Назавтра Агилар отправлял обязанности телохранителя. Обычно телохранители Эскобара не отступали от него ни на шаг, чтобы моментально отреагировать на любую попытку нападения на El Patrón’а, но в отсутствие опасности должны были сливаться с мебелью, маяча на периферии, не слушая разговоров и уж тем паче не встревая в них.
Устроившись на балконе верхнего этажа ранчо, Эскобар и Гавирия покуривали травку и обсуждали дальнейшие шаги, а балкон был не настолько велик, чтобы Агилар мог уйти в тень целиком. Он стоял в дверях, не давая никому стать свидетелем беседы. Но в результате сам поневоле слышал каждое слово.
– Колдуэлл городил какую-то чушь об открытии нового рынка в Кентукки, а может, и в других штатах американского Юга, – поведал Эскобар Гавирии. – Если это правда, он пытался открыть этот рынок, не привлекая нас и продавая продукт, украденный у нас. А может, это были враки, которые он состряпал на ходу. Как бы то ни было, идея неплохая. Я толковал с Лионом, и он подергает кое за какие свои ниточки, чтобы поглядеть, что можно сделать.
– Иной раз лучшие идеи идут от покойников. Взять хотя бы марихуану, – Гавирия продемонстрировал свой косяк. – Тот, кто ее открыл, давным-давно на том свете. Но этот человек был гений!
Он захохотал, и Эскобар его поддержал.
Когда оба снова смогли овладеть собой, Эскобар продолжал с того же места:
– Штука в том, если мы сможем открыть эти рынки, а если кому это и по плечу, то как раз Лиону, то нам придется наращивать производство.
– Мы уже и так работаем с полной загрузкой, – возразил Гавирия. – Круглосуточные смены на каждой фабрике.
– Тогда надо наращивать мощности, – парировал Эскобар. – Вокруг нашей лаборатории в джунглях Какеты масса места, разве нет? А местным трудовым ресурсам в Сан-Висенте-дель-Кагуане, наверно, придутся по душе хорошие рабочие места.
– Терпеть не могу эти края, hermano, – поежился Гавирия. – Одни тучи насекомых чего стоят. А змеи! И непрестанная сырость.
– Я не говорю, что мы должны туда переехать. Разве что на пару недель, приглядеть за расширением. Будет не так уж плохо. Прихватим путан, чтобы развлекали нас и рабочих. – Эскобар оглянулся через плечо на Агилара, притворявшегося, что ничего не слышит. – Даже Ягуар ценит добрую путану, не так ли, Ягуар?
– Пожалуй, – отозвался Агилар.
– Ты когда-нибудь бывал в чаще джунглей?
– Отец брал меня в поход в лес, но в настоящие джунгли ни разу.
– Что ж, тогда поедешь с нами. Джунгли – место невероятное. Сможешь даже увидеть настоящего ягуара-другого.
– Спасибо вам, дон Пабло.
– И когда этим займемся, Пабло? – поинтересовался Гавирия.
– Как только сможем. Я хочу иметь возможность закачивать продукт, как только Лион закончит наводить мосты.
На сбор и погрузку необходимого снаряжения и припасов в грузовики армейского образца с тентами ушел почти месяц. Но Эскобар свое слово сдержал, и когда экспедиция наконец тронулась в путь, Агилар сидел в третьем грузовике вместе с некоторыми другими sicarios и несколькими ящиками лабораторного оборудования. За эти недели он несколько раз подумывал, не позвонить ли отцу, чтобы напомнить о детском увлечении Тарзаном и джунглями. Но всякий раз, стоило лишь взяться за трубку, как в памяти всплывали последние встречи, и желание отпадало. Отец не хочет и слышать его – наверно, будет уповать на то, что Агилар отправится в джунгли и больше не вернется.
Путешествие было долгим. До Боготы доехали по шоссе, а потом покатили по пристойным мощеным дорогам до самого Каламара. Однако после этого почти сплошь пошли грунтовки. Мосты через многие реки и ручьи по большей части пребывали в плачевном состоянии. Не раз и не два грузовики приходилось разгружать и переносить груз вручную, чтобы не испытывать мост на прочность.
Чем дальше в джунгли они углублялись, тем лучше Агилар понимал, почему Гавирия их ненавидит. Насекомых действительно было куда больше, чем в населенных местах. Да притом здоровенных – он видел паука размером больше ладони, болтающегося на паутине, натянутой между тремя деревьями. Кусачая мошкара, москиты и прочая дрянь кишели повсеместно, и никаким репеллентом их не возьмешь, хоть ты в нем купайся. Чем глубже в лес, тем больше возрастала влажность; пот уже лил с него ливмя, и чтобы не дойти до обезвоживания, приходилось непрерывно пить. Тишина не наступала ни на миг; зловонный, пагубный воздух был пронизан звуками каждое мгновение каждых суток.
В какой-то момент поездки в подскакивающей на каждом ухабе и выбоине машине, отчего все мышцы непрестанно ныли, он каким-то чудом ухитрился сидя задремать. Ему снилось, что он едет на коне. Все разыгрывалось в Колумбии прошлых дней, и он трудился на ранчо, а большая кошка – кугуар, ягуар или кто его знает – охотилась на крупный и мелкий рогатый скот. Он тропил ее, но вместо винтовки 44-го калибра у него поперек седла лежала AR-15, а вместо повода он держался за огненные веревки, не обжигавшие ладоней. Проснулся он, не разыскав кошку, но лишь после того, как от ощущения, что за ним следят, волосы у него зашевелились.
Наконец они добрались до лаборатории в джунглях. Эскобар и Гавирия прилетели тем же утром на небольшом самолете – при лаборатории имелась взлетно-посадочная полоса, которую в случае пролета правительственных или военных летательных аппаратов можно было быстро замаскировать деревьями в кадках, но для грузовых самолетов она была маловата.
Лабораторию в лучшем случае можно было назвать примитивной. Не по оснащению – оборудование было сложным: уйма стали, меди и стекла, но установлено оно было на дешевых складных столиках на грубом деревянном полу, под кровлей, сложенной из гофрированной жести, веток деревьев и веревок. Вокруг по деревьям скакали обезьяны. Тощие темнокожие мужчины работали без рубашек, в одних трусах, да кое-кто в подобии сандалий. Зубы у большинства были гнилые, и все истекали по́том.
Когда грузовики выкатили на поляну, Эскобар, Гавирия и какой-то третий – невысокий, в очках и более светлокожий, чем большинство вкалывавших под крышей, вышли из дома – единственного строения, заметного с воздуха. Каждый широко улыбался, будто при встрече с давно потерянными родными. В воздухе пульсировал рокот множества генераторов, и чад их выхлопов смешивался с вонью аммиака и керосина – вероятно, из лаборатории, забивая обычные для джунглей запахи жизни и тлена.
– Вы добрались, – сказал Эскобар, когда путники выбрались из грузовиков. – Проблем не было?
– Пара полицейских КПП, – сообщил Ла Кика. – Ничего такого, что нельзя было уладить. И три спущенные шины.
– Хорошо. Все будут спать в доме, так что несите свои пожитки туда, а потом можете привлечь местных, чтобы разгрузить грузовики. – Он указал на площадку рядом с имеющейся лабораторией, уже расчищенную от деревьев. Столбы для крыши уже стояли, но листы жести еще были прислонены к одному из них. Деревянный пол уже настелили. – Туда пойдет оборудование для новой лаборатории. Это, – указал он на коротышку, – Камило, наш химик. Он покажет вам, где все сгружать и куда поставить, когда будем готовы.
– Ладно, Patron, – Ла Кика хлопнул в ладоши. – Все слышали! Личные вещи в дом! Десять минут на поссать, потом дуйте сюда помогать разгрузить грузовики!
Все заспешили, чтобы уложиться в срок, взятый Ла Кикой с потолка. Никто не слышал слов «десять минут» из уст Эскобара, однако Ла Кика хоть и не главный sicario, но что-то вроде того, и его приказы надо воспринимать как пожелания самого El Patrón’а. Поспорить с Ла Кикой за положение в иерархии sicario мог разве что Чернявый, давний друг Эскобара, но он остался дома для защиты ранчо и женщин.
В доме было три большие спальни, совершенно пустые, не считая груд подушек и тонких одеял. Агилар рассудил, что постоянные работники либо живут дома и ездят на работу, либо стоят лагерем в джунглях по соседству, потому что sicarios займут все свободное место. Очереди к двум туалетам в доме были слишком длинными, так что Агилар поспешил наружу, чтобы оросить деревья неподалеку от дома. Занимаясь этим, он слышал журчание нескольких других, которым в головы пришла точно такая же мысль.
По истечении десяти минут все уже были у грузовиков, и на помощь подоспели работники лаборатории. Работа была жаркой, изнурительной. Помощь Камило ограничивалась тем, что он указывал пальцем да порой с надрывом бросал:
– С этим поосторожнее!
– На черную работу я не подписывался, – проворчал Агилар в какой-то момент.
– Ты подписывался делать все, что скажет дон Пабло, – напомнил ему Отрава. – Но если хочешь пересмотреть условия контракта с ним, ни в чем себе не отказывай. В джунглях избавиться от трупа как два пальца обоссать.
Отрава был прав; никакого контракта с указанием должностных обязанностей не было, никакие пределы не устанавливали. Уж если работаешь на Пабло Эскобара, твое дело следовать приказам, какими бы они ни были. Это Агилар понимал.
Но это вовсе не значило, что он обязан быть этим доволен.
Наконец с разгрузкой было покончено. Ящики и коробки уложили штабелями на поддонах, стоящих на сырой земле. Агилар уповал, что на сегодня пошабашили. Он был так голоден, что желудок прямо-таки пожирал его изнутри, а уж потел так, что, наверно, сбросил добрых кило десять-двадцать.
– Начало неплохое, – изрек Камило, наблюдая за продвижением работ. – Пора ставить навес. Ночью может быть дождь, а позволить всему этому намокнуть никак нельзя.
Стон исторгся не только у Агилара, но на сей раз он языку воли не дал. Пусть жалуются другие, все равно без толку.
Жесть принайтовали к стоящим столбам крепким канатом. Как только она была закреплена по месту, ветви деревьев, подвязанные, чтобы очистить поляну, отвязали, и они сразу прикрыли постройку от обзора с воздуха.
– К чему трудиться? – спросил Панчо, пока располагали ветви по местам. – Кокаин-то все одно легализуют, разве нет? Так дон Пабло говорит.
– Может быть, легализуют, – поправил Агилар. – Пока это лишь возможность. А пока он вне закона. В правительстве есть фракции, точащие зубы на дона Пабло и других глав картеля, и они с радостью накрыли бы его лаборатории.
– Когда он будет в законотворцах, дело пойдет иначе, – вставил Меткач. – Он растранжирил столько денег на политиков не затем, чтобы дать им отвертеться, когда он будет заседать с ними за одним столом.
До его официального вступления на пост оставалось чуть больше месяца. Агилару было любопытно, как их жизнь изменится после этого. Бросит ли он кокаиновый бизнес, чтобы сосредоточиться на правлении? Это казалось маловероятным: жалованье законодателя – просто слезы по сравнению с тем, что Эскобар зарабатывает сейчас. Но в состоянии ли он будет совмещать и то, и другое? Сможет ли он справляться, когда на него будут направлены софиты общественного интереса, когда каждый журналист в стране будет орлиным оком следить за каждым его движением?
Агилар надеялся, что ради этого потребуется больше времени проводить в Боготе. Это процветающий город, напрочь лишенный эмоциональных отголосков, преследующих его в Медельине. Не надо будет опасаться случайных встреч с родственниками или старыми друзьями, не надо будет натыкаться взглядом на места, напоминающие о прежней жизни или Луизе.
Солнце уже склонялось к горизонту, и чем ниже оно опускалось, тем громче становились звуки джунглей, тем больше насекомых роилось вокруг людей. Агилар не сомневался, что москиты уже выкачали из него целый литр крови.
Но работа еще не была закончена. Камило хотел, чтобы новые складные столы были расставлены, а оборудование распаковано и собрано. Он великодушно провозгласил, что подключение трубопроводов и разводка электричества могут обождать до утра, но все остальное должно быть в полной боевой готовности сегодня же вечером.
Наконец, вкалывая при свете ламп, запитанных от генераторов, все устроили так, что Камило остался доволен. Расчесывая свежие укусы, голодные и измотанные люди потянулись в дом, где для них был приготовлен ужин.
По пути в свои комнаты после ужина кто-то упомянул об отсутствии обещанных Эскобаром проституток. Большинство других затюкали его – слишком уж были измучены и перепачканы и думали только о сне. Агилар промолчал. В общем-то, его женщины не интересовали – или он так думал. Но будь они под рукой, он не погнушался бы воспользоваться предложением. А так ему даже решать ничего не пришлось.
«Вот каким я стал, – подумал он. – Вместо того чтобы выбирать между добром и злом, радуюсь, что избавлен от необходимости выбора».
Опуская голову на подушку, он еще тщился разобраться, кто в этом повинен: он сам или Эскобар. Но уснул за считаные секунды, так и не решив вопрос.