авторитет жил по понятиям.

Андрей допил кофе и вздохнул. Дальше в новостях стали показывать про какие-то недочеты в метро, незамеченные при сдаче объекта, а журналисты задаваться двумя вечными риторическими вопросами: «Кто виноват и что делать?» Это неинтересно. Предстояло узнать у МИБ координаты забытого или потерянного кем-то мобильника и позвонить в ФСБ. Условие для встречи они выполнили, слово нужно держать. Да интересно, о чем хотят поговорить чекисты. Но это Андрей решил отложить на воскресенье.

– Как через четыре часа? – заорал в телефон генерал-майор Дармов. – Мне что, на военном самолете вылетать?

Старший оперуполномоченный Сергей Чернов не знал, что ответить. Десять минут назад ему на сотовый телефон позвонил Зера и назначил встречу в пять часов вечера в каком-то кафе на окраине Тартарска. Оставалось чуть больше четырех часов.

Дармов закрыл глаза. Он хотел встретиться с информатором лично. Но видно у Зеры не было такого желания. Ну что ж, значит с ним встретиться опера. Это совсем не означало провал…

– Илья Матвеевич, алло? Вы меня слышите? – Чернов уже потерял своего начальника, пока тот думал, как действовать дальше. – Я на связи… – Мы можем установить за ним слежку.

– Нет. Этот человек обладает мощными экстрасенсорными способностями. Он поймет это в два счета. – Может вызвать спецназ? – Тогда он, скорее всего, вообще не придет. – И что делать?

– Во-первых, вы должны расположить его к себе. Попробовать узнать, чем он занимается, кто он такой. Откуда у него дар. Во-вторых, постарайтесь, убедить его сотрудничать на постоянной основе. Он выявляет преступников. Это благое дело. Зачем ему прятаться, звонить с каких-то левых телефонов. Мы можем встречаться и просить его помощи в трудных делах. Он станет находить убийц, предотвращать теракты. В общем, нужно склонить его еще к одной встречи. В-третьих, если он дотронется до стакана или кружки, сразу отдать их криминалистам. Может пальчики где-то засветились. Образцы слюны попробовать отправить на экспертизу, чтобы иметь его ДНК. И, в-четвертых, если он категорически откажется встречаться еще, мы все равно вычислим его постоянное местонахождение следующим образом…

Чернов и Иванов подъехали на большую парковку перед торговым центром «Вещиград». Недалеко от него располагалось кафе «Fun Hookah», в котором Зера назначил встречу. Это заведение в какой-то замысловатой форме принадлежало Джабиру Раджабову. Похоже, информатор был циничен и умен одновременно. Зера выбрал самую дорогую ВИП-комнату, в которой нередко отдыхал сам Раджабов, а оперативная сводка сообщила, что в комнате стоит прослушка, которой бандит нередко пользовался в своих целях. Поэтому даже намекать о причинах убийства дагестанского авторитета было чревато ненужными волнениями в криминальном мире. Но на этом сложности не кончались. Торговый центр, вечер воскресенья – народу немеренно… Но думать о провале опера не привыкли.

– Ну, что покурю и вперед, – предложил майор. – Еще пятнадцать минут есть. А то у меня уже вся задница в мыле.

– Накуришься еще, – ответил Иванов, не страдающий вредной привычкой. – Ты ж в кальянную идешь.

– Я такое не употребляю, – ответил Чернов и вышел из машины.

Морозец так и не отпускал Тартарск, как будто намекая, что зима не отступит. Желто-оранжевый диск солнца катился за горизонт, чтобы принести день на другую сторону земного шара. Снег прощался с ним искрами отраженного света, готовясь принять эстафету от городских фонарей. Они должны были вспыхнуть вот-вот, чтобы людской суете ничего не мешало дальше тянуться в ночь. Где-то там, за рядами припаркованных машин, виднелась кальянная. Все-таки эта разработка не нравилась Чернову. Нервозность не покидала весь день. Он искренне надеялся, что разговор с всезнающим Зерой пройдет успешно. Ведь зачем-то же он назначил встречу? И судя по тому, что цена за нее была смерть Раджабова, он далеко не Робин Гуд. Парень что-то хотел… Сигарета истлела. Пора начинать.

В «Fun Hookah» уже знали, что к ним приедут из ФСБ, и что их интересует тип, который уже сидел в апартаментах четверть часа и дул самый дорогой табак, который был в заведении. Когда опера зашли в бар, то оба сразу подошли к барной стойке, предъявив удостоверения. Иванова сразу повели в комнату охраны, где стояли мониторы, транслирующие картинку с камер наблюдения. Чернов достал фоторобот и показал бармену. «Он?» Бармен кивнул. Майор отправился в ВИП-апартаменты, а Иванов закрыл дверь в коморке охранников изнутри.

– Прослушку отключил, – спокойно, но убедительно приказал капитан.

– Что? Нет никакой прослушки!

Капитан достал пистолет с прикрученным глушителем.

– Ща прямо тут ляжешь!

Отверстие в стволе напоминало пустые глазницы черепа и намекало, что голова охранника вскоре тоже может стать такой же. Сразу после этого последовало испуганное нажатие кнопок на клавиатуре. Картинка показала, что какие-то микрофоны теперь отключены.

– Незаконное прослушивание? Сядешь, козлина, если хоть слово просочится! – подытожил чекист.

Чернов зашел в комнату. Перед ним предстал молодой мужчина в футболке и джинсах, который валялся в подушках и вдыхал дым из огромного кальяна с несколькими шлангами, похожего на гидру. Рядом стоял стакан с коричневой жидкостью и льдом, судя по всему, виски. Сопоставление обдолбанного мажора с фотороботом, говорило, что это и есть информатор. Рассказы Крестова сложили впечатление совсем о другом человеке.

– О-о! Вот и эфесбэшники пришли! Падай! – самые худшие опасения майора, после увиденной картины подтвердились, информатор действительно неадекватный.

Чернов не знал, как реагировать. Он нехотя, даже осторожно, присел напротив Зеры.

– Угощайся, – продолжил тот.

– Откуда у тебя появлялась информация про совершаемые преступления? Которую ты потом передавал следователю Роману Крестову?

– Так вот оно, – информатор показал на кальян, – еще чуть-чуть и я снова что-нибудь увижу.

– Хватит из себя дебила строить! – заорал Чернов. – Мы выполнили твои условия!

– Какие условия?

– Те, что были в письме в абонентском ящике.

– А что там было? В том письме? Лично я хотел только одного… Я переживал, что вы начали прессовать Крестова и попросил, чтобы вы от него отстали, вы отстали и вот…

– Ты за кого нас принимаешь, щенок?

Взгляд майора встретился с глазами Андрея. Чернов смотрел в них, и ему вправду казалось, что Зера, наделавший столько шума, просто наркоман, настолько пустыми были его зрачки.

– Сережа, – ели слышно продолжил разговор Андрей, – ты радуйся, что я себя так веду. Доложишь своему генералу, что информатор оказался придурком и наркошей, глядишь он от вас и отстанет.

– Ты, что, решил нашими руками… – Чернов осекся в самый последний момент.

– Что я решил вашими руками? Я вам только встречу обещал. Все остальное – ваши эротические фантазии. Встреча состоялась, так что аrrivederci, – с этими словами Андрей встал, взял куртку и проследовал из комнаты.

Когда вышел на улицу, то сразу же задал вопрос МИБ: «За мной организована слежка?» Иногда база откровенно тупила. Так вышло и в этот раз. «Уточните вопрос», – ответила она. «Сотрудники ФСБ будут следовать за мной до самого дома?» – со злом повторил попытку Андрей. «Нет», – последовал ответ.

«Клоуны!» – вслух сказал информатор, до кучи вспоминая случай о неорганизованной прослушке рабочего телефона Крестова. В этот момент Чернов куда-то спешно звонил с мобильника, все еще продолжая сидеть в кальянной комнате: «Успели вычислить номер? Отлично!» – а когда разговор окончился, майор, поправляя очки в толстой черной оправе, добавил: «Ты мне еще за это ответишь, говнюк. С кем поиграть-то решил?»

По требованию ФСБ оператор сотовой связи, зная месторасположение информатора, смог по сигналам, исходящим из данной точки, определить телефонный номер Андрея. Того самого аппарата, который передал ему через деревенскую колдунью вместе с другими вещами в кейсе медиум Артемьев. Теперь, с помощью геолокации, отследить передвижение объекта, включая его место проживание, было делом техники…