Пространство сна

«…Сны – это не более чем случайные и абсолютно бесполезные выбросы сознания, беспорядочная смесь мыслей и воспоминаний, которая в спящем рассудке становится связным повествованием благодаря деятельности коры головного мозга, стремящегося построить порядок из хаоса. Бесполезная трата энергии, бесполезная трата умственной деятельности, истощение жировых накоплений, предназначенных для того, чтобы извлечь спящего из мрака…»

Заявление для прессы в связи с появлением «морфенокса», сделанное корпорацией «Гибер-тех» в июле 1975 года

Крики чаек я услышал еще до того, как увидел самих чаек, подчеркнутые равномерным гулом надвигающегося прилива и шумом ветра, свистящего в растяжках, крепящих дымовые трубы «Царицы Аргентины». Я вдохнул полной грудью насыщенный солью воздух, принесенный свежим бризом, наполненный терпким запахом гниющих водорослей, выброшенных штормом на берег. Открыв глаза, я обнаружил, что снова на пляже в Розилли на Говере, передо мной остов выброшенного корабля, высокий и ржавый, на широкой полосе песка. Сон был в точности такой же, как и несколько предыдущих ночей.

Более реальный, чем реальность, за исключением одного: я был не Чарли Бригитты, я был собой, по-прежнему в махровом халате, покрытый следами от укусов, раскрашенный пятнами йода. Это был тот же самый сон, но только теперь я не управлял своими сновидениями, а подчинялся управлению извне. Я предположил, что это и есть Пространство сна.

Чарльз и Бригитта сидели под зонтиком, разговаривая вполголоса, время от времени они смеялись, гладили друг друга и целовались. Не стану притворяться, будто я не почувствовал ревность, ибо я ее почувствовал – тупую ноющую боль в груди.

Послышался звонкий смех, и мимо пробежала девочка, гонясь за большим мячом, а Бригитта и Чарльз обменялись своими признаниями в чувствах, как и прежде, как всегда, снова.

– Я тебя люблю, Чарли, – сказала Бригитта.

– Я тебя люблю, Бригитта, – сказал Чарли.

В мои мысли ворвался посторонний голос.

– Что это за место?

Обернувшись, я увидел Аврору. Она была в пестрой блузке и белой юбке, надетых поверх полосатого купальника. Загорелая, подтянутая, волосы более длинные, меньше тронутые сединой, откормленная, отчего вид у нее был более здоровым, чем у той тощей зимовщицы, которую я знал. Наверное, в Пространстве сна человек может по желанию подкорректировать свой образ. Аврора была при оружии, на поясе «Колотушка», а невидящий левый глаз беспорядочно метался в глазнице.

Аврора с любопытством огляделась по сторонам, словно случайно наткнулась у себя на кухне на новый шкафчик и пыталась понять его предназначение.

– Это полуостров Говер, – сказал я. – Блистательные выходные, вспоминаемые с любовью. Место, где хорошо бывать в задумчивом настроении, куда можно бежать от действительности, где можно отдохнуть душой и телом.

– Очень романтично, – ответила Аврора. – Зонтик я помню. Это сон одного санитара, которого мы допрашивали после исчезновения валика. Как там его звали?

– Чарльз Уэбстер.

– Точно! – щелкнула пальцами Аврора. – Уэбстер. Насколько я помню, это ничего не дало. В таком случае, зачем мы здесь?

– Это тот сон, который вы на протяжении нескольких последних ночей проецировали в мой спящий рассудок в «Саре Сиддонс», – сказал я, – из соседней комнаты номер 902, через стену.

– Нет, тебе досталась в полное распоряжение свежая запись сна Дона Гектора, – ответила Аврора. – Нам приходится постоянно их менять, потому что они изнашиваются после пяти-шести воспроизведений – поверхность царапается, пропадают детали.

Я пожал плечами.

– Я знаю только то, что мне снилось, будто я Уэбстер на Говере, затем отсюда я попадал к синему «Бьюику».

Аврора нахмурилась, потом лицо ее озарилось догадкой.

– Одним резким скачком?

– Да, – подтвердил я, – одним резким скачком.

– Такое происходит впервые, – сказала она, не скрывая своего изумления. – Мы записываем сны на восковых валиках, поскольку никто так и не усовершенствовал изобретение Эдисона. Но есть и другая причина, чисто техническая. Попробуй догадаться сам, какая.

– Понятия не имею.

– А вот какая: на каждом валике записано около восьми минут сна. Запись снов, приснившихся в течение одной ночи, занимает от двадцати валиков и больше. Мы храним сны Дона Гектора – в архиве их около семисот, – но мы не можем хранить все сны, поэтому сны тех, кто не представляет для нас никакой ценности…

– …стираются, – закончил за нее я.

– Совершенно точно, – подтвердила Аврора. – И тот, кто в тот день занимался стиранием, выполнил свою работу халатно, оставив в начале валика остатки снов этого Уэбстера.

И тут я все понял. Все то, что я знал о Бригитте и Чарльзе, я получил от полудюйма блестящих голубых бороздок в начале одного-единственного воскового цилиндра. Если бы не это случайное совпадение, которое свело вместе меня и этот валик, встреча с Бригиттой под машиной в лучшем случае показалась бы мне странной, и я вряд ли вмешался бы, когда Аврора собралась отправить ее на покой. Если бы Бригитта не стала женщиной из моих снов, сейчас ее бы уже не было в живых.

– Я прослежу за тем, чтобы этот валик выбросили на помойку, как только мы закончим, – сказала Аврора. – Ну а теперь ты знаешь, зачем я здесь?

– Вы хотите узнать, где находится валик.

– В самую точку. Ты мне это скажешь?

– Я не знаю, где он.

– Лжец из тебя плохой, Чарли. Я работала в Пространстве сна, когда ты еще не вылупился из яйца, и я свое дело знаю. Когда человек видит свои собственные сны, у него есть власть над ними, однако сейчас мы с тобой равны: мы оба актеры в чужом сне. И я могу подстроить этот сон так, как хочу, могу подстроить тебя так, как хочу. Я могу вытянуть у тебя из подсознания то, что ты не хочешь раскрывать, и могу даже просто вытащить полностью из тебя сознание, и ты станешь таким же, как этот придурок санитар, ничуть не лучше, чем лунатик. Повтори, как его фамилия?

– Уэбстер.

– Спасибо. Итак… на чем я остановилась?

– Кажется, на том, чтобы вытащить из меня сознание, и тогда я стану таким, как Уэбстер?

– Да – годным только на то, чтобы управлять гольфмобилем. Итак, предлагаю тебе сделку: ты говоришь нам, где валик, а мы возрождаем Бригитту, и вы возвращаетесь в страну живых. Как тебе это нравится?

Я оглянулся на пляж, на «Царицу Аргентины» и оранжевый с красным зонтик.

– Если я не согласился на сделку, предложенную Гуднайт, почему вы думаете, что я соглашусь на вашу? К тому же ни про какой валик я ничего не знаю.

Внезапно налетел порыв ледяного ветра, и над песком закружились снежинки. Появившийся фотограф предлагал свои услуги Бригитте и Чарльзу, как и прежде.

– Вот видишь? – усмехнулась Аврора. – Подсознательное признание. Ты скажешь мне правду. Когда тебе задают вопрос, трудно не думать о нем. Ну что, ты остался в дураках?

– Я ничего не знаю.

Аврора шагнула ко мне, и совершенно внезапно она стала втрое выше ростом. У меня защемило в груди, и на какое-то мимолетное мгновение я подумал, что сейчас проснусь и окажусь в безопасности, вдали от всего этого, однако Аврора схватила большим и указательным пальцами меня за ухо и выкрутила его с такой силой, что я вскрикнул от боли.

– Итак, – сказала она, – прежде чем я по-настоящему примусь за тебя, даю тебе последний шанс: говори, где валик!

Аврора наклонилась ко мне, и ее зубы превратились в острые бритвы. Мне вдруг вспомнилась сестра Зачатия, которая ради хохмы обтачивала себе зубы напильником до тех пор, пока мать Фаллопия ей это не запретила.

Стараясь не обращать внимания на боль, я закрыл глаза, сосредоточился и отпрянул от Авроры, покидая пляж, покидая сон. На мгновение я почувствовал, что нахожусь в своей комнате в «Гибер-техе», а надо мной склонились два техника, и вот я уже стою рядом с синим «Бьюиком» под лазурным небом, рядом накрыт столик для пикника, вокруг раскидистого дуба навалены камни. А на них сидит Дон Гектор. Старый, седой, уставший. Никаких рук вокруг нет, кроме моих и его, нигде нет и Авроры. Ей еще нужно меня найти.

Старик едва заметно кивнул, и я подошел к нему, чувствуя на коже тепло солнца. Дон Гектор ел сандвич, на камне стоял бокал с шампанским, в золотистой жидкости поднимались пузырьки. Все детали на месте. Фактура, запахи, звуки.

– Это твой сон или мой? – спросил Дон Гектор, обводя вокруг рукой.

– Ваш, – сказал я, – может быть, с легкой примесью моего.

Улыбнувшись, он похлопал по камням, на которых сидел.

– Ты знаешь, почему все эти камни навалены у дерева?

– Я уже давно ломаю над этим голову.

– Когда-то крестьяне распахивали поля, – ответил Дон Гектор. – Наткнувшись на большой камень, они выкорчевывали его из земли и выбрасывали. Обыкновенно на край поля, однако если посреди поля росло дерево, оно и становилось местом сбора камней. Эта груда камней является свидетельством тяжкого труда, покрытым лишайником памятником крестьянского быта до появления механизации.

– Валик у меня, – сказал я, – но я не знаю, что с ним делать.

– Ты должен передать его Кики.

– Я и есть Кики.

– В таком случае мое дело сделано, моя миссия завершена.

– Да, но что теперь делать мне? – спросил я. – Я почти ничего не знаю!

Дон Гектор посмотрел на меня, затем улыбнулся.

– Верни всех назад, – сказал он, – верни домой.

– Хорошо – но как?

– Думаю, ты это уже знаешь. Удачи тебе, Чарли!

Ба-бах!

Резкий удар сбил Дона Гектора с груды камней и бросил на землю. Дернувшись раз, он застыл неподвижно. Обернувшись, я увидел Аврору с «Кувалдой» в руках. Вид у нее был не очень радостный. Нет, сотрите последнюю фразу: Аврора была в ярости.

– Думаешь, я никогда раньше не бывала в Пространстве сна? Думаешь, что сможешь меня перехитрить? Да у меня за плечами тысяча четыреста часов сна, Кривой, и я вытаскивала самые сокровенные тайны из голов покрепче, чем твоя!

Я нисколько не испугался. Один раз я уже ускользнул от Авроры, ускользну и еще.

– Вы убили Дона Гектора в реальном мире, ведь так?

– Он перестал понимать, какую полезную работу мы ведем, – сказала с полуулыбкой Аврора, – и мы почувствовали, что он вместо того, чтобы приносить пользу, начал приносить один только вред. Польза – хорошо, вред – плохо, – добавила она на тот случай, если я упустил главную мысль.

– Возрождение лунатиков – это лишь начало, – сказал я. – Дон Гектор довел до совершенства новый «морфенокс», не имеющий побочных эффектов, дешевый в производстве. Он собирался обнародовать данные о своем открытии. Никаких тайн, всеобщая доступность «морфенокса». Люди с низкими доходами, Оттоманы, зарождающийся Южный альянс – все получили бы препарат. Глобальная гибернационная деревня, все равны в сне, все равны в общественном положении.

Аврора молча смерила меня взглядом.

– И что с того? – наконец сказала она. – Тебе не с кем этим поделиться, значит, можно считать, ты ничего не узнал. Итак, где валик?

Полностью сосредоточившись, я снова переместился – на этот раз в заброшенный Морфелей, запущенный, покрытый плесенью, каменные своды, грязь и нанесенные ветром листья. Уэбстер в халате санитара и возвратившийся Дон Гектор посмотрели на меня как-то странно, словно меня не должно было здесь быть. Сказать по правде, меня здесь и не было. На самом деле я был сам по себе: все это было плодом моего воображения. Я сам определял, какой сон мне снится, сам выбирал, куда пойти. «Активное управление» от первого лица, но больше не привязанное к конкретному сновидению. Вольный художник.

– Привет, Кривой, – весело произнес Уэбстер. – Я слышал, ты помог Бригитте.

– Можно было бы сделать это и получше.

– Знаешь, то же самое могу сказать про себя.

Вдруг он обернулся и увидел Дона Гектора, и у него на лице мелькнула паника.

– Нет, нет, нет! – воскликнул Уэбстер. – Именно этого добивается Аврора! Привязать ко мне Дона Гектора. Уходи куда-нибудь в другое место или просыпайся! Уходи, ну же, уходи!

Но я опоздал. В луче света, проникающего сквозь отверстие в своде над алтарем, стояла Аврора, властная, надменная.

– Значит, это все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора, бросив взгляд на Уэбстера и Дона Гектора, затем на меня.

Я попытался снова ускользнуть, но Аврора схватила меня за руку и заломила ее за спину. Я догадался, что этот прием предназначен для того, чтобы надежно задержать жертву – затопить ей сознание болью, чтобы она не могла сосредоточиться.

– Я в восхищении, – сказала Аврора. – У тебя от природы дар видеть сны; мне потребовались годы на то, чтобы овладеть тем, что ты делаешь.

Она подняла голову и заговорила. Я догадался, что такие агенты, проникающие в сон, работают парами – один находится в Пространстве сна, а другой остается в реальном мире и следит за тем, что скажет первый. Я мысленно представил себе Аврору, лежащую на койке в «Гибер-техе», где-нибудь недалеко от меня, и бормочущую во сне.

– Так, связником Дона Гектора все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора. – Выясните, где он жил, и пошлите туда людей.

Я вырвался из ее рук. Как только боль прекратилась, я смог сосредоточиться, и тотчас же в открытую дверь хлынули маленькие обнаженные руки, суетясь, толкая друг друга, падая в своем стремлении быстрее проникнуть внутрь. Руки устремились было к Авроре, но та бросила на них всего один взгляд, и они мгновенно превратились в опавшую осеннюю листву.

– Это еще что такое? Любительское представление? Итак, пока я не навлекла на тебя все мыслимые ужасы: где – Уэбстер – спрятал – валик?

– Кривой, не ходи туда! – крикнул Чарльз.

Но, как я ни старался, у меня ничего не получилось. Вдруг я очутился в фойе «Геральда», в кресле напротив Зазы, подозрительно покосившейся на меня.

– Мы знаем одну укромную ферму в Линкольншире, – начала она, – где живет миссис Бакли…

– Да, знаю, – перебил ее я. – В июле там созревает горох.

Открылась входная дверь. Обернувшись, я увидел, что это опять Уэбстер. Одежда другая, лицо то же самое. Все мои сны нахлынули разом, перемешиваясь между собой.

– Аврора ни в коем случае не должна найти валик! – воскликнул Уэбстер, с тревогой озираясь вокруг. – Даже не думай о нем! Больше того, не думай даже о том, чтобы думать о нем! Думай о «Бонанца».

– О «Бонанца»?

– Или о «Сыромятной плети». Неважно. Кирпичная стена, креветка, Эд Рирдон, «Мотт де Хупл», «Зелене жито» , Йоркский кафедральный собор. Думай о чем угодно, только чтобы не впустить ее в сознание.

В фойе вошла Аврора, разговаривающая со своим невидимым напарником.

– Это «Геральд Камбрийский». Недоумок с кривой рожей привел нас прямиком сюда. Это уже мое две тысячи семисотое вторжение, – добавила она, направляясь ко мне. – Мне приходилось отлавливать тех, кто спасается бегством, пытается сбить с толку и направить не в ту сторону, даже тех, кто возводит новые вселенные, меняет свою форму и постоянно отклоняется от темы. Ничего этого ты не умеешь. Ты просто скачешь с места на место, оставляя такой явный след, что идти по нему смог бы и дилетант. Итак: где валик?

– В прачечной.

– Этот ответ ты выдал слишком легко. Повторяю: где валик?

Очень трудно не думать о том, о чем ты усиленно стараешься не думать. Я попытался перебросить нас куда-нибудь в другое место – обратно на Говер, в «Уинкарнис», на ранчо «Желтая сосна», в последний Обжорный четверг в Приюте, но сделать это оказалось непросто, и меньше чем через минуту мы очутились в комнате, где жил Чарли Уэбстер.

– Вот видишь? – сказала Аврора. – Все может быть совершенно безболезненным. И знаешь что? Мне даже не нужно заставлять тебя сказать, где валик. Тебе достаточно будет просто о нем подумать. И рано или поздно это произойдет. Комната 106, – обратилась она к своему напарнику. – Отправьте туда команду.

Чтобы отрезать Аврору, я усиленно сосредоточился на первой случайной мысли, пришедшей в голову: Билли Дефройд нашел в саду за Приютом лунатика. Яблони еще стояли без листьев, каменная ограда частично обвалилась под тяжестью снежных наносов, на земле остатки снеговиков, которые всегда тают в последнюю очередь. Лунатик, мужчина средних лет, умирающий с голода, бормотал что-то невнятное.

– Спрятан в дымоходе? – усмехнулась Аврора, когда эта мысль непрошено появилась у меня в голове. – С какой стороны? Неважно, ты только что об этом подумал. – Она передала информацию напарнику: – В дымоходе, слева…

Остановившись, Аврора оглянулась на меня, затем шагнула ближе и пристально посмотрела мне в глаза.

– Отставить. Валик в кассах парка развлечений позади музея.

Еще секунда – и мы оказались в помещении касс, пыльный пол усеян рекламными проспектами прошлогодних развлечений, температура минус двадцать, сквозь залепленные снегом окна пробивается жалкий свет.

– Нижний ящик стола, – торжествующе усмехнулась Аврора.

Я прислонился к стене рядом с дверью, затем сполз по ней и уселся на полу, обхватив руками голову.

– Может быть, я блефовал, – подавленным голосом пробормотал я, дрожа от холода. Мое дыхание вырывалось белыми облачками. – Быть может, там ничего нет.

– Хороший финт, – согласилась Аврора. – Я едва было не купилась на твой рассказ про «Геральда». Вот где решающее значение имеет опыт. Помогающий интуитивно почувствовать, когда человек врет.

Расслабившись, она рассмеялась и опустилась на подвернувшийся кстати стул. А тем временем в реальном мире агенты «Гибер-теха», борясь с бураном, пробирались к кассам.

Достав из кармана металлическую фляжку, Аврора отхлебнула глоток.

– Вообще-то, я больше не пью, – объяснила она, – однако здесь я вольна делать все, что угодно. Во сне нельзя напиться по-настоящему, а жаль.

Аврора предложила фляжку мне, но я покачал головой, и она убрала ее в карман.

– Из тебя бы получился хороший аналитик, разбирающийся в сновидениях, – тихим, задушевным голосом произнесла она. – Действуешь ты неуклюже и порывисто, но у тебя есть истинное чутье.

– Если я соглашусь работать на вас, – сказал я, – вы возродите Бригитту?

– Думаю, этот поезд уже уехал, хвастун. Нужно было договариваться, пока у тебя была такая возможность. Но, черт возьми, жизнь полна разочарований. Точнее, твоя жизнь полна разочарований. Моя, наоборот, необычайно богатая.

– Что насчет Токкаты? – спросил я.

Невидящий левый глаз Авроры выкрутился в глазнице и уставился на меня.

– Что насчет нее?

– Как вы думаете, вам когда-нибудь удастся смириться с тем, что на самом деле вы с ней – один и тот же человек?

Внезапно оба ее глаза угрожающе сверкнули, и у меня возникло странное ощущение, будто она смотрит на меня совершенно нормально. Но затем левый глаз, поблуждав, уставился в потолок, и Аврора снова стала самой собой.

– Тебе следует перестать слушать теории заговоров Шамана Боба, – презрительно фыркнула она. – Мы с Токкатой – один и тот же человек? Бред какой-то.

Однако от меня не укрылось то, что она в замешательстве.

– Когда вы в последний раз видели Токкату во плоти? – настаивал я. – Больше того, вы вообще когда-либо видели ее во плоти?

– Нет, – медленно промолвила Аврора, – но если так рассуждать, я могу быть любым из тех, кого никогда не встречала. А таких миллионы. Что насчет тебя? Ты когда-нибудь встречался с Кармен Мирандой? Я хочу сказать, лицом к лицу?

– Ну на самом деле встречался.

– Ладно, неудачный пример. Как насчет Дилана Томаса?

– Нет.

– Тогда почему ты не можешь одновременно быть и им, и самим собой?

– Может быть, потому что он уже умер?

– Ну хорошо, пожалуй, опять неудачный пример. Послушай, я не виновата в том, что Токката такая трусливая и упорно избегает встречи со мной…

Ее прервал стук в дверь касс. Аврора прищурилась.

– Не вздумай никаких глупостей, Кривой.

– Я тут ни при чем, – сказал я.

И это действительно было так – это была мерцающая миссис Несбит. Однако она пришла сюда не для того, чтобы рекламировать товар, она принесла новости из окружающего мира, и я сразу же догадался, в чем дело. Я заблаговременно попросил доктора Гуинна выделить один разрушительный заряд «Голгофы», чтобы установить его в кассах, соединив взрыватель с нижним ящиком стола.

– Трое убитых, один пропал без вести, и второй уничтоженный Снегоход за один вечер, – через миссис Несбит доложила Гуднайт. – Нам нужно повысить ставки; если ты сомневаешься, что это тебе по силам, применяй метод 110-Б. После него язык развязывается у всех.

Я повернулся к Авроре. Подобно всем, кто обладает силой и властью, она была раздосадована не столько самой неудачей, сколько тем, что ее перехитрили. Разом валик отошел на второй план; теперь речь шла только о том, чтобы одержать победу, и наше противостояние приобрело личный характер.

– Я же говорил вам, что валика там нет, – безмятежно произнес я.

– Ты меня обманул, – сказала Аврора, – устроил карусель в «Геральде», чтобы скрыть от меня то, что ты разматываешь ложное повествование. Вынуждена признать: ты настоящий мастер. Но это не меняет конечный исход, а лишь оттягивает его. Нам нужен валик, и теперь мы начинаем жесткую игру. Тебе никогда не хотелось узнать, каково это – быть съеденным живьем лунатиками?

– На этот вопрос вынужден ответить отрицательно.

– Они вонзят ногти в мягкие ткани живота, – продолжала Аврора, – и выпотрошат тебя, пока ты еще будешь дышать. Этот кошмар не похож ни на что другое: мы называем его Ночным ужасом 110-Б. Вот как это работает: я сделаю так, чтобы тебя пожирали живьем час за часом, ночь за ночью, неделя за неделей, столько, сколько потребуется. Знаешь, каков рекорд? Как долго максимально продержался допрашиваемый?

– Двенадцать раз?

– Сорок семь. Но мы решили, что он ничего не знает. Это ведь был простой санитар. Напомни, как его фамилия?

– Уэбстер.

– Точно. Должно быть, он был из крепкой породы, раз смог вынести такое. Таких единицы. Итак, ты готов?

Аврора не стала ждать ответ, и внезапно мои ноги оказались прикованы к земле двумя глыбами прозрачного льда. Я увидел за окном касс мелькнувшую тень, затем другую. Лунатики на улице тихо шептали себе под нос, хрустел кубик Рубика, Блестящая Диадема перебирала вслух список продуктов для блюда, которое ей так и не суждено было приготовить. Те же самые ощущения я испытывал, когда лунатики в реальности напали на меня в «Геральде» – тупой беспомощный ужас, от которого бросает в жар, прошибает пот и накатывается тошнота. Я поежился, увидев, как лунатики проходят в дверь, кто-то перелезает через стены, а один ползет под потолком.

– Я готов на сделку! – воскликнул я.

– Время переговоров закончилось, Чарли. Чем быстрее ты скажешь, где валик, тем быстрее все это закончится. Закончится навсегда. В соседнем помещении один мой агент готов зажать твою никчемную кривую рожу грязной подушкой, как только я проснусь и отдам приказ. Это будет небыстро, но зато окончательно. И ты скажешь, где валик. Не выдерживал никто.

– Кроме Уэбстера, – напомнил я.

– Да, хорошо, кроме Уэбстера, – раздраженно согласилась Аврора. – В будущем мы доведем этот метод до ста повторов. Век живи – век учись. Итак: тебя сожрут живьем один раз, два, тридцать – в любом случае в конце ты умрешь, а мы получим валик. Выбор за тобой.

Лунатики снова пришли в движение, медленно, расчетливо, издавая отвратительные чавкающие звуки. Я попытался перепрыгнуть в огненную долину, но не смог. Я упустил из внимания то, что был худой и уставший и находился под воздействием наркоза. Аврора, напротив, была на пике формы. До ближайшего лунатика оставалось не больше пары шагов: ногти, зубы и неуемный голод; но тут снова заговорила Достопочтимая Гуднайт.

– Кое-что произошло, – сказала она через мерцающую миссис Несбит, и Аврора подняла руку.

Лунатики разом застыли на месте, продолжая смотреть на меня голодными глазами.

– Наша команда вошла в «Геральд», и выяснилось, что Чугунок вовсе не был заглушен, – продолжала миссис Несбит. – Там внутри около тридцати лунатиков.

Аврора посмотрела на меня.

– Джонси и Токката, – правильно прочитала мои мысли она. – Забирайте всех лунатиков и немедленно отправляйте их на преобразование. Нет, подождите. Безопаснее будет просто отправить их на покой – вместе с Бригиттой и Уэбстером. Нельзя рисковать: вдруг кого-либо из них возродят.

И в этот момент я сломался. Я подумал о том, как поступил с валиком, и Аврора тотчас же за это ухватилась.

– Комната привратника на первом этаже! – торжествующим голосом воскликнула она. – В воздуховоде, за сеткой защиты от грызунов!

Аврора передала эту информацию Гуднайт, и миссис Несбит подтвердила, что все поняла, после чего спросила у Авроры, не пора ли ей вернуться, отправить Уортинга на покой и немного отдохнуть.

– Я доведу это дело до конца, – ответила та. – Я хочу показать Кривому, что происходит с теми, кто выводит меня из себя. К тому же это будет весело. До встречи.

Гуднайт согласилась, и мерцающая миссис Несбит исчезла.

– Ну а теперь, – сказала Аврора, – согласись, это было совсем нетрудно, правда? Если бы ты сказал правду раньше, ты, возможно, остался бы в живых. Управлял бы гольфмобилем, с мертвым мозгом, но был бы живым.

– Даже если мне будет суждено прожить еще тысячу лет, – сказал я, – я никогда больше не встречу такого гнусного человека.

– На самом деле это очень смелое обещание, – усмехнулась Аврора. – «Гибер-тех» большая организация, и я всего лишь один мускул, выполняющий мерзкую работу, которую нужно выполнять. Кто хуже? Чудовище, которое делает, или чудовище, которое определяет политику и отдает приказания?

Вероятно, к этому моменту мне уже было все равно. По щекам у меня потекли слезы отчаяния, которые замерзали, не успев долететь до земли. Я потерпел неудачу – опять. Подняв взгляд, я увидел, что лунатики возобновили свое медленное продвижение вперед. Их было человек десять, и все облизывали пересохшие губы, глядя на меня. У кого-то отсутствовали части тела, все были в лохмотьях, и зловоние гниющей плоти смешивалось с запахами немытых тел и испражнений. Я попытался высвободить ноги, но не смог. Ближайший лунатик задрал на мне халат и провел грязным ногтем по моему животу. Я что есть силы ударил его в голову, но с таким же успехом можно было ударить мяч для боулинга, и я только разбил кулак.

Закрыв глаза, я стал ждать свою судьбу. Если Уэбстер смог это вынести, смогу и я.

Я внутренне собрался, но ничего не произошло. Через какое-то время я с опаской открыл глаза и увидел, что касс больше нет; мы стояли на ровном ковре глубокого снега, заглушающего звуки, и во все стороны простиралась безликая белая пустота. Лунатики не обращали на меня никакого внимания, напуганные чем-то скрывающимся в буране, подобно тому, как стая волков-падальщиков пугается охотников. Через считаные мгновения лунатики бросились врассыпную, скрываясь в белой пелене, и мы с Авророй остались совершенно одни.

– Еще одна твоя штучка, Уортинг?

– Нет, – ответил я, также полностью сбитый с толку, – я тут ни при чем, клянусь.

Оба мы всмотрелись в однообразную пустую белизну вокруг, но не увидели ничего, кроме гладкого снежного покрывала и мягко кружащихся снежинок. Я сделал шаг назад – лед, сковывавший мне ноги, растаял.

Аврора выхватила «Колотушку», однако невидимая рука вырвала у нее оружие и отшвырнула в сугроб. Аврора смотрела на меня, я смотрел на нее, и тут в бездонной пустоте прозвучал негромкий детский смешок.

– Что это было? – встрепенулась Аврора.

Внезапно налетевший порыв ветра вихрем закружил падающий снег.

– Это Грымза, – просто ответил я.

– Никаких Грымз не существует, Уортинг.

– Я сначала тоже так думал, – сказал я, – но за то время, что я провел здесь, я кое-что уяснил. Зимний люд обладает полной свободой перемещения в наших снах, передвигается от одного человека к другому, подобно тому, как в доме мыши бегают под полом. Зимний люд не торопится, выжидает, после чего обрушивается стремительной лавиной, делая правое дело по отношению к неправым.

Аврора злобно сверкнула глазами, но, кажется, она поняла, что я говорю правду.

– Мы можем сразиться с ней вдвоем, – сказала она, – совместными усилиями мы одержим верх.

– Мне не нужно защищаться от Грымзы, – сказал я. – Я ей не нужен – и никогда не был нужен. Она пришла за тобой: за самым лакомым куском на всем блюде Двенадцатого сектора.

Аврора посмотрела на меня, затем устремила взгляд в размеренно падающий снег. Снова прозвучал звонкий смех, и Зима раскрылась, готовая питаться стыдом виновных. Я почувствовал, как острая льдинка пронзила мне сердце – это Зима приняла меня в свои объятия; затем у меня на глазах у Авроры с плеч сняли бремя ее прегрешений, подобно тому, как у несчастного путника можно отобрать все его внутреннее тепло. Все до одного убийства, всю ложь, все допросы. На ее лице страх сменился осознанием содеянного, затем сожалением, раскаянием, чувством вины, наконец… стыдом.

– Боже милосердный, – прошептала Аврора, прикрывая рукой рот, – что я натворила?

И как только она полностью осознала истинный масштаб своих прегрешений, она исчезла. Снова наступила полная тишина, мягко падал снег, воздух стал свежим, спокойным.

Я недолго оставался один. Почувствовав, как маленькая рука схватила меня за руку, я опустил взгляд. Рядом стояла улыбающаяся девочка, в купальнике, с большим мячом, и снежинки, опускаясь ей на щеки, тотчас же таяли.

– Привет, Гретель, – сказал я.

– Привет, Чарли, – ответила девочка. – Ты же знаешь, она была виновной.

– Знаю.

Она снова сжала мне руку.

– Ты мудрый и благородный, Чарли, и это выходит за рамки понимания. Очень важно, чтобы ты это знал.

– Спасибо, – сказал я, – но я так не считаю. «Гибер-тех» собирается удалить на покой всех лунатиков из «Геральда», в том числе Бригитту и Уэбстера. Меня убьют во сне, как только выяснится, что Аврора исчезла или убита, или как там это происходит, а мой план возрождения лунатиков был основан на том, что я останусь в живых.

– Возможно, тут нам удастся кое-что предпринять, – сказала Гретель. – У меня такое чувство, что Аврора умерла не совсем, как ты думаешь. Вот почему я не забрала у нее одежду и мизинец. Все это ей еще понадобится. Вот она.

Из снега к нам шагнула фигура. Я узнал ее не по чертам лица, а по походке. Токката была здорово перепугана и немного сбита с толку. На самом деле, здорово сбита с толку.

– Странное у меня чувство, – сказала она, пристально глядя на меня обоими глазами, – как будто я очнулась от совершенно дикого и неприятного сна.

– Нет, пока что вы еще не проснулись, – поправил ее я, – но скоро проснетесь. И вам предстоит сделать одно-два неотложных дела.

Токката склонила голову набок.

– Это связано с тем, чтобы завалить «Гибер-тех»?

– Связано.

– В таком случае я тебя слушаю.