Шурик уныло взирал на невысокий холмик, обложенный дёрном. Кочка и всё. Даже креста не поставили, как и зэкам. Тот, что хоронил под берёзой, хотя бы догадался топор в ствол воткнуть, обозначить как-то. Могила вызывала невесёлые ассоциации, уж больно походила на ту, недалеко от шалаша. Ямка. Плечо ныло. Сашка нащупал небольшую опухоль там, где коснулась рука Спортсмена. Было бы зеркало – посмотреть! Попросить кого-нибудь глянуть? Ну их, опять со своими шуточками. Из-за пустяковой царапины, мол, нюни распустил. Всё-то он делает не так. На отправление опоздал, болел с похмелья, гранатами не вовремя кидаться начал, на дежурстве уснул. Одно положительное – бандита убил, да и то перетрусил больше положенного. Шурик печально терзал гитару, и та вторила заунывными переливами: «А мне ковер пушистый на диван, цветного телевизора экран, из радио…»

А у избушки ситуация обострилась. Балагур вслушивался, но успевал уделять внимание расшифровке найденных «писем», что-то помечая в блокноте. Угрюмый Командир восседал на ступеньках, подсчитывая оставшиеся боеприпасы и провиант. Маруся ела консервированную курицу, запивала пивом. Молчун, видимо, начитавшись Ленина, продолжал критиковать власть:

– Думаю, настало время услышать кое-какие объяснения?

– Чего тебе объяснять? – Иван внутренне подготовился к спору.

– Как быть дальше? Связи у нас нет, еды кот наплакал, трупики имеются. Некоторые оживают и на людей кидаются.

– Не ёрничай. Тайком проник в команду, чтобы передавать информацию и ещё права качаешь.

– Ничего тайного. Меня пригласил майор Костенко, зачем-то нацепивший погоны полковника. Я чуть было не отказался. Потом встретил старого друга, работающего в том же ведомстве. Он меня уговорил.

– Сколько он тебе отвалил, уговаривая. На свой страх и риск же он…

– Чуть побольше, чем Костенко.

– Видали прохиндея? Умное дитя двух маток сосёт.

– Бог с ними, с деньгами. Это его дело. А нам надо определиться, – перебил Балагур. – Почему мы до сих пор не знаем, что перевозилось на вертолёте?

– Не подлежит разглашению, – отрезал Иван.

– Тогда выясним вот что, – Молчун закурил. – Когда мы с Толей лезли на скалу, чтобы укрепить трос, по нам стреляли. Кто и зачем?

– Почему сразу не сказали? – насторожилась Маруся.

– Легко проверить. Спортсмен, правда, подтвердить не может. Займёмся арифметикой. На всех выдавали по четыре магазина к автомату, кроме проводника. Ну-ка, лейтенант, покажи, сколько осталось? Я использовал всё. Саня одну, зэка одну. Иван Николаевич и Борис из автоматов не стреляли. Итого – где ещё три рожка, если осталось одиннадцать?

– Мы стреляли в медведя. Я – одну, Шура – одну, – загибал пальцы Балагур.

– А я из ружья, – потупилась Маруся и тут же спохватилась, – по-моему, никто из них не перезаряжал.

– Может быть, бандиты с собой прихватили? – нашёлся Борис.

– Мы отпугивали медведя. Коман… товарищ лейтенант был один… Мы боялись… Стреляли вверх.

– Кто-то из вас в это время мог стрелять и по нам. Шура исключается. Он и в слона на таком расстоянии не попадет. А били прицельно.

Сашка обиженно засопел.

– Хочешь сказать, я стрелял? – хохотнул Иван. – А ты ему веришь? Чего он всё время фотоаппаратом-то? И в лесу хотел ночевать. Морзе знает. И в книге тайник. А удостоверений таких я тебе сто штук нашлёпаю. Корреспондент тоже мне!

– Чего мелешь? – возмутился Балагур.

– Подожди, Борис. Теперь о Спортсмене. Почему он умер?

– Задохнулся, – выдал Шурик.

– После таких побоев мало кто выживет, – дёрнулась Маруся.

– Эй ты, Шерлок Холмс, в игрушки пришёл играть или дело делать? – Иван поднялся. – Пойдём. Берите лопаты и…

– Никуда мы не пойдём, пока всё не выясним, – насупился обиженный Балагур. – Мне, например, тоже не нравится, когда покойники разгуливают. И почему мне про зэков никто не сказал? Все же знали!

– Бунтуете, значит? – присвистнул Бортовский. – Связи у нас нет. Это точно. Значит, нет новых указаний. А я человек военный, привык подчиняться приказам. Если нового нет, должен выполнить старый.

– Что за приказ?

– Опять с ехидством? Но я отвечу прямо: узнать судьбу академика и найти вертолёт.

– Найдём! – выкрикнул Балагур, так Архимед кричал «Эврика!» – Смотрите, какой молодец! Указал координаты! Приблизительно конечно. Вот! – он протянул листок из блокнота. Это сразу в первом письме.

– Причина аварии?! – гаркнул Иван.

– Что-то с пилотом. Какое-то «И». Остальное не разобрать.

– Погиб? Убит? Что?

– Не знаю. Смотрите сами. Чёрточек не видно, не говоря о точках. А судьба академика – вот она! – он потряс блокнотом. – «… асса… ир… мер». Пассажир умер? Краток, как телеграмма.

– Повесить за волокиту и опоздание, – вспомнив, хмыкнула Маруся, телеграммам она тоже больше не верила.

– Не шумите! – крикнул Молчун. – Умер и земля ему пухом. Я не договорил. Тем более, торопиться некуда. Экипаж мёртв.

– А радист? Который письма…

– Помните, мы взрывали в лесу? Так это он и был.

– Вы взорвали радиста? С ума сошли? Почему не доложили?

– Я всё объясню, – Маруся затараторила, соус, измазавший губы, придавал лицу испуганное выражение. Из её речи можно было понять немногое, и Молчун остановил девушку:

– Извини. Я сам. Хорошо? Нам с проводником пришлось столкнуться с некими, назовем их, «явлениями». Сегодня все стали очевидцами подобного. Маша, Толя и я нашли в лесу труп. Он выглядел мертвее мёртвого, вдобавок медведь им полакомился. А потом вдруг вцепился в Толика. Мертвец, а не медведь – вот что хочу сказать.

– Не надо подробностей, – буркнула девушка и отодвинула консервы.

– Он его взорвал. Знаете, – Молчун потёр виски, – затмило всё. Никак не могу избавиться от ощущения, что упускаю самое важное. Толик ему тогда врезал. И кулак… как бы это… чуть не насквозь прошёл. Разжиженный он был, понимаете? Вроде тугой, но вроде желе.

– Кулак что ли разжиженный или медведь, или Спортсмен? Что-то я совсем запутался, – ухмыльнулся Иван.

– А потом и Спортсмен таким же стал, – продолжал Молчун. – У него на горле царапины были, помнишь?

Маруся кивнула.

– Не верю я в монстров, Геннадий, – перебил Балагур. – Просто вчера устали все. Пульс не нащупали, решили – умер. А сегодня… Погорячились.

– Тогда это убийство? – вскочил Сашка. – Мы сами его убили?

– Непонятно.

– Лицо! У него лицо стало таким как у того, в лесу! – перебивая, кричал Молчун. – И голоса! Я слышу их! Я видел…

– Призраки! Мотоцикл! – вторила Маруся.

– Нервы у обоих ни к чёрту, – крякнул Иван. – Ну, с парнем всё ясно, на учете в психушке состоит. Не бывает живых мертвецов, призраков не бывает. А мотоциклы – такие существа есть. Но они не опасны, смею вас заверить.

– Не поймут они, – отмахнулся Молчун. – Но больше всего меня испугало последнее сообщение по e-mailу. Они действительно всё о нас знают.

– Да кто они? Просто какой-то засранец шутил!

– Откуда он мог знать, о чём мы с бандитом говорили? Имя моё? Откуда? Друг мой досье на академика давал почитать, про его эксперименты с хромосомами. Чем он занимался, Иван Николаевич? Это-то можешь сказать?

– Для чего я тебе говорить должен? И откуда мне знать? Моя задача была охранять.

– Что охранять?

– Ну… то, что на вертолёт грузили.

– Шеф твой, Костенко, тоже в досье фигурировал. Заявил, что Пантелеев работал над защитными мерами против бактериологического оружия.

– Даже так? – Балагур застрочил в блокнот.

– Крысы у него там двухголовые бегали. Ртутные инъекции им ставил. Тараканы у меня из головы не выходят.

– Тараканов твоей голове не занимать. Хотите знать, что произошло? – Бортовский одёрнул куртку и повесил на шею автомат. – Нашли вы труп, в штаны наложили. Бухнули гранатой со страха. А потом признаться побоялись. Вот и плетёте небылицы. А Спортсмен ваш с катушек съехал после вчерашнего. По роже ему досталось. И, если не ошибаюсь, подругу на глазах чуть не отодрали. Может, всё-таки отодрали, а? Вот и всё. Приступ у него вчера был. А все сразу в панику – умер, ответишь! Утром морду паштетом измазал и пошёл куролесить.

– И ты мясником поработал?

– Сам же орал: топор под кроватью?! Я спросонок и не въехал. Все орут, стреляют. Это ты же первым стрелял! Глупо получилось, конечно. Но он сам виноват, засранец. Нечего было людей пугать.

– Почти убедительно, – согласился Борис. – Но инцидент, прямо скажу – неприятный. Если мы по ошибке убили человека, то отвечать придётся. Пусть будет что будет. А вам – в первую очередь. Если, Иван Николаевич, захотите всё на зэков списать – не выйдет.

– У меня приказ! Будет надо – отвечу по всем статьям! Короче, предлагаю следующий план. Сейчас пойдём к шалашу, нечего время терять, раскопаем могилу. Если академик там – что же… Мы сделали всё, что смогли. Потом пойдём к вертолёту.

– Далековато. С ночёвкой придётся, – вставил Балагур.

– Возьмём еду.

– А я знаю, что везли на вертолёте, – втиснулся надтреснутый голос.

Тишина шелохнулась, заметалась. Все посмотрели на Шурика.

– Золото! – выпалил он.

– Ну, конечно же! – всплеснул руками Бортовский. – Там, где золото, там и призраки с мертвецами бегают. На мотоциклах.

Увидев на лицах недоверие, Шурик засуетился, начал заикаться и с грехом пополам рассказал, как случайно подслушал часть разговора в кабинете главврача.

– Интересно. Я-то думал, что это гэбисты расщедрились? Так эти деньги и будут полагающимися нам двадцатью пятью процентами, – Балагур погладил лысину. – Ай да, Шура! На обе лопатки, Иван Николаевич?

Иван для вида хмурился:

– Рыл чего-то там академик, и золотишко откопал…

– А оно с неба и в тайгу? Ха, собаки! Геннадий! Ловко придумали? Случайные туристы находят клад, получают вознаграждение. А ФСБ и исследования академика незаметно в тень уходят. Что же ты молчал, бедовая голова?

– Я… думал, – запинался Шурик и украдкой косился на Ивана. Вздрогнул, показалось, что тот ликует, хотя по идее должен злиться – открыли его тайну.

– Потрясающая сенсация! – восхищался Борис. – То-то Костенко меня пускать не хотел.

Молчун угрюмо курил, не находя слов. Попытался было возразить, но заметил вспыхнувший интерес в глазах Маруси. И показалось ему, что нависло нечто гнетущее, сплющивающее голову, сердце и душу. Внезапно обратился к журналисту:

– Скажи. Ты человек умный. Есть она или нет – телепатия?

– Мысли на расстоянии? К чему это?

– Интересуюсь я.

– Научно она не доказана, хотя многие пытаются это сделать. Большинство склоняется к вере, что человеческий мозг похож на радиостанцию. Он посылает определенные импульсы. И если кто-то настроен на их приём, может как-либо среагировать. Самый распространённый пример, когда мы оглядываемся, почувствовав, что на нас смотрят. Но чтобы напрямую читать мысли – этого нет. Да и зачем? Вот так иногда едешь в автобусе и думаешь: вдруг кто-то читает тебя? Как копнёшь вглубь и рассмеёшься – чепуха одна, бессмыслица. Обрывки разговоров, кадры из кинофильмов, забота об освобождении мочевого пузыря, рассуждения о преимуществе погоды противоположной установившейся. Кому это надо? Если бы было что путёвое в повседневных человеческих мыслях – то давно бы научились их читать.

– На чём тогда основывается принятие решения?

– Эмоции, батенька. Ощущения-с. Есть желание и нежелание. Сидишь себе, киношку смотришь, а тут тебе рекламная девушка с ногами от ушей банку кофе показывает. Сразу появляется желание. До девушки далеко, а кофе пошёл и купил. Или ты мне интервью не хочешь давать. Я должен тебя переубедить, чтобы твои эмоции перешагнули из «не хочу» в «давайте попробуем». Называйте это телепатией. А я промолчу о психологии. Мы же все биороботы, ту-ту-ту, – Балагур покрутил у виска импровизированной антенной из ладони.

Бортовский, упаковав свой вещмешок, насупился:

– Эй! Не слышите что я вам телепатирую? Идёте или нет?

– Никакое золото не стоит жизни человека, – выкрикнул Шурик.

– Смотря – какой человек. За иного и рваного рубля не дам. Чего ждёте? Деньги Спортсмена поделим и дел-то. Оставайтесь, если хотите.

– Пора, Шура, за золотишком…

Когда собрались с расчётом на ночёвку в лесу, окинув взглядом пасеку, спустились к реке разрозненными группами, словно незнакомые. Шурик семенил, едва успевая за Иваном, впереди бодро спешила Маруся.

– Давно хочу тебя спросить, – Молчун не покидал Бориса. – Зачем ты с нами попёрся? Мы, понятно, люди холостые-брошенные. А у тебя жена, дочки. Все уши про них в санатории прожужжал. Сколько им стукнуло?

– Девять, – потупился Балагур, – девчата у меня хорошие. Кэт – замечательная. А я вот сдуру! Дай, думаю, махну в тайгу. Когда ещё случится? Всё одно отпуск пропадает.

– Я всё-таки не согласен насчёт телепатии. В политике, в военном деле пригодилась бы. В борьбе с преступностью тоже.

– Был у нас случай, – разулыбался Борис. – Исчез коммерсант один. Уехал на машине в пригород и не вернулся. Розыск объявили. Экстрасенса вызвали родственники. Ну и я под это дело подкатился… Тем более, машину нашли сожжённой. Экстрасенс у машины покрутился, руками помахал, глаза прикрыл – медитирует. А я говорю – свинью надо послать. Та почище собаки гниль чует. К трупу бы и вывела. Так экстрасенс меня на смех поднял. Капитан туда же – не лезь, мол, в чём не разбираешься. Так и не нашли. Законы природы знать надо. В них – сила. А мы оторвались от неё, запечатались в клетках городов и носа не высовываем. Хочу высунуть. Вот идём сейчас, трава, кусты, деревья вокруг. А спроси у меня, да у любого, как тот куст называется – фига с два ответят. А у старика какого-нибудь спроси! Он тебе всё перечислит. Они всё знали. Без телефонов жили, без телевизоров. Пьянки какие весёлые были! Только представь: выпил чистое, не палёное, без химии, спел чего-то под гармонь. Девчонки хоровод водят, тоже поют. А сейчас? Только магнитола из автомобиля рэп орёт на светофоре… Хорошие голоса, задушевные, только на конкурсных концертах и встретишь. И песни сейчас какие? Я тебя люблю, ты меня нет, вот и шоколадный заяц. Тьфу! За горло-то не берёт! А Шура наш, хоть ни голосом, ни слухом не вышел, а чует, где струны дрожат человеческие. Сопьётся. Что хмуришься?

– Электронная почта из головы не идёт. Владимир Ильич томов за полста насочинял, почему цитировали тот, что у тебя находится? Кто мог узнать?

– Кто угодно! Вычислили. Мать у меня с пятьдесят первого. И книгу, значит, подсознательно выбрал с таким номером. Давно было. Можно сказать, всю сознательную жизнь с собой вожу. Они когда нас посылали, наверняка в биографиях покопались.

– Неубедительно. А со слов Рустама как могли?

– Не понравился мне этот усилитель. Командир – тот ещё жук. Программу запустил, связь вроде бы нарушена. Вот и выдавалась белиберда. С книги моей прочитал и зэка под конец пустил. А перед нами спектаклю развёл, – Балагур замолчал, отдышался. – Я писал о биоинженерии. Когда ещё в газете работал. Поэтому и заинтересовался. Модно было лет пятнадцать назад. Пантелеев слыл фанатиком и скупердяем. Никогда не делился результатами работ до конца. Вряд ли он мог остановить начатое из-за какого-то золота.

– Деньги всё-таки. Чем он занимался?

– В те времена пытался извне повлиять на размножение клетки путём изменения хромосомного набора. Бесплодие в пробирке. Якобы это могло остановить развитие раковой опухоли. Но потом идею заморозили как лженаучную. Клетка – основа жизни, если остановить её деление, она отомрёт. Или что-то там подобное. Фу-у. Запыхался. Вот ты говоришь – мысль движет человеком. А я отвечу – человек животное с претензией, и всё уходит в мир инстинктов. То ему жарко, то холодно, то комары заели, – Борис прихлопнул кровопийцу на загривке. – То есть хочет, то живот пучит. А если всё нормально – сам себе проблемы создаёт: денег мало, водочку пососать, похорохориться. Некоторые марки собирают. Как тут рассуждать о здравомыслии и телепатии, если сознание человека ежесекундно меняется, а причину изменения он сам иногда знать не может. Вот я: уже было домой собрался, а как про золото услышал – э, нет, думаю. Не Командир ли Шуру подговорил?

– Не веришь, что золото ищем?

– Это я так, прикинулся в восторге энтузиазма, теорию о вознаграждении выдумал. Сказки кончились для меня лет тридцать назад, вместе с коммунизмом. Потом ещё раз кончились – с верой в честные выборы. Лекарство против рака – вот бесценное сокровище наших дней. Не остановился академик – верю я. За такую сенсацию Гонкуровскую премию дают.

– Боюсь тебя разочаровывать. Но самое большее, что нас ждёт – дохлые крысы в пробирках или ящик тараканов…

– Переплыл, всё-таки! Ты гляди! – едва не подпрыгнул ликующий Борис.

До переправы идти оставалось минут десять, когда произошла заминка. На берегу сидел медведь и, принюхиваясь, изучал своё отражение в воде. Ловил его лапой и сердился, когда медведь из реки мутнел, покрываясь рябью.

– Рыбу ловит, – шепнула Маруся.

– Его ещё не хватало! – буркнул Командир.

– Красавец! – Борис прищёлкнул языком.

– Наверное, обойти можно. Незаметно, – предложил Шурик.

Они свернули с дороги в лесок и, не спуская глаз с медведя, пробирались между деревьев, ёжась от прохладной росы, попадающей за ворот и проникающей в обувь.

– Вот и пожалеешь об отсутствии телепатии, – шепнул Балагур. – Тоже ведь живое существо. О чём такая громадина думать может?

– Жрать хочет, – отрезала Маруся. – Вы потише. Радиста сожрал и нами не побрезгует.

Молчун внезапно окаменел. Ему почудилось, что зверь улыбается – ехидная морда оскалилась недружелюбно, выпустив жёлтую слюну. Сутулая спина напряглась, распрямляя бугры мышц. Нет, не обернулся, не заметил… Когда медведь остался позади – вспомнив слова Бориса, Молчун вновь обратился к нему:

– Считаешь, что звери умеют думать?

– Мозги у них есть, значит могут. Червяк и тот думает. Научный факт. По-своему, конечно, примитивно. Одними инстинктами сыт не будешь.

– Тогда душа у них есть? И совесть?

– Геннадий, не надо теософии. Если хочешь знать моё мнение, то душа – всего лишь заложенная биологическая информация, генерирующая память. Не считай, что я скептик, я просто атеист и рассуждаю здраво. Совесть – сбой во вновь поступившей информации от органов чувств. Муки совести – обратная сторона опыта. То есть, перебор в исполнении возникшего желания. Напился, утром похмелье – зачем пил и колобродил? Информация от жены, и ещё какая! Опыт подсказывал «не надо» – не послушался. Вот и совесть заела.

Молчун, усмехаясь, попытался его поймать:

– Если душа – источник знаний о человеке, её может кто-либо прочитать?

– Телепатия души? Гм, неплохо. Ты не такой простак, каким хочешь казаться. Намёк на религию? Если молишься, посылаешь внутреннюю информацию богу. Он читает по тебе или, как говорят, видит насквозь. Здорово ты придумал! Подогнал под теорию.

– Есть ещё и тёмные стороны человека, чёрные желания, пороки. Не подпитка ли для дьявола?

– Это банальность. Нет, Гена. Так мы далеко зайдём. И чего тебя на философию потянуло? Книгу писать хочешь? Или стихи?

– Ты сегодня своими глазами видел чудо: воскрешение из мёртвых, – Молчун оглянулся на всякий случай, закурил. Показалась вдали переправа. Канат через реку слегка покачивался под напорами ветра. – И отказываешься в это верить, потому, как его сотворил не Христос, которому тоже сначала не очень-то верили, а Спортсмен, бабник и любитель выпить. Христа распяли. В Толика я выстрелил первым. Но не убил! Заметь. Его нельзя убить. Он был мёртвым! И я в этом убеждён. Неужели тебя не интересует, почему такое произошло?

– Твоя версия? – насторожился Борис. – Но учти, мне больше импонирует здравомыслие Ивана Николаевича.

– В его тело записали новую информацию, выражаясь твоим языком. Такую, о которой и предполагать бы не следовало. А вот кто и как это сделал – об этом может поведать только сам академик, если не умер. Если же ты расшифровал правильно – и его нет, то надо выяснить самим. Поэтому я и хочу увидеть этот идиотский вертолёт.

– Зачем тебе?

– Потому что с нас со всех, – Молчун неопределенно махнул рукой, – вытягивают что-то. Энергию ли, информацию, душу ли – не знаю. У тебя не было неприятных ощущений в автобусе? Ты слышал какие-нибудь голоса? Видел что-либо, чего не может быть? Например, когда мы переправлялись в прошлый раз?

Со мной такое происходит, но это не шизофрения, потому что с Марусей тоже. Могу поручиться, что и Шурик не исключение, изменился он. Неприятным стал, замкнутым. Не говоря уже о тебе.

– Я-то в чём провинился? Как попадаю в твою навязчивую идею?

– С твоей книги посылали телеграммы или нет? Знаешь, откуда они взяли текст? Вот откуда, – Молчун ткнул пальцем в лысину товарища. – Сам говорил, столько лет таскаешь. Листал не один раз. Кое-что и запало в память. Не отпирайся. Первым всё сообразил, за книгой побежал. И смотри, те слова, что попали в тайник, те, которые вырезали из книги, не передавали. Потому что ты их не знал. Психология, скажешь? Нет. Телепатия. Только это всё объясняет.

– Высадка инопланетян. Герберт Уэллс! Ни больше, ни меньше, – рассмеялся Балагур и странновато покосился на Молчуна, – что-то мы забыли о друге-Командире? С него что-то читают или как?

– Стоп! Пришли! – Бортовский подёргал трос. – Переправляемся! Смотрите оружие не уроните!

– Ты прав, согласился Молчун, – нечего с него вытягивать. Ни души, ни ума, ни совести. Нафиг она нужна, телепатия. Не хотелось бы засорять голову его мыслями. Жить не захочется из-за тупости человеческой.