Эпилог

Человек рождается, не зная своего имени, и это считается нормальным, поскольку случается с каждым без исключения. Амнезия у взрослого бывает куда реже. И уж совсем уникальный случай, когда народ целой планеты живет себе и не особенно тужит, не зная, как следует по-настоящему называть ту планету, по которой он топчется. Наверное, во всей Вселенной одни лишь зябиане еще не знали, что обитают на Земле Изначальной.

Казалось, Зябь жила по-прежнему, как и подобает жить отсталому изолированному мирку, не жалующему перемен и суеты: тихо, сонно, степенно. В положенное время пожелтел лист, был собран урожай, с каждым днем солнце взбиралось в небо по все более пологой дуге и все меньше задерживалось в небе, как будто ослабла пружина у некой катапульты. Бродячие слоны выглядели озябшими. Скунсоежи и змеиные многоножки залегли в спячку. Миновала осень, самая обыкновенная, с дождями, листопадом и хрустящими поутру лужицами. Осень как осень.

Но так только казалось. Висели над остывающей землей утренние туманы, но висело и ожидание каких-то событий, грозных или нет – неясно, но уж точно неминуемых. Ни один торговец – разносчик галактических сплетен – не посетил Зябь во второй половине года, не было пока ничего слышно и о посланцах Рагабара, так откуда же взялось это пренеприятнейшее сосание под ложечкой, эта странная для любого зябианина неуверенность в спокойном завтра?

Неужто от проекта «Небо»? Весной и в начале лета Зябь и впрямь будоражили всевозможные слухи, а многие видели и летающую по небу несуразную штуковину, затем полеты прекратились, и в начале осени Совет архистарейшин выпустил краткое сообщение о том, что проект развивается успешно. Об этом немного посудачили и вроде бы успокоились.

Однако кто же не знает: нет в словаре более зыбкого и неверного словца, чем «вроде». Внешнее спокойствие поддерживалось скорее по привычке.

Множились и ползли слухи о грозных знамениях.

На излете осени в небе явилась комета с девятью хвостами и много где тряслась земля. Близ села Плюхи с огнем и грохотом упал с неба черный камень размером с человеческую голову, а по виду – точь-в-точь клубень топинамбура.

Говорили, будто из Дурных земель вышло нечто несуразное о пятнадцати парах ног и, добравшись до речки Вшивки, издохло прямо в русле, отчего случилось наводнение, затопившее городок Семиямье.

Утверждали, будто в Кривомымринском уезде, помещавшемся, как известно, очень далеко от Дурных земель, появился бодучий слон размером с овцекозла, трубящий как пожарная команда, а это не к добру.

Клялись и призывали в свидетели Девятого пророка, что в селе Малые Бяки молния в виде шара, искрясь и шипя, гонялась за полицейским, после чего взорвалась, оглушив последнего и убив наповал девятнадцать зевак.

Во время ежегодного обряда посечения паровоза некий Мардарий Косопуз в порыве религиозного усердия придумал наказать проклятый механизм не кнутом, а оглоблей и на замахе ненароком оглушил местного старейшину Онисима Жвачку. Местный суд отказался вынести вердикт и направил дело в суд архистарейшин, а тот уже третий месяц не мог ничего решить.

В небе наблюдались ложные солнца и светящиеся столбы. В окрестностях Земноводска выпал черный снег. В самих Пупырях на водосточной трубе здания Совета наросла гигантская корявая сосулька, как две капли воды похожая на архистарейшину Гликерию Копыто.

Оживились кликуши и предсказатели разной ерунды, каковая непременно случится в будущем. Многие, впав в соблазн, шептались о неминуемом гладе, наступлении великого мора и страшных чудесах. В селе Развесистом – и это было задокументировано – местный дурачок по имени Терентий Мухоед кричал с колокольни храма, к вящему смущению паствы, будто видел Антипророка в кровавом одеянии, предрекал скорый конец всему сущему, пытался бить головой в рельс звонницы, но после первого же удара сомлел и в беспамятстве сверзился с колокольни на головы любопытствующих.

Сысой Кляча за эту осень совсем высох. Как ни хотелось ему вдоволь покуражиться на Совете над затхлыми старцами, едва-едва не погубившими великое начинание, – ан расхотелось вдруг. Сам тому удивился, но вдруг понял: до сих пор старость только играла с ним, а теперь взялась за тщедушное тельце всерьез, выпила последние силы, выстудила кровь. Сысой лежал на перине под тремя одеялами, натянув все три до самого носа, глядел в потолок. В жарко натопленном доме билась об оконное стекло остервенелая муха. Внук Агафон грохотал поленьями, ковырял кочергой в печи, пытался смешить деда прибаутками. Куда там!.. Дед просто ждал… чего-нибудь. То ли смерти, то ли возвращения «Топинамбура».

Домашний котовыхухоль Надоеда, любимец младшей правнучки, вскарабкивался на кровать, драл когтями наружное одеяло, щекотал усами нос архистарейшины. Сысой улыбался, но такой улыбкой, с которой хорошо и с пользой пожившие люди без особых сожалений отходят в лучший мир. И очень может быть, что Сысой, задремав с той же улыбкой на бескровных губах, однажды не проснулся бы, если бы однажды Агафон не ворвался в спальню с очумелыми глазами и разинутым ртом.

Споткнувшись о котовыхухоля, он с шумом грохнулся на пол, но тотчас вскочил и, забыв почесать ушибы, выпалил, задыхаясь:

– Там… корабль… приземлился…

Лицо Сысоя дрогнуло, и впервые за несколько дней в его выцветших глазах обозначился интерес к происходящему вовне.

– «Топинамбур»? Гости с Рагабара?

– Не! – Агафон дышал, как паровая машина. – Огромный корабль! Во-от такой! – Он замахал руками, тщась показать невообразимые размеры корабля. – Это… это император!

– Кто? – не понял Сысой.

– Император! – вновь выдохнул Агафон, и, подтверждая его слова, отвратно заорал котовыхухоль. – Его корабль! Говорят, половину поля занял!

– Тебе-то откуда знать, что он императорский? – насмешливо проскрипел Сысой.

– Так это… люди же говорят! Совет уже делегацию направил. Хотели вроде пятерых, а потом все туда помчали, не удержались… За тобой машину прислали, фельдшера, носилки… Едем, а?

Случилось чудо, да и как ему не случиться в такой день: иссохшей лапкой Сысой откинул по очереди все три одеяла, мановением той же лапки отстранил внука и, покряхтев, встал с постели без его помощи. Какие еще носилки?! Он сам!.. Сам!

Единственная уступка: позволил помочь себе одеться как подобает архистарейшине. Потом он шел к машине, шел нетвердо, но грозно зыркал на Агафона, когда тот пытался поддержать деда. Посох?.. Ну ладно, пусть будет посох. Подай его сюда и отвали в сторону, бестолковый. Не видишь: дед ожил! Дед дожил!..

Он еще сам не понимал, до чего он дожил. Знал только одно: случилось нечто небывалое. Если бы просто вернулся «Топинамбур», выполнив свою миссию, это уже было бы славным итогом последнего и важнейшего дела в жизни Сысоя. А тут – сам император!

Ясно, что он прибыл не карать, – в противном случае послал бы чиновника. Для того и нужны подчиненные, чтобы прибирать за большим начальством, а снимать сливки оно любит само. Кто-нибудь вроде Эпаминонда Болячки или Гликерии Копыто может думать иначе, но лишь покажет этим, что ум человеческий помимо прочего годится также и для того, чтобы рано или поздно из него выжить. Ох, хоть бы дураки не успели натворить бед!..

Опасения были напрасны: на поле космодрома действительно возвышалась несусветная громадина чужого биозвездолета, и полицейские, согнанные сюда, наверное, со всех Пупырей, растянувшись длинной цепью, не допускали на поле собравшуюся и с каждой минутой прибывающую толпу. А возле корабля стояла кучка людей, судя по одеждам – нездешних. Дальнозоркие глаза Сысоя отметили: ни один из архистарейшин не осмелился приблизиться к гостям. Ага!..

Стало быть, ждут его, Сысоя Клячу.

– Туда давай, – указал Сысой на кучку людей у корабля.

Вблизи стало ясно, что кораблей не один, а два. Они стояли рядышком, и большой соотносился с малым как яблоко рядом с семечком того же яблока.

Сысой понял, что малый – это «Топинамбур», когда разглядел в кучке людей четверых отправленных в космос покоенарушителей. Ипат держал за руку незнакомую златовласую красавицу. Все почтительно слушали незнакомца, держащегося чрезвычайно самоуверенно. Тот вещал:

– Наша главная резиденция должна находиться здесь, на Земле Изначальной. Место для нее мы выберем чуть позже, а пока тут не мешало бы прибраться. Планете изрядно досталось… Дурные земли, говорите? Больше не будет никаких Дурных земель, все вычистим, дезактивируем, освоим, превратим в сад… Океаны профильтруем, наполним их экосистемой, приятной и полезной… Да, а где Луна? Я не видел Луны. Земля должна иметь спутник, и он у нее будет, это мы твердо обещаем… А этот почтенный старец, вероятно, глава правительства? Цезарь, представьте меня…

Позднее император рассказал Сысою, а тот поведал мне: даже если бы Зябь не оказалась Землей Изначальной (а она ею оказалась), все равно вербовки Зябью Сурраха было не избежать. Только так можно было быстро пригнуть и заставить капитулировать непокорные торгово-промышленные корпорации. Их подвели под имперский Закон о бунте внутри пирамиды, а такой бунт карается куда серьезнее, чем разборки в рамках одной планеты. Очень скоро бунтовщики приползли к императору на коленях.

Что еще им оставалось делать? Начинать новую галактическую войну, в которой они, вероятно, проиграли бы, рушить пирамиду, приносящую им доходы? Крупные воротилы сдались и были помилованы. Исполнителям покушения пришлось хуже: кто-то пошел на каторгу, кому-то запретили появляться на планетах выше девятого уровня, кого-то выслали на планету Чвак к жабам – и вся Галактика славила великодушие монарха.

На следующий день после нашего возвращения прилетели за данью посланцы Рагабара. Увидев императора – понятное дело, ошалели и сочли за честь повременить с данью, не начисляя процентов. Шутка ли – их Рагабар внезапно оказался и на седьмом уровне пирамиды, и на первом!

Последним пунктом в нашей программе стала вербовка Аоака – той самой планеты, чьи правители из гордости не пожелали вступить в имперскую пирамиду ни на третьем, ни на четвертом уровне. Они примчались к нам сами, и Совет архистарейшин чуть не передрался, решая: вербовать их или поискать кандидатуру повыгоднее? К нам в вассалы просилась и Альгамбра, но ее посланцам Совет отказал, узнав от нас, как там принимают гостей.

С тех пор прошло пять лет.

Многие поначалу бурчали, глядя на перемены, и сейчас еще бурчат, но больше по привычке. Дурные земли и правда отступили на дальние окраины материка, называемого, как выяснилось, Евразией, и уже началась очистка двух других континентов, тех, что за океаном. Луны у нас пока нет – императору не понравилось то, что может предложить наша распотрошенная давними войнами планетная система. Идут разговоры о буксировке подходящего спутника с альфы Центавра.

Мы еще поглядим, подходит ли он нам.

Теперь у Зя… то есть у Земли не один корабль, а пятьдесят. Я смотался на Аоак, окончил там курсы объездчиков молодых звездолетов и с полным правом открыл на Зяби собственную школу. Вскоре мне это надоело и, выучив преемника, я вернулся к ремеслу пилота. По-прежнему летаю на «Топинамбуре», и по-прежнему он сам решает, кого одарить штучкой, а кому наотрез отказать.

Дарианам он не отказал, конечно.

Сысой все еще жив и стал даже бодрее, чем был. Имперская медицина творит чудеса. Он стал пожизненным председателем Совета архистарейшин, и через него император правит планетой – по-моему, не переставая потешаться при этом. Но Земле его правление идет на пользу.

Ной Заноза остался Ноем Занозой. Вскоре после нашего возвращения я пристал к нему:

– Признайся: ты знал заранее, что Зябь – это Земля Изначальная.

Ной ухмыльнулся.

– Ну, знал…

– Откуда?

– От верблюда. Видал такого зверя в Земном зале императорского дворца?

– Нет.

– Все вы слепые… Ладно, скажу. Новый Тринидад помнишь? Я там в казино пошел. Помнишь?

– Помню.

– Ну, пошел и выиграл… Много.

– Ты же вроде говорил, что играл не с заведением, а с посетителями?..

Ной рассердился.

– С кем я играл, тебя не касается. Но выиграл крупно. И половину выигрыша посулил одному типу за информацию.

– Не верю.

– А мне плевать, веришь ты или нет. Тот тип даже показал мне карту – так, на полсекунды.

– Что-то мало.

– И то хорошо. Сделка-то не состоялась.

– И за полсекунды ты сумел понять, что на карте океаны и материки Зяби? – поразился я.

А Ной ответил:

– Одни умеют только смотреть, другие умеют видеть.

И то правда. Специалист. Куда мне до него.

Была ли хоть крупица правды в том, что он мне рассказал, я и посейчас не знаю. Вскоре он отбыл с Зяби на корабле каких-то торговцев, и с тех пор я его не видел.

Семирамида забыла свою мечту перебраться с Зяби на какую-нибудь планету высокого уровня и оттуда покорять Галактику своим искусством. Куда уж выше Зяби! Нулевой уровень! Император не раз посылал ей цветы из своей оранжереи.

Ипат проведал своих кенгуроликов и полдня взахлеб рассказывал нам с Илоной, как они кушают, кто захворал было, но выздоровел, и какие самки принесли приплод. В конце концов у меня голова заболела, и я смылся. А Илона рвалась на Дар. Ипат кряхтел-кряхтел, но в конце концов согласился перебраться жить туда же со своими кенгуроликами. Я их и отвез. Выяснилось, что вербовочный корабль Дара почем зря слоняется по Галактике и никого еще не завербовал. Я разыскал и корабль – как я за ним гонялся, это отдельная история, – и, найдя его, посоветовал ребятам вернуться на родную планету. Чего им приставать, как побирушкам, то к тем, то к этим, если на Дар вот-вот начнут прибывать посольства, пихая друг друга локтями? Это же теперь не просто планета девятого уровня – это прямой вассал самой Земли Изначальной!

Так, кстати, и вышло.

Недавно я навестил Ипата с Илоной: они живут на Даре душа в душу, у них там ферма и двое ребятишек. Ни он, ни она не стремятся более в космос. Мне этого не понять, ну да дело хозяйское.

Я вожу по Галактике срочные грузы и всяческих посланников. Иногда в роли посланника выступаю я сам, но это дело мне не по душе. Разве может дипломатия сравниться с полетом среди звезд?

Есть у меня одна мысль: еще раз смотаться в Большое Магелланово Облако, поискать там светоносных. Об их вербовке я, конечно, не мечтаю, но, может, они хоть снизойдут до разговора?

Умом понимаю: вряд ли. А надежда все равно теплится. Что за жизнь без надежды, кому нужна?

Не мне. И даже не самому замшелому зябианину, еще не привыкшему к тому, что он – землянин.

Это я точно знаю.