Киа вышла в море уже за полдень, на горизонте теснились грозовые тучи. С Чезом она не виделась уже десять дней, с самого пикника, но отчетливо помнила, как он обнимал ее, как повалил на песок.

Не заметив поблизости ни одной лодки, Киа взяла курс на бухту к югу от Пойнт-Бич, где встретила однажды диковинных бабочек – белоснежных, наверняка альбиносов. Но, пройдя ярдов сорок, она резко сбавила газ, увидев, как на берегу компания Чеза собирается после пикника – укладывают в лодки корзины, сворачивают пестрые полотенца. Киа схватилась за румпель, готовая развернуться и умчаться, но внезапно, повинуясь порыву, повернула назад, высматривая Чеза. Она и сама понимала, до чего это глупо. Нелепые выходки не помогут заполнить пустоту. Чем готова она поступиться, чтобы покончить с одиночеством?

Вот и он, на том самом месте, где они целовались, – идет к катеру с удочками, а следом Вечно-в-жемчугах несет сумку-холодильник.

Неожиданно Чез обернулся и в упор посмотрел на Киа. Она не отвернулась, хотела выдержать его взгляд. Но, как обычно, возобладала робость, и она отвела глаза, повернула лодку в тенистую бухточку. Решила дождаться, когда уплывет их маленькая флотилия, а потом выйти на пляж.

Вернувшись через десять минут на большую воду, Киа увидела катер Чеза – в одиночестве он покачивался на волнах. Ждал.

Ее обожгло желание. Значит, он все еще думает о ней! Да, в тот раз на пикнике он поторопился, но отступил, встретив отпор. Извинился. Может, стоит дать ему шанс.

Он поманил ее, крикнул:

– Привет, Киа!

Она не устремилась к нему, но и прочь не повернула. Он подплыл ближе.

– Киа, прости, я был тогда не прав. Ладно? Хочешь, покажу тебе пожарную вышку?

Киа не ответила, лишь молча двинулась ему навстречу, кляня себя за слабость.

– Вот что, ты, наверное, на вышке не была ни разу, а оттуда все болото как на ладони. Плыви за мной.

Киа прибавила ходу и устремилась за ним, без конца озираясь, нет ли поблизости его друзей.

Чез вел ее на север, мимо Баркли-Коув, – с моря городок выглядел мирным и живописным. Причалили они в бухточке, затерявшейся среди зарослей. Привязали лодки и двинулись по тропе, заросшей восковником и колючим падубом. В этом влажном, изобилующем корнями лесу Киа не была ни разу – он лежал с другой стороны от городка, слишком близко к людям. В кустах журчала вода, напоминая, что земля эта принадлежит морю.

Вскоре они достигли настоящего болота, сгустилась духота, пахнуло влажной землей. Болото сливалось с сумрачным редколесьем – царство тьмы, тишины и тайны.

Над куполом леса темнела заброшенная пожарная вышка со смотровой площадкой, еще несколько минут – и вот они у основания, сколоченного из грубо обтесанных бревен. Сваи уходили в черную жижу, поперечные балки изъела гниль. Наверх вела лестница, сужаясь с каждым пролетом.

Несколько шагов по грязи – и они возле лестницы. Первым поднимался Чез. Добравшись до пятого пролета, остановились. На западе всюду, куда хватало глаз, раскинулись дубовые леса, а с трех сторон – изумрудная трава, и сквозь нее вьются к морю речушки, протоки, рукава, ручьи. Впервые Киа увидела плавни с такой высоты. Будто сложилась мозаика – вот оно, болото, ее лучший друг!

Последняя ступенька, и Чез откинул железную решетку над лестницей, они выбрались на площадку, и он опустил решетку. Киа, прежде чем ступить на решетку, потопала по ней, пробуя на прочность. Чез усмехнулся: “Не бойся, не провалится”. Он подвел Киа к ограждению. Внизу расстилалось болото, вровень с ними парили два краснохвостых сарыча, слышно было, как свистят крылья; птицы забеспокоились, не ждали они в своем воздушном мире никаких юных парочек.

Чез обернулся:

– Спасибо, что пошла со мной, Киа. Спасибо за возможность попросить прощения. Слишком много я себе позволил, больше это не повторится.

Киа молчала. Ей почему-то хотелось его поцеловать, почувствовать, какой он сильный.

Она сунула руку в карман джинсов.

– Ту ракушку, что ты нашел, я надела на шнурок. Не хочешь – не носи.

Накануне вечером она повесила ракушку на шнурок из сыромятной кожи – хотела носить сама, но все-таки надеялась увидеть Чеза и подарить ему при случае. Но даже в самых смелых мечтах не могла она представить, что будет стоять с ним рядом на башне и смотреть на мир с высоты. Выше некуда.

– Спасибо, Киа. – Чез взял подвеску, надел на шею, тронул пальцем ракушку. – Буду носить, куда я денусь.

Он обошелся без избитых фраз – “буду носить всю жизнь” и тому подобной ерунды.

– Покажи мне свой дом, – попросил Чез.

Киа представила кривобокую хижину в тени дубов, серый дощатый пол в кровавых разводах ржавчины, дырявую москитную сетку. Не дом, а заплата на заплате.

– Это далеко, – только и смогла она сказать.

– Киа, мне все равно, далеко или нет и как там, внутри. Ну же, пойдем.

Если она сейчас ответит “нет”, то снова останется одна.

– Ладно.

Они спустились с вышки, вернулись к заливу, и Чез сделал ей знак: вперед. Киа двинулась в своей лодке на юг, к лабиринту ручьев, свернула в родную протоку, где зеленые ветви нависали над самой водой, пригнулась пониже. Катер Чеза, синий с белым, неуместно яркий, с трудом протиснулся в заросшую протоку, ветки скребли о борта.

Когда впереди блеснула лагуна, в темном зеркале воды отразилась каждая замшелая ветка, каждый изумрудный листок. Взлетали стрекозы и снежные цапли, спугнутые незнакомой лодкой, и бесшумно, грациозно садились чуть поодаль. Когда Чез достиг берега, Киа уже привязывала лодку. В нескольких шагах от нее застыла голубая цапля, давно привыкшая к человеку.

На веревке сушилась одежда – линялые комбинезоны, футболки, а репа так разрослась, что и не разберешь, где кончается огород и начинается лес.

Оглядев веранду с залатанной москитной сеткой, Чез спросил:

– И давно ты здесь живешь одна?

– Не помню точно, когда ушел Па. Наверно, лет десять уже.

– Вот классно! Сама себе хозяйка, без родителей, никто над душой не стоит!

Киа в ответ лишь сказала:

– Внутри смотреть не на что.

Но Чез уже взбежал на крыльцо по дощатым ступенькам. И первое, что он увидел за сетчатой дверью, были ее коллекции на грубо сколоченных полках – разноцветье трепетной жизни.

– Это ты все сама? – спросил Чез.

– Да.

Он мельком взглянул на бабочек и тут же утратил интерес. Подумал: для чего тащить это в дом, если их тут, за дверью, полно?

Убогий матрас на веранде был застелен покрывалом, потертым, как старый халат, зато без единой складки. Чез за пару шагов пересек крохотную гостиную с продавленным диваном, заглянул в дальнюю спальню, увешанную перьями всех форм, размеров и оттенков.

Киа поманила его на кухню, ломая голову, чем бы его угостить. Ни кока-колы, ни чая со льдом, ни сладостей у нее, ясное дело, не водится, даже печенья вчерашнего не завалялось. На дровяной плите остатки кукурузного хлеба, а рядом – горшок лущеной фасоли, что она собиралась сварить на ужин. Ни крошки для гостя.

Киа по привычке подбросила в печь пару поленьев, поворочала кочергой, и дрова тут же занялись.

– Вот так, – сказала она, стоя к Чезу спиной, и, подергав ручку насоса, налила воды в щербатый чайник – картинка из двадцатых годов, а на дворе шестидесятые! Ни водопровода, ни электричества, ни туалета. В углу кухни – жестяная ванна с погнутыми ржавыми краями, в одиноком шкафчике – остатки еды, прикрытые посудным полотенцем, дверца холодильника подперта мухобойкой. Чез в жизни не видел ничего подобного.

Он дернул ручку насоса, посмотрел, как льется вода в эмалированный тазик, служивший раковиной, потрогал аккуратную поленницу возле печки. Никакого электричества, только закопченные керосинки.

Чез был у нее первым гостем после Тейта, но тот вписывался в здешнюю обстановку естественно, как болотный зверь, и ничему не удивлялся. А с Чезом она вся на виду, будто выпотрошенная рыба. Киа готова была провалиться со стыда. Стоя к Чезу спиной, она по скрипу половиц понимала, где он. Он подкрался сзади, осторожно развернул ее к себе, приобнял. Поцеловал в волосы, уткнулся губами в ухо.

– Киа, никто из моих знакомых ребят не выжил бы вот так, в одиночку. Любой на твоем месте, даже парень, со страху бы помер!

Киа ждала: сейчас он меня поцелует, но Чез опустил руки, отошел к столу.

– Чего ты от меня хочешь? – спросила она. – Скажи честно.

– Вот что, врать я тебе не стану. Ты красивая и вольная как ветер. В тот раз я хотел стать тебе как можно ближе – ну а кто бы не хотел? Но так нельзя. Я был не прав. Я просто хочу быть рядом, понимаешь? Узнать тебя как следует.

– А дальше что?

– Там поглядим. Я тебя не трону, если сама не захочешь. Согласна?

– Да.

– Ты говорила, у тебя тут свой пляж. Покажешь?

Киа нарезала остатки кукурузного хлеба для чаек и повела Чеза по тропе к морю, на ярко-белый песок. Негромко кликнула птиц, и чайки тут же слетелись, закружили над головой. Самый крупный самец, Рыжик, приземлился с ней рядом, прошелся по ее ногам.

Чез, стоя в стороне, смотрел на Киа в вихре птиц. Поначалу он и не думал влюбляться в эту босую дикарку, но сейчас, глядя, как она кружит по песку, а птицы готовы опуститься ей на руки, он был заворожен ее свободой и красотой. Подобных ей он прежде не встречал, его снедали жгучий интерес и желание. Когда она подошла к нему, он спросил, можно ли прийти завтра, сказал, что пальцем ее не тронет, даже за руку не возьмет, просто хочет быть рядом. Киа молча кивнула. Впервые после того, как исчез Тейт, в ней затеплилась надежда.