Когда все пятеро, неловко ступая и не зная, куда девать руки, вошли в Малый зал приемов, император понял, что время, потраченное им на аудиенцию, пожалуй, не будет потеряно зря. Провинциалы выглядели презабавно. Особенно комичен был неуклюжий здоровяк, по-видимому, больше всего боявшийся поскользнуться на паркете, задеть и уронить какую-нибудь вазу или, забывшись, высморкаться в горсть. Одеты гости были как подобает, и, конечно, им внушили выстроиться в линию, поклониться и молчать, пока император не заговорит, но не наряды и не слова полнее всего являют миру сущность человека, а именно движения. Ведь никакой актер так не сыграет! Секунды три, а то и четыре император наслаждался.

Насладившись, молвил:

– Мы разрешаем вам приблизиться.

И слегка закусил губу, чтобы не улыбнуться: здоровяк замешкался, вертя направо-налево головой на толстой шее, – похоже, старался уразуметь, кто здесь «мы», если в зале не наблюдается императорской свиты. Но приблизился и он.

– Мы поздравляем вас с победой в Больших ежегодных галактических гонках, – произнес император. – Кажется, незадолго до финиша у вас возникли небольшие затруднения?

– Мы с ними справились, ваше императорское величество, – изогнулся в изящном поклоне худощавый брюнет с артистическими манерами. Пожалуй, лишь он один мог бы при плохом освещении сойти за выходца с какой-нибудь культурной планеты. Две женщины не слишком заинтересовали монарха, хотя краешком сознания он отметил, что вон та золотоволосая, пожалуй, и ничего… Но все равно – простушки из отсталых миров, видно сразу. Еще меньше заинтересовал императора подросток с пробивающимся светлым пушком на губе.

– Мы рады, – благосклонно кивнул монарх. – Победа экипажа, представляющего планету восьмого уровня имперской пирамиды, – важный знак. Успех может прийти к каждому, и каждый может надеяться. Кто был ничем, тот станет всем. Ведь ваша планета, если я не ошибаюсь, недавно присоединилась к империи?

– Так точно, ваше императорское величество, совсем недав… – начал было брюнет – и тотчас умолк на полуслове, уловив взглядом легкое движение императорской руки. Почтителен и совсем не дубоват… Пошлифовать такого – со временем сойдет за выходца с приличной планеты даже при достаточном освещении.

– Обращайтесь ко мне «сир». Так обращались к монархам в древние времена Земли Изначальной. Мы по мере возможности стараемся поддерживать старые добрые традиции.

– Так точно, сир. Вы очень добры, сир.

– Как вас зовут? – спросил император, решив, что брюнет наиболее подходит для беседы. Прочие пусть постоят безгласными истуканами.

– Ной Заноза, сир.

– Заноза? Вот как? Продолжайте.

Быть может, стоило сразу объявить, что он, император, считает дурной шуткой саму мысль о вербовке Сурраха Зябью, намекнуть на неуместность подобных шуток и покончить с этим, но монарх все еще потешался про себя. Забавные гости, и анекдотец с вербовкой – препотешный. Надо будет рассказать императрице, ей понравится.

Тут пришло время слегка удивиться: Ной Заноза нисколько не смутился. Отвесив легкий поклон, он начал:

– Сир! С вашего позволения, я буду краток: наша победа в гонке оказалась возможной лишь благодаря особым способностям нашего звездолета, каковые, однако, укладываются в требования технического регламента. Данные способности при наличии взаимного интереса могут быть переданы и другим квазибиологическим кораблям. Наш «Топинамбур» приобрел их очень далеко отсюда благодаря стойкости и отваге самого младшего члена нашего экипажа…

Тут выступил вперед подросток. Не проронив ни слова и даже не поклонившись, он продемонстрировал на ладони нечто некрупное, в первом приближении шарообразное. После чего отступил на полшага и быстро спрятал руку за спину. Да еще и шмыгнул носом – в присутствии императора!

От последнего не укрылся злобный взгляд, посланный мальчишке Ноем Занозой. Развлечение продолжалось. Заноза разливался певчей пташкой. Ему не хватало лоска и ловкости придворных, но он ни разу не погрешил против этикета, то есть был забавен ровно настолько, чтобы забавность не показалась грубой. Вдобавок он рассказывал любопытные вещи.

Магелланово Облако? Подарок от некой сверхцивилизации? Сомнительно… Император скорее поверил бы в то, что пресловутая штучка сработана на Цельбаре. Правда, цельбарийская «Синяя молния» проиграла гонку, но как знать, не был ли ее проигрыш частью хитрого плана цельбаритов? Кое-кто в их правительстве до сих пор считает, что Суррах некогда обвел их родину вокруг пальца, а Цельбар крупно продешевил с продажей лицензии на квазиживые звездолеты…

Так или иначе – ничего не светит этим забавным туземцам с Зяби. Неужто они в самом деле настолько наивны, что в качестве платы за штучку предложат вербовку Сурраха?

Предложат или все-таки не осмелятся?.. Интрига.

Ничем не выдав своих чувств, император пришел в восторг, когда Ной Заноза все-таки предложил это. Потрясающе! Анекдоты о наивной наглости зябиан разойдутся по всей Галактике.

Подыгрывать им, усугубляя анекдотичность ситуации, однако, не стоило. С любезной улыбкой на устах император произнес:

– Мы полагаем, вам известно Дополнение к Закону о вербовке.

Все пятеро переглянулись, и восторг императора удвоился. Они ничего не знали о Дополнении!

– Следуйте за мной.

Намерение выслушать тупоумных провинциалов и поскорее спровадить их было отброшено. Почему бы не продлить удовольствие еще на десять минут?

Земной зал дворца, внешне почти не изменившийся со времен прадеда, содержался теперь в образцовом порядке. Биомеханические животные не барахлили, их стало больше, а среди муляжей деревьев попадались настоящие растения Земли Изначальной, выращенные лучшими ботаниками империи из драгоценных семян, купленных там и сям за бешеные деньги. Биомеханический носорог чавкал возле куста, делая вид, что объедает листву. Одинокая гиена отгоняла грифов от дохлого буйвола. Пышногривый лев, загнав леопарда на ветви акации, скалил желтые клыки, утробным рыком давая понять: вот только слезь, поганец, – сожру вместе со шкурой. Из норы в земле высунулся бородавочник, подвигал рылом и решил не вылезать, но на всякий случай густо хрюкнул.

На дорожку зверье не лезло. Император шествовал впереди, ловя острым слухом сдержанные восклицания женщин и сопение здоровяка. Из Африки перебрались в Европу, оттуда по невидимому мосту – в Америку к бизонам. На середине океана из воды, блестя глянцем, показалась тупая морда кашалота, кромсающая узкой челюстью нечто непотребное, состоящее из одних извивающихся щупалец. Женщины за спиной монарха дружно ахнули.

Достигнув континента, император величаво повернулся к гостям.

– Мы решили показать вам макет Земли Изначальной, – молвил он с едва заметной иронией, – чтобы вы убедились: ваша планета не похожа на нее. Дополнение к Закону о вербовке в кратком изложении таково: Суррах может быть завербован только Землей Изначальной. Смысл Дополнения должен быть вам понятен: Суррах занимает в империи совершенно особое положение, но в чем-то, пусть даже в мелочи, в одном-единственном параграфе, применить который все равно невозможно, он не должен выделяться среди сотен тысяч населенных людьми планет. Это уступка массовой психологии, а значит, и здравому смыслу. Абсолютное возможно, но не приносит пользы. В каждой вещи или структуре должен содержаться изъян, хотя бы чисто теоретический. Его отсутствие приведет к тому, что подданным захочется ломать, а не играть по правилам…

Никогда император не обратился бы с этакой речью к представителям планеты четвертого или даже пятого уровня пирамиды. Но Зябь относилась к восьмому уровню, к низам, к питательному гумусу империи. Гумус безвреден. Эти жалкие селяне ни на что не способны и еще тысячу лет будут хвастаться тем, что их представителей однажды принял сам император…

Что же касается их пресловутой штучки, то пусть этим вопросом займется тайная полиция. Высокие технологии не должны доставаться низшим, это противоестественно.

Осталось лишь покинуть Земной зал, на чем и закончить аудиенцию. Пусть камердинер выведет посетителей из дворца, чтобы не заблудились. Завершая краткую речь, император обвел рукой макет Земли Изначальной от носорога до бизона – и замер, шокированный.

В его – монарха всея Галактики – присутствии зябиане творили что-то немыслимое!

Уж на что Ной всегда напоминал мне вымершего зверя павлина (которого я, конечно, видывал только на картинке), но император превзошел его по всем статьям. Илона потом спорила со мной и доказывала, что никакое это не самолюбование, а внутреннее достоинство и врожденное благородство, да только ни фига не убедила. Простодушие полезно, когда оно у других, а не у тебя. Я-то видел, что этот самый Леопольд Двести Тридцатый попросту играет роль, и подозревал, что про себя он потешается над нами. Не очень-то это приятно, но я решил: пускай. Ной, конечно, тот еще фантазер и с вербовкой Сурраха крупно пролетел, но призовые деньги за гонку нами получены, мы теперь знаменитости, авось и с работой станет полегче. На большее-то я не рассчитывал.

Земной зал мне, впрочем, понравился. Зверье вокруг нас бродило невиданное, но сразу ясно, что неопасное. С чего бы биомеханическим чудищам пробовать нас на зуб? Разве что император мог бы для потехи настроить их потрошить гостей, однако никто из нас ни разу не слышал, что он душегуб. Значит, просто экскурсию проводит. Захотелось ему. А я, собственно, и не против: иду себе, головой верчу, дивлюсь. Забыл даже, что в присутствии императора нельзя держать руки в карманах, – и не вспомнил бы, не хлопни меня Ипат пониже спины. Ну ладно, ладно, не буду…

На мосту через океан дамы заахали, когда из воды вылезло что-то громоздкое, в чем я не сразу опознал морду невиданной рыбины, и заспешили к другому континенту, а я остался посмотреть, не вылезет ли еще что-нибудь интересное. Ну вот не понял я, что самое-то интересное происходило сейчас не на мосту, а на континенте!

Уж не знаю, что Ной нашептал Ипату в ухо, а только тот вдруг взял руками Ноя за щиколотки, поднял без особых усилий и поставил ступнями себе на плечи. Когда я это заметил, то поначалу не поверил глазам, решил – галлюцинация. Картина вышла та еще: Ной высится над остальными, как памятник на мощном пьедестале, Ипат придерживает его за икры, чтобы тот не сверзился вниз, а император растерялся и на всякий случай отшагнул назад от этих психов. Я рванул к двум дуракам что есть духу. Мчусь по твердой пустоте и думаю: тяжелый случай, императору стоит только вякнуть – тотчас охрана набежит, начнет прикручивать нам локти к затылкам…

Не успел он вякнуть, потому что Ной вдруг как заорет:

– Да это же наша Зябь! Ну точно, она и есть!..

Ипат попытался подпрыгнуть, чтобы тоже увидеть то, что увидел Ной, от чего тот все-таки свалился вниз и, наверное, покалечился бы, да Ипат успел его подхватить. А Ной забыл весь политес и знай себе орет во весь голос:

– Очертания материков – ну как у нас! И океаны точно такие же!..

Почему он решил, что такие же, я не сразу понял. Сначала думал: врет, причем глупо врет. Потом догадался: когда в начале нашей миссии мы только-только взлетели с Зяби, он поглядел на планету со стороны и все запомнил. Толковый жулик должен иметь прекрасную память, а карточный шулер и подавно, это у них профессиональное.

Я даже позавидовал Ною: сам-то я не так давно возвращался на Зябь, а запомнить очертания материков, как они выглядят с орбиты, и не подумал. В общем-то все правильно: я угонщик, ну и просто гонщик, а жуликом мне не стать, нечего и стараться.

– Вон там! – кричал Ной, указывая рукой за океан. – Вон где мы живем! А вокруг – и там, и вон там, и тут – Дурные земли… Это Зябь!

Император отступил еще на шаг и выразил на лице сомнение.

– Вы утверждаете, что ваша планета – Земля Изначальная? Это серьезное заявление. К счастью, проверить его вовсе не трудно…

Потом он сам сознался: лучше ему было не произносить этих слов и выпроводить нас с позором как дешевых шарлатанов, а потом уже действовать втихую… Да ведь многие люди сильны задним умом, а император не человек, что ли?

То-то, что человек. А чем отличается человек от любой квазиживой штуковины, скажем, от космического корабля?

Его легко прихлопнуть, вот чем. Главное отличие как раз в этом.

Ной поорал немного, и я был готов поклясться, что он нарочно изображает перед монархом этакого восторженного идиота, а потом он опомнился, сконфузился и очень натурально покраснел. Артист, настоящий артист! Я бы так не сумел, да и не стал бы, а этому поставить себя в неловкое и смешное положение – раз плюнуть. Если это надо для его плана, конечно.

А потом заорали все. Разом.

Шагах в тридцати от нас два зверя, похожих на крупных волосатых быков, вдруг начали рыть копытами лужайку и остервенело бодать друг друга. Из леса грузной рысью выбежало высокое животное с горбатым носом и здоровенными рогами, каждый из которых смахивал на растопыренную пятерню, и направилось было к нам, но притормозило, окруженное четырьмя серыми зверями куда меньших размеров. Эти напоминали наших зябианских собак, но не хотел бы я повстречаться с такой собачкой нос к носу!

Ну ладно, эти-то были заняты друг другом, зато из того же леса выбежало нечто серовато-бурое, толстое и косматое. Двигалось оно косолапо, но быстро, и, главное, направилось прямиком к нам. Вот тут-то мы и заголосили, причем каждый свое.

– Техник! – с неожиданной силой гаркнул император. – Дворецкий! Охрана!..

Прочие орали кто во что горазд, и я, кажется, тоже. Толку от нашего ора было столько же, сколько от императорского, то есть вообще никакого.

– Спасайтесь – гаркнул вдруг император. – В Европу, в Европу!..

Я не знал, где это, но император показал нам пример, очень быстро побежав через океан по прозрачному мосту. Ной кинулся следом, за ним Семирамида, потом я…

Да-да, и я тоже. Однако пробежал несколько шагов и вернулся, потому что Илона отчаянно закричала: «Ипат!» То ли у дарианки ноги отнялись, то ли она не могла поверить, что есть на свете такие существа, что попадись им – разорвут на части. И плевать, что тут они не живые, а биомеханические…

– Они запаниковали! – кричал император, резво перебирая ногами. – Они готовы на все!

По-моему, это он запаниковал. Ну, может, еще Ной и Семирамида, но не Ипат и не я. Ипат не двинулся с места, только заслонил собой Илону, а мне паниковать было некогда: нужно было успеть добежать до ближайшего дерева и залезть на него, прежде чем зверюга доберется до меня. Я успел и с дерева видел, как Ипат сначала побагровел и засучил правый рукав, а потом раздался тупой звук удара, и зверь замотал башкой. Он проскочил мимо отпрянувших Ипата и Илоны, потому что остановил бы его разве что удар тяжелого бревна, а не человеческого кулака. Илона взвизгнула. Зверь крутнулся на месте и встал на короткие задние лапы. Ипат плюнул в горсть, крякнул и, подпрыгнув, чтобы наверняка достать, заехал зверю в челюсть. Тот лязгнул клыками и заревел. Нехороший был рев, от боли так не ревут. Это был рев оскорбленной силы, означавший только одно: кто не спрятался, я не виноват!

Я был занят: сначала нашептал кое-что штучке, а потом, найдя сухой сук, пытался сломать его, потому что дубинка в таком деле совсем не помешала бы. Черт, сук был слишком толст! Я повис на нем, жалея, что весу во мне немного, подергался и все-таки отломил. А когда упал – на ноги, конечно, потому что не дурак же я падать на голову, – увидел, что битва в самом разгаре. Зверь по-прежнему топтался на задних лапах, утробно рычал и пытался сцапать Ипата когтистыми передними лапами. Коготки на них были – ой-ой! Ипат прыгал с необычайным проворством, хакал, молотил по воздуху кулаками, порой даже задевая зверя, да что тому кулаки? А Илона не бежала прочь, как ей следовало бы поступить, а тоже крутилась вокруг зверя, пытаясь отвлечь его визгом. Вот ведь натура! Одно слово – дарианка.

Доводить дубинку до ума мне было некогда. Забежав сзади, я размахнулся тем, что было, и приложил зверя по шее. Зверь рявкнул, опустился на четыре лапы, повернулся ко мне – и я уже не жалел, что во мне нет лишнего веса, потому что как бы я тогда совершил такой безумный прыжок-кувырок? Я и при своем-то весе не возьмусь повторить его.

Зверь все-таки зацепил меня когтем – очень больно, между прочим! – и пришлось бы мне совсем худо, если бы Ипат не изловчился попасть кулаком точно по черному носу. А потом еще добавил – в круглое ухо, в глаз и опять по носу. Зверь отмахнул Ипата лапой, тот покатился, но схватил в падении дубинку, которую я бросил, вскочил на ноги – и видели бы вы его! Парадный клифт разорван в клочья, грудь окровавлена, но глаза горят, челюсть выпячена, зубы оскалены – словом, уноси ноги, не то зашибу!

Уносить ноги зверь стал не сразу. Попер было на Ипата, но углядел слева что-то важное, притормозил, проворно развернулся и, высоко вскидывая мохнатый зад, вприпрыжку почесал в лес.

Было отчего! Поблизости от нас на поляне все еще бодались быки, один серый зверь лежал с проломленным черепом, но второй прыгнул рогатому на холку, и еще два скакали вокруг, им было не до двуногих – зато со стороны ледяных полей, откуда дул холодный ветерок, к нам приближалось еще одно чудище. По статям – почти такой же зверь, с каким мы только что дрались, но вдвое крупнее, с более длинной мордой, а главное, весь белый, кроме носа и глаз. И еще когтей, конечно.

Не обращая внимания на разборки на поляне, зверь бежал точно к нам.

И пусть кто-нибудь осудит нас за то, что мы, не сговариваясь и вообще не проронив ни единого слова, дружно дернули прочь от него. Я скажу хулителю, что он дурак, – на тот случай, если он сам этого не знает. И отец его был дураком, и дед, и вообще вся семья дурацкая…

Взбежали на мост.

Паршивое это дело – бежать по твердому вакууму. Идти по нему еще можно, хотя походка получается та еще, а бежать, не видя, куда поставить ногу, трудно. Тут привычка нужна. Да еще плечо у меня болело, коготь оставил на нем царапину мало что не до кости. Я запнулся на бегу и едва не загремел, а когда худо-бедно приноровился, понял, что бежать нам некуда.

Император, Ной и Семирамида медленно пятились нам навстречу. Успели они добежать до континента, пока мы дрались, нет ли – не знаю. Если даже успели, то ничего хорошего они там не нашли, поскольку вновь находились на прозрачном мосту и отступали к его середине. А с дальнего края моста на них медленно наступал еще один монстр.

В Дурных землях на Зяби я не бывал, но убежден: таких чудовищ не встретишь даже там. Огромного роста, серый, как цемент, ноги – толстые столбы, уши – как одеяла, гибкий нос – что твоя труба, а по обе стороны от него – слегка изогнутые клыки такой длины, что нанизать на них всю нашу компанию – раз плюнуть. Я не сразу понял, что вижу родственника-переростка тех слонов, что шныряют у нас на Зяби по канавам. От него я бы и сам нырнул в канаву, выбрав место поглубже. Увидев монстра, Илона завизжала на высокой ноте.

По-моему, очень правильно сделала: напомнила Семирамиде, чем та сильна. Наша сладкоголосая раскрыла рот и оглушительно выдала такой режущий ухо звук, что император присел, а монстр взмахнул своими одеялами и озадаченно замер. Правда, лишь на секунду-другую. Потом он вскинул башку, изогнул нос вопросительным знаком, раззявил пасть и резко крикнул в ответ. Мощно крикнул, ничего не скажешь, да только куда ему до Семирамиды. Эх, если бы можно было остановить зверье криком!..

Я оглянулся и увидел, что белый родственник побитого Ипатом зверя уже на мосту. Он тоже видел серую громадину и приближался уже не галопом, а шагом. Впрочем, какая разница? Если бы мы могли отскочить в надежде, что звери подерутся друг с другом, может, и вышел бы толк, а куда отскочишь с моста? За фосфоресцирующую линию – и бултых в соленую воду? Хищников там ничуть не меньше, а драться с ними труднее.

Жить нам оставалось всего ничего. Напрасно Ипат сжимал в руке сук, напрасно Ной делал короткие броски, изображая, будто и впрямь сейчас кинется на серую громадину, напрасно Семирамида вопила во всю силу примадоньих связок. Звери приближались. Друг на друга они не обращали особого внимания, их интересовали мы.

Я достал из-за пазухи штучку и усиленно зашептал ей то, что уже шептал на дереве. По второму разу. Знал, что уже поздно, но понимал и еще кое-что: готовиться к смерти – самое унылое дело на свете, если только ты не нашел себе еще какого-нибудь занятия. Вот я и шептал.

– Проедаю преграду, – сообщила вдруг штучка бодрым голосом «Топинамбура». – Ощущаю противодействие охранных систем…

– Справишься? – заорал я не своим голосом, и все на меня оглянулись, хоть и были очень заняты подготовкой к смерти.

– Уже, – ответила штучка.

С неба – тьфу, то есть с потолка зала, – что-то посыпалось. В основном просто труха, но вместе с нею сорвался и плюхнулся в океан порядочный кусок перекрытия. «Топинамбур» спешил и работал неаккуратно. Господи, родной ты мой… Хоть половину потолка урони, только, чур, не на наши головы!

Вы спросите: как я узнал, что штучка может служить также и «сторожком»? А никак. Не знал я этого, но ведь догадываться мне никто не запрещал, верно?

Кроме того, ничего другого мне все равно не оставалось.

Проев в потолке небольшую дыру, корабль протиснулся в нее, как капля, и лишь тогда я поверил, что мы еще поживем. Пролетая мимо белого хищника, «Топинамбур» вырастил щупальце и попросту смел им зверя с моста. Затем он пронесся мимо нас и заслонил собой серую громадину. Та крикнула, по-моему, жалобно, и через секунду в океан обрушилось нечто серое, размером с небольшой дом. Корабль замер и раскрыл люк.

– Уходим! – крикнул Ной. Как всегда, он сориентировался быстрее всех.

Вслед за ним в люк полезли женщины, а я замешкался. Под моими ногами, под прозрачным настилом моста, вода кипела. Там крутились два громоздких тела: одно серое, с длинным носом и ушами-одеялами, а другое размером побольше, глянцево-темное, с тупой мордой, узкой челюстью и рыбьим хвостом. Во все стороны от схватки разбегались нешуточные волны и катились по низменностям материков.

– С детства мечтал поглядеть на битву слона с китом, – молвил потрясенный император, влезая в «Топинамбур».

На борту он первым делом осведомился, кто из нас командир, а кто пилот, и, поскольку Ипат пребывал в ступоре, потребовал, чтобы я отдал ему управление. Я поколебался и отдал. Правильно сделал. Корабль попер прямо сквозь дворец к личным апартаментам монарха. Помню, как я удивился тому, что они тоже квазиживые, причем куда мощнее большинства кораблей в Галактике.

«Топинамбур» сросся с этими апартаментами, и император отдал им приказ на взлет. Ох, и досталось же каменным частям дворца! По-моему, ремонтировать его не имело смысла, проще выстроить заново.

А когда императорский корабль – буду называть его так – с приросшим к его боку «Топинамбуром» поднялся выше атмосферы, император вновь обратился ко мне:

– Так это правда, что ваш корабль может свободно уходить в нырок в сильных гравитационных полях?

– Правда.

– Ну так бери управление и действуй!

Я ничего не имел против. Правда, к «Топинамбуру» был присобачен корабль раз этак в сто больше нашего, но в этой паре главным был «Топинамбур», и вообще, не все ли ему равно, с каким грузом уходить в гиперпространство? Император, правда, не указал, куда лететь, ну а я думал недолго: велел кораблю проложить кратчайший маршрут к Зяби.

И только потом сообразил, что, обращаясь к императору, обошелся без слова «сир». И ничего, сошло. Пока мы шли к Зяби, Ипат, однажды забывшись, назвал его просто Леопольдом – а тот и не моргнул. По-моему, он неплохой мужик, хоть и император, но к его вечному «мы» вместо «я» всем нам пришлось привыкать.

После первого прыжка Леопольд вновь попросил у меня управление, посидел с минуту молча, прижав голову к стенке рубки, а потом отвалился от стенки и сказал с улыбкой:

– Дело сделано.

Мы переглянулись.

– Простите, сир? – спросил Ной.

– Мы живы, – объявил император. – Императрица и наследник также живы и здоровы, находятся на борту, я пока погрузил их в сон… Попытка покушения не удалась. Только что мы проложили гиперканал связи с командованием гвардии и несколькими ключевыми мирами пирамиды. Через десять часов Суррах будет окружен тысячью наших кораблей… мы имеем в виду специфически военные корабли. Те, кому не удалось убить нас, попытаются низвергнуть монархию. Думаю, их ждет неприятный сюрприз.

– А мы, сир? – спросил я.

– А мы совершим визит на Землю Изначальную. Разве факт ее обнаружения может пройти мимо нашего внимания?

«Ага, – подумал я, – он все-таки поверил Ною… А не простак ли он?»

– Да, но кто покушался на вас… и на нас… сир? – выдавила из себя Илона.

– Торгово-промышленно-финансовые кланы, разумеется, – весело сказал император. – Мой прадед лишил их всевластия, создав имперскую пирамиду. Все это время они надеялись на реванш, на то, что император вновь станет куклой в их руках. Лишить их надежды могло только одно: вербовка Сурраха Землей Изначальной.

– Как это? – моргнул Ипат, только теперь выпустив из рук дубину.

– Элементарно. Суррах в случае его вербовки остается на первом уровне пирамиды, но этот уровень уже не высший. Выше Сурраха, на нулевом уровне, – Земля Изначальная. Не важно, что она также остается и на восьмом уровне… Важно, что Суррах станет вассальной планетой, а это значит, что на него распространятся некоторые имперские законы – те самые законы, жесткие и, по мнению многих, несправедливые, к принятию которых наши противники в свое время сами приложили руку… А ведь штаб-квартиры наиболее могущественных торговых кланов находятся на Суррахе, и уж мы позаботимся о том, чтобы они там и остались!

До меня, кажется, начало доходить. До Семирамиды, по-моему, тоже. Один лишь Ипат пока что ничегошеньки не понимал, но как раз это для него нормально. Тут Илона и выдала:

– Но, сир… Вы твердо убеждены в том, что Зябь – это Земля Изначальная?

Ной, Семирамида и я дружно зашипели на нее, а император звучно расхохотался.

– Милая леди, мы убедились в этом, когда произошло покушение. Программа агрессивного поведения биороботов в Земном зале была введена заранее, возможно, десятки лет назад. Она получила команду на активацию в тот момент, когда прозвучала гипотеза о тождестве Зяби с Землей Изначальной. Ведь проверить эту гипотезу очень легко. Наши противники знали, что гипотеза верна. Они пытались помешать вам выиграть гонку, но не преуспели. Не сумев или не решившись устранить вас после гонки, они решили выждать, надеясь, что все обойдется. Не обошлось. И тогда они, запаниковав, запустили программу как самый простой способ решить свои проблемы. – Император улыбнулся Илоне. – Поэтому мы склонны считать, что Зябь – это Земля Изначальная, и мы будем так считать, пока нам не докажут обратное…