Глава 9

Паб под вывеской «Рука с челноком» находился недалеко от реки, не доезжая до дорожной развилки, дальше дороги шли на север и на запад. Раньше мне частенько приходилось проходить здесь, но я едва замечала это злачное заведение. Привязав во дворе свою лошадь, я вдруг осознала, что его название, естественно, связано с гербом Шаттлвортов; на его щите располагалось три челнока, а сверху на гребне – воздетая рука с четвертым челноком. Именно эту руку с челноком вырезали на деревянной вывеске, украшавшей вход в это приземистое строение.

Когда я зашла в паб, там воцарилась полная тишина, на меня устремилось множество глаз, несмотря на то что я облачилась в самый скромный наряд, простую черную шляпу с золотой лентой и черный шерстяной плащ. Небольшое помещение казалось еще меньше из-за низко нависающего потолка. Компании мужчин с суровыми озадаченными лицами сидела вокруг странного вида кривоватых лавок, уставленных кружками. Мужчина за перегородкой, похожей на ту, что закрывала стойла, молча смотрел на меня, вероятно, полагая, что я зашла сюда по ошибке. Но я направилась прямо к нему.

– Мне нужно поговорить с Алисой, – сказала я.

На его румяном лице тут же открылся рот, явив миру отталкивающего вида зубы.

– Алису…

– Алису Грей, – прошептала я, – она ведь у вас служит?

Он безмолвно кивнул.

– Я схожу за ней, госпожа. Но, может, вы желаете увидеть ее в менее людном месте?

– Да, спасибо.

Я проследовала за ним за тряпичный занавес, и он провел меня по узкому и тускло освещенному коридору в пустую столовую. В пабе было холодно, он ничем не обогревался, и запашок стоял, как на пивоварне Готорпа. Запахнув плащ, я подошла к окну, выходящему во двор, где грузчики как раз закатывали на склад бочки с элем. По отпечатанным на них гербам Шаттлворта, я поняла, что это наши поставки. Где-то хлопнула дверь, и я вздрогнула, услышав, как кто-то идет по коридору.

– Нечего сюда таскаться…

Я не сразу узнала голос Алисы. Прикрыв живот рукой, я приблизилась к дверному проему и выглянула из столовой. В конце коридора стоял темноволосый парень, чья грязная рубаха и изношенные брюки не отвлекали внимания от его красоты. Он выглядел как иноземец, то ли пират, то ли принц: загорелое лицо с большими темными глазами обрамляла роскошная черная шевелюра. Алиса стояла спиной ко мне, уперев руки в бока.

– Ты думаешь, что можешь так просто бросить меня? – спросил он.

– Бросить такого запойного пьяницу, как ты? Разве у меня есть хоть какой-то повод, чтобы не сделать этого? Отправляйся лучше домой.

– Мне там нечего делать. Теперь уж совсем нечего.

Его лицо сморщилось, будто он собирался заплакать.

Плечи Алисы поникли, и она обхватила себя за плечи так же, как однажды в лесу во время нашей встречи. Я отступила назад, испугавшись, что они могут заметить меня.

– Нам надо забыть это, – невнятно произнесла она.

– Легко тебе так говорить, ведь у тебя есть работа и новое… положение.

– Да брось ты, ладно, тебе пора уходить.

Он резко склонился к ней, его темные глаза злобно сверкнули.

– Если я захочу, то могу погубить тебя. Могу много чего порассказать… Есть тут заинтересованные лица.

– Оставь меня в покое! – крикнула она так, что у меня зашевелились волосы на затылке. – И не смей больше возвращаться!

Бросив на нее последний испепеляющий взгляд, парень развернулся и, проковыляв по коридору мимо меня, вышел во двор. За ним тянулся сильный запах эля. Я нерешительно шагнула в ту сторону, где, повернувшись ко мне спиной, стояла Алиса, все так же обхватив себя руками.

– Алиса?

Она повернулась ко мне, ее лицо побледнело больше обычного. Большие глаза смотрели испуганно… более испуганно, чем раньше, когда я видела ее в зале со слугами.

– Флитвуд? Что вы здесь делаете?

Я взяла ее за руку и затащила в столовую.

– Здесь нас могут подслушать?

– Кто?

– Да кто угодно.

Она покачала головой, и я закрыла дверь.

– Кто этот парень? – прошептала я дрожащим голосом.

– Никто, – опять качнув головой, ответила она. – Если вы пришли из-за того ожерелья…

– Нет, пустяки, забудь об ожерелье. Алиса, сразу после твоего ухода мне удалось прочитать письмо от Роджера Ноуэлла к судье Нику Баннистеру. Ты ведь знаешь их?

Она вновь покачала головой, и на лице ее отразилось столь откровенное недоумение, что я ни на мгновение не усомнилась в ее честности.

– В общем, Роджер знает тебя, или захочет узнать. Алиса, откуда ты знаешь Дивайсов?

Алиса покачнулась, как подрубленное дерево, и ухватилась за спинку стула.

– Алиса, как ты с ними познакомилась? Где?

– Я не знаю их.

– Тогда что ты делала в их доме в Страстную пятницу? Алиса, их обвиняют в колдовстве. Бабушку, мать, Элисон… Дженнет, их младшая дочь, живет в доме Роджера, она много чего ему рассказала.

Ее взгляд заметался по комнате.

– Я…

– Алиса, ты должна понять: твое имя занесли в черный список… и этот список в руках очень важного человека, который представляет в наших краях закон. Тебя могут арестовать и почти наверняка привлекут к суду за колдовство.

Ее лицо стало белым как снег. Испугавшись, что она упадет в обморок, я подскочила к ней, взяла за руки и осторожно усадила на стул.

– Меня… меня могут арестовать? И привлечь к суду… Но что это значит?

– Это значит, – подавив волнение, пояснила я, – что во время очередной выездной сессии ты предстанешь перед судом. Великопостная сессия уже миновала, поэтому, следующая, вероятно, состоится грядущим летом.

– Суд, – прошептала она, – но ведь ведьм отправляют на виселицу…

– Да, большинство из них, – я опустилась на колени рядом и взяла ее за руки, – но тебя пока не арестовали, и у нас есть время, чтобы убедить Роджера изменить мнение. Алиса, ты должна рассказать мне, что вы делали у Дивайсов в Малкинг-тауэр. Я смогу помочь тебе, Ричард сможет помочь.

Явно не поверив мне, она едва качнула головой, по-прежнему пребывая в потрясенном оцепенении. Внезапно скрестив на груди руки, она спрятала сжатые кулачки под мышками, отчего стала выглядеть еще меньше.

– Кто назвал ему мое имя? Элизабет Дивайс?

– Наверное, ее дочь, Дженнет. Алиса, что привело тебя туда? Ты должна рассказать мне, и тогда я смогу убедить Роджера, что он не прав.

Из коридора донеслись звуки чьих-то шагов. Мое сердце глухо стучало в унисон с ними, пока они не затихли, а Алиса в смятении на мгновение подняла глаза.

– Ведь он не прав? – спросила я.

Она молчала, казалось, целую вечность, но наконец напряженно расправила плечи и заправила под чепец выбившиеся пряди волос. Ее губы печально опустились.

– Я вообще не знаю этих людей, – сказала она.

– Алиса, пойми, раз уж ты пришла к ним, то есть основание думать, что ты их знала. Можно предположить, что ты тоже ведьма.

Она до крови прикусила губу. Розовый кончик ее языка высунулся, точно змейка, и слизнул выступившую красную каплю.

– Расскажи мне все. А я расскажу Ричарду, и мы вместе съездим к Роджеру и объясним ему, что он ошибается.

Но она даже не посмотрела на меня, ее взгляд, казалось, устремился в запредельную даль.

– Нет, – угрюмо помолчав, ответила она, – я не доверяю ему. И вам не советую.

– Кому не доверяешь? Роджеру?

Она закрыла глаза, потерла их, и с каким-то измученным, усталым видом прижала ладони к лицу.

– Ричарду? – опять спросила я, но она по-прежнему мрачно молчала. – Мне не стоит доверять Ричарду? Моему мужу? – Я поднялась на ноги, но из-за миниатюрного роста оказалась немногим выше ее. – Ты так решила из-за того, что он говорил про то ожерелье? Но он знает, что ты не брала его… я уверена, что знает. Он просто жутко расстроился.

Внезапно меня пробрала дрожь, и я поняла, что сама испугалась. Мне захотелось отвести руки Алисы от ее лица и заставить посмотреть на меня.

– По-моему, ты не понимаешь, в какую опасность попала. – Мой голос дрожал от волнения. – Роджер начал охоту на ведьм. Он выискивает уязвимых женщин, точно хочет собрать из них полную колоду карт. Я пришла предупредить тебя и предложить помощь. Если она тебе, конечно, нужна, а я полагаю, что нужна. И я посоветовала бы тебе пока не появляться в Колне.

– Но я же там живу.

– Но именно там они и будут тебя искать. Тебе нужно пожить у друзей или у родственников. В любом случае Роджеру и Ричарду известно твое имя. Им не составит труда понять, что ты и есть та самая Алиса из списка Роджера.

– Тогда почему они не ворвались в наш дом, чтобы арестовать меня?

– Потому что пока они этого не знают, а я не стану ничего говорить им про тебя.

Вместо ответа она то ли всхлипнула, то ли усмехнулась.

Я взялась за дверную ручку.

– Вернувшись домой, я объясню все Ричарду, и он съездит к Роджеру.

– Вы обожаете своего мужа. – Ее звонкий голос разнесся по холодной пустой комнате.

– Разумеется, обожаю. И что с того?

– Не надо ничего объяснять ему.

– Почему? – Меня вновь окатила волна жаркой ярости. – Разве ты не понимаешь, каким влиянием здесь пользуется мой муж? Ты хочешь сказать, что не нуждаешься в нашей помощи? Что ты можешь самостоятельно выбраться из такой передряги? Алиса, под угрозой твоя жизнь. Насколько я знаю Роджера, он не захочет поставить себя в глупое положение перед столичными судьями. Но он составил список подлежащих аресту людей, и в нем есть твое имя. Что из сказанного тебе не понятно?

И вновь она обхватила лицо руками. За один день она, казалось, постарела лет на десять.

– Алиса, ты слышишь меня? Ты что, не веришь мне?

– Нет, вам я верю, – сказала она.

Хоть какой-то успех, и хотя я все еще злилась, ее слова согрели мне сердце. Такого мне еще никогда не говорили, да и нужды не было.

– Но ты не доверяешь Ричарду? Почему?

Очень медленно она подняла голову и посмотрела на меня.

– Гроссбух, – изрекла она.

– Что?

– Тот гроссбух, что хранит ваш управляющий. Вы говорили, что туда записываются все покупки и все отправки из Готорпа. Верно?

Я озадаченно кивнула.

– Загляните в этот гроссбух.

– Но… откуда ты знаешь, что там есть? Ты же не умеешь читать.

В ее больших янтарных глазах отразилось невероятное сочувствие.

– Мне не нужно уметь читать, чтобы понимать происходящее.

* * *

Вернувшись в Готорп, я прямиком прошла в кабинет Джеймса. Несмотря на разожженный огонь, меня била дрожь, и, стуча зубами от холода, я вытащила толстую книгу, переплетенную в телячью кожу. Аккуратным почерком Джеймс записывал там все оплаченные покупки:

«Март: два лоуда солода, бочонок хереса; три большие соленые щуки доставлены в Лондон Томасу Йейтсу…»

Что же мне собственно нужно искать?

«Апрель: копченая свиная грудинка отправлена в Колн для Майкла Торпа; полугодовая арендная плата за Ихтенхилл-парк; доставка ружья из Лондона…»

Может, все дело в этом ружье? Но мне же известно о нем.

«…Г-ну Уильяму Андертону за доставку разрешения на брак из Йорка…»

Я задумалась, держа палец на этой строчке. Кому в Готорпе могло понадобиться разрешение на брак? Насколько я знаю, никто пока не объявлял о помолвке.

Именно в этот момент я заметила до боли знакомое слово, которое едва не пропустила:

«В Бартон отправлено душистое мыло.

В Бартон отправлен уголь из шахты Падихама.

В Бартон отправлены цыплята, закупленные на ферме Клитроя.

Бартон…

Бартон…

Моя девичья фамилия, и также мой родной дом. Но там же никто сейчас не живет; дом опустел, когда четыре года назад моя мать и я сама уехали оттуда.

– Госпожа, вот вы где, – в дверях стоял Джеймс, его обычно сдержанное лицо выражало беспокойство.

Я захлопнула книгу.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил он.

– Нет, Джеймс, спасибо.

Закрыв гроссбух на замочек, я в смущении обошла вокруг письменного стола. Но, проходя мимо управляющего к выходу, я вдруг опять разозлилась: разве я делала что-то предосудительное, проверяя свой собственный хозяйственный гроссбух? Почему бы мне не поинтересоваться, как обстоят дела с хозяйством, в которое я сама вложила немалые средства? Но интуитивно я осознала, что мне следует вести себя осмотрительно.

Расставаясь с Алисой в промозглой комнатенке паба, я напоследок спросила:

– Тебе есть где пожить?

Она лишь пожала плечами, уставившись в пустой очаг. Мое желание помочь Алисе оказалось безуспешным, и я поскакала галопом по короткой дороге, теперь уже сама пребывая в смятении.

– Господин уже искал вас, – сообщил Джеймс.

Я встревожилась, заметив, что он не просто обеспокоен, но сильно побледнел и помрачнел.

– Что-то случилось?

– Заболела одна из служанок, горничная Сара. Ричард просил меня послать за доктором.

– Понятно. И что с ней?

– Она пожаловалась на головную боль, а сейчас у нее лихорадка. Бредит, зовет свою мать.

– Тогда пошлите за ее матерью. Или, может быть, ее саму лучше отправить домой?

– Полагаю, так будет лучше всего, сразу после осмотра врача. На тот случай, если у нее что-то заразное.

Я задумчиво нахмурилась. На меня обрушилось сразу слишком много удручающих событий, учитывая странные поставки в Бартон, внезапную болезнь служанки, связь Алисы с Дивайсами и пропажу моего рубинового ожерелья. За один сегодняшний день произошло больше событий, чем за целый год.

– Утром она выглядела здоровой, – задумчиво произнесла я, вспомнив, как она выступила на устроенном Ричардом собрании домочадцев.

Потом мне вспомнилось раскрасневшееся лицо Алисы, ее суровый пристальный взгляд, и меня охватило отчаяние. Я мысленно вознесла Господу молитву, умоляя отвести от нашего дома любую лихорадку или прочие смертельные опасности.

За дверью темнел холодный коридор, а в кабинете Джеймса довольно тепло. У меня не было ни малейшего желания совершать сейчас двадцатимильную прогулку на лошади, но, очевидно, придется.

– Джеймс, окажите мне две услуги: приведите к крыльцу мою оседланную лошадь, а позже передайте Ричарду мое сообщение.

– Но господин должен вернуться с минуты на минуту…

– Сообщите ему следующее: я еду в Колн, где сниму комнату на постоялом дворе, и поживу там пару дней, заодно постараюсь убедить Алису продолжить заботиться о моем здоровье.

Он изумленно взглянул на меня.

– Но, госпожа…

– Полагаю, что Ричард весьма неудачно попытался разобраться с пропажей ожерелья. Он унизил наших преданных слуг. Вы ведь и сами понимаете. Однако, разумеется, не стоит ему это передавать. Боюсь, его выступление будет стоить мне опытной повитухи, а ведь я ей доверяла, и она мне очень нравилась, в итоге же теперь некому будет помочь мне выносить ребенка. Передайте ему то, что вам покажется удобным. На самом деле Джеймс, мне невыносимо сейчас видеть своего мужа как раз из-за того, как он обошелся со слугами. Все вы преданны нам и дороги мне, но я надеюсь, вы не будете дурно думать о нем. Я уезжаю из Готорпа именно потому, что очень расстроена. Прошу, передайте ему, чтобы не вздумал ехать за мной, я сама, скорее всего, вернусь утром.

Нерешительно помедлив, он энергично кивнул.

– Слушаюсь, госпожа.

Я развернулась, вышла в коридор, а потом, словно вдруг что-то вспомнив, чуть повернула голову, надеясь, что мое скрытое в темноте лицо не выдаст моих чувств.

– Ах, кстати, Джеймс! – воскликнула я. – Как у нас дела в Бартоне? Все в порядке?

Его лицо мгновенно вытянулось и посерело. Более явного ответа я не могла и желать. Он несколько раз пытался что-то вымолвить, открывая и закрывая рот, точно полудохлая рыба, а я спокойно ждала.

– Госпожа, может, вам надо что-то привезти оттуда? – наконец, запинаясь, вымолвил он. – Дом-то заперт уже…

– Четыре года, не так ли?

Его кадык дернулся, он точно подавился собственными словами.

– Да, верно…

– Прекрасно. Я иду за плащом.

* * *

Я прибыла в Бартон вскоре после наступления сумерек. Луна скрывалась за облаками и не рассеивала темноту, но мне удалось разглядеть маячившие впереди очертания громадного особняка и теплый живой свет, лившийся из какого-то окна нижнего этажа. Как бы мне хотелось никогда не возвращаться сюда… Не хотелось видеть общие покои, где жили мы с матерью. Не хотелось видеть гостиную, где мгновенно закончилось мое детство, когда моей матери вздумалось сделать меня старше. Не хотелось видеть скрипучую лестницу, высокие, теряющиеся в холодном сумраке потолки или пустую клетку, где одним зимним утром я обнаружила мою ласточку, бедняжку Сэмюеля, умершего из-за того, что его клетку оставили слишком близко к огню.

Когда я спешилась поблизости от дома, странный шорох – или вернее смутное ощущение постороннего присутствия – побудил меня повернуть голову, и справа от меня я заметила изящную тень, пробежавшую по траве. Всего лишь отливавшую шелком тень, но она вдруг остановилась, взмахнув длинным пушистым хвостом: лисица. Она замерла, застыв, точно статуя, и мы пристально взирали друг на друга, пока у меня не начало покалывать кожу. Внезапно лисица сорвалась с места и исчезла во мраке, и уже в полном одиночестве я поднялась на крыльцо, спотыкаясь о ступени и мысленно проклиная громоздкие нескладные паттены, защищавшие мои туфельки. Я раздраженно сбросила их, и они с лязгом упали.

Дверь открылась без всякого сопротивления, пропустив меня в темный холл, не освещенный факелами, и с детства знакомый холод обласкал меня прямо на пороге.

– Эгей, есть тут кто-нибудь? – крикнула я.

Я не могла – не смела – думать о том, что здесь происходит или кто расположился в помещении, где находился, как я отлично помнила, большой приемный зал. В худшем случае это мог быть какой-то нищий бродяга… или в лучшем?

Мои ноги ступали практически бесшумно. Я слышала лишь собственное прерывистое дыхание да стучавшую в ушах кровь. Выставив вперед руки и держась около стен, я шла в потемках по памяти в сторону двери, ведущей в большой зал. В голову закралась мысль, что руки мои могут коснуться кого-то тайно поджидающего меня впереди, но я постаралась отбросить ее. Пошарив руками по стене, я нащупала наконец нужную дверную ручку и потянула за нее.

Моим глазам предстало хорошо освещенное место действия. В настенных канделябрах живо горели свечи, и зеркало над камином щедро освещало зал отраженным светом. Возле этого громадного камина, насчитывавшего в ширину десять футов – как раз в его топке я любила в детстве играть, и меня бранили за испачканные в золе туфельки – сидела женщина.

Мне вдруг показалось, что я блуждаю в каком-то сне, пытаясь приблизиться к ней, но она оставалась все так же далеко. Однако, заметив меня, она поднялась с кресла. Вероятно, она была старше меня, но от силы на пару лет, ее лицо обрамляли темные, ничем не покрытые волосы. Она испуганно взглянула на меня, чем привела в недоумение, но через мгновение оно рассеялось, и мое сердце ёкнуло и замерло.

Меня мог бы испугать шум в коридоре за спиной, но не испугал, поэтому, когда в зале появился Джеймс, запыхавшийся и разгоряченный после бешеной скачки из Готорпа, я едва удостоила его вниманием. Мой взгляд притягивала теперь только стоявшая передо мной женщина, поскольку, когда она встала, то плащ упал с ее плеч. И я увидела, что у нее такой же округлившийся живот, как и у меня.

Пол покачнулся. Каменные плиты устремились ко мне, приветствуя их былую госпожу, мой мир рухнул, увлекая за собой меня саму.