Глава 8

– Это не ради удовольствия. Вам нужно укрепить здоровье.

Алиса взяла один из предметов, выложенных ею на комод в моей гардеробной: складной ножик в роговой оправе. На мгновение я с ужасом подумала, что она собирается вскрыть мне живот, но она заметила выражение моего лица, и ее сердитый взгляд смягчился.

– Я просто выпущу немного крови из ваших вен, – пояснила она, – только так можно избавиться от лишней крови.

Она вытащила тусклый ножик из роговой рукоятки и показала мне, что его лезвие было тупым, за исключением острого треугольного зубца на конце. Вещица выглядела забавно. Алиса добавила, что такой инструмент называется «фим». Я видела достаточно собственной крови и часто испытывала боль, чтобы не испугаться подобной процедуры.

Алиса появилась из леса, как обычно, неожиданно и таинственно, с загадочной целеустремленностью. Немного ссутулившись, она быстро прошла по газону перед домом. Она была явно не расположена к разговорам, впрочем, как и я. Нам стало проще общаться друг с другом, однако… настолько просто, насколько могли общаться две женщины из совершенно разных миров. Мне нравился ее мелодичный и мягкий голос, и я подумала, читает ли она своему отцу по вечерам у камина. Потом я вспомнила, что она не умеет читать. Хотя ее мягкость и кротость ограничивалась исключительно голосом, вяло подумала я, глядя на ее оживленные и ловкие движения, напряженно прямую спину и длинную, изогнутую, как у лошади, шею. В другой жизни она стала бы, наверное, прекрасной хозяйкой большого дома. Вероятно, лучшей, чем я. Работа в пабе могла закалить характер человека. И уж практически наверняка ее закалила борьба с бедностью. Хорошо хоть, что она уйдет отсюда богаче, чем пришла.

Она велела мне снять распашное платье и рубашку, обнажив руки, а сама подтащила к окну кресло и предложила мне сесть в него. Потом она туго обвязала лентой мое плечо и помассировала руку около локтя.

– Алиса, как ты думаешь, – спросила я, – у него уже появились ресницы?

– Ресницы?

– Как ты думаешь, у младенца уже есть ресницы?

– Какой-то странный вопрос. Трудно сказать сейчас, что именно у него уже есть.

Я кивнула и глянула на вещи, которые она просила меня приготовить для нее: большую чашу, чистую простыню, запас воды, иголку и светлые нитки. Действуя инстинктивно, я на всякий случай закрыла дверь гардеробной на ключ, хотя Ричард и Джеймс сидели внизу с гроссбухом. Взглянув на Алису, я увидела, что она стоит у камина, разглядывая гипсовые фигуры, расставленные по краям каминной полки.

– Это ваши родственники? – спросила она.

– Нет. Prudentia, – по латыни сказала я, показывая поочередно на каждую статую, – и Justitia.

– И что они означают?

– Понятия благоразумия и справедливости являются фамильным девизом Шаттлвортов, – пояснила я и, кивнув на фим, спросила: – А где ты раздобыла его?

Она медленно вытерла лезвие подолом фартука, и, наконец незлобиво заметила:

– Вас так интересует, откуда у меня появляются вещи и инструменты?

– На самом деле я рада, что ты не просишь меня доставать что-то особенное. Во-первых, я не знала бы, где их искать. И, во-вторых, могу представить себе физиономию Джеймса, если бы я попросила заказать для меня нечто подобное.

– Кто такой Джеймс?

– Наш управляющий.

– А зачем вам вообще просить его? – спросила она.

– Он ведет хозяйственную бухгалтерскую книгу, куда записываются все наши покупки и все, что мы продаем, будь то пиво с пивоварни, или цыплята с фермы, или выплаты повитухам для госпожи.

– Даже мои?

– Конечно, и твои тоже.

Вена у меня на руке начала пульсировать от скопившейся крови. Алиса попросила меня передать ей миску – красивую латунную чашу с цветочной резьбой, подаренную нам матерью Ричарда – и, поставив ее на комод, поместила над ней мою руку.

– Вы готовы?

Не дождавшись моего ответа, Алиса вонзила свой фим в сгиб моей руки, и я невольно вскрикнула, как ребенок, когда она вытащила острие. Теплая, красная кровь мгновенно хлынула из сделанного ею разреза. Зажав рот ладонью, я не могла, однако, отвести взгляд от этого странного зрелища.

– Что означает благоразумие? – спросила Алиса, удерживая мою руку в нужном положении.

Легкая боль волной прокатилась по всему моему телу.

– А-а… Благоразумие… Благоразумие означает… а много ли крови надо выпустить?

– Чтобы набралась половина этой миски.

– Половина? – Кровь вытекала очень быстро.

– Так что же означает благоразумие? – повторила вопрос Алиса.

– Имеется в виду предусмотрительность и осмотрительность. В общем, осторожность в поступках.

– А справедливость означает свободу?

– Нет, – возразила я, пытаясь не смотреть, как быстро наполняется чаша моей кровью, словно вином из графина. В голове у меня стало пусто, как тогда, в церкви, когда я потеряла сознание.

– Справедливость означает честность и законность. Отсутствие предрассудков.

С обычной ловкостью Алиса защипнула края ранки и проткнула их иголкой. Я отвернулась и лишь морщилась всякий раз, как она делала очередной прокол.

– Я буду выглядеть как подушка, – сказала я, ощущая ее дыхание на своей руке, – ты думаешь, что это мне поможет?

– Кровопускание – это лучший способ, чтобы избавиться от скопления крови, пока у вас нет регул. Правильное кровопускание способствует оздоровлению.

Смыв кровь с моей руки, она прижала к зашитой ранке полотняную прокладку и велела подержать ее. К нам неуклюже подошел Пак, его глаза, казалось, светились любопытством. Сняв прокладку с ранки, я увидела, как из-под наспех сделанного шва просачиваются капельки крови. Пак принюхался и пару раз лизнул ранку, после чего, видимо, решил, что кровь не так вкусна, как ему представлялось.

И мне вдруг сразу вспомнились слова Роджера: «Вот вы, Флитвуд, позволяете своему питомцу проделывать такое?»

Я едва не рассмеялась, вспомнив нелепость его вопроса. Алиса обмотала мою руку льняной лентой и завязала концы, потом довела меня до кровати и велела лежать, пока она будет прибираться. Эта ранка появилась на растянутой раньше руке… я могла уже завести список своих травм, полученных мною с момента нашего с Алисой знакомства, о чем и сказала ей. Она улыбнулась и закрыла занавеси полога.

– Я не почувствовала никаких изменений в организме, – немного полежав, заметила я.

– Заметите через денек-другой, – донесся до меня ее голос и звон стекла, – если же улучшения не будет, мы повторим кровопускание на другой руке. У вас еще есть запасы ивовой коры?

– Да.

Она появилась из-за складок занавеса с льняным свертком размером с мою ладонь и вытащила оттуда какой-то зеленый лист. Оторвав от него маленький краешек, она вручила его мне.

– Пососите его, – велела она, – тогда кровь будет прибывать не так быстро. Такого кусочка вам будет достаточно, только не глотайте… потом его будет надо выплюнуть.

Я лежала, сложив руки на животе, и посасывала кусочек листочка, точно фермерская девчонка жарким летним днем. Казалось, он растаял на моем языке, и на меня снизошло какое-то умиротворение. Я познакомилась с Алисой всего две недели назад, в ее присутствии мои тревоги уменьшались до тлеющих в золе красных угольков, но к вечеру вновь вспыхивали ярким пламенем. Она не могла обещать, что спасет мне жизнь. Более того, она вообще ничего мне не обещала. Однако зная, что она старается помочь мне, я чувствовала себя, вероятно, в большей безопасности, чем за все годы семейной жизни с Ричардом.

– Алиса, а в моем состоянии не вредно продолжать ездить верхом?

Она задумчиво помедлила.

– У меня мало знакомых женщин, у которых есть лошади, но моя мать знала многих, и обычно она разрешала им ездить. А вы часто ездите?

– Ежедневно, – ответила я.

– Тогда нет никаких причин менять привычки, если только вы не свалитесь опять. По мне, так для умелой наездницы езда так же безопасна, как и ходьба.

– Ричард, очевидно, думает, что последний раз в моей потере… я была сама виновата, пуская лошадь галопом и играя с Паком. Он полагает, что женщине так вести себя неприлично. Но, честно говоря, я умерла бы, если мне пришлось бы целыми днями торчать дома, сидя в жестких креслах на вышитых подушках, хотя, по его мнению, это как раз самое безопасное место.

– Возможно, ему просто, как всем мужьям, хочется, чтобы вы оставались в поле его зрения. Пока им самим не захочется, чтобы вы удалились.

Горечь ее тона заставила меня приподнять голову.

– Мне казалось, ты пока не была замужем?

– Я-то и не была, – быстро сказала она и, словно осознав, что проговорилась, добавила: – Ой, я же нашла вашу убежавшую лошадь. И уже отвела ее в конюшню.

От изумления я не нашлась что ответить и просто пристально смотрела на закрытые занавески.

– Вы слышали меня? – позвала она меня из-за полога.

– Да. И где же она оказалась?

– Она паслась на лугу, а один из соседей нашел ее и привел обратно.

– Ты уверена, что это та самая лошадь?

– С белым треугольником на носу? И черным кончиком уха? К сожалению, пропали седло и уздечка… может, она сбросила седло и прочее.

Я подумала, что, вероятнее, амуницию просто украли, принимая во внимание то, что мне еще не приходилось слышать про лошадь, умудрившуюся самостоятельно избавиться от седла, уздечки со всеми закрепленными удилами и поводьями. Но я не успела высказать свое мнение, поскольку меня испугал какой-то шум за дверью.

– Флитвуд? Почему дверь заперта? – послышался голос Ричарда.

Я откинула занавесы полога, увидев, что Алиса уже несет мне платье, и я быстро надела его, чтобы скрыть ранку.

– Флитвуд?

Ричард с нетерпением стучал в дверь и, едва я открыла ее, тут же вошел в комнату.

– Почему вы заперли дверь? – опять спросил он, взглянув на Алису.

Она беспомощно взглянула на меня, а я, перепугавшись, быстро посмотрела на комод, где недавно лежали все ее вещи, но теперь его опустевшая поверхность, как обычно, поблескивала чистотой.

– Ричард, поймите, мы не хотим, чтобы нам мешали, пока Алиса проводит оздоровительные процедуры.

Я попыталась успокоить его, но он по-прежнему пристально смотрел на Алису.

– И что же это за процедуры?

Мои мысли судорожно метались в поисках приемлемого ответа.

– Разные женские упражнения.

Молчание его длилось, наверное, пять ужасно долгих мгновений, Алиса не поднимала глаз от пола. Куда же она быстро все убрала? Я бросила взгляд в дальний угол и в сторону камина, но нигде не обнаружила и следа чаши с кровью.

– Прекрасно, – наконец изрек Ричард, – в гостиной ждет Роджер, ему хочется повидать вас. Он привез с собой… кое-кого.

– Кого же?

Со времени ужина у Роджера в наших отношениях чувствовалось охлаждение, хотя я не понимала причины этого. Подумала только, не вызвала ли я его недовольство, задавая слишком много вопросов?

– Вскоре узнаете. – Он развернулся на каблуках, но перед этим обвел комнату изучающим взглядом. – Вам не кажется, что здесь как-то странно пахнет?

Его взгляд задержался на Алисе, но потом он удалился, плотно закрыв за собой дверь.

– Он имел в виду запах крови. Я тоже еще ощущаю его, – пояснила я Алисе, но ее лицо хранило непроницаемое спокойствие.

Ее настроение бывало весьма изменчивым, как облака, проносящиеся по ясному небу в солнечный день. В этом смысле они с Ричардом были похожи.

– Ты ведь подождешь здесь, пока я схожу поздороваться с нашим гостем? – спросила я.

Спускаясь на первый этаж, я размышляла о странном общении, только что произошедшем в нашей спальне. Ричард вел себя так, словно считал присутствие Алисы неудобным, даже возмутительным. Мне вспомнилась их первая встреча, когда он смеялся и шутил с ней. Но Ричард, как любой мужчина, любил пофлиртовать, а также любил, когда ему подчинялись, и его, несомненно, глубоко задела молчаливая укоризна во взгляде Алисы, когда он предложил ей отвести мою лошадь в конюшню. В разговорах с ним наши служанки смущались и робко краснели, но Алиса вела себя независимо. Ладно, ведь он уже однажды выбрал мне компаньонку сам, а теперь настала моя очередь. Все мысли о муже и повитухе, однако, испарились, когда я завернула на финальный пролет винтовой лестницы и увидела в прихожей двух гостей: величественного и крупного Роджера Ноуэлла и тонкую, как тростинку, бледнолицую Дженнет Дивайс.

– Роджер. Дженнет. – Я попыталась хоть отчасти скрыть изумление. – Какой приятный сюрприз.

Дженнет даже не взглянула на меня, она во все глаза разглядывала интерьер прихожей – дубовые балясины перил, портреты, висевшие на стенах в полумраке лестничного колодца. Ее наряд состоял из того же старого платья и накрахмаленного белого чепца, отчего ее лицо выглядело еще бледнее. Не вымолвив ни слова, она прошла к венецианскому окну в глубине дома. Я удивленно взглянула на Роджера.

– Вы приехали по делам к Ричарду?

– Да, он ждет меня в зале. А вас я хотел попросить: не сочтете ли вы возможным показать Дженнет Готорп-холл, пока мы с Ричардом будем обсуждать дела? Она никогда не видела такого роскошного особняка, и прогулка по нему доставит ей огромное удовольствие.

Я коснулась проколотой фимом руки, ранка под повязкой начала почесываться. Подумав об оставшейся в моей спальне Алисе, я взглянула на хрупкий силуэт Дженнет, маячивший у окна. Не дожидаясь ответа, Роджер подмигнул мне с отеческим видом и удалился в коридор, лишь гулкое эхо еще разносило звуки шагов его начищенных до блеска башмаков по каменному полу. Подавив волнение, я направилась туда, где стояла девочка.

– Там виднеются холмы Пендла, – сказала я, показав на маячивший вдали зеленый массив, – а здесь у нас протекает река Колдер. Иногда мы видим, как из воды выпрыгивают лососи, поднимаясь вверх по течению.

Ее лицо с тонкими чертами выглядело довольно приятным. Аккуратный вздернутый носик покрывали веснушки, глаза скрывались под длинными темными ресницами.

– Какие покои тебе хотелось бы посмотреть?

Она пожала плечами и произнесла с резким шотландским акцентом:

– А сколько их тут у вас?

– М-да, понимаешь, я как-то никогда не задумывалась об этом. Не знаю. Возможно, мы сумеем подсчитать их? Хотя на людской половине находится еще много помещений для слуг, но, я полагаю, что нам не стоит беспокоить их. А сколько комнат в вашем доме?

– Одна. – Она пристально посмотрела на меня.

– О-о, понятно. Тогда давай пройдемся по дому.

Я показала ей первый этаж – столовую, кладовую, рабочие служебные помещения, в том числе и кабинет. В большом зале я обратила ее внимание на верхний балкон, пояснив, что иногда по особым случаям там располагаются менестрели и актеры, они поют и играют, а мы смотрим на них снизу. Дженнет осматривала комнаты в основном молча, изредка спрашивая, кто изображен на портретах или стенных панно. Русалки и прочие мифологические персонажи в столовой, казалось, очаровали ее, как и начищенные до блеска мечи и доспехи, и она, заложив руки за спину, внимательно разглядывала каждый экспонат, словно миниатюрная копия Роджера. Потом мы вышли из дома, чтобы осмотреть служебные дворовые постройки: большой амбар, один из самых больших в нашем графстве, как я сообщила ей, и конюшню, и подсобные фермерские помещения. Естественно, когда мы проходили по двору и зашли в конюшню, конюхи и их подручные приветливо склонили головы и пожелали нам доброго дня, а я заметила серую кобылу с белым треугольником на носу, она лениво жевала сено в своем стойле.

– Тебе нравится жить в Рид-холле? – спросила я, когда мы вернулись в дом.

Дженнет захотелось посмотреть верхние этажи, и после краткого колебания я согласилась.

– Он не такой большой, как ваш дом, – ответила она, опять пожав плечами.

– Но Роджер и Кэтрин прекрасно обустроили его. Не сомневаюсь, что они хорошо заботятся о тебе.

Я подумала, мог ли Роджер по-разному относиться к ней и к своим домочадцам, взяв на себя ответственность за одного человека и отстранившись от нужд остальных.

Дженнет развернулась на ступеньке и взглянула на меня.

– А можно я буду лучше жить здесь? – спросила она.

Одной рукой она держалась за перила с видом маленькой придворной дамы. Я открыла рот, но так ничего и не сказала, онемев от такой прямоты.

– Боюсь, это невозможно, – наконец ответила я, – ведь ты гостишь в доме Роджера.

Ее напряженный взгляд был не по-детски задумчивым, и у меня возникло странное ощущение, будто я ошиблась с ответом и позднее пожалею об этом. Опять отвернувшись от меня, она продолжила подниматься по лестнице в верхние покои дома. По ее просьбе я в некотором смущении показала ей пустые гостевые спальни, где никто никогда не спал.

– Нас часто навещает моя мать, – солгала я, – и родственники Ричарда из Йоркшира. У него много братьев и сестер, а у меня никого нет.

Мы уже вернулись на лестницу.

– А кто это? – Она показала на семейный портрет из Бартона.

– Моя мать и я.

– Почему у вас на руке какая-то птица?

– Это моя любимая ласточка, Сэмюель. Он прожил не слишком долго. Я держала его в клетке в моей комнате.

– Почему у вашей матери нет птицы?

– Она не держала питомцев.

– У моей матери есть собака.

Мне вспомнилось уродливое лицо Элизабет Дивайс, которую я видела с Алисой в Хэггвуде, когда мимо меня пробежала коричневая дворняга, и рассказ Роджера о семейном духе-покровителе Элизабет. Наверняка это глупые домыслы… я же своими глазами видела эту собаку, и в ней не было ничего дьявольского. Но вот в женщине, глянувшей в мою сторону, когда собака пробежала мимо нее… При одном воспоминании о ее глазах у меня по спине побежали мурашки.

– Как ее зовут? – спросила я.

– Болл.

– Странная кличка. А у тебя есть собака?

– Нет, моя пока еще не проявилась.

Какой же она все-таки странный ребенок.

– У меня есть большой пес по имени Пак. Сейчас он спит где-то в доме, – сказала я.

– А он разговаривает с вами?

– Нет, но мы с ним понимаем друг друга.

– У моей сестры тоже есть пес, – кивнув, сообщила Дженнет, – а у бабушки есть мальчик.

– Мальчик? Ты имеешь в виду сына?

– Нет, мальчик. Его зовут Фэнси. У него коричневая шкура с черными пятнами, иногда он приходит к нам домой, и они уходят гулять.

– Ах, так ты говоришь о собаке.

– Нет. Он мальчик. Она знакома с ним уже двадцать лет, и за все это время он так и не вырос.

Точно завороженная, я не могла отвести от нее взгляда.

– Ты говорила об этом Роджеру?

– Ну да. Его очень интересует моя семья.

Мы постояли в неловком молчании, глядя на мой портрет, потом Дженнет поднялась до прохода в большую галерею, и мы зашли туда. Выдался хороший солнечный день, а пол там как раз недавно отполировали, поэтому окна отражались на его деревянной поверхности, словно небеса в озерной глади. Я почувствовала, что Дженнет начала уставать от нашей экскурсии, хотя ее пристальный взгляд по-прежнему останавливался на каждом буфете, кресле или стуле, точно она была торговцем, оценивавшим их для возможной продажи. Когда мы вернулись на винтовую лестницу, она спросила, махнув рукой наверх:

– А что там за комната?

– Мои спальные покои.

– Можно их посмотреть?

– Не сегодня, – нервно рассмеявшись, сказала я.

– Там кто-нибудь спит?

– Нет.

Задумчиво помолчав, она кивнула и опять, с видом придворной дамы положив руку на перила, начала медленно спускаться по ступеням. Мои ладони покрылись липким потом, сердце в груди учащенно забилось. Если Алиса знала ее мать, то могла ли Дженнет тоже знать Алису? Внезапно я осознала, что не хочу выяснять этого, поскольку у меня появилось острое, хотя и необъяснимое ощущение того, что Дженнет Дивайс опасна. Однако это казалось смехотворным… ведь она всего-навсего ребенок.

Я отвела девочку в приемный зал, и она, словно внучка, подбежала к Роджеру. Они с Ричардом сидели напротив друг друга за столом с какими-то разложенными бумагами, и Роджер как раз выливал в свой кубок остатки вина из кувшина.

– Ну как, малышка, тебе понравилась прогулка? – спросил он, Дженнет кивнула, а он добавил: – Флитвуд, вы с каждым днем выглядите все лучше.

Я с улыбкой приняла комплимент.

– Ричард, – продолжил он, – можно попросить вас угостить меня чем-нибудь более существенным перед поездкой в Ланкастер? Может, у вашей рачительной кухарки остался какой-нибудь пирог с курицей? Сейчас, пожалуй, мы не отказались бы и от черствой корки!

Он подмигнул Дженнет, стоявшей за его креслом, точно верная служанка.

– Флитвуд, вы не могли бы спросить на кухне? – обратился ко мне Ричард.

– С удовольствием.

Сделав легкий реверанс, я удалилась из зала, и, хотя в доме уже почти во всех каминах и жаровнях развели огонь, меня пробрала дрожь. Честно говоря, в нашу кухню я заходила редко. Вдоль одной стены тянулся длинный низкий стол, где хранились запасы муки и разная кухонная утварь. На полу стояли корзины с овощами, а от открытой печи веяло жаром, согревавшим все помещение. Над ней красовалось напоминание, оставленное дядей Лоренсом: «Мотовство доведет до нужды», – гласили большие, размером с локоть, каменные буквы. Возле окна слегка покачивалась на крюке тушка кролика. Кухонный персонал глянул на меня в своей обычной манере: бросили взгляд и сразу отвернулись.

– Барбара? – окликнула я хлопотавшую у стола пышнотелую кухарку, она старательно смазывала пироги яичным желтком.

Она пока не заметила моего прихода, а мой тихий голос заглушили царившие в помещении лязг и грохот, поэтому одной из младших служанок пришлось окликнуть ее. Я передала просьбу Роджера, и Барбара удалилась в кладовую, чтобы собрать закуски. Как обычно, все на кухне усердно трудились, я заметила, что каждый там занимался своим делом, кто-то что-то раскатывал, рубил и варил. Когда она вручила мне завернутые в теплую салфетку пироги и мясо, я немного помедлила.

– Спасибо вам, – собравшись с духом, сказала я, – за то, что хорошо выполнили мои указания с травами. Масло получилось удивительно вкусное, и от ромашкового молока, что вы присылаете мне, я стала сразу засыпать.

– Всегда рада услужить вам, госпожа. Как приятно видеть, что ваши щечки округлились. Те травки, кстати, что вы принесли мне, скоро закончатся, может, попросить Джеймса заказать еще?

– Не надо, – быстро сказала я, – я скажу моей повитухе, чтобы принесла побольше.

Еще раз поблагодарив кухарку, я собралась уходить, но она спросила:

– Госпожа, а правда ли, что к нам в Готорп нынче привезли дочку ведьмы?

– Если вы имеете в виду Дженнет Дивайс, то она гостит в доме Роджера Ноуэлла.

Несколько ближайших служанок навострили уши.

– Хотелось бы мне глянуть на нее хоть одним глазком, – продолжила Барбара, – говорят, что она отродье дьявола.

– Я уверена, что это выдумки.

– Разумеется, госпожа сама знает, что делает, открывая дверь такому люду, но, надеюсь, что она не навлечет проклятие на наш дом. Вот нынче утром молоко вдруг свернулась. Хотя и свежее, прямо с фермы.

Спеша закончить этот разговор, я просто кивнула и направилась к двери, но громкий голос Барбары вынудил меня обернуться.

– А откуда родом ваша новая повитуха? – спросила она.

– Из Колна, – теряя терпение, ответила я.

Уголки губ Барбары опустились.

– Я что-то не видела ее раньше, а ведь моя сестра тоже повитуха. Вы могли бы спуститься сюда, к нам, и посоветоваться, кого лучше пригласить.

– Да, конечно, но, кстати, именно Алиса порекомендовала мне добавить полезные травы в мою еду, и они мне чудесно помогают.

У меня уже горели кончики ушей, и я почувствовала, что краска смущения сползает на шею. Разве слугам пристало сомневаться в выборе хозяйки? Разве им пристало советовать, кого следует приглашать в дом?

– Спасибо вам за заботу, – заключила я, подняв повыше сверток.

Выходя из кухни, я споткнулась и услышала, как по кухне прокатилась волна сдавленного смеха. В зал я вернулась расстроенная и сердитая, моя благосклонность к домочадцам опять сошла на нет. Мужчины уже стояли, вместе рассматривая какие-то документы. Дженнет присела у камина, заглядывая в его верхние углы – она могла бы комфортно вытянуться в этой топке во весь рост, так же, как я в ее возрасте в камине Бартона.

– Это список для Ника Баннистера, – пояснил Роджер, взяв документ с печатью из стопки, лежавшей перед ним, и отложив его в сторону, – у меня есть копия в Риде, но я буду в отъезде, поэтому он может заехать к вам, чтобы забрать его.

Ричард кивнул, пододвинув бумагу к себе и сунув ее за пазуху.

– Я отправлю его с Джеймсом.

– Дженнет, не сиди слишком близко к огню, – предостерег девочку Роджер, – дрова у нас разжигают не для детей, а для котелков с тушеным рагу да для еретиков.

– И для ведьм? – спросила девочка.

– Да, на родине Его Величества их предавали огню. И, на мой взгляд, Англии следует брать пример с Шотландии, но, к сожалению, у нас виновных отправляют на виселицу. Вероятно, Его Величество еще можно убедить изменить мнение. Ладно, нам пора отправляться в Ланкастер.

Она резко встала.

– Повидать ма?

Роджер взглянул на меня, показав на сверток с едой в моих руках, и я быстро подошла к нему.

– Твоя мать живет в таком доме, куда не пускают детей. Благодарю, Флитвуд.

– А где живет Элисон? И бабушка?

– Там же. Но ты увидишь их вскоре в большом замковом зале, где много важных господ будут задавать тебе вопросы об их жизни. Ты ведь помнишь, что надо отвечать, верно? Все, о чем мы с тобой говорили?

Она кивнула, взяв у него сверток и, развернув его, тут же сунула в рот кусок пирога.

– К этой пигалице наша поговорка про то, что брюхо сыто, да глаза голодны, решительно не подходит, скорее, как говорится, не в коня корм. Ладно, нам пора ехать.

Ричард пошел проводить их, и я обратила внимание, что Дженнет следовала за ними по коридору быстро и бесшумно, как тень.

Когда я поднялась к себе, Алиса тихо сидела у окна спальни, глядя на холмы.

– Извини, что так надолго задержала тебя, – сказала я, закрывая за собой дверь, – надеюсь, ты не опоздаешь на работу в пивную?

– Нет, я начинаю позже. – Она покачала головой. – Мне показалось, что я слышала детский голос?

Я облизнула губы, набираясь решимости для ответа.

– Да, наш друг Роджер Ноуэлл привозил ребенка, Дженнет Дивайс. Ее родственники ожидают суда в Ланкастере, обвиненные в колдовстве.

Я заметила в ее глазах вспышку узнавания, но не более того… лицо оставалось непроницаемо спокойным.

Немного помедлив, я спросила:

– Ты знакома с ними?

Алиса встала и, пригладив юбки, переставила стул обратно к стене.

– Нет, – ответила она, – не знакома.

* * *

Я потеряла счет ночам, проведенным Ричардом в соседней комнате, и даже уже начала нормально воспринимать мои одинокие утренние пробуждения. Благодаря лавандовому запаху подушки мне больше не снились кошмары, и волосы стали меньше выпадать. Спустившись в столовую, я успела как раз к завтраку и, сев за стол напротив Ричарда, положила себе булочку, намазала ее медом и разломила на кусочки.

– Ричард, – сказала я, когда слуги скрылись за дверью, – последнее время я чувствую себя намного лучше. Может быть, вы сочтете уместным снова перебраться в нашу спальню?

Он сосредоточенно продолжал читать письмо, а потом удивленно посмотрел на меня.

– Зачем?

– Я же сказала, что чувствую себя гораздо лучше, и мне хотелось бы, чтобы вы присоединились ко мне в нашей спальне. Уже почти две недели у меня не было никаких недомоганий.

– Какая прекрасная новость.

Продолжая жевать, он вернулся к чтению, и стало очевидно, что мое желание не волнует его, но тут я вспомнила кое-что, обеспокоившее меня сегодня утром.

– Я не могу найти свое рубиновое ожерелье, которое вы подарили мне на первую годовщину нашей семейной жизни.

Теперь мне удалось завладеть его вниманием, он сложил недочитанное письмо и сунул его под тарелку.

– Правда? А где вы его хранили?

– В комоде гардеробной. Я поискала его вчера вечером и еще разок сегодня утром, видимо, его убрали куда-то в другое место. Не могу вспомнить, когда я надевала его последний раз.

Взгляд его серых глаз стал задумчивым.

– Не кажется ли вам, что ваша повитуха проводит у вас наверху слишком много времени?

– Да, много, но она бы никогда не взяла его.

– Почему бы нет? – небрежно откликнулся он. – Разве у нее много своих драгоценностей?

Я положила в рот кусочек булки и проглотила.

– Я знаю, что она не брала. Я доверяю ей.

– Похоже, ей вы доверились значительно легче, чем мисс Фонбрейк.

– Пойду-ка я поищу его еще раз.

Я отодвинула тарелку и вышла, не дав Ричарду времени возразить мне и стараясь подавить скользкое чувство сомнения, вползавшее в мои мысли, точно червяк. В то утро я обшарила наши покои сверху донизу, проверила все гостевые спальни и шкафы, от которых у меня были ключи. Хотя наиболее ценные мои украшения запирались, ключи я держала в вазе на каминной полке гардеробной – прямо скажем, не самый изобретательный тайник. Все остальные драгоценности лежали на своих обычных местах – мои любимые кольца с опалами, жемчужная бархатка и серьги с изумрудными подвесками, подаренные мне матерью на мой тринадцатый день рождения.

Расстроенная, я пошла вниз, намереваясь спросить горничных, не попадалось ли им недавно это ожерелье, и вдруг услышала странный шум. На последнем повороте лестницы я едва не столкнулась с Ричардом, он взбегал мне навстречу с лицом, похожим на грозовую тучу.

– Вы нашли его? – требовательно спросил он.

– Нет, я хотела…

– Это же ожерелье моей любимой тетушки, сестры отца! – возмущенно воскликнул он. – Он подарил его мне после ее кончины. Его пропажа оскорбляет ее память, ведь оно издавна принадлежало нашему роду.

– Мне очень жаль, – запинаясь, вымолвила я, но он лишь удрученно покачал головой.

И только тогда заметила, что скопившиеся внизу слуги направляются в зал, бросая на нас боязливые взгляды.

– Пойдемте со мной, мы покончим с этим раз и навсегда.

Он взял меня за руку и потащил в том же направлении, и я с тревогой обнаружила, что все домочадцы уже собрались в приемном зале под высоким потолком: человек пятнадцать или двадцать, и вдобавок та, кого я не ожидала увидеть.

– Алиса!

Она оглянулась на меня, на лице ее отражалась тревога. В руках она держала сверток, обвязанный веревкой: очередные запасы целебных трав, она обещала принести их, когда я сообщила, что на кухне они заканчиваются. На щеках ее проступили красные пятна, а золотистые волосы растрепались больше обычного, словно она торопилась добраться сюда, к нам.

Покинув меня, Ричард поднялся по узкой лесенке на галерею менестрелей. Очевидно, он собирался сделать объявление.

– Моя жена сообщила мне, что пропало драгоценное рубиновое ожерелье, – заявил он. – Впервые нечто подобное случилось в Готорпе, и мне не хотелось бы думать, что кто-то из вас может знать что-то о его местонахождении, поскольку все вы являетесь нашими верными слугами.

Наблюдая за его пылкой речью и ощущая устремленные на меня взгляды, я совсем разволновалась, у меня даже зачесались подмышки от волны окатившего меня липкого жара.

– Безусловно, возможно, что оно просто затерялось, но госпожа Шаттлворт заверила меня, что она уже проверила все места, где оно могло бы находиться. Понимаете, это ожерелье передал мне отец, – продолжил он, сменив суровый тон на мягкий и трогательный, отчего в свою очередь таяли обычно и наши слуги. –   Для меня крайне важно найти его. Я прошу горничных провести тщательную уборку и осмотр покоев и всех прочих жилых помещений. Мне хотелось бы, чтобы завтра к этому времени ожерелье отыскалось. Если оно обнаружится, я не стану задавать никаких вопросов.

Пара слуг вытянулась по струнке… и я внезапно заметила, что он призвал сюда даже конюхов и возчиков. «Почему же тогда забыл о псарях и рабочих с фермы?» – сердито подумала я.

Потом я увидела чью-то поднятую руку: Сара, одна из самых наглых горничных, ей нравилось греться в лучах одобрительных взглядов Ричарда. И она, я уверена, весьма обрадовалась, узнав, что он теперь спит один, и, возможно, даже мечтала, как ночью в одних чулках будет тайно присоединяться к нему.

– Сара? – Кивнув, Ричард жестом позволил ей высказаться.

– Я уверена, вам понятно, что те из нас, кто давно здесь служит, незамедлительно принесли бы вам или госпоже любую найденную вещь, – сказала она, – поэтому, может, следует обратить внимание на тех, кто служит не так давно.

По залу пронеслась легкая волна оживления – отчасти отражая удивление, отчасти удовольствие, вызванное краткостью ее высказывания.

– Сара, что привело вас к такому заключению? Возможно, вам что-то известно и вы хотели бы поделиться со мной?

Тон Ричарда располагал к откровениям. Я представила, как они находятся наедине, но сразу отбросила эти мысли. Будучи разумным дельцом, Ричард искусно умел добиваться желаемого. Только и всего.

Я глянула на Алису, она смущенно переминалась с ноги на ногу. Ее взгляд был устремлен не на Ричарда, а именно на Сару. Щеки ее зарделись, а во взгляде проявилось суровое неприятие.

– Я говорю лишь о том, – с детской непосредственностью протараторила Сара с сильным шотландским акцентом, – что, возможно, недавнее появление кого-то из слуг как раз не случайно связано с пропажей драгоценности госпожи.

Лицо стоявшей рядом с ней юной служанки озарилось едва скрытой радостью.

– Наглая подлиза! – проворчал за моей спиной чей-то более зрелый голос.

– Благодарю, Сара, достаточно. Пока нет нужды в огульных обвинениях, в сущности, я верю в порядочность всех наших домочадцев. Некоторые, однако, могли бы более убедительно проявлять преданность.

Не показалось ли мне, что, произнося эти слова, Ричард выразительно взглянул на Алису?

Уже направившись к спуску, он добавил:

– На этом я вас покину. Но помните, что завтра к полудню это ожерелье должно быть в распоряжении Флитвуд. И это не просто просьба.

Взволнованно переговариваясь, слуги потянулись к выходу из зала, а я подошла к Алисе и взяла ее за руку.

– Ты поднимешься ко мне?

Она неловко высвободила руку.

– Что-то мне не хочется.

Она вручила мне сверток. От него исходил запах разнотравья, в котором я уловила только наличие лаванды, но сейчас интенсивность этой ароматной смеси вызвала у меня неприятное ощущение.

– Почему?

– Я же принесла то, что вы просили. И не знаю, чем еще пока могу помочь вам.

– Тогда зайдем в гостиную. Я прикажу принести нам с кухни закусок…

– Нет, спасибо. Мне нужно возвращаться на работу в пивную. – Из ее голоса начисто исчезла привычная мягкая мелодичность.

В зале уже стояла тишина, лишь из коридора еще доносился перестук шагов. С портретов, висящих на стенах, на нас пристально взирали предки Ричарда.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я могла бы обвинить тебя в краже. – Я старалась придать своим словам насмешливый оттенок, но вместо этого получилась скорее мольба.

– У вас красивые драгоценности, но сомневаюсь, что хоть одно из них могло бы подойти мне. Наверное, вам больше не понадобятся мои услуги?

– О чем ты говоришь? Алиса, ради бога, ты не можешь бросить меня. Я же знаю, что ты ни в чем не виновата.

– Неужели?

Мне вспомнилось, как она закрыла занавесы полога после кровопускания. Как часом позже я оставила ее и как потом она, напряженно выпрямив спину, сидела у окна моей спальни, тонкие заостренные черты ее лица пребывали в полнейшем покое, словно она позировала для портрета. И из глубины сознания пробивалась еще одна мысль: что же она сделала с моей кровью? Ведь набралось больше половины чаши, а когда Ричард потребовал, чтобы его впустили, вся кровь уже исчезла. Не выплеснула ли она ее в горящий камин? Но я не слышала ни шипения испаряющейся жидкости, ни зловония паленой крови. Однако сейчас явно не лучшее время для подобных вопросов; Алиса внимательно смотрела на меня, и я поняла, что на моем лице отразились сомнения.

– Мне пора уходить, – сухо произнесла она, – я не могу служить там, где мне не доверяют.

И, не дав мне опомниться, она выскользнула в коридор. Когда я вышла следом, она уже успела открыть входную дверь и спуститься с крыльца, едва избежав столкновения с только что спешившимся мужчиной и его лошадью.

– Госпожа Шаттлворт! – воскликнул Ник Баннистер, бросив взгляд на Алису, чья худенькая фигура вдруг словно еще больше съежилась.

– Господин Баннистер, – переведя дух, умудрилась вымолвить я.

У меня возникло ощущение, будто я падаю в бездонную пропасть; случилось нечто ужасное, и я понятия не имела, что теперь делать. А все из-за дурацкого ожерелья, которое не имело для меня ни малейшей ценности!

– Вы выглядите необычайно встревоженной… кто эта женщина?

Осторожно приблизившись ко мне, судья положил сморщенную руку на мое предплечье, как раз на то место, где ее прорезало острие фима. На его прикосновение ранка откликнулась жгучей болью, и я отдернула руку, принеся сбивчивые извинения. Всего через несколько дней этот разрез практически зажил, превратившись в аккуратный шрамик в форме тонкого лунного серпа.

Но сейчас перед моими глазами мелькал только белый чепец Алисы, стремительно удаляющейся в сторону леса. Как обычно, она не пошла по дороге, через усадебные постройки, предпочтя сократить путь по лесным тропам.

– Госпожа, вы нормально себя чувствуете?

Я вздохнула и почувствовала, как промозглый ветер запустил свои холодные щупальца мне под платье. Мой живот страдал от жесткого корсета, очень скоро я уже вовсе не смогу носить его.

– Да, все в порядке, благодарю вас, господин Баннистер. Вы приехали повидать Ричарда?

– Только если он располагает временем. Я лишь намеревался забрать послание, давеча оставленное мне у вас Роджером.

– Да, я понимаю. Я могу сама найти его для вас.

Я слышала, как Ричард говорил, что мог бы отправить его с Джеймсом, но я не собиралась искать мужа, сейчас мне вообще не хотелось его видеть.

Ник последовал за мной в дом, и я поручила проходящему слуге позаботиться о его лошади. Кабинет Джеймса располагался поблизости от прихожей, и сегодня наш управляющий уехал на целый день. Словно почувствовав мое огорчение, Пак подошел ко мне и уткнулся влажным носом в мою руку.

– Простите, господин Баннистер, что именно мне надо найти?

– Возможно, господин Шаттлворт знает, где именно лежит тот документ…

– Не стоит его беспокоить. Я сама смогу помочь вам, – невольно произнесла я с большей резкостью, чем мне хотелось, – у Ричарда нынче выдалось трудное утро.

Толчком распахнув дверь, я прошла к большому письменному столу в центре кабинета. Джеймс поддерживал строгий порядок, на столешнице лишь вазочка с перьями, флакон чернил да аккуратная стопка бумаг. За кожаным креслом на полке хранились связки хозяйственных гроссбухов лет за двадцать, с тех самых пор, как отец Ричарда начал вести документальные записи рода Шаттлвортов. Я рассматривала стопки писем, систематизированные и уложенные по неизвестной мне системе, вспомнив, как однажды Джеймс показывал мне аккуратную стопку писем, связанных с моими неудачными беременностями. Меня охватил очередной приступ острой ярости; Ричард счел неблагоразумным сообщать мне о моей грядущей неминуемой смерти, а теперь он удалил из дома и единственного человека, которому я могла доверить собственное спасение. Я вдруг осознала, что вся дрожу, глаза наполнились жгучими слезами, затуманившими зрение. Я шмыгнула носом, а Ник Баннистер деликатно прочистил горло.

– Госпожа, какая у вас прекрасная собака, – заметил он.

Смахнув слезы с глаз, я вновь принялась изучать содержимое полок, обнаружив наконец нужное послание: запечатанное восковой печатью Ноуэлла письмо. Перевернув его, я увидела имя Ника Баннистера, написанное наклонным почерком Роджера, и вручила его этому потрепанному жизнью старику, гладившему моего пса.

– Благодарю, – кивнул он с озабоченным видом.

Я поняла, что своим поведением поставила нас обоих в неловкое положение, и он подыскивает слова, чтобы сгладить его.

– Ах, какая скверная у нас история…

– Какая история?

– Да с этими пенделскими ведьмами. Надеюсь, однако, что Роджер искоренит их породу. Сомневаюсь, правда, что когда-нибудь он сочтет себя свободным от королевской службы. Я говорил ему: «Роджер, проверни это последнее важное дело и живи спокойно. Пора дать дорогу молодым, таким, как ваш Ричард». Вы знаете, он верит в вашего мужа. Будем надеяться, что однажды он продолжит его дело, став мировым судьей.

– Да, – вяло согласилась я.

– Роджер не из тех, кто останавливается на полпути… он не удовольствуется, о нет, отправкой под суд одного семейства. Ему хочется вернуть былые славные дни, прославить свое имя в лондонских памфлетах. Убежден, что в нем еще жив дух своеобразного рыцарства. Он уже известен при дворе, но ему этого мало. Да вы же знаете его не хуже меня.

Меня больше волновало, далеко ли успела уйти Алиса… добралась ли она уже до паба? И подобает ли мне самой отправиться туда за ней?

– … Я же ему говорю: «Самое лучшее собрать их всех скопом», – продолжал рассуждать Ник, – не вредно будет допросить их всех вместе.

– Кого допросить?

Я вела себя вопиюще невежливо, но мне отчаянно хотелось, чтобы Ник наконец закончил свой монолог и ушел, а я смогла наконец спокойно подумать о своих сложностях. Вероятно, в ближайшие месяцы мой живот сильно округлится, а обида Алисы смягчится и ее можно будет уговорить вернуться.

– …Сборище ведьм в Малкинг-тауэр, – упорно бубнил Баннистер, – он обнаружил там обширное крысиное гнездо. Не только Дивайсов, но и всех их знакомых, тех что болтали об убийстве Томаса Листера и о взрыве тюрьмы. И в этом черном списке есть несколько имен местных жителей. Несомненно, это породит скандал в нашем сообществе. Кто бы мог подумать, что в нашем болотистом и скромном уголке земли собралось столько дьявольских пособников? Да еще в Страстную пятницу… каково! Как ни крути, но в такое время для них это добром не кончится.

– А в этом письме тот самый список? – Я кивнула на свиток в его руке, что-то в его словах наконец пробудило мое любопытство. – И кто же там упомянут?

Довольный моим интересом, он попросил нож для бумаги, и я нашла его в верхнем ящике стола Джеймса. Ник срезал печать Роджера и, развернув свиток, начал оглашать его содержимое:

– «Дженнет и Джеймс Дивайсы говорили, что после пиршества гости укатили на белых жеребятах, а Дженнет Престон пригласила их в свой дом в Джисберне на очередную встречу через год. Престон привела на собрание своего духа-покровителя: белого жеребенка с коричневым пятном на морде…»

У меня вдруг тревожно заколотилось сердце.

– А кто еще приходил к ним в Страстную пятницу?

Сильно прищурившись из-за слабости зрения, пожилой судья целую вечность выискивал очередные новые имена.

– Давайте-ка посмотрим, где тут… ах да, вот они: «жена Хью Харгривза из Барли; жена Кристофера Булкока из Мшистого тупика вместе с ее сыном, Джоном; мать Милес Наттер; некая Канительщица из Колна; и оттуда же некая Алиса Грей».