28
В магистратских судах пахнет по-особому, табаком и спиртным, как пахло в пабах, пока в них не запретили курить. Поблажек обвиняемым не делают. Нам не разрешают в виде исключения выпить или подымить, чтобы снять стресс. Но запах ощущается, исходит от тел тех, кто сидит на пластиковых стульях или стоит, прислонившись к стене. Сочится из потемневшей печени, проникает сквозь поры, пропитывает пожелтевшие пальцы и шершавые языки с налетом. Смешивается с запахом дешевого стирального порошка, въевшегося в толстовки с капюшонами и брюки от спортивных костюмов. Смердящие тела, чистая одежда. Я чувствовала себя здесь лишней и наверняка так же и выглядела. Моему внешнему виду было уделено немало внимания – Мина давала мне советы. На снимках того периода мы с Сандрой Тисдейл входим в здание суда, и угадать, кто из нас адвокат, а кто подсудимая, было бы непросто, если бы не подпись.
– Сейчас вернусь, – пообещала Сандра и отошла, прижимая к груди папки.
Она держалась как на вечеринке с коктейлями, щебетала и улыбалась сотрудникам суда, но, видимо, в том и заключалась ее работа, чтобы налаживать с ними контакт. Помню, какой одинокой и всеми покинутой чувствовала я себя, глядя ей вслед, и с каким облегчением вздохнула, когда вошел Дэйв. Я уже готова была помахать ему и позвать к себе, но тут заметила рядом его жену Сэм – они держались за руки – и притворилась, что не вижу их. А немного погодя вошли и Мина с Энди, которых сразу же увели в отдельный кабинет – привилегия, завидовать которой я не стала.
Мина Эплтон. Кристина Бутчер. Дэвид Сантини. Мы оказались гвоздем программы – наши имена назвали первыми. Втроем мы очутились и за стеклом на скамье подсудимых: мы с Дэйвом по обе стороны от Мины. Когда мне пришлось подтверждать свое имя и адрес, во рту пересохло, и каждое слово получалось с причмокиванием – мой страх слышали все. Зачитали обвинения: по одному мне и Дэйву, секретарю и водителю, и два – нашей работодательнице. Когда судья огласил условия нашего освобождения под залог, я оторопела: нам запретили поддерживать друг с другом какую бы то ни было связь, прямую или опосредованную. Меня отрезали от Мины и от моей работы, и я покинула здание суда, чувствуя себя еще более одинокой, чем раньше.
Через неделю мне позвонила Стелла Паркер. Нутриционист, хилер, массажистка Мины, а во время первого процесса – ее спасительница. Теперь ей предстояло спасать меня. С помощью Стеллы Мина поддерживала со мной связь, и недовольство, которое я испытала при знакомстве с ней, рассеялось. Стелла стала нашей посредницей.
Мне уже давно не приходилось раздеваться в присутствие кого-либо, поэтому первые несколько визитов Стеллы стали для меня пыткой. Но вскоре я научилась ценить ощущения, которые вызывали в моем теле ее ладони, с нетерпением ждала ее приездов и даже пристрастилась к ним. Я ложилась на обитый мягким материалом массажный стол, который она привозила с собой, закрывала глаза и отдавалась ее прикосновениям.
Она начинала с моих ступней, надавливала большими пальцами на их мясистые части, затем медленно продвигалась вверх по телу, задерживаясь на тех участках, которым, как она считала, требовалось особое внимание. Когда она добиралась до головы, пальцы гладили и мяли кожу до тех пор, пока, казалось, не начинали проскальзывать прямо в череп. Мне представлялось, как она кладет ладони на мой мозг и дочиста отмывает его от негативных мыслей. И я становилась пустоголовой, соглашалась на все и разрешала себе быть ведомой.
По мере приближения суда я все сильнее тревожилась, у меня нарушился сон.
– Мы не можем этого допустить, Кристина, – сказала Стелла предельно мягким тоном. – Сейчас подумаю, чем я могу помочь.
Я лежала с закрытыми глазами, как в трансе, соглашаясь на все, что она предлагала.
– Диазепам – от тревожности. Темазепам – для улучшения сна, – объявила она в следующий визит, выставляя флаконы с таблетками на тумбочку у моей кровати. Стелла прошла подготовку в области традиционной медицины, вспомнила я слова, прочитанные на ее сайте. Что подошло Мине, наверняка подойдет и мне.