Глава 33
Звонок
До открытия ДНК – сложной молекулы, которая несет генетическую информацию о конкретном организме и в целом о происхождении жизни, – наследственность была величайшей тайной биологии. Вьюрки помогали Дарвину, а горох – Менделю изучать таинственную силу, которая управляет тем, как внешние признаки передаются от родителей к потомкам. И чем тщательнее мы всматривались, тем яснее становилось, что за наследование отвечают не таинственные силы, выбирающие произвольные черты, а вполне определенные законы, которые можно изучать, а результат предсказывать.
А когда Уотсон и Крик получили первое рентгеновское изображение двойной спирали ДНК, был найден тот самый недостающий кусочек головоломки. Но, раскрыв одну тайну, ДНК оказалась весьма таинственной сама по себе. Казалось бы, сейчас мы найдем последовательности генетического кода, однозначно определяющие, насколько умным или высоким вырастет человек, в действительности же оказалось, что одни и те же гены могли влиять, а могли, как назло, и не влиять на одни и те же внешние признаки.
ДНК, как выяснилось, все-таки не является четким и однозначным чертежом, по которому можно построить одно конкретное человеческое тело. Огромные участки выглядели, скорее, как множество древних манускриптов, спрессованных в одну массу, или переплетение спагетти в огромной тарелке, куда эволюция за миллионы лет добавляла то один, то другой элемент. У нас получилась альтернатива идее разумного творца и объяснение, как жизнь может работать без него. Но одновременно выяснилось, что если избавиться от Бога как источника порядка, то и порядок тоже исчезнет.
Всматриваясь в графики и таблицы первых генных последовательностей, которые пришли из лаборатории, я вижу перед собой запутанный и непонятный набор инструкций, на котором строится человеческая жизнь. Кто-то скажет, что эта почти случайная структура – доказательство божественного чуда, однако я могу возразить, что каждое родившееся существо – чудо. Если все равны, то это слово вообще теряет смысл. Жизнь либо рождается, либо нет.
Данная конкретная жизнь смогла родиться, но прервалась раньше времени. И не из-за дефектов в ДНК своего носителя – теперь я знаю, что он был мужского пола, – а по причине дефектной ДНК другого существа или ущербности окружающей среды. Жертве А было от семи до двенадцати лет, если судить по длине теломеров на концах его хромосом. Если предположить нормальное питание в период внутриутробного развития – о чем мы не можем говорить с уверенностью, учитывая социальную обстановку в районах, где Тоймен искал свои жертвы, – он был среднего роста. У него имелся ген, обычно связанный с долголетием и мужским облысением. У меня такой тоже есть, но мои волосы пока на месте и будут там вне зависимости от того, оборвется моя жизнь преждевременно или нет.
Что касается его расовой принадлежности, то видны генетические особенности различных групп. Большинство из них говорит об африканском происхождении, но наличествуют гены, присущие народам Ближнего Востока, Ирландии и Центральной Италии. По сравнению с древними африканскими предками его кожа, скорее всего, была значительно светлее. Судя по голубой аллели гена HERC2 и зеленой гена gey, у него были зеленые глаза, что необычно для выходцев из Африки… Это о чем-то мне смутно напоминает, но я не могу понять, о чем именно.
Я перехожу к жертве В. Схожее происхождение, однако присутствуют черты ливанских и скандинавских этнических групп. Занятно: снова голубой HERC2 и зеленый gey. При этом они явно не были родственниками. Вероятность совпадения таких генетических особенностей…
Я открываю фотографию Кристофера Бострома. Зеленые! Так, а что там у Артиса? У него серые, почти серебряные глаза, за цвет которых отвечает исключительно редкий ген, точнее, комбинация генов, включающая OCA2, свойства которого до сих пор полностью не изучены. Это еще одна раздражающая особенность генетики – часть генов, кодирующих цвет глаз, ведет себя понятно и предсказуемо, а часть подвержена влиянию факторов, которые еще предстоит обнаружить и изучить.
Итак, как минимум три жертвы Тоймена имели необычные – зеленые или серо-серебристые – глаза. А как насчет образца С?
У него нет последовательностей, характерных для зеленоглазых людей, однако необычный вариант OCA2. Возможно, цвет его глаз тоже был каким-то нестандартным. Это уже слишком для простого совпадения. Я набираю телефон лос-анджелесской криминалистической лаборатории.
– Санжей, – раздается в трубке.
– Это Тео. Короткий вопрос: результаты генетических тестов уже есть?
– Я думал, мы все обговорили, – отвечает он.
– Я не прошу их мне присылать. Я хочу, чтобы вы кое-что проверили. Нет, даже не так, я просто порекомендую, где искать.
– Хорошо, но я со своей стороны ничего вам передавать не буду. Идет? – Он замолкает, и становится слышно, как он щелкает клавишами. – Ладно, куда смотреть? Я открыл первый файл.
– HERC2 и gey, ты же знаешь, как их найти?
– Найду, не беспокойтесь. Так… зеленые глаза? А у Кристофера Бострома разве глаза были не зеленые?
– Зеленые.
– Хм. Вот и у первой жертвы из моих файлов тоже. Интересно, какова вероятность, что такое совпадение случайно.
– Вот и мне интересно. Посмотри другие образцы.
– Хорошо. Хм, опять голубой HERC2 и зеленый gey, очень странно…
Я чувствую прилив адреналина. Либо он с ходу достал те же образцы, что и у меня, либо у нас уже четыре зеленоглазых жертвы.
– Ладно, давай следующий.
– Момент. У меня вообще всего восемь образцов. Э-э-э, нет, HERC2 коричневый.
– Ладно, может быть, правило не очень строгое. А что у остальных?
– Хорошо, смотрю четвертый. Нет, не зеленоглазый. Пятый и шестой… Результат отрицательный. Но все равно очень интересно. Два зеленоглазых ребенка.
– И Артис, у него серебристые.
– Да, у Тоймена явное предпочтение, это точно. Проблема в том, что таких детей немного.
Что-то в словах Санжея заставляет меня задуматься.
– Погоди-ка! – Я проверяю данные на своем компьютере. – А что у других с геном OCA2, привычные варианты или редкие?
– Сейчас гляну… минуту. Хм, редкие. Вот это уже очень, очень странно. У всех шести жертв, кроме зеленоглазых, схожие мутации.
– Это потому, что зеленые глаза – не главная причина, – отвечаю я и чувствую, как еще один кусочек пазла со щелчком встает на свое место.
– Так, а за что у нас отвечает OCA2?
– Много за что. Но вот эта самая разновидность мутации определяет, пожалуй, самую заметную внешнюю черту: все наши жертвы – альбиносы.
Я слышу, как Санжей непроизвольно вдыхает.
– Это важно! – говорит он. – Я буду звонить детективу Чен. Напомни, как ты до этого додумался?
– Извини, не могу сказать.
Я вешаю трубку, чтобы криминалист мог сообщить начальству о прорывной находке и способе установить, какие из исчезновений могут иметь отношение к делу Тоймена. Если убийца действовал в других районах, это поможет выяснить, где именно. Предокс уже пометил как потенциальные зоны его интереса Хьюстон, Атланту, Денвер и Чикаго. Я запускаю дополнительный поиск по выделяющимся внешним признакам, типа рыжего цвета волос у африканцев.
Через час, когда я изучаю результаты поиска, в дверь стучат.
– Я же просил не беспокоить, – кричу я через плечо.
Образцы до сих пор лежат на столе, мне нужно анонимно передать их в лабораторию и сделать это как можно быстрее. В дверь снова стучат. На этот раз значительно громче.
– Минуту! – я встаю и как есть – только в джинсах и футболке – иду открывать.
На пороге стоят детектив Чен и двое полицейских. Все выглядят довольно мрачно. Она сует мне под нос бумагу.
– Это ордер на обыск вашего номера, а также на ваш арест, если при обыске обнаружатся свидетельства вмешательства в ход расследования и похищения вещественных доказательств.
Я оборачиваюсь на свою мини-лабораторию и образцы детских костей в полиэтиленовых мешочках, разложенные аккуратными рядами.
Черт!