Глава двадцатая

Якорь Нирай Куджена, Нирай Махар, спал, когда его вызвали. Сам Куджен никогда не спал, что было одним из характерных свойств состояния ревенанта. Джедао это ненавидел, а Куджену было наплевать. Будучи живым, он гадал, какими окажутся долгосрочные последствия. Оказалось, что когда ты становишься бестелесным голосом с единственным собеседником – якорем, это творит чудеса с твоим терпением.

Случись все как обычно, Куджен не обратил бы внимания на вызов, пока Махар не проснется сам и не поест, но лишь у некоторых особых агентов Куджена была возможность связаться с ним на этой секретной базе. Это точно не мог быть кто-то из гекзархов. Но идентификатор вызова указывал, что он исходит от Андан Шандаль Йенг. Куджен понятия не имел, что она могла бы ему сказать. Он ей никогда не нравился, в особенности после того, как Махар соблазнил её единственного сына – ныне дочь, – а потом она ему наскучила.

Куджен посмотрел на нынешний объект своего внимания, Эсфареля-12. Мужчина следил за показателями окружающей среды. Эсфарель-12 понятия не имел о том, кем был изначальный Нирай Эсфарель, и не помнил, какие изменения произошли в его внешности согласно указаниям Куджена. У Двенадцатого, как и у оригинала, были непокорные кудри и улыбчивый рот, а также длинные кисти рук, но язык тела стал другим. Куджен перестал его восстанавливать после Пятого. Слишком много возни. Кроме того, разнообразие реакций его развлекало в тех случаях, когда он был в настроении для секса.

Индикатор вызова все никак не исчезал. Куджен вздохнул. Время будить Махара. Куджен заглянул в сны якоря. Для того, кто всегда хорошо питался, Махар был на удивление одержим едой. На этот раз ему снились нежные бамбуковые побеги и полоски мяса в сладком соусе, миски с кусочками фруктов, украшенные съедобными лепестками, ароматный рис, жасминовый чай и всё такое прочее. Со своей стороны, Куджен отчетливо помнил вкус еды. Одним из главных преимуществ состояния ревенанта было то, что голод ему больше не грозил, хотя Махар должен был регулярно питаться – Куджену требовалась действенная марионетка.

Куджен выставил на обеденный стол изображение песочных цветов. На этот раз бегущий песок был зелено-голубым. Он менялся постоянно. Куджен мог контролировать сны Махара в мельчайших подробностях, когда хотел, но сейчас в этом не было нужды. Ему не составило труда убедить Командование Кел в том, что давать Джедао такую же модификацию было бы ужасной идеей. Джедао и так трудно было контролировать.

Куджен подождал, пока Махар пошевелится. Он никуда не спешил. Кроме того, изводить Шандаль Йенг всегда было весело.

Махар сел и потянулся. Простыни запутались у него в ногах. Он начал освобождаться от них.

– Чрезвычайная ситуация? – сонно спросил якорь.

– Просто приведи себя в порядок, – сказал Куджен. – Это либо анданский гекзарх, либо её последний супруг.

– У Шандаль Йенг не столько супруги, сколько социальные соперники, которых она решила уничтожить лично, – сказал Махар.

– Тебе только шестьдесят четыре, – сказал Куджен, когда Махар оделся в шелк и бархат, все черное и серое, с проблесками серебра, и вдел в уши агатовые серьги. – Не рановато ли для такого цинизма?

– Твои дурные привычки заразительны.

Куджен любезно рассмеялся.

Понятия его якоря о том, что такое «привести себя в порядок», были ужасно замысловатыми. Куджен не возражал. Он по возможности настаивал, чтобы якорями становились красивые мужчины, хорошо разбирающиеся в математике. Если уж ему суждено жить вечно, то можно наслаждаться видом и достойными собеседниками. Что касается внимания к моде, то якоря были разными. Этому нравились оборки и шарфы, а его пристрастие к причудливым узлам было чем-то новеньким. Куджен с юных лет обращал внимание на моду, благодаря своей первой профессии. Он видел, как появлялось и исчезало множество тенденций. В данный момент он поддерживал все, что смущало Шандаль Йенг, а также позволял Махару время от времени развлекаться. Это способствовало более гладким рабочим отношениям.

Куджен не стал списывать собственное нетерпение на неустанное мигание индикатора вызова – один раз в секунду, в соответствии с местным календарем, который он изобрел. Но выражение лица Шандаль Йенг, когда Махар включил связь, было весьма недвусмысленным. Она в кои-то веки не улыбалась. Она раздражала его куда меньше, когда не улыбалась.

– Я и не знал, что высокие воротнички снова в моде, – сказал Махар. – Иначе разыскал бы портного.

Большинство людей путались и думали о Махаре, как о самом Куджене, и они оба изо всех сил поддерживали эту иллюзию. Куджен мог превратить Махара в свою марионетку, но для этого требовалась серьезная концентрация. В большинстве случаев Махар прекрасно справлялся сам. (Это была ещё одна модификация «черной колыбели», не дозволенная Джедао на период его миссий для Командования Кел. Естественно, для частных нужд Куджен изменял правила. Он и не сомневался, что сумеет перехитрить обычного Шуос.) Подходящие кандидаты на роль долгосрочного якоря были редки и требовали обширной психохирургии и обучения. Куджен позаботился о том, чтобы у него всегда был запас.

Гекзарх Андан устремила на Махара мрачный взгляд.

– Ты хорошо спрятался, – сказала она, – и я рада, что добровольная ссылка не убила твоего интереса к портновским изыскам. Но прямо сейчас у меня нет желания обсуждать твой выбор моды. – Вот это поворот. Андан гордились тем, как они используют внешность против людей. – До меня дошли слухи, что у тебя есть собственное устройство бессмертия. Не «черная колыбель», а что-то совершенно иное.

– Нам нужно еще раз проверить, нет ли утечек, – раздраженно сказал Куджен Махару, а потом продолжил, обращаясь через него к Шандаль Йенг: – Прежде чем ты разовьешь эту мысль, скажи – что случилось с Файан? Я оставил вместо себя отличную исследовательницу. Я уверен, она достаточно умна, чтобы следовать инструкциям относительно технологии, предназначенной для всех вас.

К его удивлению, она покачала головой.

– Все, кому я плачу за оценку, говорят, что она хороша в своем деле. Ты сделал правильный выбор. Но я решила, что лучше обратиться к учителю, а не к ученику.

– Какая прелесть: это деловое предложение, – проговорил Махар субвокально, чтобы лишь Куджен смог его услышать.

– Я прямо не знаю, – ответил Куджен. – Она посвежела от отчаяния.

Шандаль Йенг расправила плечи.

– Полагаю, ты знаком с моим отпрыском, Андан Неже.

Куджен наконец-то понял, к чему она клонит.

– Речь о том, с кем я спал?

Отношения Неже с матерью всегда были бурными. Шандаль Йенг не желала, чтобы её дитя трахалось с соперником-гекзархом, потому-то Неже так и поступил. Не одобряла она и настойчивого желания Неже обучаться специальным операциям вместо того, чтобы всю жизнь быть чьим-то лизоблюдом.

– Я хочу разделить с ней бессмертие. Возможно, это мой последний шанс вернуть ее.

А-а. Неже, выходит, стал женщиной. Махар пристально посмотрел на Шандаль Йенг.

– Дай угадаю, – сказал он. – Файан наотрез отказала тебе.

Неудивительно. У Файан всегда имелась подспудная склонность к буквоедству.

– Послушай, – сказал Куджен устами Махара, – по моим последним данным, у тебя было шестеро живых… – и признанных, – детей.

– Думаю, ты оценишь мою сдержанность, – высокомерно заметила Шандаль Йенг. – Чего бы это ни стоило…

– Меня не волнуют шесть миллионов способов, которыми люди губят свою жизнь, – перебил Куджен, – но я, так уж вышло, считаю, что вечность – это очень долго. Я сделаю тебе одолжение, дам хороший совет, а ты прислушаешься ко мне. Во-первых, нельзя подкупом добиться любви. – Он был почти уверен, что Неже требовалась материнская привязанность, а не новомодная роскошь. Даже такая роскошь, как бессмертие. – Во-вторых, стань бессмертной сама и забудь о своих детях, как было задумано изначально – да, я прислушиваюсь к разговорам, когда мне скучно, – или предложи бессмертие всем им. Если решишь окружить себя потомством, Микодез согласится, потому что у него слабость к детям, даже взрослым детям, плюс он займет место в первом ряду, чтобы поглядеть на воцарившийся хаос, а Тсоро всегда была старомодной в том, что касается семьи. Что касается остальных, ты Андан. Ты умеешь быть убедительной.

Если ты поступишь так, как предлагаешь – выделишь одного ребенка, – она тебя возненавидит. Если окажется, что ее братья и сестры были расходным материалом, она всегда будет задаваться вопросом, не откажешься ли ты от неё в следующий раз. В конце концов, она попытается тебя убить или, если повезет, просто уйдет.

Шандаль Йенг прищурилась.

– Какой забавный анализ от человека, которому ни разу не приходилось ужинать со всеми своими детьми, наблюдая, как они грызутся из-за жалких крупиц власти.

Давным-давно, на протяжении своей первой жизни, Куджен произвел на свет несколько отпрысков, но понятия не имел, выжили ли они сами, не говоря уже об их потомках. Он не испытывал желания такое повторять.

– Знаешь, Андан не единственные, кто изучает человеческую природу.

– Может, и так, – сказала она, – но мне нужна Неже. Я нуждаюсь в ней, Куджен. Несмотря на все неприятности, которые она мне причинила, она самая умная из всех моих детей. Не мне объяснять тебе, каково это – оказаться в будущем без семьи.

Просто поразительно, сколько людей за все эти годы пытались опробовать на нём такие доводы, пусть даже теперь никто и не знал, что он был ответственен за смерть матери и сестры.

– Не взывай к моим лучшим качествам. Я несколько веков на досуге занимался тем, что промывал людям мозги. Мне в этом контексте похвастать нечем.

– Это очень интересно, – сказала Шандаль Йенг, – учитывая, что ты только что читал мне нотации на тему семьи. Для математика у тебя ужасные проблемы с логикой.

– Никогда не приписывай иррациональной доброжелательности то, что может объяснить эгоизм, – весело сказал Куджен. – Помни, что ты просишь меня поразмыслить о вечности с тобой и твоим списком гостей. В моих интересах, чтобы ты была в хорошем настроении, чтобы мне не пришлось выслушивать вашу грызню. Ты уж поверь. Что бы ты и твои дети ни ненавидели друг в друге, найдите способ все исправить. Если ты захочешь взять их всех с собой в унылое долгое будущее, наверняка сможешь заручиться поддержкой других гекзархов.

Удачи с Файан, упрямой Файан… но это не его проблема.

– А если я буду настаивать, что хочу только Неже?

– Тогда я не вижу, чем могу помочь.

– Хорошо, Куджен. Я понимаю, ты выше мелочей вроде товарищества…

– Ну не знаю, всегда приятно иметь слушателей, – сказал Куджен Махару.

– Тише, – ответил тот субвокально. – Я хочу посмотреть, предложит ли она нам что-нибудь хорошее.

– …но я говорила об оплате всерьез. Тебе не надоело зависеть от доброй воли Кел? Похоже, некоторые из твоих активов все еще связаны с ними.

Похоже, аналитики Шандаль Йенг не так хорошо следили за денежными потоками, как это было необходимо. Радостная новость.

– Если бы я захотел, то, уверен, смог бы узнать, сколько ты стоишь, – сказал Махар. – Может быть, ты могла бы предложить мне несколько музеев, набитых картинами, раз пошел такой разговор? – Махар гораздо больше Куджена интересовался изобразительным искусством, вот почему он занимался внутренней отделкой.

– Если у тебя появились новые интересы в этой области, – сказала Шандаль Йенг, – буду только рада направить тебя к предметам, достойным внимания.

– Очень жаль, – сказал Куджен, подыгрывая её заблуждению о том, что он все ещё союзник фракции Кел, которая многое бы отдала, чтобы узнать его местоположение. – Меня больше интересуют большие пушки. Не знаю, ускользнуло ли это от твоего внимания, но когда нужно дырявить всякие вещи, Кел – беспроигрышный вариант.

– Деньги – куда лучшая защита, чем насилие.

– Когда заканчиваются деньги, – мягко сказал Куджен, – подходит только насилие. – Сам он никогда не был силен в этом деле и потому пользовался людьми вроде Джедао.

– Не советую делать из меня врага, Куджен.

Он знал, что дело дойдет до угроз.

– Если можешь прикончить меня, не ударив саму себя в спину, – сказал он, – пожалуйста, продолжай. Не надо снова доставать Файан. У нее сильная воля, что мне в ней нравится. Я пришлю пару учебников, если захочешь сама порешать уравнения. И больше не звони. Ты не найдешь меня здесь или где-то ещё. А пока мне нужно заняться кое-какими ужасно неэтичными делами.

Выражение лица Шандаль Йенг стало отстраненным. Затем она оборвала связь.

– И подумать только, она хотела, чтобы мы смотрели в лицо вечности в её присутствии, – сказал Куджен.

Махар зевнул, снял шарф и обмотал его вокруг запястья.

– Надо было согласиться. Купил бы её на несколько столетий.

– Если бы я согласился, она бы все равно рано или поздно придумала, за что меня ненавидеть. С некоторыми людьми просто невозможно победить. – Куджен поразмыслил над сказанным. – А ты сам хочешь бессмертия? Настоящего, не такого, как у нас. – Время от времени он предлагал, на случай, если ответ изменится.

Махар усмехнулся.

– В отличие от некоторых людей, я разбираюсь в математике. Не хочу быть подопытным для гребаного прототипа, ты уж прости. Я продолжаю изучать твои проектные спецификации, Куджен, и они выглядят правильными, но я не могу избавиться от чувства, что мы что-то упускаем. Кроме того, я знаю об Эсфареле и Джедао, не забыл? Один годный бессмертный из трех – никудышный показатель успеха.

– Эсфарель был слаб, – небрежно сказал Куджен, – хотя в постели и выглядел великолепно. Джедао по прибытии оказался психом. Это не полноценный эксперимент. И вообще, то была «черная колыбель», а не новый вариант.

– Как скажешь. – Махар размотал шарф, отложил и велел сервитору принести завтрак. Это оказался типичный рацион Кел: рис, огурцы, листья кунжута и маринованное жареное мясо, нарезанное мелкими кусочками. Он немного поел, моргнул и посмотрел на тарелку. – Я не это хотел заказать. Ты все ещё думаешь про Джедао, не так ли?

Просачивание.

– Он был таким хорошим проектом, – сказал Куджен. – В нем всегда можно было что-то исправить. Или сломать, как захочется.

– О, клянусь звездами. Теперь, когда он разгуливает на свободе, пошли к нему курьера с каким-нибудь блестящим пистолетом-прототипом или хорошей бутылкой виски и своими извинениями. Вам обоим станет лучше. Может, он даже простит тебя за то, что ты засунул его в «черную колыбель». Вы двое можете объединиться и покорить галактику.

Махар, возможно, и разбирался в математике, но не уделял достаточно внимания определенному классу оружия. Как и гекзархи, он пребывал в глубочайшем заблуждении относительно того, что собиралось предпринять орудие под названием «Джедао».

– Когда-нибудь я так и поступлю, – сказал Куджен. – Но не сейчас.

Куджен вспомнил, как Кел впервые доставили генерала Шуос Джедао на станцию, где располагалась «черная колыбель», 397 лет назад. Было много мрачных солдат в келских мундирах, черных с золотом. Сам Джедао находился в простом металлическом гробу с прозрачным окном.

– Он под воздействием ударной дозы успокоительных, Нирай-чжо, – сказал капрал Кел, как будто это не было очевидным фактом. – Риск суицида.

– Да что вы говорите… – Его тогдашний якорь, Лиен, подошел к гробу и проверил показания приборов. Куджен его опередил. Джедао был жив, даже если он и выбрал необычайно эффектный маневр для попытки обрести бессмертие.

– Нирай-чжо, – сказал другой голос. Он принадлежал верховному генералу Кел Аниен – худощавой, седоволосой женщине. Она снова и снова тасовала колоду карт, не в силах сохранять неподвижность. – Командование послало меня, чтобы ответить на любые ваши вопросы.

– Хорошо, – коротко сказал Куджен, раз уж ему приходилось играть роль. – Я не смог сделать никаких выводов по той путанице донесений Рахал о сведениях, которые их инквизиторы якобы вытянули из генерала Джедао. Кого мне надо подвергнуть вивисекции, чтобы получить правильный допуск?

Аниен перевернула карту, скривилась и сунула её обратно в колоду. Наконец посмотрела на Лиена.

– Видели бы вы тот допрос, Нирай-чжо, – сказала она. – С одной стороны, это был бардак, а с другой – это было потрясающе. Волки, которым Рахал-чжо поручил это дело, не смогли из него ничего вытянуть. Они параллельно начали спорить с Шуос-чжо о том, насколько приемлемо использовать некоторые шуосские техники для обмана дознавателей и почему эти самые техники надо исключить из учебного плана Академии Шуос. Смотреть, как волки бьются в конвульсиях – отличный способ времяпрепровождения, когда приходишь в себя после ошеломляющей катастрофы.

Куджен всегда подозревал, что Аниен слишком легко всё надоедает, и добром это не кончится. Впрочем, он её понимал.

– Совсем ничего? – уточнил он, потому что надо было убедиться, что Джедао даже намёком не указал на их союз. Он уже посмотрел выдержки из обычного допроса, которые ему соизволили прислать. «Пожалуйста, пристрелите меня», – повторял Джедао снова и снова. – У него же не умер мозг – он был в состоянии сформулировать фразу в ответ на стимулы. Пусть даже это очень унылая фраза.

– У Джедао необычная реакция на прорицательские техники, – сказала Аниен, посерьезнев. – Он выдавал один и тот же образ на все запросы.

– Дайте угадаю, – проговорил Куджен. – Это был «Жертвенный лис».

Учитывая обстоятельства, выбор очевиден для того, кто в силах маскировать свой сигнификат, чтобы блокировать прорицателей.

– Именно так.

Куджен сжалился над солдатами Кел, которые ожидали приказа, и подсказал Лиену, что делать.

– Следуйте за Техником-24, – велел тот и любезно указал направление. – Она покажет вам, где оставить генерала.

Аниен кивком подтвердила приказ. Кел и их гроб двинулись прочь.

– В файлах по допросу, которые Командование вам прислало, кое-чего не хватает, – проговорила Аниен, когда они остались одни. – Мы пытались не дать этому выйти наружу.

– Пожалуйста, расскажите, – попросил Куджен.

– Я не смогу показать вам видео, и если вы кому-то об этом расскажете, мне придется отрицать, что я такое когда-либо говорила, Нирай-чжо. Но Джедао не с самого начала умолял, чтобы его застрелили. Он как будто не понимал, что случилось. Он… он всё время спрашивал, что с его солдатами. В порядке ли они. И лишь после того, как он понял, что натворил, начались эти мольбы.

Все это время она не переставала играть с картами.

– Вы беспокоитесь о нем, – понял Куджен.

Это был интересный поворот в сравнении с подавляющим большинством Кел, которые желали разорвать потроха Джедао на маленькие извивающиеся кусочки, и с любителями теории заговора, которые думали, что Фонарщики изобрели луч для промывки мозгов. Куджен, так уж вышло, знал: в деле промывки мозгов коротких путей не бывает.

– Не обращайте внимания на тех, кто сыплет обвинениями, Нирай-чжо, – попросила Аниен. – Мы слишком быстро повысили Джедао, слишком сильно надавили на него – и он сломался. – Её губы дрогнули. – Он был великим ястребом-самоубийцей. Неотличимым от настоящего.

Она отвлеклась. Ему надо было убедить её сделать то, что требовалось.

– Что касается «черной колыбели», – сказал Куджен. – Вы уверены? Я не могу гарантировать, что смогу починить того, кто так изломан.

Аниен бросила на Лиена задумчивый взгляд.

– Насколько вы хороши в тактике, Нирай-чжо?

– В настоящей, а не в теории игр с абсолютно рациональными акторами? Не моя сфера, – сказал Куджен. Джедао всегда был по этому поводу раздражающе любезен, как бы сильно Куджен ни подкалывал его из-за сложностей с математикой. – Я работаю с уравнениями, а не с артиллерией.

– Он достаточно хорош для эксперимента, чтобы попытаться, – невыразительно проговорила Аниен. – И кто знает? Он может опять превратиться в полезное оружие.

– До Адского Веретена мне лишь один или два раза довелось перемолвиться с ним парой слов, – солгал Куджен. – Каким он был до того, как сошел с ума?

– Помимо чрезмерной любви к играм, свойственной лисам, и чрезмерной любви к оружию, свойственной ястребам? Разговорчивым. Отважным. Время от времени – забавным. Солдаты его любили. Ну, до определенного момента.

Она сняла колоду и показала ему верхнюю карту. Двойка шестерней.

– Дурацкий фокус, – сказала Аниен. Куджен не стал уточнять, что большая часть репертуара Джедао ему знакома. – Он обучил меня кое-каким трюкам пару лет назад. Честное слово, Нирай-чжо, я не знаю, что вам надо искать. Никто такого не предвидел. Я бы скорее себя заподозрила в предательстве, чем его.

Куджен услышал её невысказанные слова.

– Я сделаю для него все, что в моих силах, Аниен.

Он мог бы избавиться от нее, если бы она начала мешать, но так было проще – и он с нетерпением ждал момента, когда сможет разобрать Джедао на части.

Куджену стоило догадаться, что после назначения связным верховного генерала Кел Шиан в его жизни появится множество неудобств. Верховный генерал Кел Аниен умерла от редкой формы рака, оставив ему свою коллекцию игральных карт. Странное наследство для того, кто в строгом смысле слова не имел рук.

Шиан была высокой, смуглой женщиной с широким телосложением. Сила ее движений заставляла задуматься, не разлетится ли из-за них вся станция на куски. Нынешний якорь Куджена, низкорослая мужеформа по имени Уво, находила это пугающим. Куджен её не винил, но это немного отвлекало.

Уво привела Шиан в лабораторию, где находился Джедао. Комната выглядела уныло, если не считать стены, на которой с периодичностью один раз в минуту чередовались необыкновенно яркие фотографии цветов. Форзиция, космея, портулак, азалия и все такое прочее. Это был безобидный способ предоставить Джедао доступ к чему-то цветному, когда они включали портал, который мог на короткое время дать ему ограниченное окно в мир.

– Он здесь, Нирай-чжо? – спросила Шиан, оглядывая терминалы с графиками и показателями. На одном из экранов всё ещё была карточная игра.

– Не совсем, – ответил Куджен, – но это единственная дозволенная ему точка доступа. Я не счел разумным давать ему собственный якорь без одобрения Командования Кел.

– Я уполномочена принять такое решение.

– Разумеется, – пробормотал Куджен. – Желаете с ним поговорить?

Шиан устремила на него внимательный взгляд.

– Я читала ваши отчеты, но… он стабилен?

Она что, боялась, как бы бестелесный Джедао не воткнул ей гвозди в глаза?

– Стабильней не бывает, – сказал Куджен. – Вы преодолели такой путь – можете все увидеть сами. Должен предупредить, что временные окна зависят от календарной механики – уравнения были в Приложении 5, – так что у вас будет двадцать три минуты на сессию, если начнем сейчас.

– Тогда давайте сделаем это.

Якорь Куджена щелкнул переключателем. Раздался звонок. По комнате пробежала тень. Сквозь черно-серебристую трещину на них уставились девять глаз, желтых, как пламя свечи. Потом тень исчезла, а вместе с ней и глаза.

– Джедао? – спросила Шиан, которую все это не впечатлило.

– Прошу прощения за то, что не могу отдать честь, сэр, – сказал Джедао тем же легким баритоном с протяжным акцентом. Судя по звуку, он стоял в комнате лицом к ним, но при этом оставался невидимым. – Что вам от меня нужно?

– Я здесь, чтобы оценить ваше выздоровление, – сказала она. – Нирай-чжо говорит мне, что вы не дали никаких объяснений своего поведения при Адском Веретене.

– У меня их нет, сэр.

– Вы помните, что случилось? – Она хмуро посмотрела на Уво, словно отвечать должен был якорь.

Джедао медлил.

– Я помню отдельные части, сэр. Они идут не по порядку. Мне показали несколько видео, включая… – Его голос дрогнул. – Включая то, где я застрелил полковника Гизед. Я не… я не понимаю, зачем мне это понадобилось. Не могу поверить, что ее больше нет.

– А теперь Рахал смогут что-нибудь из него вытянуть? – спросила Шиан у Куджена.

– К сожалению, это невозможно, – ответил Куджен. На самом деле это был один из параметров конструкции «черной колыбели». Не то чтобы Шиан когда-нибудь узнала об этом от него. – Никто из нас не спит. Волчье прорицание на нас не действует.

Шиан тихонько выругалась, а потом сказала:

– Чего, по-твоему, я надеюсь тут достичь, Джедао?

– Полагаю, вы здесь для того, чтобы вынести решение, сэр. Я не уверен, почему меня сохранили как ревенанта. Должен был состояться военный трибунал, но я ничего не помню. Я понимаю, что убил многих, включая своих людей. Я готов к вашему приговору.

– Мы сохранили тебе жизнь, – ноздри Шиан раздувались, – потому что Командованию Кел нужны тактики твоего калибра, потому что ты еще можешь «служить» в качестве эксперимента, и потому что гептархат продолжает сталкиваться со многими угрозами.

Мужеформа кашлянула.

– Кстати…

Если бы Шиан прочитала отчет – что она якобы сделала, – все прошло бы гораздо легче.

Шиан сердито посмотрела на Уво.

– Вам есть что сказать, Нирай-чжо?

Куджен решил, что ему надо опять подобрать себе более грозный в физическом смысле якорь. Этот был превосходен во всех других отношениях. За завтраком они чудесно беседовали о гомологических гипотезах, но даже эффект просачивания не мог преодолеть естественную застенчивость Уво.

– Сэр, – сказал Джедао, – я… я бы не рекомендовал использовать меня для этой цели. Сейчас у меня трудности с тактическими симуляциями. У меня нет никаких оснований полагать, что в боевых условиях дела пойдут лучше.

– Это, должно быть, унизительно для тебя, учитывая твоё прежнее величие, – сказала Шиан.

Голос Джедао прозвучал озадаченно.

– Я хочу служить, сэр, но важно, чтобы вы точно оценили мои возможности.

– А если я решу, что Кел будет лучше, если ты умрешь навсегда?

– Тогда я умру, сэр.

– Ты хочешь умереть, Джедао?

– Я хочу служить, сэр, – повторил он. – Не мне оспаривать ваши приказы.

– Ты счастлив здесь?

– Я жду возможности послужить, сэр. Это все, что имеет значение.

Шиан сама щелкнула переключателем, прогоняя Джедао. Куджен терпеть не мог, когда чужаки прикасались к его оборудованию. Якорь хотел что-то сказать, но Куджен удержал его. Он не хотел ссориться из-за такого, когда были более важные дела.

Шиан нахмурилась.

– Он почтительный, послушный, скромный и совсем не похож на того самоуверенного ублюдка, который поставил целое состояние на то, что из битвы при Спиральном Потопе его армия выйдет с потерями не выше десяти процентов – и они в итоге составили меньше семи, – сказала она. – Поздравляю, Нирай-чжо, вы превратили его в овцу. От генерала ничего не осталось.

Куджен мог бы улыбнуться. Он нарочно все испортил.

– Вы же хотели безупречного заводного солдатика. Я вам его предоставил. Не могу сделать его лучше, чем есть. Он стабилен и будет служить, как бы плохо с ним ни обращались.

– И судя по вашему отчету, его тактические показатели едва достигают тридцати семи процентилей на всех четырех тренажерах, которые мы предоставили. Белка с миской шариков справилась бы лучше. Когда говорят, что он не потерпел ни одного поражения, вы понимаете, что это значит? Мы не отправляли его на легкие битвы ради забавы. Большинство миссий должны были его убить. Офицер Шуос – всегда в большей степени расходный материал, чем один из наших. Так уж вышло, что он сделал выбор: стать блестящим тактиком и не умереть. Он понял, как не умереть. Командование Кел ожидало, что при Свечной Арке, при численном перевесе восемь к одному, его уничтожат, а он не просто победил – он разбил врага вдребезги. От этого эксперимента нет никакого толка, если мы не сможем использовать Джедао.

– Это был необходимый компромисс, – возразил Куджен. Надо было внушить ей, что такова правда. – Люди – не куски глины. Приходится работать с тем, что есть. С Джедао вы получаете либо полное послушание, либо ту коробочку в его голове, которая волшебным образом подсказывает поступки противника, чтобы того можно было завязать узлом, но невозможно иметь и то и другое одновременно. Пожалуйста, не спрашивайте, как вложить коробочку обратно, пока он в таком состоянии. Мне это не по силам. Вам понадобится психохирург, который будет одновременно и тактиком. – Эта часть даже была правдой. – Если знаете, где такого найти, пришлите его ко мне. Мы с ним поговорим, как спец со спецом. Чего именно вы от меня ожидаете, верховный генерал?

У Куджена были дурные предчувствия относительно улыбки Шиан. Когда он был жив, то улыбался так же.

– Он показался мне умиротворенным, – сказала Шиан. – А знаете, что у меня была племянница, которая служила под его началом при Адском Веретене? Я облегчу вам задачу. Если не можете сделать его лучше, сделайте его хуже. Сломайте его. Искалечьте. Он гребаный предатель, Нирай-чжо. Он не заслуживает, чтобы ему вернули жизнь, даже такую, как эта. Он должен страдать.

Куджен недоверчиво рассмеялся.

– Милая моя… – Кел ненавидели снисходительность. – Вы понимаете, что ваши оперативные параметры противоречат сами себе? Вам нужна тряпичная игрушка для пыток или полезный командир?

– Вы же гений, Нирай-чжо, – огрызнулась Шиан. – Нам все Нирай об этом говорят, но, наверное, вы их просто так запрограммировали. Почему бы вам не доказать это остальным? Найдите способ. Сделайте Джедао снова тактиком. И пусть страдает, служа Кел.

– Вам повезло, что я вас презираю, верховный генерал, – сказал Куджен. – Не могу дождаться, когда вы уберетесь с моей базы. Все, что я могу сделать с Джедао, я могу сделать и с вами. Признайте, Джедао намного сложнее вас.

– Вы так говорите, словно это хорошо, – ответила Шиан. – Попытайтесь что-нибудь выкинуть – и несколько клыкмотов разнесут ваше драгоценное оборудование на радиоактивные кусочки. Вы же знаете, мы, Кел, отлично умеем все ломать. Так или иначе, Нирай-чжо, я вам ясно изложила требования Командования Кел или нужно повторить?

– Нет, все совершенно ясно, – сказал Куджен.

Он получил то, что хотел.

– Нирай-чжо, – сказал Джедао после восьмого раунда джен-цзай, – что вас беспокоит?

Чтобы позволить Джедао играть в эту игру без якоря, требовалось нелепое количество приспособлений, но Куджен помнил, как сильно она нравилась генералу. Неудивительно, что «коробочка» Джедао влияла на его умение играть. Прямо сейчас его результаты были кошмарны. Куджен и сам был неплохим игроком, но ему не следовало побеждать так легко. Между ходами его якорь решал логическую головоломку, поскольку ревенанты могли говорить друг с другом напрямую.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Куджен.

Растерянная пауза.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, Нирай-чжо, но разве вас не окружает куча оборудования, которое говорит об этом больше, чем я сам могу почувствовать? Я бы напомнил, как эти приборы называются, но не могу произнести такие слова.

– Не говори ерунды, – сказал Куджен. – О том, что у тебя отличная память, я тоже знаю. – Не считая тех её частей, которые он запер в качестве меры безопасности. Нельзя, чтобы Джедао что-то выболтал Кел, пока он еще уязвим. – Ты знаешь, как они называются – все до единого.

– А математику все равно провалил, – весело сказал Джедао.

Это было правдой. Хотя Джедао обладал превосходной геометрической и пространственной интуицией, его познания в области алгебраических основ календарной механики были в лучшем случае сносными. Куджен задумывался о том, чтобы вылечить дискалькулию, но удобнее было этого не делать.

Куджен посмотрел на главный дисплей. У него были некоторые инструменты, про которые Рахал не знали. И в результатах его измерений главный сигнификат – «Лис, коронованный очами» – никогда не менялся. Это означало, что Джедао не просто пострадал меньше, чем казалось, он ещё и манипулировал ситуацией. Но пока что Куджену не удалось поймать его с поличным.

С сетью многочисленных вторичных сигнификатов пришлось поработать дополнительно. Куджен изрядно потрудился, чтобы заменить проблемного «Жертвенного лиса» в мотивационных вершинах на более покорный «Кубок розы», тот-что-принимает.

– Джедао, – сказал он. – Мне придется тебя демонтировать. Будет больно.

Куджен знал, как дать верховному генералу Шиан половину того, что она хотела. Сделать Джедао нормальным и полезным, вернуть ему способность, которой он обладал при жизни. Во всех последующих действиях Куджену придется отталкиваться от неё, потому что он недостаточно хорошо понимал это свойство, чтобы вмешиваться в его суть, но такой план можно было воплотить в жизнь. Он мог превратить всепоглощающее чувство вины в желание что-то исправить. Самое трудное – дать Джедао чувство меры. Он обладал критичностью планетарного масштаба.

И конечно, это была лишь половина того, что требовала Шиан. Если Куджен хотел внушить Кел, что он под них лёг, придется притвориться заложником их желаний.

– Нирай-чжо, – сказал Джедао. – Я создан, чтобы служить. Если такова суть моей службы, неважно, насколько это больно.

Печальный побочный эффект нынешнего состояния Джедао заключался в том, что он перестал быть интересным собеседником. Слава богу, это было временно.

– Прекрати говорить о службе, – сказал Куджен.

Небольшая пауза.

– О чем бы вы хотели поговорить?

– Ты даже не собираешься спросить, почему я должен разобрать тебя на части?

– Это не имеет значения, Нирай-чжо, разве что вы сами мне расскажете. Полагаю, у вас есть для этого веская причина.

Если Куджен не ошибался, Джедао пытался… его утешить.

– Есть одна вещь, которую я могу для тебя сделать, – сказал Куджен, потому что проще было работать со спокойным субъектом, а после некоторого момента Джедао уже не поймет, что его обманули. – Я не говорю, что сейчас ты в значительной степени кукла, пусть даже тебе и непонятно, о чем речь, но ты и не сходишь с ума от желания покончить с собой. Я могу стереть твою память об этом времени. Ты будешь сломан, но не вспомнишь, что тебя когда-то залатали. Возможно, это уменьшит боль.

– Если это вас порадует, Нирай-чжо…

Раньше Джедао понимал, насколько рискованно говорить такое.

– Я спрашиваю, что предпочтешь ты.

– Я хочу помнить, – сказал Джедао, и его голос внезапно стал твердым.

Итак, он все-таки не до конца утратил понятия о боли, гордости или мерзких сделках. Славно.

– Отлично, – сказал Куджен. – Начнем прямо сейчас.

Он щелкнул переключателем, оставив Джедао в ловушке «черной колыбели» с её сенсорной депривацией.

В течение следующей недели Куджен изменил настройки так, чтобы слышать Джедао, не давая ему услышать себя. В отличие от Эсфареля, генерал не разговаривал сам с собой. Если бы не показания приборов, Куджен мог бы подумать, что его подопытный умер.

Он начал разбирать конструкцию, которую соорудил, чтобы стабилизировать Джедао, намереваясь заново встроить в неё желание умереть.

После семи месяцев и трех дней полной изоляции Джедао нарушил молчание.

– Нирай-чжо? Вы здесь? умоляю…

Его голос дрожал.

Куджен не ответил. Вместо этого он принялся за тщательный труд по подавлению воспоминаний Джедао, раз уж тот сломался. Если Куджену суждено провести вечность в чьем-то обществе, пусть этот кто-то будет приятной компанией. Эсфарель в «черной колыбели» сошел с ума, но с тех пор Куджен придумал кое-что получше. К тому же генерал, раз уж он продержался до сих пор, был более стойким.

Через шестнадцать дней после того, как Джедао заговорил, Куджен заметил, что он бьется в конвульсиях. Приборы это не фиксировали, но он, будучи ревенантом, все чувствовал сам. Эсфарель тоже так делал, когда только стал немертвым и пытался выяснить, как убить себя.

Восемьдесят три дня спустя, когда Куджен уже думал, что может перейти к следующему этапу, Джедао снова заговорил, очень тихо.

– Куджен, пожалуйста. Мне вас не хватает. Здесь так темно. Вы… вы тут?

Это был не страх.

Это было одиночество.

Куджен, так уж вышло, знал: даже монстрам нужно общество. Или, во всяком случае, публика.

– Заткнись, – сказал он с внезапным раздражением. Единственной причиной, по которой они оказались в такой ситуации, была нелепая стратегия Джедао. – Заткнись, заткнись, заткнись.

Джедао все еще не слышал его. Ничего не слышал.

Куджен вернулся к работе.

Куджен задумался о Махаре. Он взял блестящего молодого студента и необратимо его испортил, оказал ему услугу, какой не смог бы оказать никто другой, пообещал ему роскошь, власть и жизнь брата в обмен на использование его тела. С учетом обстоятельств, якорь вел скромную жизнь, но это было его дело.

Куджен четко изложил условия. Он уже давно понял, что в таких вещах лучше быть откровенным. В справедливом мире он должен был превратиться в кучку праха под каким-нибудь камнем, а не торчать среди живых, паразитируя на себе подобных, но справедливость его никогда не заботила.

Давным-давно один наставник сказал ему, что он может сделать много хорошего с его удивительной одаренностью в технических областях. Восстановительная психохирургия беженцев и ветеранов. Новые, лучшие мот-двигатели. Время от времени – статьи об алгебраической топологии. Он мог бы сделать все это – и, в конце концов, сделал, – но ничто не меняло того факта, что однажды он умрет.

Как оказалось, можно починить календарь, чтобы обмануть смерть. Даже Рахал не умели делать с календарем то, что умел Куджен. Конечно, не обошлось без издержек. Календарь сделал поминальные церемонии еще более вездесущими, чем в детстве Куджена.

Бессмертие не превращает человека в чудовище. Оно просто показывает ему самому, каким чудовищем он и так уже является. Нирай Куджен мог бы предупредить своих собратьев-гекзархов, но куда интереснее будет наблюдать, как они сами это обнаружат.