– Рота, в ружье! – не своим голосом заорал Шабалин, чувствуя, как разгорается в нем боевое возбуждение.

Опасность была еще где-то далеко, и сознание пока еще не накладывало факторы риска на его мышление, не вводило в тормозящий ступор, как это могло бы быть при худшем раскладе. Паша больше всего сейчас боялся не самого боя и не возможной угрозы для своей жизни, а боялся ощутить парализующий страх, который станет препятствием для нормальной боевой работы. Ему совершенно не хотелось обнаружить у себя неумение перешагнуть порог ужаса – не для этого он стал офицером морской пехоты и продолжателем славных семейных воинских традиций…

– Водители, к машинам! – приказал он. – Дежурная группа строится внизу в полном боевом!

Надев бронежилет, шлем и тактический пояс с боезапасом и предметами первой необходимости, Шабалин быстро застегнул ремешки, схватил «Винторез» и бросился наружу. Выскочив из здания, он нос к носу столкнулся с Барченко, который вытянул вперед руки и уперся ладонями в бронежилет:

– Эй, военный, остынь!

– Там подрыв, – выдохнул Паша.

– Ну и что? Дежурные силы и без тебя справятся!

Шабалин остановился и выдохнул.

– Ну и куда бы ты поехал? – с усмешкой спросил Игорь. – Ночью все передвижения запрещены, ты это знаешь. Тебя на первом же блокпосту приняли бы за духов и расстреляли на подходе.

– Так там же…

– Командуй отбой! Там достаточно сил, чтобы отразить нападение. Если сил окажется мало, то подключится артиллерия, потом авиация, и только если и этого будет недостаточно, тогда мы начнем поднимать войска сирийцев. Поверь: тебе нет места в этой ночной зарубе…

– Понял, – кивнул Паша и крикнул: – Отбой боевой тревоги!

Ему вдруг стало нестерпимо стыдно за свою бездумную мальчишескую выходку; еще чего захотел – выехать в ночь к черту на рога без разведки маршрута, без огневого и авиационного сопровождения. Это раскрывало его неготовность принимать правильные решения, демонстрировало спешку и необдуманность своих поступков, что создавало ощущение своей неподготовленности для решения боевых задач.

Чинар, словно учуяв его состояние, сказал:

– Все так делают в первые дни, не ты первый, не ты последний, так что успокойся. Я как взрывы услышал, сразу понял, что нужно тебя проконтролировать, а то начнешь тут самодеятельностью заниматься…

– Ну, не благодарите, товарищ подполковник, – наконец-то улыбнулся Шабалин. – Все, что смог, я сделал! Да и ордена не надо, я согласен на медаль!

– Хорош болтать, Шабалин! Иди спать. Завтра с утра поедем смотреть, что там случилось. И кстати, слышишь – не стреляют. Значит, там все хорошо.

Паша вернулся в здание, подсел к «Акведуку» и вызвал «Зарю».

– Что там у вас?

– Наблюдали три последовательных подрыва, из стрелкового оружия огонь не открывался.

– Сейчас что там происходит?

– Садыки сидят в «опорнике», не высовываются. На дороге горит машина.

– Одна?

– Да, одна.

– Внимательнее там!

– Есть!

– Конец связи!

Паша снял с себя снаряжение и снова вытянулся в койке. В голову лезли разные мысли, которые мешали уснуть, и, безуспешно поборовшись с бессонницей полчаса, Шабалин решительно встал, взял «Винторез», пистолет и направился на пост «Офис», предупредив дежурного о своем уходе. Идти было недалеко.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – сказал Сергей Кузьмичев, никогда не забывавший о субординации, хотя и был он в роте, пожалуй, самым авторитетным контрактником, уже вдоволь хлебнувшим военного лиха. – За время несения службы происшествий не случилось.

– Движуха есть?

– В пределах досягаемости нет. В журнал наблюдения вписали передвижения одиночных и групповых целей в районе ориентира номер двенадцать, и полчаса назад вон там, за развилкой, на машине включались фары, секунд на десять, потом выключились. Машина стоит на месте – ее в ночник хорошо видно. И это, похоже, сейчас пылевая буря подойдет…

– С чего ты взял?

– Вон фронт идет, – Сергей махнул рукой на восток.

Там действительно происходило что-то непонятное – к темноте ночи добавилась какая-то непонятная мгла, да и в воздухе Паша чувствовал какое-то тревожное шевеление.

– Вот и посмотрим, что это за зверь такой…

Ждать долго не пришлось. Вскоре непонятная издали мгла подошла совсем близко, закрыв собой звезды. Видимость упала совсем, а на зубах Паша почувствовал мелкий песок. Снайперы надели боевые защитные очки и замотали лица медицинскими косынками. Паша понял, насколько было бы ему сейчас комфортно в подаренной арафатке, и, более не задерживаясь, ушел с поста на базу. Едва дойдя до дверей дома, он успел оценить, насколько упала видимость – в таких условиях враг, если он будет хорошо знаком с местностью, запросто сможет пройти незамеченным хоть к самому штабу группировки…

– Барс! – ответил Шабалин на вопрос дневального, и, как только дверь открылась, вместе с клубом пыли ввалился в подъезд. – Все, закрывай быстрее! Там просто ужас какой-то на улице!

Дневальный хлопнул дверью.

– Проверь все окна в помещении, чтобы закрыты были, – сказал Паша и поднялся к себе.

Миша не спал – молча стоял у окна, наблюдая за буйством стихии.

– Как воевать в таких условиях? – спросил он вошедшего ротного.

– Никак, – усмехнулся Паша, снимая верхнюю одежду, которая уже вся была забита пылью. – Вот почему у всех тут форма тусклая мне показалась, – сказал он. – Пылью забивается, и хоть стирай, хоть не стирай…

В который уже раз Паша лег в койку – спать оставалось совсем немного, но нужно было отдохнуть – день обещал быть насыщенным и плодотворным.

На утреннем совещании в штабе ОГ «Пальмира» «дядя Леша», после многословной и нецензурной тирады относительно ночного происшествия на опорном пункте садыков возле элеватора, поднял Шабалина:

– Что там случилось, сможете доложить?

– Товарищ генерал, мне взводник ночью доложил, что наблюдал три последовательных подрыва, после чего на дороге горела машина. Подробностей пока нет, но я предполагаю, что садыки, не оценив результаты первого подрыва, ввели в действие два последующих, хотя там на каждом кусту было по две противотанковые противобортные мины, и автомобилю вполне хватило бы и одной. Если бы они с разумом дружили, могли бы понять, что одного подрыва машине было бы более чем достаточно!

– Вы их инструктировали по порядку работы минного поля?

– Так точно! Все показал, рассказал, три подрывные машинки установил в положение «взрыв», сняв их с предохранителя – им оставалось только нажать на кнопку. Подполковник Барченко присутствовал при том, как я инструктировал садыков, и может подтвердить.

Барченко, не вставая, кивнул.

– Мухабаратовцы говорят, что на посту была подорвана машина их разведгруппы, возвращающаяся из выхода на разведку, – сказал генерал Сомов. – Они потеряли шестерых опытных войсковых разведчиков, в том числе двух офицеров. Для них это были крайне важные специалисты.

Паша пожал плечами:

– Товарищ генерал, я не уполномочен контролировать схемы взаимного опознавания садыков с Мухабаратом.

– Я тебя в этом не виню, но получилось некрасиво. Хотели как лучше, усилить им оборону, а они сами себя… в общем, – Сомов посмотрел на начальника разведки оперативной группировки: – Подполковник Барченко!

– Я! – Игорь поднялся.

– Отправляйтесь по своим задачам на элеватор да возьмите с собой Шабалина – изучите, что у них там произошло, да подумайте, как мы им можем помочь, чтобы больше они там сами себя не гробили.

– Есть, – кивнул Барченко.

– Есть, – так же кивнул Паша.

После совещания они вышли на улицу.

– Пойдем на двух «Тиграх», – сказал Барченко. – С собой возьми две пары, в том числе «тяжелую». Выходим через полчаса.

Шабалин направился в расположение, где собрался сам, отослал водителей за машинами и проверил вооружение и снаряжение двух снайперских пар. Сегодня он решил взять в дело пару Борзова с «манлихером».

Вскоре они уже выехали на шоссе № 7, где чуть не на каждом километре пути располагались опорные пункты садыков, кольцом окружившие Тадмор и Пальмиру и представляющие собой скорее взводные опорные пункты типовой организации – врытые в землю танки и БМП, стрелковые огневые точки, протяженные минные поля. Во всей системе обороны, выстроенной после овладения Пальмирой, элеватор выдавался вперед, в сторону Эс-Сухнэ и в силу своего господствующего положения над равниной представлял собой важный элемент обороны, способный контролировать значительную территорию. За него постоянно шли локальные сражения, боевики неоднократно пытались отбить его у садыков, и те, не проявляя достаточной стойкости, уже давно бы оставили его, если бы не дежурные силы, выставляемые командованием оперативной группы «Пальмира» – куда входила снайперская группа из девяти человек, группа передовых артиллерийских наблюдателей из четырех офицеров, трех военных советников при сирийском мотопехотном батальоне (которые периодически бодрили сирийских командиров, внушая им уверенность и необходимую стойкость в боевых столкновениях с игиловцами) и время от времени появляющаяся на элеваторе группа сил специальных операций, которая использовала зернохранилище в качестве передовой базы, с которой шла подготовка к предстоящему наступлению в сторону Дэйр-Эз-Зора. Сюда же в последнее время зачастили командиры высокого ранга, приезжая на рекогносцировку и подолгу рассматривая местность в мощные оптические приборы наблюдения. Отсюда работали передвижные комплексы разведки – воздушной, с использованием беспилотников, и радиотехнической, аппаратные машины которой засекали переговоры боевиков и передавали координаты источников на гаубичные и реактивные артиллерийские батареи, расположенные в глубине обороны, на окраине Тадмора в районе разрушенного аэропорта.

В общем, элеватор был как бельмо в глазу для боевиков, и за время его занятия российскими подразделениями не только набил врагу оскомину, но и испил много игиловской кровушки.

Линии фронта, как она представляется из фильмов о войне, как таковой, здесь не существовало. Здесь не было ясно обозначенной «нейтральной полосы» и не было окопов «переднего края» с вынесенными вперед ячейками боевого охранения. Роль боевого охранения в условиях открытой местности здесь была сведена к нулю – с любого опорного пункта просматривалась территория на многие километры вокруг, и нужды выставлять в паре сотен метров от себя несколько человек не было никакой. Сами опорные пункты представляли собой обвалованные бульдозером участки местности, внутри периметра которых находились пара БМП, танк и два десятка сирийских военных с мулязимом или толковым ракибом во главе. Здесь же были навесы от солнца, боезапас, запас воды, что позволяло такому опорному пункту вести более-менее автономное существование и огнем своего вооружения препятствовать свободному перемещению кого бы то ни было на вражеской стороне. Обычно такие «опорники» прикрывались минными полями, и заход или заезд на них осуществлялся по специальному маршруту, хорошо простреливаемому при необходимости со всех стволов. Один от другого такие «опорники» отстояли на расстояние, с которого сохранялась возможность взаимной поддержки огнем – то есть не далее полукилометра. Система «опорников» как раз и рисовала некую линию, являющуюся границей в противостоянии между армией Асада и различными вооруженными формированиями, которых в Сирии было как собак нерезаных. Мировое сообщество, и в первую очередь военная коалиция, разделяло эти вооруженные формирования на умеренную оппозицию и неумеренных радикалов, поддерживая первых и в большинстве случаев нейтрально относясь ко вторым. Сирийцам, впрочем, как и приглашенным в Сирию представителям вооруженных сил России (а также Ирана), по большому счету, было совершенно наплевать на разные уровни «умеренности». В результате чего все, кто позиционировал себя в этой войне против Асада, страдали от правительственных сил в одинаковой мере, вне зависимости от степени умеренности или радикализма. Наибольшее количество опорных пунктов, конечно, было расположено вдоль автомобильной дороги, по которой ехали два «Тигра» снайперской роты.

Впереди показался элеватор. Справа начались фруктовые сады, за которыми сейчас, в период военных действий, никто не ухаживал. Сагитов и Стешин, предупрежденные о приезде, встретили машины у въезда на территорию элеватора:

– Здорово, мужики! Сразу на «опорник» двинем? – спросил Сагитов.

– Давай, – кивнул Барченко. – Полезайте в машину.

Советник и командир снайперского взвода влезли в «Тигр».

– Ну как? – спросил Паша.

– Да всю ночь не спал, – сказал Денис. – После подрыва я подскочил, полез на пост наблюдения, а там уже все случилось. Взрывы прошли с интервалом примерно в секунду, из чего я думаю, что на каждой кнопке по садыку сидело. Не мог же один человек так быстро хватать пээмки и хлопать по кнопкам?

– Сейчас узнаем, – ответил Паша. – Но версия интересная. Пожалуй, ты прав.

Через несколько минут они уже были на опорном пункте, где их встретил мулязим, а по-нашему, лейтенант, командир взвода.

– Адад, – обратился к нему советник на арабском. – Расскажи уважаемому мукаддаму, – он кивнул в сторону Игоря Барченко, стоящего тут же, – что у вас произошло?

В это время Паша во все глаза смотрел на остов сгоревшего пикапа, который еще дымил. Внутри разорванной машины угадывались обгоревшие трупы, обоняние же говорило о том, что недавно здесь жарили мясо… противобортовые мины ТМ-83, предназначенные для пробития танковой брони, разлохматили пикап в хлам, кумулятивным ядром вывернув его чуть не наизнанку, а противопехотные «монки» довершили уничтожение машины снопом визжащих стальных шариков, превратив борта машины в сплошное решето. Вместе с телами сирийцев, сидящих внутри…

Адад стал быстро говорить, размахивая руками то в сторону сгоревшей машины, то в сторону опорного пункта у дороги, где находился пункт подрыва.

– Он говорит, – наконец-то начал переводить советник, – что ночью он выставил трех человек на пост, проинструктировав их так, как сказал русский офицер, видимо, ты, Павел. Когда машина с разведчиками остановилась возле предупредительного знака, они спросили у разведчиков пароль, те в ответ стали грубить и говорить, что пароль не знают и что им нужно срочно проехать. Ни о чем не договорившись, разведчики двинули вперед, и старший смены нажал на кнопку. Как он сказал – хотел произвести предупредительный подрыв, и был удивлен произведенным эффектом. Потом каждый тоже нажал, хотя машина встала еще после первого взрыва. Они удивлены мощностью сработавших зарядов и просят вас установить такие же снова. Просят не наказывать их сильно, ведь разведчики нарушили заведенный порядок и хотели проехать без пароля. Вдруг это были бы не разведчики, а боевики?

– А почему трупы не убирают? – спросил Барченко.

Советник махнул рукой:

– Не из их подразделения, ждут, когда из Мухабарата за своими приедут. Тут так принято. Не удивляйтесь.

– Я им, конечно, поставлю все снова, – сказал Паша. – Но здесь должен сидеть человек, который будет немного более выдержанный…

– Не переживай, – усмехнулся Игорь. – Это не твои проблемы.

– Ну, так-то да… – протянул Шабалин.

Так как времени у него было немного больше, чем вчера, Паша после установки двух минных кустов больше времени посвятил разъяснению порядка действий при необходимости подрыва. Наиболее толковому ракибу, то есть сержанту по-нашему, он рассказал, как работает подрывная машинка, научил переключать ее для подготовки к подрыву, пояснил, что происходит при нажатии боевой кнопки. Советник это все тщательно переводил, а ракиб кивал головой, показывая свою понятливость. В положение «взрыв» Паша разрешил переводить подрывную машинку только в случае возникновения опасности, что, по его мнению, должно было исключить несанкционированные или «предупредительные» взрывы.

– А еще, – сказал Паша. – Если нет гражданских машин, перекопайте дорогу!

Вернувшись на элеватор, Паша увидел два «КамАЗа» с ами, из которых в небо торчали самые разнообразные антенны.

– О, – обрадовался Чинар. – Радиоразведка прибыла. Давно просил их поработать здесь. Сейчас они мигом скажут, есть тут активность во вражеских радиосетях, или тут все тихо.

Паша зашел в расположение снайперской группы и собрал там всех прикомандированных.

– Давайте замечания, просьбы, пожелания…

– Вода здесь, – сказал взводный, – полный отстой. Прямо хоть с собой бери в следующий заезд. Местную сирийскую еду есть можно, но лучше мы на наших сухпайках сидеть будем – к ним доверия как-то больше.

– Как пылевая буря прошла?

– Нас накрыло примерно на полчаса, – ответил Денис. – Ощущение – подходи и бери нас голыми руками – видимость была несколько метров. В общем, жуткое зрелище. Ну и пыль позабивала все, что можно. Я с утра заставил всех оружие чистить. Думаем, к следующей пылевой буре надо винтовки либо закутывать во что-то, либо чехлы какие-нибудь сделать. В общем, пыль на смазке оседает, боюсь, что отказы могут случаться. И арафатки бы нам, как у садыков. Хорошо помогают во время бури.

Выслушав еще несколько пожеланий, основанных на приобретенном опыте, Паша вышел из расположения и направился искать начальника разведки. Тот сидел в одной из аппараток вместе с майором-радиоразведчиком.

– Заходи, – сказал Игорь. – Познакомься, – Чинар указал ладонью на майора: – Вадим, начальник центра радиоэлектронной разведки. Семьдесят процентов развединформации идет ко мне от него… остальное дают другие виды разведки.

– Павел, – Шабалин пожал майору руку и представился: – Командир стрелковой роты снайперов, Тихоокеанский флот.

– Будем знакомы, – улыбнулся Вадим.

– Ну и как тут, – спросил Паша, – с… активностью?

– А вот на ловца и зверь бежит, – ответил Игорь и пояснил: – Есть активность! И совсем недалеко отсюда! Маломощная станция, очевидно, «Моторола» или «Кенвуд», работает в двух километрах южнее семнадцатого «опорника». Связь держит с мощной станцией, в настоящее время перемещающейся по дороге в районе Эль-Талила. Это примерно километров девять от «опорника». Предлагаю вломить артой по маломощной, а по подвижной станции ударить авиацией – дежурная пара бомберов всегда рада будет сбросить лишние килограммы.

Игорь поводил курсором по карте местности, открытой на ноутбуке, показывая месторасположение выявленных целей.

– Так в чем дело встало? – спросил Паша.

На самом деле он, конечно, знал, на что способна радиоразведка. Однако именно сейчас он впервые вдруг ясно ощутил всю неприкрытую уязвимость тех людей, которые сейчас на той стороне условной линии фронта позволили себе выйти в эфир. Еще Валера Федяев в пункте постоянной дислокации предостерегал выходить на позицию с электронными девайсами при себе, обоснованно считая это не иначе как самоубийством. Возможности разведывательной аппаратуры позволяли с высокой точностью, достаточной для успешного применения артиллерии, установить месторасположение источника радиоизлучения. Правда, радиоразведчик почти никогда не знает, что или кто стоит за выловленными в эфире сигналами маломощных радиостанций. Это хорошо тем, кто ловит сигналы мощных радиоустройств, установленных на каких-либо образцах военной техники, ибо они имеют характеристики, присущие только им, по которым и определяется носитель источника и делается вывод – опасен он или нет. Например, ловит флотский радиоотряд особого назначения сигнал такой-то мощности, на такой-то частоте, исходящий из такой-то точки Мирового океана, и оператор понимает, что эти характеристики присущи только, допустим, приводному радиомаяку, стоящему на атомном авианосце США, – и означает это начало летной смены на вражеском плавучем аэродроме, находящемся в установленной точке Японского моря – и все сразу ясно, и штаб флота начинает предпринимать какие-то меры противодействия. Или космическая группировка спутников радиоэлектронной разведки фиксирует подобный сигнал в середине Тихого океана, и в штабе флота понимают, что авианосец на переходе морем попутно отрабатывает полеты палубной авиации. Радиоразведка давно доказала свою потрясающую эффективность, принося штабам неимоверное количество информации, проходящей по категориям «представляющая интерес», «ценная» и «особой важности». Наверное, здесь стоит вспомнить один интересный и весьма поучительный эпизод: в период очередной заварухи между евреями и арабами последние разработали план нанесения группового ракетного удара по береговым целям с помощью ракетных катеров, которые должны были в режиме максимальной скрытности подойти к Земле обетованной и нанести кинжальный удар. План был прекрасен и безупречен как в целом, так и в деталях. И все прошло бы «на ура», если бы головной ракетный катер на конечном участке маршрута, буквально за десяток минут до предполагаемого пуска ракет, не вошел в полосу тумана и не стал терять курс. Командир ракетника принял смелое, но, как потом оказалось, роковое решение: «на пол-оборота» подсветить навигационную обстановку обзорным радиолокатором, чтобы уточнить свое местоположение. Секундное включение обзорной станции принесло понимание местоположения ракетного катера как его командиру, так и посту израильской радиотехнической разведки, после чего египетская корабельная ударная группа утратила столь тщательно оберегаемую скрытность и в течение ближайших минут была разгромлена ракетным противокорабельным контрударом со стороны обетованной. Срыв атаки оказался возможным только благодаря преступной безалаберности и халатности командира катера и блестящей работе радиоразведчиков.

Однако совсем другая картина складывается при разведке маломощных источников радиоизлучения. Ведь эти, скажем, «кенвуды» или «моторолы» могут быть в руках кого угодно – ребенка, женщины или мирного старика… но, конечно, более вероятно, что эти радиостанции могут быть в руках боевика или даже полевого командира, поражение которых однозначно влечет приближение победы над врагом, или хотя бы вносит свой посильный вклад в дело борьбы с международным терроризмом. И чтобы исключить трагическую случайность, иногда разведка проводит целый комплекс мероприятий по установлению истины.

– Если мы случайно замочим мирняк, – сказал Чинар, – истерики на весь мир нам не избежать. Партнеры же тоже отслеживают практически все наши действия.

– Кто? – спросил Паша. – Амеры?

– Они самые, – кивнул Вадим, влезая в разговор. – Не хуже нас тут работают.

– А так как это рядом с позициями садыков, да с нашим присутствием, то в случае чего нам реально плохо будет, – добавил Игорь, – и Сомов весьма бледно будет выглядеть, если мы там сейчас безоружного крестьянина к гуриям спровадим, а коалиция это зафиксирует.

– И что будем делать? – спросил Паша.

– Так как это рядом, – сказал Чинар, – я решил провести доразведку цели с помощью беспилотника. Самолетик уже поднят в воздух, через десять минут он будет над целью, и тогда все станет ясно.

– Интересно, – сказал Паша. – А наводить удар тоже беспилотник будет?

– Ага, – кивнул Игорь. – Если потребуется.

– В смысле?

– В прямом! Если цель незначительная, то артиллерию наводить не будем…

– А как тогда?

– А ты мне для чего нужен? – Игорь посмотрел на Пашу и улыбнулся. – Твоим людям боевой опыт надо приобретать? Надо!

Спустя десять минут, прихватив «тяжелую» пару, два «Тигра» уже неслись по дороге в сторону семнадцатого опорного пункта. Еще спустя двадцать минут три снайперские пары, Шабалин, Барченко и Сагитов, уже выгружались из машин в обвалованном «опорнике» садыков.

Советник, убедившись, что сирийский командир взвода получил по рации соответствующие указания относительно русских снайперов, попросил того предоставить наиболее удобное место для наблюдения.

– Работаем по полной? – спросил Борзов.

– Да, – кивнул Шабалин. – Разворачиваемся полностью, все три пары. Кто достанет, тот и будет работать. Остальные пусть тренируются, смотрят.

– Есть!

Снайперы расположились на внутренних склонах обваловки, расстелили плащ-палатки, установили приборы наблюдения, привели оружие к бою.

Беспилотник показал, что в месте выхода маломощной станции в эфир находится пикап с кузовом, в котором установлен крупнокалиберный пулемет «ДШК». Машина была неподвижна, возле нее были замечены три человека, двое из которых находились метрах в тридцати от нее, а один в непосредственной близости – он то забирался в кузов и вставал за пулемет, то спрыгивал с машины и обходил ее вокруг. Предположив расстояние от «опорника» до пикапа доступным для стрельбы из снайперского вооружения, Барченко принял решение не вызывать артиллерию, а расправиться с пикапом силами имеющихся у него снайперских пар. Шабалин более чем воодушевленно воспринял это решение, чего уж говорить про мальчишек, радостно суетившихся над оборудованием своих огневых позиций.

Одна пара должна была работать из «СВДС», другая из «манлихера-338», третья из крупнокалиберной винтовки «АСВКМ». Все три пары через несколько минут доложили о готовности.

Паша лично сел за один из приборов наблюдения и поймал в поле зрения виднеющийся вдали пикап. Это была японская «Тойота-Хайлюкс», хорошо известная ему по Владивостоку. В кузове, на высокой тумбе, был установлен «ДШК», который своим стволом смотрел в небо. Человек стоял рядом с машиной и пинал колесо. Еще двое находились неподалеку, один из которых время от времени говорил по радиостанции, поднимая руку с рацией к голове.

Нажав одну из кнопок управления прибором, Шабалин получил дальность до пикапа – 1850 метров, измеренную лазерным лучом.

– Из «СВДС» или «Мани» мы его не достанем, – сказал Паша Игорю.

– Тогда я сейчас накрою его артой, – сказал Барченко.

– Погоди артой. – Паша повернулся к «тяжелым»: – Ну что, бездельники, поработаем?

– Поработаем, товарищ старший лейтенант! – отозвался Артем Бушуев.

– Считайте данные, – сказал Паша.

Парни занялись тем, для чего государство вкладывало в них деньги и знания, – боевой работой. Артем и Радик измерили силу и направление ветра, температуру, стали вписывать полученные данные в специальный блокнот, считать и переводить полученный результат в количество кликов, которые нужно было щелкнуть на прицеле, чтобы придать стволу необходимый угол бросания пули. Спустя четыре минуты Артем уже доложил результат.

Все это время Паша неотрывно смотрел в прибор наблюдения, рассматривая того, кого сейчас будет убивать «тяжелая» пара. Человек, пока снайпера считали данные, ходил вокруг пикапа, но как только Артем доложил о готовности, словно чувствуя предстоящие изменения в своей судьбе, взобрался в кузов и, взявшись за ручки, развернул «ДШК» в сторону соседнего «опорника», находящегося от него в двух километрах.

– Он, по ходу, стрелять сейчас начнет, – предположил Борзов, наблюдая за боевиком в свой наблюдательный прибор.

Не прошло и секунды после слов сержанта, как у среза ствола «ДШК» будто заиграла электрическая сварка – он открыл огонь.

– Ну что мы там? – нетерпеливо спросил Шабалин.

Артем закончил накручивать установки прицела и лег за винтовку.

– Ща все будет, товарищ командир! – с задором в голосе крикнул снайпер.

Бушуев поворочался, выбирая наиболее удобное положение для стрельбы, замер, потом вдохнул, выдохнул и спустя еще пару мгновений «АСВКМ», оснащенная тактическим глушителем, выстрелила, подняв перед собой небольшое облачко пыли.

– Пошла, – возбужденно сказал Паша, наблюдая в прибор турбулентный след, оставляемый вращающейся в полете пулей.

Выполнив подъем по траектории, пуля пошла со снижением и спустя несколько секунд после выстрела упала за машиной с небольшим перелетом и боковым сносом. Боевик оставался стоять, держась руками за ручки пулемета и стреляя по соседнему опорному пункту.

– Правее три десятых, – сказал наводчик. – Дальность не меняем. Целься туда же…

– Есть правее три десятых, – отозвался Артем, перезаряжая винтовку.

Изменять настройки прицела он не стал, просто вынес точку прицеливания на указанную снайпером-наблюдателем величину и снова потянул спуск.

Шабалин неотрывно следил за второй пулей, чувствуя, как замирает сердце в ожидании успешного завершения снайперского труда.

Но и в этот раз пуля прошла чуть в стороне, взбив фонтан песка за машиной. Духовский пулеметчик из-за стрельбы не слышал, что рядом с ним падают пули, а потому и не реагировал. Однако двое других, очевидно, все же распознали опасность и залегли.

– Правее две десятых, – сказал Радик. – Должно прилететь…

– Есть!

Артем выбросил из ствола стреляную гильзу и загнал новый патрон.

– Чем стреляешь? – спросил Шабалин, на миг допустив мысль, что снайпер стреляет сейчас патронами, предназначенными для стрельбы из пулемета, а не специальными снайперскими, коих в запасе роты было все же ограниченное количество.

– Снайперскими, – отозвался Бушуев.

Артем снова слился с винтовкой, замерев и абстрагировавшись от всего мира. Шабалин буквально почувствовал себя на месте стрелка – будто не подчиненный ему снайпер, а он сам держит винтовку, навалившись на нее, подводит перекрестье прицела в грудь стоящего в пикапе боевика и нажимает спуск.

Ба-бах! Даже с глушителем винтовка стреляла очень громко. Паша замер – турбулентный след пошел вверх, оставляя за собой едва заметное движение воздуха, вот пуля достигла вершины траектории и пошла вниз, снижаясь к своей цели. Шабалин даже на миг подумал, что сейчас, от желания замереть, чтобы не сбить пулю с нужной траектории, у него остановится сердце…

Пуля снижалась, и за мгновение Паша понял – попадание будет! Долю секунды спустя турбулентный след пересек стоящего в кузове боевика. Еще через мгновение в воздухе мелькнули ноги, от которых отделились две темные точки, которые, описав высокую дугу, упали далеко за машиной.

– Цель, – невозмутимо произнес наводчик и добавил: – Товарищ командир, видали, как у него ботинки слетели?

– Видал, – ответил Шабалин.

Паша старался найти в себе хоть какое-то сострадание к только что убиенному человеку или хоть какой-то признак торжества грандиозности произошедшего события, но ничего этого не было – убийство произошло обыденно, и даже, как с ужасом подумал Паша, без ожидаемого им яркого накала эмоций.

Еще более черство, на взгляд Шабалина, вели себя его подчиненные, которые безо всякого морального трепета и высоких душевных стенаний искренне радовались произошедшему и откровенно глумились над убитым боевиком.

– Видали, как он ногами-то… – радостно вопрошал Радик.

– С почином, – сказал Барченко, хлопнув Пашу по плечу.

Несколько мгновений на позиции стояла тишина, но потом Слава Борзов, в свойственной ему показушной манере громко произнес:

– В детстве я занимался легкой атлетикой, но такое сальто-мортале никогда бы не смог сделать!

Ответом ему был взрыв хохота.

– Товарищ старший лейтенант, – спросил Артем. – Знаете, чем русский снайпер отличается от всех остальных?

Паша, конечно, знал эту старую снайперскую шутку, поэтому ответил в том же тоне:

– Так, Бушуев! Никто никуда сейчас ни за какими вражескими шузами не полезет!