Глава 16
Шабалин поднял бинокль, в который отчетливо разглядел группу вооруженных людей, идущих к нему на сближение. Накрыв людей дальномерной сеткой, быстро прикинул до них дальность – выходило около пятисот метров.
– Кто такие?
– Может, наши? – предположил Радик. – «Студенты» или «музыканты»?
Паша потянулся к радиостанции:
– Чинар, я Барс! Выйди на связь!
В ответ была тишина.
– Им там не до нас, – чертыхнулся Шабалин. – Даже узнать не у кого, с кем имеем дело. При постановке задач мне ничего не доводили о действиях наших сил с той стороны.
Однако, как никто другой, Шабалин знал, насколько часто во время проведения столь массовых военных мероприятий могли возникнуть непредсказуемые отклонения от блестяще разработанных планов, способные привести к тяжелым последствиям.
Радик в ЛПР разглядел нечто большее: бородатые лица, модные разгрузочные жилеты, автоматы и пулеметы и практически у всех – разовые гранатометы.
– Боевики, командир, – сказал он. – Вне сомнений!
Они шли не прямо на снайперов, а под острым углом, в сторону Арака, сбоку приближаясь к левофланговому «опорнику», на котором размещались органы управления штурмовым корпусом. Откуда боевики появились, было непонятно, ведь далее начиналось предгорье, в котором, по данным разведки, оборонительных полос боевики не выстраивали. А значит, и прийти оттуда не могли, ибо их там просто не было. Если только не разместились там скрытно и заблаговременно.
Паша снова схватил тангенту радиостанции:
– Викинг, я Барс, нахожусь на открытой местности, наблюдаю группу боевиков численностью до восьми человек. Двигаются в сторону тылового района, к полевому штабу корпуса. Вступаю в открытый бой. Прошу помощи.
Шабалин говорил это спокойным голосом, памятуя требование Устава в любой обстановке командиру сохранять спокойствие перед подчиненными. Но внутри у него все сжалось: одно дело стрелять врага на безопасном для себя расстоянии, и совсем другое – вступать в огневой поединок на дуэльной дистанции, где успех зависит не столько от профессиональной стрелковой выучки снайпера, сколько от случайного наложения факторов беспорядочного огня.
Эфир молчал, видимо, Федяеву тоже было не до снайперов, когда войска уже практически завершали разгром вражеской группировки.
Паша выругался, пытаясь вспомнить, есть у «штабного» «опорника» боевое охранение или нет. Если нет, тогда командование штурмового корпуса можно брать голыми руками…
– Цунами, ответь Барсу!
Начальник артиллерии тоже не отвечал.
– Кранты… – вырвалось у него.
– Их для нас очень много. Ща нас всех сложат, – подытожил Радик.
– Складут, – уточнил Артем.
Шабалин успел злобно усмехнуться на короткий диалог двух контрактников и снова поднял бинокль. На удалении чуть более четырехсот метров, за посадками каких-то плодовых кустов, которые сами по себе никак не прикрывали идущих в рост людей, двигалось восемь человек. Снайперская позиция, таким образом, была ориентирована к ним своим тылом, неприкрытым маскировочной сетью. Пока еще, очевидно, приближающиеся люди не видели лежащих снайперов, но стоило бы только начать шевеление или стрельбу, и позиция оказалась бы раскрытой. Судя по направлению их движения, они должны были если и не выйти прямо на позицию, то уж пройти от нее метрах в тридцати – точно.
Трое снайперов с двумя автоматами и двумя винтовками, одна из которых была неповоротливой «АСВКМ», на открытой местности утрачивали огневое преимущество перед восемью боевиками, вооруженными автоматическим оружием. Начнись сейчас бой, боевики залягут, исчезнув из поля видимости – и тогда исход будет вообще непредсказуем, особенно если свои быстро не подоспеют.
Паша лихорадочно искал решение, в глубине души надеясь, что в трезвом рассудке боевики ну никак не должны идти в сторону подразделений сирийских войск – уж слишком их было мало для флангового удара по сирийскому батальону. Хотя, если это шахиды, то и восьми человек, одержимых уверенностью в правоте своего дела и жаждущих встречи с прекрасными гуриями, вполне хватит для того, чтобы разгромить штаб корпуса. То, что они пока еще не видели снайперов, было понятно. Но как использовать такое преимущество, Паша еще не знал.
– Барс, что у тебя? – вдруг раздалось в радиостанции.
Паша узнал голос Федяева.
– Викинг, наблюдаю группу боевиков, двигающуюся в направлении штаба штурмового корпуса. От меня четыреста метров севернее. Похоже, это шахиды-смертники. Местность открытая, сейчас они нас заметят, предполагаю близкий огневой контакт, прошу поддержки.
Паша чуть было не добавил «и эвакуации», но прикусил язык – еще не хватало здесь разводить истерику.
– Барс, держись, смогу помочь минут через двадцать, раньше никак – нет никого. Не подпускай их к себе близко. Попробуй их обстрелять – может, разбегутся. Отгони их издалека. Думаю, они не пойдут на сближение!
– Есть, – ответил Паша. – Принял!
Артем уже развернул на сто восемьдесят градусов своего монстра и зарядил патрон. Радик сжимал в руках «АКМ», выложив перед собой три магазина.
Паша вытянул «СВДС» из-под маски, зарядил новый магазин, установил прицел на 4.
– Если это шахиды, – сказал Паша, – то мы их не остановим и не отгоним. Нужно тактическое решение…
В его голове чередой мелькали варианты действий, но они не задерживались, улетали куда-то прочь и растворялись в горячем сирийском воздухе.
В это время наблюдаемые фигурки людей стали заметно ниже. Это сразу было подмечено всеми снайперами.
– Спустились в ложбину, – сказал Паша.
– Точно, – подтвердил Артем.
– Делаем так… – Паша перевернулся на спину и через себя передал свою винтовку Радику Луговому. – Держи. Вот тебе еще два полных магазина. Я их встречу вон там, левее. Дайте мне пару минут и начинайте их валить. Ты, Радик, переползи вот за тот куст. Так они вас хотя бы одной гранатой не накроют. Все. Я пошел…
Шабалин, прихватив «АКМ», к которому у него было всего четыре магазина, по-пластунски быстро пополз влево, подметив, что примерно метров через двадцать будет небольшой подъем поверхности, за которым появится возможность встать на четвереньки.
– Давайте, пацаны, – сказал напоследок Паша. – Я в вас верю…
– Удачи, товарищ капитан, – пожелал Артем.
Ползти в тяжелом снаряжении было очень сложно, но Паша ускорился – нужно было успеть выйти к ложбине к тому моменту, как снайперы откроют огонь. Своими выстрелами они развернут цепочку боевиков на себя, заставят залечь – и если повезет, тогда можно будет использовать этот момент – зайдя во фланг. Что дальше? А дальше – действовать по обстоятельствам!
Он чувствовал совершенное спокойствие и полную уверенность в своих силах, которые основывались на той мысли, что это он навязывает врагу свои действия, отчего именно он владеет инициативой, а не враг. Духи, конечно, подозревают, что где-то впереди должен быть противник, но где именно, им еще пока было неведомо. А Шабалин знал, где враг, и более того, уже, оценив обстановку, знал, что будет делать…
Перейдя на четвереньки и еще больше ускорившись, он все больше удалялся от первоначальной позиции, которая к предстоящей зарубе отношения уже не имела, оставаясь лишь точкой отсчета будущих действий.
Чуть дальше его прикрыли кусты, за которыми он и выполз на четвереньках к левому скату небольшой возвышенности, укрываясь за которой двигались боевики.
Позади и правее гулко ухнул выстрел крупнокалиберного монстра, и частыми хлопками его подхватила «СВДС». Паша еще больше ускорился и чуть не вбежал на коленях в лощину, вдруг открывшуюся перед ним. Но нет, ему туда не надо было, и он отпрыгнул обратно, лег на край, выставив перед собой автомат. Снова раздался выстрел «АСВКМ», перебивая частые хлопки «СВДС».
Дыхание сбивалось, а сердце выскакивало из груди. Передернул затворную раму, поставив предохранитель на одиночный огонь. Руки были в тактических перчатках, хорошо впитывающих влагу, но пот пробивал их насквозь так, что захотелось снять эти перчатки и вытереть руки о какое-нибудь полотенце. Тронул рукой подсумок, висящий на тактическом поясе, – в нем было два автоматных магазина. Еще один магазин был в таком же двойном подсумке на другом боку. Итого – четыре магазина. Сто двадцать патронов. Любой пехотинец его бы сейчас засмеял…
Впереди хлопнул выстрел реактивной гранаты, затем еще один. Раздались взрывы со стороны снайперской позиции. Хлопки «СВДС» прекратились. Означать это могло только одно…
Паша лежал, не дергаясь. Если он все правильно рассчитал, то боевики попытаются зайти на снайперов с фланга. Если они окажутся туповатыми прямолинейными болванами, то на Пашу никто не выйдет – они все пойдут на снайперов прямиком. И тогда его маневр превратится в бегство с поля боя – все произойдет без его участия…
Шабалин заерзал – гранаты разорвались среди его подчиненных, и наверняка кто-то из мальчишек сейчас был ранен, или даже еще хуже… а он, командир, лежит здесь, придумав себе, что именно сюда ломанутся боевики, попав под снайперский огонь. Они, его подчиненные, там воюют или истекают кровью, а он лежит, уклоняясь от боя… еще подумают, что он тут празднует труса… боязливо хоронясь за хлипким кустиком на краю небольшой ложбинки… выставив своих подчиненных на передний край борьбы… выставив их на безусловную погибель…
Ему неудержимо захотелось подняться и побежать к своим снайперам – оказывать помощь раненым, – а он был уверен, что кто-то из пацанов ранен, и лишь усилием воли он заставил себя остаться на земле. Пашу буквально разрывало – и помощь оказать надо, и врага забить…
Шабалин вдруг вспомнил своего преподавателя, подполковника Волчкова, который говорил на занятиях: «Своими действиями враг постоянно будет стремиться спутать ваши планы, сорвать ваши намерения, будет пытаться навязывать свою волю, но вы всегда должны помнить, что успех в бою на стороне лишь того, кто твердо и непреклонно доводит до конца свое решение…»
Впереди, метрах в ста, показались две фигурки, быстро бегущие прямо на него, сильно прижимаясь к земле. Оба были с оружием в руках и бежали тяжело, устало, всем своим видом показывая, что они знают, что делают. И делают это далеко не в первый раз…
Паша замер. Вот он – тот бой, который он прокручивал в своей голове много раз – близкий огневой контакт. В свое время Шабалин даже входил в сборную команду стрелков Тихоокеанского флота по тактической прикладной стрельбе, схожей по характеру исполнения с IPSC, и много времени провел на полигоне, тренируя скоростную стрельбу в грудную фигуру. Но та стрельба, бесконечно далекая от стрельбы снайперской, ему откровенно не нравилась – своей суетливостью, скоротечностью и полным отвержением глубоких знаний практической баллистики… и сейчас впервые в жизни он мысленно поблагодарил Федяева за то, что тот, заботясь о повышении стрелковых навыков своих офицеров, буквально пинками загнал тогда молодого еще лейтенанта Шабалина в сборную флота.
Паша протянул руку и выставил прицел «АКМ» на 2, решив для себя, что так будет лучше – можно стрелять практически не целясь, лишь выводя линию прицеливания под «грудной габарит». Кровь молотила в виски, вызывая в ушах оглушительный шум. Боевики приближались. Паша уже хорошо видел их лица – бородатые, сосредоточенные, злые.
Когда до них оставалось метров сорок, Шабалин чуть приподнялся и четко, быстро, как в тире, произвел два выстрела в того, кто был ближе, отмечая у боевика отлет от груди каких-то лохмотьев. Все же он пытался целиться и после первого выстрела не сразу дернул спуск, а только после того, как визуально удостоверился в том, что руки компенсировали отдачу, вернув автомат на линию прицеливания. «Попал», – мелькнула мысль. Не попасть на такой дистанции было бы неприлично для офицера морской пехоты.
Боковым зрением Паша увидел, как второй боевик вскидывает автомат, и пламегаситель его оружия уже в темпе плюет дымом пороховых газов, а на песке один за другим поднимаются фонтанчики пыли, вздымаясь все ближе и ближе к сидящему на коленях Паше, прикрытому лишь хлипким кустиком…
– А-а-а… – взвыл Шабалин, вдруг почувствовав, как замедлилось время, и все движения, которые он наблюдал, приобрели эффект замедленной съемки.
Со всей силы он давил левой рукой на автомат, разворачивая его вправо, к стреляющему боевику, но понимал, чувствовал, что не успевает довернуть совсем немного – уж слишком быстро один за другим появлялись фонтанчики пыли.
Медленно, очень медленно, от автомата боевика отлетали гильзы, одна, вторая, третья, четвертая… медленно от земли поднимался стреляющий ствол, и Паша словно чувствовал линию его огня, знал, в какой момент времени эта линия пересечет его тело. Но и ему оставалось дотянуть совсем немного – и он даже потянул спуск – вот это микродвижение на спусковом крючке, пока оно дойдет, автомат уже будет смотреть в грудь противника.
Ба-бах, выстрелил «АКМ».
В грудь ударило что-то сокрушительно-тяжелое, опрокидывающее, отрывая тело от упертого в плечо приклада, бросая тело назад, а голову вперед – по закону рычага.
Ба-бах! Паша успел дожать спуск еще раз, чувствуя, как прилетает в грудь еще один удар чудовищной силы.
И вдруг время снова пошло как обычно. В глазах мгновенно потемнело и, раскинув руки, он завалился назад. Что-то бессвязное вырвалось изо рта – не столько крик, сколько выдох от внезапного, ударного сжатия легких. Дыхание остановилось – отбитое солнечное сплетение на время прекратило работу диафрагмы.
Шабалин перекатился чуть в сторону – лишь бы по нему не повторили столь болезненную процедуру…
«Я убит… я убит… я убит…» – мысленно повторял он простую фразу, за которую зацепился разум, осознав, что произошло.
Но удивительное дело: кроме как сбитого дыхания с ним решительно ничего не происходило! Кровь вроде бы ручьями не хлестала, силы не таяли, да и стрельбу по нему больше никто не вел.
«Твердо и непреклонно…» – мелькнула в голове фраза преподавателя, которая тут же сменилась еще одним его известным изречением, не менее мотивирующим: «Что ты тут разлегся, как проститутка семидесятых?»
Паша подскочил на четвереньки, выхватил из разгрузки пистолет Макарова, загнал патрон в ствол и только после этого снова приподнялся, выискивая врага.
На дне небольшого овражка лежали оба боевика, воя и пытаясь ползать. Не сходя с места Паша добил их «контрольками» и лишь после этого позволил себе ощупать ранение. В это же время восстановилось дыхание, и он хватал воздух глубокими и частыми вдохами.
Передняя плита бронежилета была вздута и разлохмачена в двух местах, но под капом на теле никаких следов от пуль он не нащупал. Еще не веря до конца своему счастью, он подхватил автомат и спрыгнул в ложбинку. За изгибом рельефа показалось еще одно тело, и Паша, вскинув автомат, обстрелял его. Человек скрылся.
– Не уйдешь, – яростно взревел морпех и, выскочив из ложбинки наверх, побежал, не таясь, по ее краю.
Спереди раздалась очередь, но Паша, лишь чуть пригнувшись и отпрыгнув в сторону, продолжал бежать вперед.
– Ну, где ты там? – В нем кипела ярость – наверное, за испорченный подарок однокашника, а может, еще почему-то, но он уже не мог остановиться.
Впереди он услышал крик человека, истошный крик страха и безысходности…
Вдруг сзади раздался… автомобильный сигнал, и Паша, пораженный неестественностью такого события, остановился и обернулся: чуть не на него накатывала «капсула» – бронированный «КамАЗ».
Машина остановилась прямо над капитаном, который уже не чувствовал грани своего разума от калейдоскопа событий, происходящих именно с ним…
– Запрыгивай сюда! – услышал он знакомый голос.
Сбоку открылась дверь, и Паша одним прыжком оказался в кабине.
– Кого ты тут гоняешь? – с усмешкой спросил Валера Федяев.
– Т-товарищ п-полковник, – Паша не заметил, как стал заикаться. – Н-надо т-туда…
Тяжелая бронемашина, словно грузовик – участник ралли Париж – Дакар, спрыгнула в ложбинку, подняв тучу пыли, и, выровнявшись, быстро двинулась вдоль этого небольшого углубления – то ли разлома, то ли высохшего русла. Валера сам сидел за рулем и явно забавлялся развитием ситуации.
Вскоре они догнали бегущего боевика, пропустив его между колес, и, проехав еще с полсотни метров, увидели трех человек, в разных позах разбросанных недалеко друг от друга – у одного из них отсутствовала голова – явно работа Бушуева. Метрах в трехстах впереди в сторону гор убегали еще двое.
– Не, – запротестовал полковник. – Я туда уже не поеду, там вон острые камни торчат, гаси их отсюда…
Паша открыл дверцу, приложился удобнее и несколькими выстрелами остановил стремительный бег воинов запрещенной на территории России террористической организации.
– Нравится? – спросил Валера.
Паша несколько раз кивнул, хотя его кивки больше были похожи на дрожь, после чего показал, чтобы Федяев развернул машину.
Когда подъехали к снайперской позиции, Шабалин с облегчением выдохнул: оба его подчиненных были живы – Артем перевязывал Радика, которому взрывом реактивной гранаты посекло руки и ноги, не прикрытые броней. Впрочем, посекло не сильно – обильных кровоизлияний не наблюдалось, да и сам раненый выглядел бодро и гордо.
– Теперь точно мне «мужика» дадут, – радостно сообщил он ротному.
Шабалин присоединился к оказанию помощи, Федяев тоже не остался в стороне.
– Нам ни от кого там не прилетит? – все же высказал свои опасения полковник, посматривая в ту сторону, где лежали подстреленные боевики.
– П-прилетело уже, – сказал Паша, все еще не отошедший от пережитого потрясения.
Впрочем, осознавать случившееся он начал только сейчас, и это вызывало у него тремор, рвоту и острое желание уединиться в ближайших кустах.
Загрузив в «капсулу» все имущество, оценив состояние раненого, решили, что с эвакуацией он может подождать, и броневик вернулся на место побоища. Радика оставили в машине, в открытом верхнем люке – наблюдать за обстановкой, а сами выбрались наружу. Всех троих, убитых снайперами, досмотрели. Радости Бушуева не было конца – у безголового боевика на ногах были фирменные американские шузы его размера.
– Есть на свете бог, – глумился он, стягивая ботинки с убитого. – К гуриям, вообще-то, босиком ходить надо… так что – отдавай, не жадничай!
– Это не арабы, – сказал Валера, рассмотрев трупы. – Европейцы, даром что с бородами. Обыщите карманы – нужны документы, телефоны, радиостанции…
Вскоре перед машиной уже выложили собранные трофеи: оружие, боеприпасы, средства связи и навигации, содержимое разгрузок и рюкзаков, были здесь и сотовые телефоны и даже блокнот с какими-то записями.
Покрутив в руках блокнот, Валера сказал, что отдаст его переводчикам Чинара, чтобы определить его ценность как источника информации.
Боевика, которого уничтожили колесами «КамАЗа», перекрутило и выдавило во все стороны, досматривать его никто не захотел – все сошлись на мысли, что там ничего интересного быть не может.
– Да и шузы Тема себе уже нашел, – сверху съязвил раненый.
Сюрприз ждал их на месте, где Паша вступил в ближний бой: у обоих боевиков были пояса шахидов, и просто чудо, что во время перестрелки их не задели пули. Сфотографировав тела и пояса с разных сторон, их решили уничтожить на месте, для чего Паша использовал обычные гранаты. Перед подрывом Шабалин удовлетворенно отметил для себя, что в обоих боевиков из автомата он попал весьма неплохо – как сказали бы опытные стрелки IPSC, группа попаданий не вышла за пределы «альфы». На самом деле весь бой занял не больше двух секунд, которых, однако, второму боевику хватило для того, чтобы отреагировать на внезапно появившуюся, плохо видимую цель и пустить в нее результативную очередь. Благо, что бронежилет с передней плитой высшей степени защиты защитил Шабалина от неминуемой гибели.
У самих же боевиков Паша нашел в разгрузках советские гранаты «Ф-1», как нельзя лучше подходящие для задуманного. Гранаты были укреплены на поясах со взрывчаткой, чеки были заменены на булавки, к которым был привязан длинный шнур – и из-за укрытия гранаты были приведены в действие. Оба пояса от взрывов гранат тоже сработали, возвестив о себе столбами черного дыма.
Смотреть, что там осталось, никто не захотел.
Один из боевиков, которых Паша расстрелял из «капсулы», оказался жив. Очевидно, у него был пулей перебит позвоночник, и уставшими, но не просящими пощады глазами он смотрел на приближающихся Шабалина и Бушуева.
– Что ты смотришь на меня, тварь позорная? – спросил Артем, наводя на него автомат.
– Шакалы, – тихо ответил боевик.
– О, – удивился Артем. – Из России?
– Давай, убивай же быстрее, – сказал он.
Паша связался с Федяевым:
– Т-тут т-трехсотый, и, п-похоже, с-соотечественник н-наш.
– Может, – спросил Валера, – все-таки «двухсотый»?
Бушуев с готовностью поднял автомат, но Паша отвел ствол в сторону.
– Ч-чинару, м-может, п-пригодится?
– Ну, тащи тогда, – разрешил Федяев. – Я туда не поеду, колеса пробью на этих острых камнях…
Боевику связали руки, хотя, похоже, ими он владеть уже не мог – пуля разрушила позвоночник. Каким усилием воли он еще держался, было непонятно. На нем разрезали одежду и перевязочным пакетом забинтовали сквозное ранение, отягощенное открытым пневмотораксом. Колоть боевику обезболивающее и противошоковое Паша не стал, руководствуясь не злостью и ненавистью к врагу, а только прагматичной командирской рачительностью: тут своим бойцам медикаментов не хватает, с какой стати тратить их на чужих?
Досмотрев убитого и забрав с него оружие, боезапас и кое-какие девайсы, Шабалин увидел на поясе армейский нож, о котором давно мечтал, – австрийский Glock-81 в песочной окраске. Расстегнув пластиковую петлю, на которой он крепился на поясе, Паша перевесил нож на себя, после чего, подхватив раненого, вместе с Бушуевым потащил его к «капсуле».
Пока шли, боевик не проронил ни слова, и лишь когда уже бросили его перед «КамАЗом», он оглядел всех и спросил:
– Кто в меня попал?
– П-пуля, – ответил Паша.
– Пуля хорошо летает.
– Тот случай, – заржал Бушуев, – когда клиент жалуется!
Федяев и Шабалин сдержанно усмехнулись.
Загрузив раненого и собранные трофеи в броневик, двинулись на командный пункт корпуса. На подъезде там уже был выставлен передвижной пост в виде пикапа и трех садыков, которые еще издали начали махать руками.
– Чего им надо? – спросил Федяев, притормаживая. – Ну, взял я машину без спроса, но это же наша машина, российская… или они что, тут в ВАИ играть вздумали?
Паша посмотрел вперед и вдруг увидел, как один из садыков вскидывает автомат, а лобовое стекло «капсулы» вдруг покрывается «жучками», сопровождаемыми громкими хлопками.
– Вот же твари, – вырвалось у Валеры. – Так и машину сломать недолго!
«Капсула» остановилась около пикапа, и Валера, открыв дверь, прыжком выбрался наружу. Смысловое содержание мимики его взбешенного лица не предполагало возникновения языкового барьера в общении с представителями подопечной военной структуры, и понимание такого положения было отражено на бледных лицах сирийских воинов, которые втроем начали жонглировать «Кенвудом», кидая его друг другу в опасении быть низложенными за доклад своему командованию о случившемся обстреле машины российского полковника.
– Ты! – палец Федяева уперся в одного из садыков. – Поймал рацию! Доложил о залете!
Садык что-то пролепетал в радиостанцию, откуда немедленно раздался разъяренный рык вышестоящего руководства, после которого караульный, судя по всему, уже готов был самостоятельно застрелиться.
В этот момент из машины выпрыгнул Паша в разлохмаченном бронежилете, что окончательно расстроило патруль – один из сирийцев, увидев бронежилет, очевидно, провел параллель со своей стрельбой, печально выдохнул, схватился за сердце и обессиленно сел на дорогу.
– Т-ты еще сдохни здесь, – вымученно улыбнулся Паша.
* * *
К намеченному сроку Хулейхиле был взят, зачищен от мелких групп и одиночных боевиков, укреплен блокпостами и опорными пунктами. Подвезенные на тралах бульдозеры сноровисто начали нагребать «сирийские валы» там, где, по мнению командования, был возможен прорыв боевиков.
Назад вернулись наемники, мужики были возбуждены, переговаривались на повышенных тонах, обсуждая свои действия и недочеты во взаимодействии с войсками. Колмыков снова был расстроен, но, увидев на Паше разлохмаченный бронежилет, улыбнулся:
– О, и тебя тоже?
– С-словил вот, – ответил Паша, все еще заикаясь. – В упор п-практически. Метров с сорока, не б-больше.
– В меня тоже попали, – сказал Женя. – Тоже внезапно встретились. Понимаешь, мальчишка совсем, лет пятнадцать. А выстрелил быстрее и точнее. Хорошо, в грудь, в броню прилетело, так бы уже с тобой тут не говорил.
– Большие п-потери? – спросил Паша.
– Один у меня погиб сегодня, – ответил Колмыков. – Хороший мужик был, Семеныч… в прошлом был полковником, командиром мотострелкового полка. Мы ему предлагали возглавить третий отряд, а он нет, говорит, не хочу командовать на старости лет, хочу как солдат – в бой. И воевал он – залюбуешься. Ничего не боялся, пер, как танк. Теперь его нет… семья получит страховку, военкомат организует похороны… и нет человека. Достойного человека…
Паше показалось, что Колмыков проронил слезу. А может, и не показалось.
– П-полковник? Обычным бойцом? – переспросил Шабалин.
Для него такой расклад был необъясним.
– Да что Семеныч, – сказал Женя. – Вон, во втором штурмовом отряде, в Акербате, снайпер есть, отличный снайпер, с «мосинкой» работает. Возраст – пятьдесят пять лет. Знаешь, в каком он воинском звании?
– Полковник?
– Нет, – Женя улыбнулся: – Бери выше! Генерал-майор!
– Да ладно!
– Нет, ну а что? Мужики сидят дома на пенсии, а тут им раз, и предложение – а не хотите ли свои знания и опыт продать на благо Родине? Многие соглашаются, но кто-то на командные должности идет, а кто-то вот так: рискнуть на старости лет.
Со стороны подошел Барченко – в боевом снаряжении, запыленный, уставший.
– Как дела, мужики?
Прошедший день был тяжелым для всех, и для всех был наполнен кучей незабываемых событий. Стали обсуждать итоги дня, и в какой-то момент снова коснулись темы близких огневых контактов. И тут Чинар удивил всех:
– Пацаны, то, что вы живы – это чистая случайность. Сейчас расскажу почему.
– Почему же? – спросил Женя.
– Не так давно чекисты озаботились результатами внезапных огневых контактов с боевиками во время проведения оперативно-боевых мероприятий на Кавказе. Такие стычки в основном происходят на дальностях не более тридцати-сорока метров, и в них, вдумайтесь – во всех случаях, – погибают не боевики, а высококвалифицированные сотрудники чекистского спецназа! Сотрудники, которых годами натаскивают на то, чтобы вот именно в таких поединках побеждать. А побед нет. Есть сорок семь трупов за последние десять лет.
– Не удивлен, – съязвил Паша.
– И какие сделали выводы? – спросил Женя.
– Выводы до безобразия простые, – ответил Игорь. – На такой контакт отведено в среднем полторы-две секунды, и это время противоборствующие стороны используют по-разному. Натренированный спецназовец встает в стойку, прикладывается к автомату, как учили, снимает оружие с предохранителя, выводит коллиматор или механический прицел в грудь жертвы, мягко тянет спуск… но в нем уже очередь, прилетевшая от боевика, которого никто специально не учил стрелять. Почему так?
– П-почему? – спросил Паша.
– А потому что мы стреляем на приобретенных навыках, а они – на врожденных инстинктах. Нас тренируют держать хват, стойку, туда-сюда повертеть головой, контролировать палец на спуске, работать с предохранителем, очень точно целиться в «альфу» или в голову. В итоге в боевой ситуации мы тратим время на выполнение вот этих обязательных, как мы думаем, процедур. А крестьянин-душман, держащий в своих руках автомат вторую неделю, и может, даже стрелявший из него всего два-три раза, ничего этого не знает. Его сознание не зашорено этим мусором. Он просто идет и вдруг видит опасность. У него в голове нет этих четырех правил IPSC, которые, безусловно, годны для мирной жизни, но которые напрочь надо забывать, выходя на задачу, – конечно, если ты хочешь жить. Поэтому он просто жмет спуск, и уже стреляющий автомат поднимает в твою сторону. Ты все делаешь правильно и строго по науке, но… ты убит. А он нарушает все каноны, переступает через тебя и идет дальше.
– Т-точно, – сказал Паша. – Первого-то я с-сразу с-сложил, а второй очередь п-прямо от ног своих начал и ко мне п-повел…
– Мой боевик тоже, – удивленно признал Колмыков. – От ног своих стрелять начал.
– Вот, – улыбнулся Чинар. – Это они на инстинктах вас рубили. Но вам тупо повезло – броня спасла. А могли в живот отхватить или в голову. Сейчас бы вы уже остывали.
Барченко посмотрел в сторону и вдруг предложил:
– А пошли за мной, сейчас покажу…
Они вышли за пикап, который символизировал КПП командного пункта, и метров на пятьдесят отошли в сторону по дороге. Впереди на обочине стоял какой-то дорожный знак.
– Вот с него и начнем, – предложил Чинар. – Сами попробуйте – сделайте двоечку так, как вас учили.
Паша снял с плеча «АКМ», загнал патрон в ствол, поставил на предохранитель. Потом по команде поднял автомат, одновременно щелкая флажком переводчика вида огня вниз, зафиксировал знак в прицеле, после чего в быстром темпе сделал два выстрела, успевая скорректировать прицел, после отдачи.
Женя сделал то же самое. Со стороны выглядело впечатлительно, и любой проверяющий за такое выполнение данного стрелкового упражнения поставил бы им оценку «отлично».
– А теперь я, как душман… – сказал Игорь.
Он взял автомат, загнал патрон в ствол, палец опустил на спусковой крючок.
– Вот, – сказал он. – Например, я иду… и тут появляется русский разведчик… я его вижу, тут же тяну спуск и в это же время навожу автомат на цель…
Прогремела очередь. Первые три пули взбили из земли фонтаны пыли, но остальные пришли в придорожный знак. Даже без секундомера было понятно, что цель была поражена как минимум в два раза быстрее.
– Уяснили? – спросил Чинар. – Запомните, мужики, правило ближнего боя – стрелять только очередями! И только на инстинктах, не целясь, а просто в сторону цели!
– А как же расход? – спросил Колмыков.
– Ну, выпустил я пять-шесть патронов, – ответил Игорь. – Но эти патроны ты тратишь в самый ответственный момент своей жизни, поэтому о расходе думать – по меньшей мере глупо, и по отношению к себе – преступно.
– А если рикошетом от з-земли в ответ п-прилетит? – спросил Паша.
– Такой риск, конечно, есть. Вероятность примерно такая же, как получить в голову метеоритом. Зато от врага уже ничего не прилетит – это точно!
Шабалин и Колмыков выпустили по знаку по паре магазинов и сговорились провести со своими подчиненными занятие по такому способу стрельбы, после чего все вернулись на опорник.
– Кранты нашему пленному, – сообщил Бушуев.
– В с-смысле? – спросил Паша.
– Наемники в нем своего знакомого опознали. Вместе с ними заходил в Сирию еще полгода назад да пропал сразу. Мутный, говорят, был он какой-то. Вот, оказалось, к ИГИЛ примкнул.
– Я же о нем уже д-доложил к-командованию… – Паша схватился за голову и быстрым шагом ринулся к месту расправы.
Боевик лежал ничком, под огромной лужей крови. Со всех сторон его обступили суровые мужики из «Меча», которые хранили молчание.
– З-зачем? – спросил Шабалин, раздвигая толпу локтями.
– Тебя никто не спросил, – грубо ответил ему тот, кто был ближе. – И вообще, капитан, иди подальше отсюда. Это не твое дело…
Паша сплюнул и отвернулся.
По сути, наемники были правы.
Не его это было дело.
