Глава 18
Ракетчиками оказались два контрактника из «киркинесской» бригады, которые, услышав Пашину фамилию, замерли в оцепенении.
– Товарищ капитан, а полковник Шабалин вам не… вы так на него похожи…
– Значит, так, товарищи сержанты, – Паша не имел желания обсуждать родственные связи и способствовать явно обозначенному намечающемуся дисциплинарному разложению приданного личного состава, готового нагло и беспардонно использовать родственные узы в своих узкокорыстных интересах, направленных на послабления условий военной службы. – Я командир требовательный и взыскивать за упущения буду строго; несмотря на то, что на Спутнике, допускаю, что вы могли быть у моего отца в почете, со мной такой почет вам придется зарабатывать делом. Впрочем, отец не мог жаловать таких разгильдяев, как вы…
– Почему сразу – разгильдяев? – спросил один из сержантов и представился: – Сержант контрактной службы Васильев!
– А потому что у вас, товарищ сержант, подшива отсутствует, – не моргнув глазом ответил Паша и посмотрел на второго.
– Младший сержант контрактной службы Лобаев, – доложил второй.
– Лобаев? – переспросил Шабалин.
– Так точно, – подтвердил морской пехотинец. – Лобаев.
– Значит, стреляешь далеко и точно?
Лобаев пожал плечами:
– Насколько ракета позволяет, настолько и стреляем.
На лице младшего сержанта не дрогнул ни один мускул, и Паша понял, что снайперская узкоспециализированная шутка не удалась.
– Что у вас?
– ПТУР «Фагот», товарищ капитан, – доложил Лобаев. – Пусковая и ракеты.
– Ракет хватит? – усомнился Паша.
– На один «Т-62» хватит, – кивнул ракетчик.
– Хорошо, – сказал Паша. – Грузите в «Тигр».
Пока Паша формировал группу, которой предстояло сидеть на холме в течение дня, его пару раз дергали в полевой штаб, намечая и тут же отменяя важные боевые задачи, из чего Шабалин сделал вывод, что старшие офицеры из Генерального штаба зазря «поднимали тосты за успех начавшейся войны» и грандиозного штурма сегодня не будет. Уже перед самым отъездом он встретил начальника разведки, и Чинар мимоходом бросил:
– Сухель с севера встал, игиловцы там хорошо держатся. Пока он их не сломает, мы одновременно по городу не ударим. Так что пару дней еще можно спать спокойно. Но «Т-62» ты мне сегодня убей, – Игорь хлопнул Пашу по плечу и исчез по своим делам.
– Убьем, товарищ подполковник! – крикнул Паша вслед. – Обязательно убьем!
Крикнув, он обернулся и вдруг увидел то, чего никак не мог бы здесь увидеть: метрах в семи от него стояла тоненькая стройная девушка, арабка, в яркой одежде, джинсах и легком топике, на котором была изображена большая черная бабочка. Она приветливо улыбалась, явно Паше.
Шабалин растерялся, ибо такого здесь просто не могло быть вообще и никак от слова «совсем».
– Здравствуйте! – сказала она на вполне сносном русском языке. – Можно узнать, кого собирается убить русский офицер?
У Шабалина мелькнула череда мыслей в голове, часть из них формировала ответ на заданный вопрос, часть все же пыталась найти понятное объяснение столь невозможному видению и доказать, что это либо сон, либо солнечный удар, либо результат воздействия эгрегора войны и правильных богов на его сознание.
– Вы кто?
Непроизвольно Паша шевельнул винтовкой, поправляя ее на плече.
– Азиза, – ответила она. – Телеканал Аль-Джазира.
Паша демонстративно посмотрел за нее. Она поняла этот жест.
– Мой оператор и его помощник выгружают оборудование. Машины там стоят.
– Шабалин, – откуда-то появился Федяев. – Ты чего тут местные обычаи нарушаешь? Нельзя смотреть на женщину, выпучив глаза, даже если она тебе этого не запрещает.
– Так это… – Паша не знал, чего ответить.
– Мне нужно интервью с военным, – сказала Азиза, интуитивно поняв, что Федяев здесь главнее. – У нас есть разрешение правительства и штаба армии. Русские военные также разрешили снимать на этой военной базе. Даже один с нами приехал, он где-то здесь… полковник… забыла, как его.
– К сожалению, мы уезжаем, – сказал Федяев.
– Да, мы уезжаем, – подтвердил Паша.
– Никуда никто не уезжает, – раздался сбоку громкий командный голос, и Паша увидел, как быстрым шагом к нему приближается полковник с хорошо знакомым лицом.
Шабалин мог поклясться, что неоднократно пересекался с ним в России, но кто это, сразу вспомнить не мог. Зато Валера вдруг потянулся к нему с объятиями.
– Дружище…
Федяев и полковник обнялись.
– И ты здесь?
– Ну да, – кивнул полковник. – Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Шабалин вспомнил: это был начальник пресс-службы Восточного военного округа полковник Григорьев. Он часто лично бывал на различных учениях, где была задействована рота Шабалина. Григорьев посмотрел на Пашу:
– О, и снайпер здесь!
– Как видите, – развел руками Паша и улыбнулся. – Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Офицеры рассмеялись. Девочка тихо стояла в сторонке.
– Как успехи? – спросил Григорьев.
– Работаем… – ответил Паша.
– В общем, такое дело, – сказал полковник, приглашая офицеров немного отойти в сторонку от журналистки. – Надо арабам показать работу сирийского боевого подразделения, ну и немного наш советнический аппарат. Слухи ходят, что мы воюем непосредственно, то совсем это отрицали, а как «двухсотые» в Россию пошли и отрицать войну стало глупо, верхнее руководство решило немного информации слить в международные СМИ по работе наших сил специальных операций. Понятно, что «студентов» настоящих мы им не дадим, но вот ты, Паша, вполне сгодишься…
Шабалин даже расцвел в глубине души – оказалось, что целый начальник пресс-службы военного округа помнит имя простого ротного.
– Мне лицо свое им показывать? – запротестовал Паша. – А вдруг я захочу в Академию по линии разведки поступать? Меня же не возьмут, засвеченного!
– А ты лицо своей арафаткой замотай, – посоветовал Григорьев.
– А что говорить?
– Тайн раскрывать не надо, настоящую фамилию тоже говорить не следует. Расскажи о боевой работе, только желательно что-нибудь героическое и такое, что можно перепроверить по другим каналам. Они такие. Они проверят.
– Как мы элеватор отбили, сойдет? – спросил Паша, взглянув и на Федяева.
– Это когда снайперы там кучу народу ночью положили? – спросил полковник.
– Да, – ответил Валера. – Нормальный эпизод. Спишем на «студентов», пусть потом гордятся.
– Ну, мне уже ехать надо, – жалобно напомнил Паша. – Да и спецы действительно там не последнюю роль сыграли…
– Мы сейчас, быстро…
Полковник выразительно посмотрел на журналистку:
– Азиза?
– Я сейчас…
Она убежала, но не прошло и минуты, как вернулась с двумя толстыми потеющими мужиками, волокущими треногу и камеру. Быстро все установили, подключили микрофон, Пашу поставили перед камерой.
Непроизвольно Паша вспомнил, что в Наставлении по «СВД» в приложении номер шесть «количество патронов, необходимое для поражения одиночной цели» в перечне стандартного набора полевых целей для снайпера – «голова», «грудная фигура», «поясная фигура», «бегущая фигура» указана и совсем экзотическая – «телекамера». Невольно Шабалин улыбнулся.
– Представьтесь, пожалуйста, – сказала Азиза, и Паша понял, что интервью началось – первое в его жизни иностранному СМИ.
– Командир группы майор Ян Яблоков.
– Скажите, вы служите в российских Силах специальных операций?
– Так точно, – ответил Паша. – В самых что ни на есть специальных!
Азиза, видимо, ждала каких-то дополнительных пояснений, но Шабалин молчал. Пауза стала заметной.
– Вы давно находитесь в Сирийской Арабской Республике? – задала она следующий вопрос.
– Три месяца.
– Все это время вы воюете?
– Так точно.
– Какой бой вы запомнили больше всего?
– Бой за тадморский элеватор.
– Это был тяжелый бой?
– Нам пришлось вести ночной бой с превосходящими силами противника.
– Сколько было врагов, и сколько было вас?
– Врагов было триста, – придумывал на ходу Паша. – А нас шестнадцать. – Этот расклад – триста и шестнадцать он уже где-то слышал, но почему-то ничто не помешало это повторить.
– У вас были потери?
– Нет. Потери были только у врага.
– Это были бойцы Исламского государства?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Они ночью кричали нам, что элеватор принадлежит Исламскому государству, а они его подданные. Ну, государства этого, а не элеватора.
– И вы их всех безжалостно убили?
– Почти всех. Кое-кто успел убежать обратно в свое Исламское государство. Мы их не смогли догнать. Уж очень быстро они бежали.
Паша чувствовал, как сейчас разрыдается от приступа смеха, но еще держался.
Он стал входить в роль, и ему это даже стало нравиться.
– Это единственное сражение, в котором вы принимали участие?
– Нет, но самое значимое для меня лично.
– Лично вы сколько убили врагов?
– Это секретная информация, – отрезал Паша. – Я не могу ее раскрывать.
– Ага, понятно, – кивнула девочка. – Вы стреляли в гражданских?
– Нет, у нас с этим строго, – сказал Паша. – Если что, сразу дисциплинарное взыскание оформят, и прощай, «десять-десять»!
– Что такое дисциплинарное взыскание?
– Это почти что расстрел, но многократный. По ощущениям примерно одинаково.
– А что такое десять-десять?
– Так в Российской армии называется очень важная награда, которую почти никто не видел.
– Вам известны случаи применения против гражданского населения Сирии химического оружия?
– Лично мне такие случаи неизвестны.
– А что известно?
– Мне известен случай применения минометов против российского госпиталя, когда погибли медицинские работники, женщины. Это сделали бойцы Исламского государства, направляемые инструкторами из США.
– Откуда вам известно, что это сделали бойцы ИГИЛ?
– Мне об этом сообщил перед своей смертью раненный на элеваторе игиловец.
– Ян, вы сейчас глумитесь над моими вопросами, – сказала Азиза.
– Каков вопрос – таков ответ, – съязвил Паша и попытался отпроситься: – Может, отпустите меня, я на войну опаздываю!
– Тогда закончим интервью, – сказала Азиза. – А можно с вами сфотографироваться?
Она подмигнула помощнику оператора, и тот сделал несколько снимков на смартфон.
– Я найду способ передать вам эту фотографию, – сказала она.
Через пять минут Федяев и Паша уже стояли у «Тигра».
– Твоя главная задача на сегодня – поразить «Т-62», – напутствовал Валера. – Ну и попытайтесь разобраться, что за теплые блики вы видели ночью.
– Сделаем, – кивнул Паша.
На позиции его встретил Толя Ерофеев:
– Слушай, тут оборона у них – мама не горюй!
– Что случилось?
– С утра мы зафиксировали шесть огневых точек, и все шесть – пулеметные! Я тебе сейчас их покажу…
– Как там танк?
– А, полчаса назад из танка выбрался танкист, спрыгнул в ход сообщения, и мы его больше не видели.
– Может так быть, что в танке он был ночью один?
– Да вполне, – кивнул Толя. – Ночью на танке двигатель не заводили, мы бы услышали. Стрелял он по вспышкам выстрелов, когда мы приманку на правый фланг выставили. Для поворота башни там есть механические приводы, в электричестве наводчик не нуждается. Увидел вспышки – навел, бабахнул. Когда его авиация молотила, может, контузило, может, и кого убило внутри. Но вылез один.
– А если у него уже снарядов нет? – предположил Паша.
В бинокль он разглядывал башню с зафиксированным открытым люком командира.
– Что, предлагаешь танк захватить, а не убивать? – спросил спецназовец. – Как Дед в прошлом году?
Паша знал эту историю. Впрочем, эту историю во всех вооруженных силах хорошо знали и смаковали с новыми и новыми подробностями: в прошлом году, в боях все за тот же элеватор, игиловцы применили бронетанковую технику, с помощью которой намеревались отбить важный объект. Атака производилась ночью. Снайпер по прозвищу «Дед» вначале прострелил торчащую из башни танка голову командира, потом так же уничтожил механика-водителя, пытавшегося разглядеть, куда едет. Танк встал. И в результате был захвачен целехоньким.
– Не, – Шабалин помотал головой. – Утром на совещании Сомов кровь из носу требовал «убить» его. Вон, видишь, по склону плетутся… расчет ПТУР нам дали. Танк убивать. Сейчас ракеты принесут, и начнем…
Треногу пусковой ПТУР установили под скалой, чтобы был виден танк, но и прикрыться каменным массивом можно было бы в случае, если начнется обстрел. Отдышавшись, ракетчики установили на треногу пусковой контейнер, включили прицел.
– Мы готовы, – доложил Лобаев.
– По готовности огонь! – скомандовал Паша.
Гулко хлопнул выстрел, подняв за пусковой столб пыли. Ракета сверкнула впереди и пошла, петляя, к танку, сматывая с себя тонкий кабель управления.
Шабалин следил за ракетой, как та выписывала в воздухе пируэты, неумолимо сближаясь с безжизненным танком.
– Попадет? – спросил Ерофеев.
– Да кто ее знает, – успел ответить Васильев, как ракета долетела до танка, вспышкой с черным дымом обозначая попадание в центр башни.
Мгновение ничего не происходило, потом внутри танка полыхнуло, и огромный язык пламени вырвался из открытого люка, еще через мгновение пламя стало прорываться по всему погону башни, поднимая ее над корпусом танка. До слуха донесся хлопок разрыва, а потом жуткий трескучий гул горящих танковых зарядов. Танк окутался дымом, огонь погас.
– Вроде попал, – сказал Лобаев.
– Теперь, надеюсь, он убит, – сказал Паша.
Дым рассеялся: башня была скособочена, лежала на корпусе, сорванная со своего погона.
– Сомов будет доволен, – резюмировал Шабалин.
– У нас еще пять ракет есть, – сказал Васильев. – Что еще надо сжечь?
Ерофеев указал на какое-то убогое строение, внешне напоминающее развалившийся сарай:
– Для профилактики можно.
– Сей секунд, – кивнул Васильев и установил новую ракету на пусковое устройство: – Готово.
Обломки сарая полетели в разные стороны. Потом, определив дальность, выпустили еще две ракеты, которыми разнесли два строения на окраине Эс-Сухнэ, и успокоились.
* * *
К освобождению Эс-Сухнэ войска, после победоносного взятия Хулейхиле, готовились несколько дней. Нужно было перегруппировать наличные силы, достоверно установить состав и положение обороняющегося противника, насколько это было возможно, ударами авиации и артиллерии обескровить врага. Все это решалось частными задачами, одной из которых был захват расположенного метрах в трехстах справа от дороги, идущей к Эс-Сухнэ, горного хребта. Тот, кто владел хребтом, контролировал автомобильную трассу, а следовательно, хребет, всенепременно нужно было брать. Практически по всему хребту были расположены небольшие опорные пункты, на которых оборонялись игиловцы. Активными штурмовыми действиями группы ССО, частной военной компании «Меч» и, конечно, сирийские подразделения последовательно отбивали эти «опорники», приближаясь к откосу, который выходил на населенный пункт. Обычно все проходило по одному избитому, но неотразимому сценарию: беспилотные разведчики корректировали удар артиллерии и авиации, потом на очередной «опорник» заходила штурмовая группа, которая добивала оглушенных взрывами боевиков, закреплялась там, после чего цикл повторялся в отношении следующего опорного пункта.
Командование группировки рисовало варианты штурма, а Пашу, в период относительного затишья, даже назначили руководить своеобразным отрядом быстрого реагирования, которым пару раз даже пытались «разрядить обстановку» в моменты внезапного появления небольших групп боевиков со стороны пустыни. Паша получил в свое распоряжение взвод спецназа из Хабаровска, двух ракетчиков «из папиной бригады», и на все это воинство ему была выдана «капсула» в придачу к имеющимся трем «Тиграм» и БТР-80. После «убийства» танка он некоторое время был в почете, и его даже ставили в пример на очередном совещании, посвященном повышению наступательного порыва, пока на селекторе его снова не заметил Сурин и не потребовал предъявить отчет, который Паша обещал сделать много дней назад. С этого момента все боевые заслуги Шабалина были преданы забвению и под угрозой отправки в Россию «первым же бортом» его срочно обязали сделать, наконец-то, отчет в форме двадцатистраничной презентации с не менее чем тридцатью фотографиями, шестью таблицами и тремя графиками.
Правда, и время появилось – ровно сутки. Забравшись в «капсулу», Шабалин раскрыл ноутбук и полчаса пытался оформить заглавие доклада. В голову лезли какие-то бесполезные в этом случае мысли, название было несколько раз изменено, и наконец-то Паша остановился на варианте «Влияние тактического приема боевиков ИГИЛ «рассредоточение» на боевую устойчивость взводного опорного пункта». Налив из термоса чаю и выпив кружку залпом, Шабалин изложил положение сторон к началу боевого столкновения, перечислив имеющееся на «опорнике» вооружение, боезапас и численный состав своей снайперской группы, группы ССО и сирийского взвода. Потом обрисовал расположение полос инженерного заграждения, перечислил типы мин и плотность минирования. Потом пришел Ерофеев и стал рассказывать смешные истории из жизни спецназа, что окончательно увело мыслительный процесс от выполнения главной задачи, от которой зависела «отправка в Россию первым же бортом».
Потом появился Федяев, который подкинул пару мыслей, обосновав их кругозором, полученным в Академии:
– Ты на этот бой шире смотри, не только то, что было, расписывай, но и применить новый тактический прием боевиков попробуй гипотетически в другой ситуации, – посоветовал Валера. – Тут вон сколько офицеров из ГШ околачивается, надо к тебе заслать парочку, они тебе быстро тут все распишут и расчеты сделают. Сейчас, кстати, так и сделаем…
Федяев вышел по связи на Сомова:
– Товарищ генерал, вы же не хотите, чтобы всю «Пальмиру» Сурин имел в виду в качестве небоеспособного соединения? У вас там куча полковников из ГШ, дайте парочку в помощь Шабалину – отчет этот сделать, из-за которого мы у Сурина сегодня с утра были в забвении и в печали. Они-то профессионально помогут, грамотно. А Паше нашему врага бить надо из снайперской винтовки, а не презентации осваивать.
Валера отключился и посмотрел на Шабалина:
– Бегом в штабную палатку.
– А что там?
– Там тебе придадут двух толковых полковников.
– Спасибо, товарищ полковник! – обрадовался Паша. – Век не забуду!
– А ты, – Федяев повернулся к спецназовцу: – Организуй старшим офицерам чай и бутерброды.
– Есть.
В штабной палатке дядя Леша осуждающе посмотрел на Шабалина:
– Добротой моей пользоваться изволите, товарищ капитан?
– Так я это… – Паша не знал, что сказать, и поэтому сказал то, что говорит каждый военный в любой непонятной ситуации: – Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыл!
– Товарищи офицеры, – Сомов обратил внимание двух высоких полковников на Пашу. – Вот наш офицер, снайпер, командир роты. Это он провел бой у элеватора, ему нужно помочь правильно оценить, проанализировать и изложить новый тактический прием, который был применен боевиками в ту ночь. Прошу вас оказать ему посильную академическую помощь.
Шабалин встретился с ними взглядами: они смотрели на него, словно прожигали насквозь. По всему было видно, что калачи тертые.
– Капитан Шабалин, – представился Паша.
– Полковник Громов, – представился один.
– Полковник Угрюмов, – представился второй.
Шабалин улыбнулся, про себя подумав, что если люди не хотят раскрывать свои истинные фамилии, значит, на то есть определенные причины. Эти фамилии в качестве «оперативных псевдонимов» были уже так затасканы еще со времен первой и второй войн в Чечне, что теперь вызывали только легкую понимающую усмешку…
– Прошу ко мне в машину, – предложил Паша.
В «капсуле» офицеры быстро осмотрели то, что Паша уже сотворил, название было забраковано сразу.
– Капитан, да тебя засмеют на месте, – сказал Громов. – Поставят под сомнение сам факт твоего обучения в военном училище…
– Давай лучше как-нибудь типа «организация боя, системы огня и управление огнем в условиях применения противником новых тактических приемов», – предложил Угрюмов. – «На примере опорного пункта взвода, боевой эпизод такой-то, произошло там-то и тогда-то».
– Возражений нет, – довольно ответил Паша.
Офицеры потребовали боевой графический документ – карту. Карта случайно оказалась у Паши в офицерской сумке, была измята, но полковники довольно закивали – сгодится! Это был лист бумаги, отпечатанный на плоттере, на который была нанесена обстановка не только того дня, но и нескольких последующих и предыдущих.
Полковники довольно быстро оценили ситуацию, задали несколько уточняющих вопросов, касающихся дальности обнаружения боевиков, рубежей открытия огня, видимых изменений в характере их поведения при стрельбе по боевикам из АГС, из пулеметов, из снайперских винтовок и после нанесения удара артиллерией. Потом они попросили несколько листов бумаги и карандаши, стали чертить таблицы, что-то считать, измерять на карте…
– Помнишь, под Гудермесом была ситуация… – полковники тихонько переговаривались друг с другом, вынимая из глубин памяти эпизоды своей боевой юности…
Паша чувствовал себя отстраненным от процесса, но, невольно прислушиваясь к разговору старших офицеров, понял, что эти штабные, в отличие от многих других, выросли из войск, младшими офицерами вдоволь вкусив войну, что мгновенно заставило проникнуться к ним уважением.
– Товарищи полковники, – возмутился Шабалин. – Вы мне хоть объясняйте, что вы считаете, а то мне еще Сурину это все докладывать…
– Тут все просто, – пояснил Угрюмов. – Здесь я рассчитываю расход боеприпасов, необходимый для поражения рассредоточенной, открыто расположенной живой силы противника с учетом скорости их перемещения и времени на открытие огня по упрежденной точке…
Полковник стал сыпать формулами, от которых Шабалина тут же потянуло в сон.
– Здесь расчетам подвергаем свободный резерв времени на обнаружение каждой новой цели и передачу команд на огневую позицию… контроль результатов поражения… а вот здесь нам потребуется сетевой метод планирования и управления… из всего этого мы можем построить сетевой график наиболее оптимальной работы опорного пункта по отражению рассредоточенного противника…
Полковник был увлечен решением этой задачи и не замечал, как Паша постепенно утрачивает интерес к высокой штабной культуре.
На листе бумаги появилась схема боя, и Паше пришлось просыпаться и включаться в работу, подсказывая, что и где находилось, какие сектора были под обстрелом, каким оружием и с примерно каким расходом и результатом.
– Говоришь, сам стрелял? – спросил Угрюмов.
– Было, – кивнул Шабалин.
– Это плохо, – сказал полковник. – Что же ты здесь и здесь не поставил выносные огневые засады? Вместе с дежурными силами они бы влегкую отразили нападение, не подпустив боевиков так близко к переднему краю обороны. Сидел бы тогда в ходе боя и бамбук курил, кофе попивая.
– Да там же садыки… – ответил Паша. – Какие из них воины? Его если в засаду ставить, он или уснет, или сбежит, или его украдут… а своих снайперов я права не имел выводить за пределы «опорника». «Студенты» вообще по своим задачам работали. Советник там всем рулил, но он, похоже, сам был не в радости от дисциплины и обученности местного воинства.
– Вот они и дошли до МВЗ практически без потерь…
– Ну как без потерь, мы их нормально потрепали, – возразил Паша. – Только я из «СВД» несколько человек положил, да «АГС» наводил, еще с десяток легло.
– Тем не менее они вплотную подошли к линии минно-взрывных заграждений, – в ответ возразил полковник. – Остановить их продвижение смогло только правильно оборудованное минное поле в сочетании с заградительным огнем артиллерии…
– И огонь стрелкового оружия, – вставил Паша.
– Еще со времен Великой Отечественной войны считается, что если противник приблизился к ПКО на сто пятьдесят метров, это равносильно захвату рубежа. Вам там жить оставалось две минуты – ровно столько, сколько нужно человеку, чтобы пробежать полторы сотни метров…
– Да, я весь бой думал о том, чтобы не дать им преодолеть это расстояние, – согласился Паша.
– К тому же, – подключился Громов, – если бы они ворвались в «опорник», вам нечем было бы отбиваться. Наверняка к этому времени все магазины и ленты уже были бы пусты… а врукопашную они бы вас там быстро смяли…
– Не исключаю, – кивнул Паша.
– Вам повезло, – сказал Громов, – что у врага не было второго эшелона. Вы использовали КРУС?
– У меня только радиостанция была, планшета не было. КРУС, наверное, был у «солнышек», они артиллерию наводили…
– Ясно, – кивнул полковник.
В этот момент в «капсулу» влез Ерофеев:
– Разрешите?
Он поставил термос с чаем на стол, достал пару кружек и сверток с бутербродами, которые ему сделали на ПХД.
Перекусив, офицеры Генштаба вернулись к расчетам.
– Эффективность средств поражения определяем по формуле… – говорил полковник Угрюмов. – Исходными данными являются количество поражаемых целей, количество, скорострельность и показатели эффективности стрельбы средств поражения, время ведения огня, показатель противодействия противника…
Через полтора часа Шабалин стал счастливым обладателем выверенного и подкрепленного многочисленными расчетами доклада, блистающего военной мудростью и грандиозностью открывающихся перспектив в применении новых форм ведения боевых действий в условиях сирийского предгорья.
– Позвольте-с, – попросил Угрюмов. – Мы этот доклад используем в своей большой работе, в которой анализируем эффективность ведения боевых действий с использованием новых средств разведки, управления и наведения средств поражения.
Паша кивнул.
– Доклад нужно сопроводить фотоотчетом, – подсказал полковник Громов.
– А где же я возьму фото того дня? – удивленно спросил Шабалин.
– Молодой человек, – подсказал Громов. – Берите фотоаппарат и пойдемте за мной…
Паша вытащил из рюкзака ротный цифровик и вслед за полковником вышел из «капсулы».
– Речь идет об огневой позиции «АГС», – сказал полковник. – Сфотографируйте вон тот гранатомет. Сейчас мы на него бойца подсадим…
Возле «АГС» посадили садыка, который выделялся среди остальных сирийцев каской, простреленной в нескольких местах.
– Счастливая, наверное, – предположил полковник, выдерживая строгое выражение лица. – Уже шестой владелец, поди…
Садык радостно закивал. Паша скрывал улыбку, подняв арафатку.
Потом сфотографировали пулеметное гнездо, минное поле, позицию артиллерии, отдельно стоящие БМП и несколько видов предгорья.
– Все это разместите по тексту доклада, между таблиц с расчетами и графиками, – подсказал Громов. – И будет замечательно.
Допив чай, полковники ушли.
– Это операторы из оперативного управления Генерального штаба, – сообщил Ерофеев. – Говорят, они в уме могут рассчитывать армейские и даже фронтовые операции, так что им твой элеваторный замес – легкая разминка.
– Да они там буквально все рассчитали, – развел руками Паша. – Чуть ли не сколько раз каждый боевик ушами успеет хлопнуть, пока в него пули лететь будут.
– Ну, работа у них такая, – ответил Толя. – Зато и зарплата не чета нашей.
Офицеры повздыхали, посетовали на жизнь. Вечером Паша представил Сомову свой доклад. Генерал предложил поменять местами несколько фотографий, после чего разрешил передавать доклад в штаб группировки.
– Операторы мне очень помогли, – признался Шабалин. – Не знаю, чего бы я без них делал.
– Это тебе их боги прислали, – усмехнулся дядя Леша. – Правильные боги.
* * *
В день, предшествующий решающему наступлению, Шабалин со своей тактической группой, состоящей из шести снайперов, пяти спецназовцев и двух ракетчиков, снова расположился на пригорке, с которого «убивали» танк. Разведывательный пост, который все это время оставался там, последние пару дней перестал фиксировать перемещения врага практически на всю глубину наблюдения – чуть ли не вплоть до окраин Эс-Сухнэ.
И тут Паше в голову пришла смелая мысль – внезапным ночным набегом овладеть линией окопов, которую они наблюдали сверху все это время.
– Я бы не советовал, – сказал Ерофеев. – Вон как пикап подлетел на мине. Уверен: там и противопехотных мин полно. Не, ноги еще на пэфээмках поотрывает, потом всю жизнь в каталке проводить что-то мне неохота.
Паша еще какое-то время подергался, но потом успокоился. Ночью посменно вели наблюдение, для чего даже использовали радиолокационную станцию, но перемещений врага не обнаружили. Спали тоже посменно – на карематах, брошенных прямо на землю. С утра началось движение – из тыла на исходные рубежи атаки стали выползать танки и БМП садыков. Артиллерия нанесла огневое поражение назначенных целей, и атака началась. В течение часа танковая рота и батальон мотопехоты продвинулись вперед на три километра, вплотную приблизившись к окраинам Эс-Сухнэ. На ходу они вели огонь по всему, что считали представляющим опасность, и поэтому к основному объекту атаки подошли с изрядно израсходованным боекомплектом. Тут же к ним были направлены транспортные машины. Все это время над войсками носились вертолеты, осуществляя прикрытие с воздуха.
Какой-то взвод был, наконец-то, послан на захват окопов возле сожженного танка, откуда по трем БМП, участвующим в атаке, был открыт огонь из пулеметов. По наблюдениям снайперов, огневых точек было три, но вскоре Ерофеев, наблюдающий за врагом, крикнул:
– Капитан, смотри…
Паша вскинул бинокль и увидел, как метрах в двухстах за линией окопов из-под земли выскочил какой-то человек, сел на мотороллер и уехал. С этого момента огневые точки себя больше не проявляли.
Видно было, как садыки обошли все окопы – без единого выстрела. Потом вернулись в свои БМП и двинулись дальше.
– Нет, ты понял? – смеялся спецназовец. – Один боевик бегал с пулеметом по ходам сообщения, стрелял то с одного, то с другого места, а мы тут думали, что перед нами взводный опорный пункт, не меньше… а потом он прыг на мокик – и был таков!
– Да уж, – ворчал Паша. – У него, поди, и прав на мокик нету… кто-нибудь, позвоните в местную ГАИ!
Вскоре Шабалин получил указание следовать на новое место, только что занятое садыками, и он отдал приказ сворачиваться.
«Капсула», «Тигры» и БТР отряда Шабалина пристроились к очередной транспортной колонне и двинулись вперед. Возле танка ненадолго остановились. Шабалин заглянул внутрь: все было в копоти, в лицо дохнул жуткий запах сгоревшего пластика и резины. Он ожидал увидеть какие-то признаки сгоревших танкистов, но огонь так вылизал внутренности этой стальной коробки, что даже если они там и были, опознать останки было невозможно.
– А вот и головы, по которым мы стреляли ночью с тепловыми прицелами, – сказал Бушуев. – Товарищ капитан, гляньте…
Шабалин подошел к снайперу, стоящему возле простреленной в двух местах жестяной банки, размерами схожей с размерами головы.
– Почему так считаешь? – спросил Паша.
– А вы загляните внутрь… – посоветовал Артем.
Шабалин сделал еще пару шагов и посмотрел внутрь банки. На дне банки лежали камень и каталитическая грелка – точно такая же была у него в детстве, когда он занимался лыжным спортом. С помощью такой грелки он отогревал руки в суровых условиях Заполярья.
– Грелка выдает шестьдесят градусов в течение двенадцати часов, – сказал Паша. – В такой банке она создавала температуру чуть выше температуры человеческого тела. Очень грамотно они нас разводили… по ощущениям было, будто реально человеческую голову наблюдаешь…
– И ведь даже попали, – весело подмигнул Бушуев.
– В нас тоже, – ответил Шабалин. – Из танка.
– Ну, – усмехнулся снайпер. – Мы ему все равно потом отомстили. Ладно, заберу грелку себе…
Бушуев нагнулся было достать из банки грелку, как Паша, что-то в этот момент ощутив опасное, остановил его:
– Стой! Не смей!
– Почему? – Бушуев посмотрел на командира, потом в банку. – Да там только грелка… или это что? Мина-сюрприз?
Шабалин не мог объяснить сам себе, почему он остановил Артема. Приказал остановиться и не двигаться, а сам несколько мгновений думал, что толкнуло его на это.
– Мина? – повторил Бушуев.
– Да, – наконец-то Шабалин понял, что показалось ему подозрительным в этой банке.
– А, я тогда отойду…
– Всем отойти за БТР! – приказал Паша.
Когда все спрятались за броней, Шабалин еще раз осмотрел банку. Внешне она не выказывала никаких признаков минирования, но камень, лежащий внутри, смущал Пашу.
– Бушуев! В моем «Тигре» под сиденьем водителя моток веревки! Сюда его, живо!
Снайпер мгновенно принес веревку.
– Сейчас ба-бах будет? – спросил он.
– Возможно, – кивнул Паша, делая петлю, чтобы закинуть ее на банку. – Давай, уходи за БТР.
Когда петля аккуратно легла на банку, Паша размотал до конца всю тридцатиметровую веревку – как раз хватило зайти за БТР.
– Что предполагаешь? – спросил Ерофеев.
– Думаю, что банка стоит на МС-3. Это такая мина-сюрприз, действующая не на нагрузку, а на разгрузку. Банка с камнем внутри поджимает мину, но если ее снять, будет взрыв.
– Я знаю такую, – кивнул спецназовец. – Она же небольшая, как ПМН. Не страшно. Чего прятаться? С такой дистанции она нам безопасна. Дергай уже!
– Отсюда безопасна, – кивнул Паша. – При условии, если ее не поставили на противотанковую мину или на тонну взрывчатки.
– Согласен, – кивнул Толя и шагнул за броню.
– Ну, держись, – сказал Паша и дернул за веревку.
Когда пыль осела, все долго хохотали, стыдя Бушуева за неуемную мародерскую тягу к вражеским вещам, и в частности, к совершенно ему ненужной каталитической грелке, подняв которую он вполне мог убить и себя, и рядом стоящего командира.
А Паша стоял у кормы БТР и все не мог поверить в то, что произошло. Из-под бронежилета выбился охранительный Коловрат, и Шабалин, потискав его пальцами, заправил оберег обратно.
«Эгрегор войны», – мелькнуло в голове.
– Правильные боги, – сказал он вслух.
