Глава шестнадцатая

Мороиш Нидже было жарко в пальто и вязаном платье. Пальто было слегка тесновато в плечах. Обычно она предпочитала более яркие оттенки розового, но на этот раз у неё не было времени на придирчивость. Прямо сейчас она застряла в магазине, полном платков, которые не могла себе позволить, если бы захотела – хотя вон тот бледно-зеленый с кисточками прекрасно подошел бы к пальто.

Ниджа провела всю жизнь на планете под названием Кострище и никогда раньше не покидала Город Скорбных Процессий, в котором появилась на свет, если не считать пару экскурсий в школьные годы. Какая злая ирония: она должна была попасть на челнок, улетающий с планеты, испытать приключение, о котором мечтала всю жизнь, а вместо этого сбежала обратно домой. Если её кто-то узнает, то её отправят в школу, где как раз сейчас одноклассники сдают экзамен по дискретной математике, к которому она даже не пыталась готовиться, или к родителям, которые, скорее всего, мертвы. Её отправят прямиком к Видона, как случилось со всеми другими мвеннин.

Она прошмыгнула в лавку перед самым началом поминальной церемонии, Медитации Игольчатых Языков. Она не понимала, как умудрилась об этом забыть, ведь всю жизнь её предки подчеркивали, как важно соблюдать внешние проявления высокого календаря. Более того, в магазине стоял Видона – мужчина, поразительно похожий на её добродушного учителя истории. Он не был в полной униформе фракции, но зеленый с бронзовым кушак говорил всё, что требовалось.

В основном Ниджа слышала дыхание людей и учащенный стук собственного сердца. Казалось невозможным, что Видона его не слышит, пусть он и стоял в противоположной стороне комнаты и всем своим видом показывал, что процедура ему наскучила. В той же степени невозможным было сосредоточиться на официальной литании, которую зачитывали в тревожной тишине. Взамен Ниджа принялась мысленно критиковать шали. Та, что прямо перед ней – полное безобразие, никогда ей не нравилась такая разновидность кружева, а вот ещё одна, рядом, выглядела многообещающе. Она была не прочь надеть такую штуку с блестками на свидание. Впрочем, у неё не было достаточно красивых вещей, к которым эта шаль бы подошла.

Наконец поминальная церемония закончилась. Ниджа ещё немного задержалась в магазине, а потом вышла на улицу, где пахло пряностями, влажной землей и дорогими духами. Деревья здесь были высажены на одинаковом расстоянии друг от друга. На дорожках возились сервиторы, убирая листья и веточки. Воздух был влажным, небо затянули тучи, но Ниджа сомневалась, что вскоре опять пойдет дождь. И все же, наверное, стоило взять зонтик. Она стиснула зубы, вспомнив нелепый дедушкин зонт – огромный, синий в полоску. Видона, наверное, выбросили его в утилизатор вместе со всем остальным.

Ниджа встревоженно сосредоточилась на настоящем, заметив, что за нею следует темнокожая женщина в кремовых одеждах и обильных жемчугах, которые ей не шли. Она размышляла, как с этим быть, когда незнакомка вдруг ускорила шаг, а потом наклонилась и кашлянула.

– Простите, – обратилась она к Нидже. Выпрямилась, протягивая носовой платок. – Это вы уронили?

Возражение застряло у девушки в горле, когда она посмотрела на вещицу: элегантный платочек из кремового шелка, в тон одежде незнакомки. На ткани проступили мимолетные слова, высвеченные красным. Там было написано на мвен-дале, её родном языке: «Следуй за мной». Под словами был желтый глаз Шуос.

Ниджа едва не убежала, но было уже поздно. Хотя на улице было не слишком людно, покупателей и людей, потягивающих чай на улице или прогуливающихся, было достаточно, чтобы кто-нибудь заметил и предупредил власти, если бы те сами не обратили внимание. Кроме того, если эта женщина – настоящая Шуос, она могла одним щелчком пальцев лишить Ниджу сознания.

– Спасибо, – сказала девушка, с вымученной улыбкой принимая платок.

– Я Трент Унара, – сказала женщина. Она пристроилась рядом с Ниджей. – Вы не знаете, где здесь можно купить цветы?

Почему бы ей не поискать, как это делают нормальные люди? Тем не менее сегодня Ниджа прошла мимо экстравагантного цветочного магазина. Она постаралась не думать о том, зачем этой Шуос нужны цветы.

– Я покажу вам ближайшую лавку из тех, что знаю, – сказала она и поняла, что ведет себя ужасно неестественно.

Унара улыбнулась.

– Буду весьма благодарна.

Ниджа хотела потребовать объяснений. К чему эта шарада? Почему бы просто не арестовать её? Агенту Шуос не требовался предлог, чтобы задержать такую, как она. Ниджа не была связана ни с какой фракцией, и у неё не было друзей среди власть имущих, которые могли бы её защитить.

Она перестала замечать кого-либо, кроме Унары, как будто по обе стороны от них поднялись стены. Даже вид экстравагантного цветочного магазина лишь усилил её беспокойство. Может, некоторые из цветочных композиций предназначались для убийства или одурманивания людей…

Изгиб губ Унары намекал, что агент догадалась о тревогах Ниджи, но она ничего не сказала. Вместо этого она заставила Ниджу ждать, страдая от нарастающей головной боли, пока спутница не выберет букет фантастических пропорций. Если бы не головная боль, Ниджа с удовольствием посмотрела бы, как флорист его составляет. Некоторые из этих цветов, с их дико разрозненными формами и оттенками, не должны были гармонировать, но у флориста всё получилось. Нидже больше всего понравился заключительный штрих – тонкая ветка облачных колокольчиков, словно кружево, оплетающее букет.

Когда Унара объявила, что удовлетворена результатом, оказалось, что их ждет летун. Водитель сидел в передней, затемненной части, где его не было видно. Ниджа покорно забралась на заднее сиденье. Она оставила попытки понять, что происходит. Унара села напротив неё. Букет, поддерживаемый стабилизаторами, занимал внушительную часть салона. Смешанные ароматы в замкнутом пространстве усилились, и голова у девушки заболела пуще прежнего.

Как только летун взлетел, Унара сказала без прежней мягкости:

– Я агент Шуос Фейед. Знаешь, если бы это зависело от меня, я бы тебя завербовала. Пришлось сделать выговор трем подчиненным, от которых ты ускользнула прямо из-под носа.

– Мне очень жаль, – солгала Ниджа и напомнила себе, что теперь, когда они больше не притворяются случайными знакомыми, надо подбирать слова с надлежащим смирением.

– Я не говорю, что Шуос непогрешимы, – сказала Фейед, – потому что это явно не так, но, как одна из них, я должна спросить. Где ты научилась так растворяться в толпе? Твои школьные показатели совершенно непримечательны. Идеальная посещаемость. Блестящие отчёты о поведении и всё такое прочее.

Ниджа покраснела и уставилась в окно. Улицы внизу казались спокойными и чинными, кое-где мелькали вспышки серебра и золота – это проносились мимо другие машины. Никаких признаков того, что в городе уничтожили подчистую целый народ. Парки выглядели лоскутами дымчато-зеленого цвета. Змеящаяся река слабо поблескивала на солнце.

– Ярншеворвалавмзинах, – пробормотала Ниджа.

– Что?

– Я сказала, что раньше воровала в магазинах, – повторила девушка, краснея. Её ни разу не поймали – главным образом потому, что она была слишком умна, чтобы охотиться за более дорогими вещами, и ещё она, как и многие ее одноклассники, знала уловки, позволяющие обмануть более распространенные системы безопасности. Ниджа прекратила это дело только тогда, когда заболела бабушка, и она почувствовала себя нелепо виноватой – как будто украденные безделушки притягивали заразу.

Унижение Ниджи усугубилось, когда Фейед начала издавать неприятные хриплые звуки.

– О, это бесценно, – сказала агент, закончив смеяться. – Как все время говорит моя тетушка, нельзя недооценивать подростков.

Невзирая на свои эмоции, Ниджа бросила на Фейед сердитый взгляд.

– Твой пример – просто какое-то горе от ума, – продолжила Фейед без тени доброты. – Направиться прямиком не куда-нибудь, а обратно в родной город – это вместо какого-нибудь тихого местечка, где тебя не знают в лицо. Прям так сильно хочешь оказаться в концентрационном лагере? Единственная причина, по которой твой народ еще не вымер, заключается в том, что канцелярская волокита замедляет Видона почти так же, как Рахал.

– Я смотрела новости, – сказала Ниджа, пытаясь скрыть вновь охвативший ее ужас. В основном у нее были бесполезные фантазии о том, как она прокрадывается на командирский мот Шуос Джедао и выталкивает его голым в вакуум за то, что он сделал с ее народом. – Я… я наблюдала за казнями.

– Что ж, хорошо, что я тебя догнала, – решила Фейед. – И, как уже было сказано – жаль, что я не могу тебя завербовать. Если выбить из твоей головы кое-какие дурацкие идеи, ты, быть может, на что-то пригодишься, но устроить такое в столь короткий срок будет ужасно трудно. Мы направляемся в славный, скучный, отдаленный временный лагерь, откуда тебя доставят на челнок, который увезет тебя к славному, скучному моту – и все чтобы вытащить тебя из этой системы.

Ниджа скрестила руки на груди и снова нахмурилась. На Фейед это не подействовало.

– Ты ведь лиса – какое тебе дело до всего этого? – наконец выпалила Ниджа. – Что ты с этого имеешь?

Ко всему прочему, эта вопиюще неэффективная мера должна была то ли наказать Джедао, то ли надавить на него. Шуос вели какую-то игру, но она и представить себе не могла, в чем та заключалась.

У неё появилась тревожная мысль: Шуос не обязаны спасать какую-то случайную мвеннин. К несчастью, от этого знания не было никакого толку. Что она собирается сделать – сдать Фейед правоохранителям-Видона? Это при условии, что Фейед не приготовила для неё какую-нибудь особо ужасную казнь.

Ответ лисы ничуть не обнадежил Ниджу.

– Мы заключили пари друг с другом, пытаясь ответить на этот самый вопрос, – сказала она. – Не похоже, чтобы твои соплеменники могли нам что-то предложить. Но наш гекзарх, он… э-э… с причудами. Если ему что-то втемяшится в голову, нам остается лишь выполнять.

Ниджа могла бы и обойтись без упоминания об убитых кадетах Шуос.

– Так или иначе, – продолжила Фейед, бросив на девушку проницательный взгляд, – ты собираешься подать жалобу?

Ниджа поняла, что сплоховала: надо было подбирать более уважительные слова. Она решила говорить осторожнее.

– Видона забрали семью Бохерем Рони, – сказала она. – Я ходила в школу с их сыном. – Мальчишка Бохерем имел досадную привычку нудным тоном рассказывать о своей коллекции чернильных камней, но это не было достаточной причиной, чтобы желать ему смерти. – Почему вы спасли меня, а не кого-то из них?

Должны были быть и другие, много других, но первоначальная эвакуация – та, от которой она ускользнула, – была тихой, поспешной и полной слухов. Вспоминая о случившемся, Ниджа видела какие-то обрывки: бесцеремонные агенты Шуос, очереди под бдительным надзором, транспорт. Она по чистой случайности услышала о семье Бохерем от двух взрослых, шепчущихся друг с другом, прежде чем их разлучили. Большинство мвеннин были убеждены, что Шуос ведут их на расстрел. Общее мнение сводилось к тому, что лучше уж пули Шуос, чем пытки Видона.

– Хочешь знать правду, Ниджа? – Фейед улыбнулась. – Не могу говорить за моего гекзарха, но мне, так или иначе, на твой народ плевать. Это всего лишь приказы, переменчивые, как… – Её улыбка сделалась жестокой, – мода. Если бы я хотела спасать людей, пошла бы в пожарные.

Откровенная бессердечность лисы успокоила Ниджу. Теперь можно не притворяться, что она ей нравится.

– С точки зрения логики мое начальство выбрало людей, основываясь сначала на легкости извлечения, а затем провело лотерею, потому что мы не могли спасти больше счастливчиков, не привлекая внимания.

– Вам не стоило беспокоиться, – сказала Ниджа, слишком расстроенная, чтобы снова обращать внимание на формальности. – Мвен-денерра… – Она остановилась, перефразировала. – Нас останется недостаточно. Наши традиции умрут. Учитывая, что мы должны были превратиться в аккуратные кучки пепла, мы не сможем передать их кому-то ещё.

По меркам мвеннин, Ниджа считала себя равнодушной к обычаям своего народа. Она выучила наизусть список мвеннинских календарных святых – не из-за большой набожности, но потому что родственники всегда очень радовались, когда она притворялась, что интересуется старыми, запретными обычаями. Она лишь беззвучно шевелила губами во время торжественных молитв, обращенных к воронам-пророкам и цаплям-оракулам, к королеве птиц в лесу беспредельном. А вот национальную еду она любила, особенно баранину под йогуртовым соусом, но это было не в счет.

Она была уверена, что Шуос проявит безразличие и к этому вопросу. Но Фейед сказала:

– Вам придется быть осторожными, это правда. Однако я не думаю, что это невозможно. Вопрос в том, насколько вы готовы к компромиссу? Я хочу сказать, что в гекзархате никто не разбирается в ваших обычаях, и всем на них плевать. Вас не узнают, и это вам на руку. Можно затаиться лет на десять – в твоем возрасте это вечность, я понимаю, – а потом начать знакомить с вашими обычаями всех, кто захочет их принять. Вы же допускаете переход в веру мвеннин, не так ли?

Ниджа уставилась на нее. Она не ожидала, что Фейед знает о такой особенности мвеннинской практики. Это была единственная причина, по которой мвеннин не вымерли полностью, по словам её… Она усилием воли перестала об этом думать. Её дедушка мёртв.

Фейед тихо усмехнулась.

– Меня и саму приняла чужая семья, так что я слежу за такими вещами. Кроме того, у меня есть скрытые мотивы. Из тебя получится занимательный Шуос, если ты этого захочешь. Полный внутренних противоречий и все такое прочее.

Первым побуждением Ниджи было сказать что-нибудь такое, за что отец её бы отчитал. В конце концов, в уничтожении мвеннин виновата эта сука Черис, которая оказалась настолько глупа, что изначально поступила на службу во фракцию. Но Черис уже расплатилась за свою ошибку, и в словах Фейед ощущалась тревожная правда.

– Я подумаю над этим, – сказала Ниджа.

Фейед откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.

Аджевен Дзера пожалела, что не может забыть о том, как долго она просидела в камере, в паучьих ремнях, которые болезненно сжимались всякий раз, когда она слишком резко двигалась. Стены были белыми, чуть сероватыми – достаточно, чтобы выглядеть угнетающе. Дверь находилась в четырех шагах, но с тем же успехом могла бы оказаться на другой планете. Всякий раз, приближаясь к ней, Дзера испытывала жжение, которое начиналось с кожи и проникало внутрь. Странное дело, но пахло в камере приятно – запах был стойкий, с нотками сирени и звездноцветников. Кто-то из Видона, ответственных за узницу, любил духи.

На стене был дисплей с часами. Дзера ненавидела смотреть на него, но все равно время от времени её взгляд обращался в ту сторону. Через два дня состоится ещё одна поминальная церемония. Наверное, Видона казнят её раньше. А пока что незаконные молитвы, которые утешали её всю жизнь, застряли в горле, как горячие камни.

Они забрали мужчину, с которым она прожила двадцать девять лет, почти в самом начале, когда их разбудили посреди ночи. Яркие, резкие огни повсюду, силовики Видона в зелено-бронзовых мундирах истоптали маленький сад, где их дочь Черис в детстве любила наблюдать за птицами. Дероу не был урожденным мвеннин, он женился на ней и изучил их традиции, но Видона не обратили внимания на эту особенность.

Прошла ещё минута. Дзера поймала себя на том, что таращится на часы, и медленно, осторожно отвела взгляд. Челка упала на глаза, она медленно и осторожно подняла руку, чтобы её смахнуть. Если бы она знала, что это случится, выбрала бы другую прическу. Цирюльник приходил один раз, чтобы обрезать ей волосы. В тот момент она молилась, чтобы умереть на месте, но после этого её не убили.

Дзера часто думала про Черис, которая покинула город Пирующих Воронов ради службы в рядах Кел. На самом деле Черис ушла от них раньше. Но Дзера не могла признаться в этом самой себе до того дня, когда дочь явилась бледная, с напряженной спиной, и сообщила, что её приняли в Первую Академию Кел.

Она не рассказывала Черис множество старых историй, хотя изо всех сил старалась обучить её языку, молитвам и стихам. Например, историю про одноглазую святую, у которой была шкатулка без замка, и про то, что стало с её любовниками, которые нашли способ эту шкатулку открыть. Историю про кота с половиной хвоста, который жил в старейшей библиотеке мира. Историю про генерала-ворона, который пожертвовал тысячью тысяч своих солдат, чтобы построить мост из душ птиц и атаковать небеса.

Иногда Дзера думала, что если бы она рассказывала Черис правильные истории, та не сбежала бы от собственного народа. Но мучительные размышления так и не позволили ей понять, какие из историй были бы правильными.

Внезапно прямо там, куда она смотрела – на ничем не примечательном участке стены, – появилось видео. Она вскочила, хоть и знала, что это ошибка, и сдавленно всхлипнула, когда паучьи ремни сжались. Как бы часто это ни случалось, она так и не привыкла.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что показывает видео – отчасти из-за боли, отчасти потому, что она не хотела такое осознавать. Мужчина в одежде цвета пыли – вроде той, в которую обрядили её, – сидел неподвижно на стуле, какой был и в её камере. Рядом был стол с бронзовым подносом. Стул говорил сам за себя. Он был из темно-зеленого, блестящего материала, с бронзовыми полосками.

Затем в кадре появилась офицер Видона. Её униформа была чуть более светлого зеленого оттенка, с бронзовым кантом и яркими пуговицами. В руке она держала инструмент, похожий на ложку, если бы у ложки были раскаленные острые края.

Дзера поняла, что сейчас будет, но слишком поздно, чтобы отвернуться. Картинка отслеживала движения ее глаз. И почему-то она не могла зажмуриться. «Ложка» мелькнула. Мужчина закричал. Его глаз был ошметком, к которому приклеилось что-то красное. С него капали кровь и жидкость, оставляя на лице мужчины вязкие полосы. Видона швырнула глаз на поднос. Поднос был для такого слишком велик. Дзера вновь догадалась, что это значит.

Видона вряд ли устроят такое с каждым из тех мвеннин, которые находились в заточении. Слишком неэффективно. Но Дзера не могла рассчитывать на быструю смерть, потому что была матерью Черис.

«Я не выдержу», – подумала она.

Она отвернулась, пытаясь сбежать от видео, хотя и знала, что это невозможно. Следующее уже запустилось там, куда упал ее взгляд. В нем была молодая женщина – возможно, ровесница Черис, хоть та и не носила никогда таких длинных волос. Дзера подумала, что её дочь бы так не съежилась.

Когда «ложка» сверкнула опять, Дзера почувствовала внезапное жжение в правом ухе. Она напряглась и задышала хрипло.

– Не реагируйте, – произнес мелодичный голосок прямо ей в ухо, когда девушка в видео закричала опять. Голос говорил на безупречном мвен-дале. Момент был также выбран безупречно, потому что Дзера все равно дернулась. – Это будет не больно. Мы пытались найти способ вас освободить, но это все, что мы можем сделать.

Ощущение жжения усилилось, а затем нахлынуло нежное тепло. Сотни вопросов теснились у нее в голове, потом исчезли. Последняя мысль, которая пришла Дзере в голову перед тем, как впрыснутые благодетелями вещества превратили окружающий мир в белый шум, оказалась про то, что теперь некому будет восстановить сад.