Глава 17

В свое время Найта Фарлага, сына министра и аристократа с бесконечно длинной родословной, называли самым молодым Мастером Снадобий, проча блестящее будущее в научной карьере. Однако проклятие, которому он подвергся вскоре после свадьбы, едва не поставило крест не только на его профессиональной деятельности, но и жизни. Несколько лет оно медленно, но верно тянуло его в могилу. Поначалу Найт сопротивлялся, но потом сдался.

Тогда он стал самым молодым ректором в истории Лекса. Папа-министр похлопотал, чтобы дать сыну хоть какое-то занятие и причину жить. Но по-настоящему его спасла нечаянная встреча с Тарой Роук, которая приехала в Лекс искать правду о своей погибшей матери. И только через какое-то время они узнали, что их судьбы переплелись задолго до первой встречи.

К любимому делу – улучшению старых рецептов снадобий и созданию новых – Найт вернулся, как только проклятие пало и у него снова появились силы работать в лаборатории. С тех пор он регулярно пропадал там на несколько дней, а то и недель, забыв обо всем на свете. В такие моменты Тара с пониманием устранялась, занимаясь сначала учебой, потом работой, а позже – детьми, и давала мужу возможность полностью погрузиться в мир исследований, расчетов и экспериментов. Она знала, что как только он закончит, на какое-то время снова станет примерным мужем и отцом, посвящающим все свое время семье. До следующего приступа вдохновения.

В этот раз Найт тоже на несколько дней переехал в лабораторию, где работал, ел и спал. Почту ему исправно доставляли вместе с завтраком, но в момент творческого порыва он ее упрямо игнорировал. Невскрытые конверты копились в его кабинете. Тара позволяла себе вскрывать только те, что были адресованы им обоим.

В субботу утром двадцать восьмой вариант рецепта наконец продемонстрировал требуемые свойства, спровоцировав торжествующий возглас хозяина дома. Переписав рецепт начисто, Найт разлил образец по флаконам и должным образом подписал каждый. Потянулся, разминая ноющее тело: с каждым годом сон на диване в лаборатории давался все тяжелее. Оглядел царящий вокруг беспорядок и остановил взгляд на чайнике с остывшим чаем, который подали к завтраку и пока не забрали. Холодный чай он тоже любил, особенно летом, поэтому наполнил себе чашку и сделал несколько глотков. Поморщился, придя к выводу, что холодный чай и давно остывший – не совсем одно и то же, и наконец вышел из лаборатории, собираясь найти жену. Он умирал от желания поделиться с ней очередным достижением. На его счастье, Тара разделяла его страсть к снадобьям. И хотя она не обладала его талантом создавать их, легко могла поддержать разговор и понять рассуждения. Найт считал это крайне ценным.

Однако первой ему повстречалась не жена, а дочь – десятилетняя Марита. Та, радостно хохоча, заставляла маленького вупи ловить солнечных зайчиков посреди коридора. Крошечный круглый комок шерсти пищал, прыгал, кувыркался через голову, приседал, как заправский охотник, снова прыгал, падал и тут же вскакивал, демонстрируя неиссякаемую энергию.

Найт остановился, упирая руки в бока и недоуменно глядя на переливающийся серебром мельтешащий маленький ураган. Когда он последний раз выходил из лаборатории, ничего подобного в его доме не водилось.

– И откуда взялось это чудо? – пряча улыбку, нарочито строго поинтересовался он.

Марита на секунду отвлеклась от игры, обернулась к нему, тут же изобразила на лице – почти точной копии материнского – недовольную гримасу и отвернулась.

– Кто вы, мужчина? Я вас не знаю! – сообщила она тем непередаваемым тоном, каким дети обычно пытаются копировать взрослых.

– А, вон оно как, – с пониманием протянул Найт. – Намек понятен.

В отличие от Тары, относящейся к его «творческим загулам» с пониманием, Марита каждый раз дулась на отца, когда он, по ее мнению, забывал о ней.

Найт присел на корточки, вытянул руку вперед, призывно шевеля пальцами, как ножками неведомого существа, и издал приглушенный звук, каким обычно подзывали вупи. Тот тут же потерял интерес к зайчику, которого все равно не мог поймать, и принялся охотиться на более крупную и интересную добычу. Добыча далась неожиданно легко, после чего принялась его гладить и почесывать за ухом, от чего пушистый малыш окончательно забалдел и заурчал.

Марита обиженно скрестила руки на груди, надулась и привалилась спиной к стене. Найт подхватил вупи, потерявшего волю от ласк, на руки и почти полностью скопировал ее позу, привалившись к стене рядом с дочерью.

– Ну, прости меня, – повинился он. – Ты же знаешь, я нечасто так делаю…

– Ты все время так делаешь! Четвертый раз в этом году, – ворчливо возразила Марита. – Ты свои кастрюли и пробирки больше меня любишь…

– Ни в коем случае! – возмутился Найт. – Ты даже представить себе не можешь, как сильно я люблю тебя, маму и близнецов.

– Тогда почему ты запираешься в своей лаборатории и забываешь про меня? – проныла Марита, поднимая на него глаза, наполненные вселенской скорбью. Карие глаза и почти черные волосы она унаследовала от него.

– Я про тебя помню, даже когда там запираюсь. Но это моя работа. И иногда она требует много времени и моего полного внимания. Когда-нибудь у тебя тоже будет работа, какое-то дело, которое будет тебя так увлекать, что тебе будет не до меня.

Марита с сомнением нахмурилась, но возражать не стала. Пока ее могло увлечь только чтение, но и то только на пару часов, никак не на сутки.

Но злиться на отца она долго не умела, поэтому сменила гнев на милость, повернулась к Найту и принялась тоже гладить вупи, который и так растекся по большой мужской ладони теплой лужицей незамутненного счастья, свесив по бокам короткие ножки.

– Зато пока ты там сидел, мама разрешила мне завести Соло. Красивый, правда?

– Ослепительно, – хмыкнул Найт. – Кстати, а где мама?

– На пляже, с близнецами. У них пикник.

– А ты почему здесь одна?

– Я не одна, я с Соло! – возразила Марита, посмотрев на него как на дурачка. – И мне не нравится, когда близнецы кидаются песком, а на пляже они больше ничем не занимаются. Особенно когда тебя нет.

– Ну, теперь я есть, так что мы можем пойти к ним вместе. Что скажешь?

Марита важно кивнула и уже повернулась, чтобы бежать к лестнице, но едва не уткнулась в беззвучно подошедшего лакея.

– В чем дело, Эрл? – поинтересовался Найт, уже предчувствуя, что ответ ему не понравится.

– Почта, сэр, – улыбнулся молодой слуга. – Ждет вас в кабинете. Ждет уже давно. И ее очень много.

Найт поморщился, но все же передал Соло Марите со словами:

– Милая, ты иди вперед, а я на пять минут заскочу в кабинет, посмотрю почту и потом сразу к вам присоединюсь, хорошо?

Марита всем своим видом дала понять, что ей этот план не нравится, но все же протянула снисходительное: «Ладно», и вприпрыжку поскакала к лестнице, качая вупи на руках.

Почты действительно оказалось очень много. Десятка два конвертов разных размеров и цветов лежали на небольшом подносе на краю его письменного стола. Найт подхватил поднос и нож для писем и переместился с ними на широкий подоконник огромного окна, выходящего как раз на пляж.

Внизу Тара в легком летнем платье сидела на большом покрывале, раскинутом у самой кромки песка на максимальном удалении от воды. Найт непроизвольно улыбнулся. Жена не могла знать, что он закончит работу именно сегодня утром, но все равно как будто ждала его. Если бы не ждала, разместилась бы ближе к воде: там, где нравится ей. Найт, с детства страдающий водобоязнью, никогда не приближался к шуршащим по песку волнам. С тех пор, как эти самые волны вынесли прямо к его ногам бездыханное тело утонувшей матери.

Двое мальчиков-близнецов четырех с половиной лет без остановки бегали вокруг покрывала, действительно время от времени ногами подкидывая песок в воздух. Тот наверняка летел во все стороны. Найт приоткрыл окно, чтобы слышать их звонкий смех. Так, разбирая почту, он мог чувствовать себя ближе к семье, по которой действительно очень соскучился.

Он постоянно поглядывал в окно, пока руки проворно вскрывали конверты привычными движениями. Потом глаза быстро пробегали текст письма, и каждый раз Найт делал мысленную пометку: «Ответ может подождать».

И только когда он добрался до письма Ланы Лерой, происходящее за окном на несколько минут перестало для него существовать. Звуки исчезли – и смех детей, и шум прибоя – а Найт провалился в прошлое, в глухой холодный подвал, в котором остался один на один с сумасшедшей женщиной, на годы превратившей его жизнь в кошмар и собиравшейся сделать то же самое с Тарой.

Никто никогда не верил в то, что он говорил о случившемся там. Найт откинул бывшую жену боевым заклятием к бассейну. Та ударилась о высокий бортик, но мгновенно выпрямилась, собираясь ответить. А потом вдруг вскрикнула от неожиданности. Найт успел рассмотреть лишь бледные руки, обхватившие ее вокруг талии и опрокинувшие в бассейн. Он хорошо помнил еще один крик, прерванный всплеском воды, а вот действительно ли видел хвост, на мгновение мелькнувший над водой, поручиться не мог. Одно он знал наверняка: кто-то утащил его сумасшедшую бывшую жену под воду. Она так и не смогла вынырнуть. Но что именно произошло в бассейне он не знал: боялся воды, а потому не смог заставить себя подойти и заглянуть. Лишь когда прошла пара минут и стало понятно, что его битва закончена, отправился наверх, к Таре.

Все считали, что Аманда упала в бассейн после его удара и сразу захлебнулась, потому и не выплыла. Тара никогда не спорила с его версией, считая, что ему так проще справляться с мыслью об убийстве некогда любимой женщины, но он знал, что она тоже не верит ему. И со временем перестал настаивать. Постепенно события того дня стерлись из памяти, похороненные под новыми впечатлениями, а их с тех пор у него была масса.

И вот сейчас они всплыли на поверхность, как всплывают утопленники. Потому что смутно знакомая девушка написала: «Я видела вас во сне. Видела, как русалка, живущая в бассейне в подвале сгоревшего дома Блэков, схватила вас и утащила под воду. Возможно, вам грозит опасность. Пожалуйста, свяжитесь со мной, если хотите знать больше».

Письмо было написано почти неделю назад. Сердце Найта забилось в истерике, ладони мгновенно вспотели. Он перевел взгляд на жену, по-прежнему беззаботно проводящую время на пляже с детьми. Только в этот раз Тара словно почувствовала его взгляд и обернулась на окна кабинета.

Руки написали ответ быстрее, чем Найт успел все обдумать. Не желая ждать сутки, пока письмо пройдет по почте, он велел немедленно доставить его курьером в Столичную Королевскую Академию. После чего плюнул на остальную корреспонденцию и пошел к семье. Ему требовалось срочно почувствовать ладонь жены в своей руке и услышать рядом детский смех, чтобы заглушить леденящий сердце навязчивый плеск воды, эхом отражающийся от голых холодных стен подвала.

* * *

Тара, конечно, поняла, что что-то произошло. Он видел это по ее озабоченному взгляду и едва заметной складке между бровями. Но вопрос она позволила себе задать только один раз. Найт в ответ попросил ее пока ни о чем не волноваться.

– Как только разберусь, что происходит, сразу все тебе расскажу, – пообещал он.

Она кивнула и попросила лишь одно:

– Только не тяни с этим.

Найт был уверен, что не придется. Надеялся, что хватит одного разговора с Ланой Лерой, чтобы во всем разобраться.

Однако время шло, а девушка не торопилась в гости. Конечно, она могла и не получить его письмо: мало ли какие планы на выходные у двадцатилетней девчонки? Но Найт опасался, что за неделю она могла передумать говорить о своем сне.

Во второй половине дня, когда он все же снова добрался до кабинета, где засел, отвечая на другие письма, Найту наконец сообщили, что ожидаемая им гостья прибыла. С сопровождающим. Он велел немедленно проводить обоих к нему.

Лану Лерой он смутно помнил. Ее отец, стремительно делавший карьеру в политике, очень старался сблизиться с Фарлагами, поскольку Раст Фарлаг, отец Найта, долгое время состоял в Правительстве и был министром образования. По возрасту Лерой-старший был ближе к Найту, поэтому к отцу он подбирался через сына. Они часто пересекались на официальных мероприятиях, приглашали друг друга с семьями на обеды и званые вечера. Дочь Лероя Найту нравилась. Она была славным ребенком. Потом Раст Фарлаг ушел в отставку, а сам Лерой возглавил Правительство, и постепенно потерял к Найту интерес. Тот по этому поводу ничуть не расстроился, но Лана на какое-то время выпала из его поля зрения.

И вот теперь оказалось, что она уже совсем взрослая. Примерно столько было Таре, когда они познакомились и вскоре поженились. В приветственной улыбке Найта промелькнула печаль: как же быстро летит время! Не успеет оглянуться, как уже и Марита станет такой.

Сопровождавший Лану мужчина представился Рейном Браттом. Это имя показалось Найту знакомым, но он не сразу вспомнил, откуда его знает.

– Вы жених Мег, верно? – наконец осенило его.

Братт как будто смутился: опустил взгляд, неловко кашлянул. Но кивнул. Найта это сначала удивило, а потом он обратил внимание, как старательно Лана и Братт не встречаются взглядами и как при этом украдкой бросают их друг на друга, когда им кажется, что никто этого не видит.

«Впрочем, – решил он, – не мое это дело».

История с русалкой его интересовала гораздо больше.

– Расскажи мне про сон, Лана, – попросил он. – Я ничего не понял из твоего письма. Ты считаешь, что это… предвиденье? Но могу тебя уверить: в том бассейне, о котором ты говорила, никакая русалка не живет.

Лана отрицательно мотнула головой. Посмотрела на него с вызовом и какой-то отчаянной решимостью, лаконично объяснив:

– Я сноходец.

Братт заметно вздрогнул и метнул на нее возмущенный взгляд. Кажется, раскрытие этого факта не входило в его планы. По крайней мере, не так сразу.

– Стихийный, – поспешно добавил он. – Она не контролирует это, просто пока не научилась блокировать.

Найт понял причину его волнения: хождение по снам – ментальная магия, а это запрещено законом.

– Не бойтесь, господин Братт, – успокоил он. – Я, конечно, дружу со старшим легионером столицы, но не собираюсь доносить на Лану в Легион, что бы она ни сделала. Но я опять не понимаю: как ты могла попасть в мой сон? Да и не припомню, чтобы в последнее время мне снился тот подвал.

– Это был не ваш сон, господин Фарлаг, – волнуясь, объяснила Лана. Бросила на Братта неуверенный взгляд, как будто не горела желанием говорить в его присутствии. – Еще совсем недавно я училась в Лексе. И прямо перед отчислением провела ночь в том подвале. Я спала на том месте, где раньше спала русалка.

Найт явственно почувствовал, как похолодел затылок.

– Та русалка давно мертва, а мертвым не снятся сны.

– Вообще-то сразу после смерти в субреальности какое-то время сохраняется ткань сновидений погибшего человека, – возразил Братт. – Но, конечно, не на тридцать лет.

– Смерть в каком-то смысле тоже сон, – отстраненно объяснила Лана. – Вечный сон. Сознание погибшего человека сохраняется в субреальности, но опускается на нижний уровень. И может оставаться там неопределенный срок.

Братт не смог ни скрыть своего удивления, ни удержаться от прямого взгляда на Лану.

– Откуда ты это все взяла?

Лана не повернулась к нему, только обиженно насупилась.

– Вы же не захотели меня учить. Мне пришлось искать другой источник знаний.

– Какой еще источник?

– Это неважно! – отмахнулась Лана и подалась вперед в своем кресле, обращаясь только к Найту: – Я уверена, что в ту ночь, когда спала в подвале, я впервые провалилась на нижний уровень, в сознание погибшей русалки. Я совершенно не помню, что тогда видела, но потом это произошло снова. И, поверьте, не по моей инициативе. Думаю, если я снова посплю на той койке в подвале и опущусь на нижний уровень сознательно, я смогу понять, почему это происходит и что значит. Проблема в том, что вход в Лекс для меня закрыт. Ректор Сайдер ни за что меня не пропустит. Но вам отказать не посмеет.

– Да я и спрашивать не буду, – хмыкнул Найт. – Когда-то я купил один из семейных коттеджей рядом с Лексом. Так что его портал для меня всегда открыт.

Он тоже подался вперед, сцепив руки на столе в замок, и внимательно посмотрел Лане в глаза.

– Но не слишком ли опасно опускаться туда, где обитают мертвые? Я не особо разбираюсь в этой теме. Ментальная магия – не моя сфера интересов. Но звучит страшновато.

– Учитывая то, что ты рассказывала мне в прошлый раз, я против, – тут же вставил Братт. – Я думал, мы здесь для того, чтобы ты погрузилась в сон господина Фарлага.

– Да, это может быть опасно, – без энтузиазма согласилась Лана, – но теперь я умею выходить из сна, если что-то пойдет не так. Послушайте меня, это может быть очень важно! Умение опускаться на нижний уровень – очень редкий дар даже среди стихийных сноходцев. Должен быть какой-то смысл в том, что это случилось со мной. А началось все именно в том подвале. Это нужно не только вам, но и мне тоже. Поэтому я готова рискнуть.

Найт снова перевел взгляд на Братта. Тот заметно нервничал и с трудом сдерживал какие-то непонятные стороннему наблюдателю порывы.

А Лана казалась очень уверенной. И даже нетерпеливой. Впрочем, сколько Найт ее помнил, она всегда была нетерпеливой и ненавидела, когда что-то происходило не так, как она хочет. И в итоге всегда добивалась своего. Поэтому он кивнул.

– Хорошо, давайте попробуем. Только, я так понимаю, тебе нужно там уснуть? Сейчас день. Будем ждать ночи или ты все равно сможешь уснуть?

Лана неуверенно поморщилась.

– Ночи ждать не хотелось бы, как и соваться туда ночью. Но можно попытаться снова меня напоить.

– Это плохой способ, – возразил Братт.

– Снотворное? – предложил Найт.

– Еще хуже! – теперь уже Братт возмутился. – Оно не даст ей проснуться в нужный момент! Это может оказаться фатальным.

– А если я рассчитаю очень маленькую дозу очень легкого снотворного снадобья? Такую, какой хватит исключительно для того, чтобы расслабиться и задремать?

– Уверены, что не ошибетесь? – Братт не выглядел убежденным.

– В таком не ошибусь, – оскорбился Найт.

– Тогда давайте попробуем, – резюмировала Лана.

Внутренний голос твердил Найту, что это может не кончиться добром, но он его проигнорировал. За столько лет он и сам начал сомневаться, была ли в том бассейне русалка. А если была, то откуда взялась? Возможно, это его шанс наконец узнать все наверняка. Поэтому он произвел расчеты, взял минимальную дозу снотворного снадобья и растворил в воде. После чего открыл всем троим портал в Лекс.

Приближение к сгоревшему дому Блэка далось ему нелегко. С каждым шагом он замедлял ход, словно его тело тяжелело больше и больше, пока почти не лишился возможности переставлять ноги. Именно поэтому он не задержался в купленном поблизости коттедже дольше, чем было необходимо. Как только Тара закончила учебу, они сразу переехали в дом на берегу моря. Даже там он чувствовал себя лучше, чем рядом с этим местом.

Лана и Братт обогнали его и спустились в подвал первыми. Тут уж Найту пришлось пересилить себя, чтобы не потерять лицо. Но бассейн с водой он все равно обходил по большой дуге, практически вдоль противоположной стены.

Когда он вошел в коморку, где держали русалку, Лана уже сидела на узкой койке, бледная и решительная, сцепив на коленях руки в замок и глядя перед собой. Братт стоял рядом, скрестив руки на груди и хмурясь. Найту показалось, что эти двое успели обменяться «мнениями», пока он медлил наверху.

Он протянул Лане пузырек с разведенным снадобьем. Она выпила его быстрым движением, без колебаний. А потом легла на спину, сложила руки на груди и закрыла глаза. Найт отошел в сторону, к Братту, и тихо поинтересовался:

– И что теперь?

– Ждать, – лаконично отозвался тот. – То, что для восприятия сноходца происходит сразу после засыпания, в действительности может занять много времени. И наоборот: кажущийся длинным сон, может на самом деле длиться пять секунд.

Найт кивнул. Ждать так ждать. Он никуда не торопится. Марите потом купит еще одного вупи в качестве компенсации за то, что снова куда-то пропал. И, может быть, пони.

Время шло, Лана явно уснула: она лежала неподвижно, лицо ее выглядело расслабленным, она глубоко и ровно дышала. Найт устал стоять и сел на пол, привалившись спиной к холодной стене, и набросил на себя согревающее заклятие: в подвале было холодно. Братт оставался на ногах, но не мог устоять на месте: мельтешил из стороны в сторону, немного раздражая.

Прошло не меньше часа, когда что-то наконец изменилось. Лана дернулась, лицо ее исказилось мукой, из груди вырвался сдавленный стон. Братт напрягся, а Найт поднялся с пола.

Лана заметалась на койке, ее стоны стали громче, к ним примешались всхлипы. Она выгибалась дугой, вздрагивала и что-то шептала, но слова тонули в новых стонах.

Брат не выдержал и шагнул к койке, опустился рядом на колени. Одна его рука легла на голову девушки, другая прижала тело к койке, чтобы она с нее не слетела.

– Тише, Лана. Давай же, просыпайся, – прошептал он, поглаживая ее по волосам.

Но будить не стал, ждал, когда она примет решение проснуться сама.

Прошла еще пара томительно долгих минут, пока Лана наконец приняла его. Она с болезненным криком распахнула глаза, одновременно садясь на койке. И моментально оказалась в объятиях Брата, который обхватил ее руками и с силой прижал к груди, давая возможность почувствовать себя в безопасности. Лана тут же уткнулась лбом в его плечо и разрыдалась, как ребенок.

– Все, все… – пробормотал Братт, снова гладя ее по волосам. – Все закончилось. Все хорошо, Лана. Все закончилось.

Она отчаянно замотала головой, отстранилась и сквозь рыдания с трудом выдавила:

– Нет, не закончилось… Она здесь. Она все еще здесь, понимаете? Она в ловушке. Она здесь…

И после этого Лана снова уткнулась в его плечо, крепко обнимая в ответ.

Найт не знал, что на это сказать.