Глава восемнадцатая

Эва

Июль 1915

Эва еще не видела Лили такой раздраженной.

– Сосредоточься, маргаритка! Ты витаешь в облаках!

– Сейчас соберусь, – пообещала Эва, но думала об одном: меня измочалили.

Хоть и не до смерти. Рене Борделон был довольно внимателен. Не настолько, чтобы лишить себя удовольствия, но все же. Чуть-чуть крови, не особенно больно. Вот и все, – думала Эва, получив разрешение одеться и идти домой. Еще одна смена, а утром поезд в Бельгию, встреча с капитаном Кэмероном, доклад о приезде кайзера. И до возвращения о Борделоне можно забыть.

Но после смены он опять оставил ее у себя.

– Конечно, я должен бы дать тебе время прийти в себя. – Борделон чуть улыбнулся. – Но уж очень ты соблазнительна. Ты не против?

– Нет, – сказала Эва.

А что она могла ответить? Поэтому был второй раз.

– С нетерпением буду ждать твоего возвращения.

Сидя в кровати, Борделон смотрел, как она одевается, и длинными пальцами собирал в гармошку простыню на колене.

– Я т-тоже. – Эва глянула на часы – без малого четыре утра. До встречи с Лили на вокзале осталось меньше четырех часов. – К сожалению, пора уходить. Спасибо за выходной день, мсье. (О благодарности забывать нельзя.)

Борделон не попросил обращаться к нему по имени, хотя сам называл ее только Маргаритой. Глядя, как она натягивает пальто, он усмехнулся:

– Ты удивительно молчалива, Маргарита. А ведь обычно женщины страшные болтушки. Я люблю тем сильней, что, как дым ускользая И дразня меня странной своей немотой…

Нечего и спрашивать, чьи это строки. Бодлер, конечно. Вечно Бодлер, черт бы его побрал. До встречи на вокзале осталось всего ничего, и она придет не собранная, не выспавшаяся, благоухающая мужским одеколоном.

Да еще измочаленная.

Вместе с Лили поспешая на перрон, Эва старалась, чтобы походка не выдала ее состояния. В свое время Лили обо всем узнает, но не теперь, когда она так сосредоточена на благополучном переходе границы. А капитан Кэмерон не узнает никогда. Эвелин Гардинер не меняет свою девственность на отправку с передовой. Она снова ляжет с Рене Борделоном, ибо теперь знает, что в постели тот разговорчив. За две ночи он уже кое-что выболтал об асе Максе Иммельмане и предстоящем визите кайзера. Пусть себе говорит, а она будет слушать. Что до остального… Привыкнет, вот и все.

– Скверно, – тихо сказала Лили.

Эва поняла, что опять отвлеклась и приказала себе собраться. Теперь она увидела, что встревожило Лили – перрон кишел немцами, военными и гражданскими.

– Кого-то взяли? – чуть слышно прошептала Эва, чувствуя, как взмокают руки в перчатках.

Самой большой угрозой было то, что под пытками арестованный шпион выдаст других агентов, поэтому все они почти ничего не знали друг о друге, однако…

– Нет, с помпой встречают какую-то армейскую шишку, – прошептала Лили. – Принес же черт ее именно сегодня…

Сквозь давку они пытались пробиться к охранникам, проверявшим билеты и паспорта. Поезд уже подали, локомотив под парами пыхтел и всхрапывал, точно жеребец, которому не терпится пуститься вскачь. Но в присутствии высокого начальства контролеры были особенно дотошны.

– Говорить буду я, – напомнила Лили.

Нынче она была торговкой сыром Вивьен, в соломенном канотье и старенькой кружевной блузке с высоким воротом. Согласно плану, Лили изводит охранников болтовней, неуклюжая Эва то и дело роняет что-нибудь из громоздкой поклажи, и от них не чают избавиться. Но всех гражданских досматривали придирчиво, очередь двигалась еле-еле. Нам нельзя опоздать на поезд, – кусая губы, думала Эва. Наконец они добрались до турникета. Лили уже изготовилась подать свой паспорт, но тут раздался возглас на французском с немецким акцентом:

– Мадмуазель де Беттиньи! Неужто вы?

Эва первой разглядела и тотчас узнала немца лет сорока пяти: густые усы, треугольная челочка, большие эполеты, два ряда медалей – кронпринц Баварии Рупрехт, генерал-фельдмаршал, командующий шестой армией, один из лучших германских военачальников. В июне он приезжал в Лилль и, обедая в «Лете», нахваливал «эльзасский черничный пирог», а также новые немецкие истребители-монопланы «фоккер», размещенные на местном аэродроме. Подливая ему бренди, Эва запомнила информацию о «фоккерах».

И вот сейчас он, окруженный толпой адъютантов, подошел ближе и коснулся плеча Лили:

– Глазам не верю, Луиза де Беттиньи!

На долю секунды Лили окаменела, зажав в руке паспорт торговки сыром Вивьен. Но тотчас кинула его в сумочку, точно картежник, сбрасывающий негодную сдачу, мгновенно сменила угодливую ухмылку на сияющую улыбку и, развернувшись к кронпринцу, присела в книксене. Эва не замедлила последовать ее примеру.

– Ах, ваше высочество! – воскликнула Лили. – Уж вы умеете польстить даме, узнав ее со спины, да еще в такой неприглядной шляпке!

– В любом уборе вы ослепительны, мадмуазель.

Генерал склонился и, звякнув медалями и орденами, поцеловал ей руку.

Лили ответила очаровательной улыбкой. Эва была как в тумане, но не могла не восхититься ее молниеносным перевоплощением: самоуверенный взгляд, гордо вскинутый подбородок, и даже унылое канотье по мановению пальца обрело игривый наклон тех огромных шляп с газовой вуалью, оставленных ею в вагонных купе во всех уголках Франции. Она мгновенно преобразилась в дворянку, переживающую нелегкие времена.

– Надо же так оконфузиться! – Речь ее обрела аристократическую тягучесть, которую ни с чем не спутаешь. – Кронпринца Баварии я встречаю в старых кружевах. – Лили коснулась воротничка блузки. – Принцесса Эльвира мне этого никогда не простит.

– Кузина к вам очень расположена. Помните, как в гостиной ее дома в Голешове мы играли в шахматы…

– И вы победили! Исподтишка окружив моих слонов, вынудили короля к сдаче. Неудивительно, что теперь вы командуете шестой армией, ваше высочество…

Потекла светская болтовня. На Эву, неловко переминавшуюся с поклажей, никто даже не взглянул, приняв ее за служанку блистательной дамы. Она вздрогнула, увидев, что их поезд отошел от перрона.

– Что вы делаете в Лилле, мадмуазель де Беттиньи? – Окруженный роем адъютантов, генерал не заметил отхода поезда. Он добродушно улыбался, от глаз его разбежались морщинки. Не будь он правой рукой кайзера, Эва прониклась бы к нему симпатией. – В этакой дыре!

Так вы и превратили его в дыру, – подумала Эва, и приязнь к Рупрехту мгновенно испарилась.

– Я собиралась навестить брата в Бельгии… Ах, боже мой, поезд-то ушел! Теперь не знаю, пропустят ли меня через границу… – Отчаяние Лили изобразила не хуже персонажа комедии дель арте.

Генерал тотчас отдал приказ адъютанту:

– Машину для мадмуазель де Беттиньи и ее горничной. Вас отвезет мой личный шофер.

– Необходим паспорт мадмуазель, – сказал адъютант.

Эва замерла. У Лили был только паспорт на имя торговки Вивьен, и если его найдут…

Лили рассмеялась и стала копаться в сумочке.

– Где-то он был… – На свет появились носовой платок, ключи, булавки и заколки. – Маргарита, мои документы у тебя?

Эва поняла свою задачу и, приняв вид деревенского тугодума, начала поочередно распаковывать все свертки и узелки. Генерал улыбался, свита его нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

– Ваше высочество, нас ждут у коменданта… – наконец сказал адъютант.

– Не хлопочите, мадмуазель де Беттиньи, я подтверждаю вашу личность, знакомую мне еще с мирных времен. – Генерал вновь приложился к руке Лили.

– И каких счастливых времен! – подхватила Лили.

Кронпринц сам усадил ее в подъехавший автомобиль. Растерянная Эва вместе с поклажей забралась на заднее сиденье. В машине запах дорогой кожи перебивал бензиновую вонь. Из окошка Лили помахала платком, дверцы захлопнулись, и автомобиль плавно тронулся с места, суля поездку неизмеримо комфортнее, чем в битком набитом вагоне.

Лили смолкла. Только, покосившись на шофера, отпустила замечание о несносной жаре, как и полагалось аристократке. Эву распирало от уймы вопросов, но она сидела, опустив глаза долу, как и полагалось горничной. В полном молчании пересекли границу с Бельгией. Машину кронпринца даже не остановили. Шофер предложил довезти Лили до дверей дома, но та, мило улыбнувшись, попросила высадить ее возле ближайшей железнодорожной станции, и они с Эвой вышли у какого-то полустанка – обыкновенной платформы со скамьями.

– Я бы не прочь прокатиться до самого дома, поезда мне уже осточертели, – глядя вслед роскошной машине, сказала Лили. – Но дядя Эдвард вряд ли одобрит наше появление в генеральском авто.

Эва молчала, не зная, с чего начать. Кроме них, на пыльной платформе была еще только старушка, дремавшая на дальней скамье.

– Ну что, маргаритка? – Лили поставила саквояж на скамейку и села. – Скажешь, что я – немецкий шпион, раз командующий шестой армии знает меня в лицо?

– Нет, – помотала головой Эва, хотя эта мысль, надо сознаться, у нее промелькнула. Двойной агент уж кто-кто, но только не Лили.

– Ну вот, теперь ты знаешь мое настоящее имя, – улыбнулась Лили, стягивая перчатки. – Оно известно немногим. Лишь Виолетте и дяде Эдварду.

Виолетта, верный оруженосец, предаст меня мучительной смерти, если я подвергну Лили опасности, разболтав ее секрет, – подумала Эва.

– И кто же она, Луиза де Беттиньи?

– Дочь обедневших французских дворян. Ей бы вся стать пойти в актрисы, учитывая ее страсть к лицедейству. Но дочери обедневших французских дворян актрисами не становятся.

– А к-кем же?

– Если они бедны как церковная мышь, то их участь – служить гувернанткой в доме похотливого итальянского герцога, польского графа или австрийской принцессы. По мне, уж лучше пуля в лоб, чем вдалбливать французские глаголы наследникам обветшалых замков и несуществующих гербов.

Сгорая от любопытства, Эва осмелилась на следующий вопрос:

– И вот так Луиза де Беттиньи познакомилась с кронпринцем Баварии? Она обучала его детей?

– Нет, отпрысков его кузины, принцессы Эльвиры. Жуткая стерва. Нос картошкой, нрав как у тюремной надзирательницы. Косноязычные дети ее, глупые как пробка, мнили себя хозяевами планеты. Служа гувернанткой, обретаешь хорошие навыки в подглядывании и подслушивании, однако… – Лили вздохнула. – Скука смертная. Я утешалась тем, что это все же легче, чем добывать уголь в забое или по восемнадцать часов вкалывать в прачечной. Но все так надоело, что оставалось либо броситься под поезд, как Анна Каренина, либо пойти в монахини. Я всерьез подумывала о монастыре, да уж больно я ветреная.

В траве стрекотали кузнечики, припекало солнышко, на дальней скамье похрапывала старушенция.

– Вот такая она, Луиза де Беттиньи, – закончила рассказ Лили. – Но это уже не я. Я превратилась в Лили, которая нравится мне гораздо больше.

– Я тебя понимаю, – сказала Эва. Имя Луиза де Беттиньи годилось для надутой глупышки, которая носит кружевные воротнички и не обладает иными достоинствами, кроме изящного почерка. И оно совсем не подходило хрупкой быстроглазой женщине, у которой в саквояже с двойным дном хранилась уйма немецких военных секретов. – Поверь, я не проболтаюсь. Никому.

– Я тебе верю, маргаритка, – улыбнулась Лили.

Эва тоже ответила улыбкой, чувствуя, как потеплело в груди.

Лили опять вздохнула.

– Этот чертов поезд когда-нибудь придет?

Тема ее настоящего имени больше не возникала никогда.

Слава богу, в поезде ехали недолго, поскольку возбуждение от неожиданной встречи с генералом понемногу улеглось и Эву опять одолели мысли о прошлой ночи с Борделоном. Ей было ни к чему запоминать дорогу к явочной квартире, блеклая синяя дверь которой тотчас открылась на стук Лили.

Она прошла в кабинет дяди Эдварда, а Эва осталась в гостиной под приглядом молодого худосочного секретаря. Вскоре Лили вышла и подмигнула:

– Заходи. А я попробую где-нибудь раздобыть бренди. – Она склонилась и прошептала Эве на ухо, чтобы не слышал секретарь: – Похоже, наш дорогой дядюшка сгорает от нетерпения увидеть тебя. И, кажется, у него не только служебный интерес…

– Лили! – прошипела Эва, глянув на молодого человека.

– А коли доведется увидеть нашего доблестного капитана голым и расслабленным, спроси его, почему он вместо своей кошмарной женушки сел в тюрьму, – выдала Лили на прощанье. – До смерти любопытно!

В кабинет Эва вошла с пылающими ушами. Капитан Кэмерон поднялся ей навстречу:

– Здравствуйте, мисс Гардинер.

Эва встала как вкопанная. Она сама не знала, что было тому причиной: ее собственное имя, которое так давно никто не произносил, или облик капитана. Я и забыла, как ты выглядишь. Она-то думала, что помнит его прекрасно: худое лицо англичанина, светлые волосы, заостренные пальцы. Но, оказалось, из памяти выпали детали: как он, усевшись, забрасывает ногу на ногу, переплетает худые пальцы и широко улыбается.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил Кэмерон, и Эва только теперь сообразила, что застыла в дверях.

Усевшись на жесткий стул перед столом капитана, она оправила юбку.

– Рад вас видеть, мисс Гардинер. – Капитан опять улыбнулся.

Эва вспомнила их первый разговор в гостиной пансиона. Неужели это было только два месяца назад? Как много всего произошло за это время. Например, прошлой ночью чужие прохладные пальцы исследовали все ее нежные впадины – от сгибов локтей и ключиц до той, что между бедер… Нет, не думай об этом. Нельзя.

Кэмерон сложил ладони домиком, лоб его прорезала морщина.

– Как вы себя чувствуете? Вы как будто…

– Похудела? В Лилле с едой неважно.

– Да, похудели, но еще и… Как вам живется?

О шотландском налете в его речи она тоже забыла.

Длинные пальцы, словно паучьи лапки, легко касаются мочек ее ушей.

– Хорошо.

– Так ли?

Узкие губы скользят по ее животу, язык забирается меж пальцев рук.

– Я д-делаю что д-должно.

– Моя обязанность – не только получить информацию, но еще оценить состояние агента. – Морщина на лбу Кэмерона не исчезла. – Работаете вы отменно. Алиса Дюбуа… Что такое?

– Нет, ничего. Просто я называю ее Лили. В нашу первую встречу она сказала, что «Алиса Дюбуа» порождает образ костлявой училки с лицом лопатой.

Капитан рассмеялся:

– Узнаю Алису. Вас она очень хвалит. – Взгляд его стал цепким. – Сработали вы первоклассно, но, возможно, это стоило вам чрезмерных усилий?

Долгий поцелуй, глаза его всегда открыты.

– Ничуть. Я создана для такой работы.

Не позволяя пальцам сжаться в кулаки, Эва выдержала взгляд капитана. Он не пропустит даже малейшей перемены в ее лице. Нынче Кэмерон был в цивильной одежде. Пиджак его висел на спинке стула, подвернутые рукава рубашки открывали узкие запястья. Пусть он выглядит университетским преподавателем, нельзя забывать, что идет допрос. И не заметишь, как этакий дока вытянет из тебя информацию.

Эва улыбнулась, точно многоопытный боец, не теряющийся в любой ситуации.

– Я полагала, мы поговорим о приезде к-к-к… (удар кулаком по коленке)…кайзера, капитан.

– Вы держали ушки на макушке, молодчина. Теперь расскажите обо всем по порядку.

Эва сжато, но в точных деталях передала эпизод в ресторане. Кэмерон слушал внимательно, иногда делая пометки. Как приятно видеть мужчину, который временами моргает.

Откинувшись на стуле, капитан просмотрел свои записи.

– Еще что-нибудь?

– Изменилось время приезда – кайзер прибудет на час позже, чем планировалось ранее.

– Вот это новость! Как вы об этом узнали?

– Обслуживая гостей ресторана.

От Рене. Кончив, он не спешит выйти из меня, но, остужая любовную испарину, начинает болтать…

Кэмерон что-то подметил в ее глазах.

– В чем дело, мисс Гардинер?

Как приятно слышать свое настоящее имя, особенно из его уст. Приятно настолько, что это не кончится добром.

– Лучше называйте меня М-маргаритой Ле Франсуа. Так мне спокойнее.

– Хорошо.

Капитан продолжил беседу, расспрашивая о каждой мелочи, и выявил пару деталей, которые Эва сочла несущественными.

– Ну вроде бы все. – Кэмерон встал. – Вы оказали неизмеримую помощь.

– Спасибо. – Эва тоже встала. – Скажите пилотам, чтоб не промазали. Пусть к чертям собачьим разнесут этот поезд.

От ее горячности вспыхнул и взгляд капитана.

– Принято.

Эва пошла к двери, но ее догнал голос с легким шотландским выговором:

– Берегите себя.

Эва взялась за дверную ручку.

– Я осторожна.

– Ой ли? Лили трясется над всеми агентами, точно наседка. Говорит, вы ходите по самому краю.

В темноте на нее опускается стройное мужское тело.

– На то она, по вашим словам, и наседка.

– Эва… – Голос приблизился вплотную.

– Не называйте меня этим именем. – Эва резко развернулась и шагнула к капитану. – Оно уже не мое. Я Маргарита Ле Франсуа. Вы сами в нее меня превратили. И я останусь ею до конца войны или до своей смерти. Понятно?

– Умирать совсем не обязательно. Просто будьте осторожны…

Прекрати. Хотелось впиться в его губы, чтоб он замолчал. Наверняка они теплые. Нельзя. Тебе это слишком понравится. Ты уже размякла от его голоса, и все это плохо для дела.

Эва отпрянула, но капитан ее удержал, взяв за талию.

– Наша работа трудна, – тихо сказал он. – И хорошо, что мы это понимаем. Если хотите поговорить…

– Не хочу, – отрезала она.

– Станет легче, Эва.

Он уже достал ее этим именем. Сил никаких нет. Конечно, он это делал намеренно – нащупал слабую точку и давил, проверяя, не сломается ли его подопечная. Такая у него работа – оценить состояние агента. Эва вскинула подбородок и резко сменила тему, желая ошеломить капитана:

– Либо отпустите меня, Кэмерон, либо займемся тем, что не требует досужей болтовни.

Она сама не знала, откуда взялись эти слова. Дура, дура! Капитан изумленно вытаращился, но теплая рука его так и осталась на ее талии. Эва понимала, что ей надо уйти, но все в ней этому противилось. Прильнуть бы к нему – и будь что будет! Она хотела очутиться в постели с этим мужчиной, каждое слово и реакцию которого не придется просеивать, взвешивать и учитывать.

Но Кэмерон отшагнул от нее, безмолвно крутя обручальное кольцо на безымянном пальце.

– Насколько я знаю, жена отправила вас за решетку, – в лоб сказала Эва, подразумевая: Что ж такое вы ей задолжали?

Капитан попятился еще дальше.

– Кто вам сказал?..

– Майор Аллентон, еще в Фолкстоне. Почему вы в-в-взяли вину на себя? – Эва перехватила инициативу и не собиралась отступать.

– Все просто: я хотел спасти ее от тюрьмы. – Кэмерон отвел взгляд и ухватился за спинку стула. – Она была… несчастлива. Очень хотела ребенка, но никак не могла забеременеть. Каждый месяц надеялась, что теперь-то получилось, и потом от огорчения творила нечто странное. Прятала вещи и затем устраивала скандал из-за их пропажи. Увольняла горничных – мол, подслушивают под дверью, хотя они близко не подходили к ее комнате. Потом стала копить деньги, чтоб обеспечить будущее нашего несуществующего ребенка. Ради этого заявила о краже жемчужного ожерелья и получила страховку. – Капитан потер лоб. – Когда обман вскрылся, она умолила меня взять вину на себя. Жутко боялась тюрьмы. Я ее пощадил. Она такая слабая.

Обыкновенная лгунья, которая обрадовалась возможности избегнуть наказания, не посчитавшись с тем, что разрушает твою жизнь и карьеру, – подумала Эва, но не произнесла эти жестокие слова.

– Следующей весной жена родит. – Кэмерон поднял взгляд. – Теперь она гораздо спокойнее. И счастлива.

– А вы – нет.

В знак возражения капитан вяло покачал головой, но Эва видела его насквозь. Оба они измотаны и подавлены, оба запросто могут погибнуть в мясорубке войны. Сознавая, что поступает неправильно, но не в силах удержаться, она подошла к Кэмерону. Хотелось любым способом изгнать воспоминание о паучьих руках и бесцветном голосе Борделона. Вот она я. Возьми меня.

Капитан прижал ладонь к губам. Жест благородного рыцаря, который никогда не воспользуется слабостью дамы. Эва чуть было не сказала, что она уже не девушка, что цветок невинности сорван Рене Борделоном. Но прикусила язык. Кэмерон мог отозвать ее из Лилля. Даже после того, как она затащит его в койку. Дура ты, идиотка, – прошептал внутренний голос. – Забыла, что говорила Лили об отношении начальства к шпионажу через постель? А ты еще, как потаскуха, вешаешься ему на шею.

Нет, он не такой узколобый, он все поймет, – мысленно возразила Эва.

Но голос был непреклонен:

Рисковать нельзя.

Эва попятилась. Если что, она скажет, что не это имела в виду, хотя оба все прекрасно поняли.

– Прошу прощенья, дядя Эдвард. Мы закончили?

– Вполне, мадмуазель. Поберегите себя.

– Меня бережет Лили. На пару с Виолеттой.

– Маргаритка, лилия и фиалка. – Кэмерон улыбнулся, но в глазах его была мучительная тревога. – Мои цветочки.

– Цветы зла, – неожиданно для себя сказала Эва и вздрогнула.

– Простите?

– Бодлер. Мы не те цветы, за которыми ухаживают, а потом собирают в букет. Мы распускаемся во зле.