Глава девятая
– Когда это случилось?
– Вчера вечером, мистер Адамс.
– И вы докладываете мне об этом происшествии только сейчас?!
– Ну вы же понимаете, мистер Адамс: никто из нас не имел права беспокоить Бета-креатора в его апартаментах. И в том, что Васкес подолгу не покидал их, не было ничего странного.
– А камеры наблюдения? Их же там полдюжины, не меньше!
– Мануэль Васкес перерезал себе вены, принимая ванну. Когда в свое время мы оборудовали ему рабочее место, то сочли, что камеры в ванной комнате – явный перебор.
– Проклятье, Патрик! Какой может быть перебор, если речь идет о таком важном сотруднике, как креатор?! Вы допустили промашку и я это так не оставлю!.. Дьявол, не могу в это поверить: Васкес, бывший преступник, человек со стальными нервами, и вдруг кончает жизнь самоубийством. Что на него нашло?
– Перед тем как покончить с собой, Бета-креатор выпил примерно литр виски.
– Что?! У него в апартаментах было виски?! Но как это-то ускользнуло от ваших видеокамер?
– Мануэль был достаточно изобретателен, мистер Адамс. Работая в нейрокомплексе, он всегда пил много жидкости. У него под ругой постоянно находилась его любимая сувенирная фляжка– якобы чей-то подарок. При случае мы всегда проверяли, что Васкес в нее заливал. Обычно это был какой-нибудь сок. Но вчера во фляжке оказалось виски.
– Еще один ваш просчет, мистер Мэддок, еще один катастрофический просчет... Впрочем, не только ваш: зря я тогда вызвал Васкеса на откровенный разговор. Пусть бы себе доработал спокойно, а потом бы и разбирались. Ну да что теперь поделать... Полицию вызвали?
– Да, скоро прибудут. Не думаю, что у них возникнут какие-либо сомнения по поводу причины смерти Бета-креатора. Эмоциональное перенапряжение, нервный срыв... По себе знаю, насколько непереносимо это бывает.
– Но вы же, Патрик, не лезли из-за этого в петлю, хотя вам тоже порой приходилось несладко, особенно на первых порах.
– У меня семья, мистер Адамс. Это достаточно сильный стимул для того, чтобы жить. А Мануэль Васкес был одинок, и даже деньги не смогли удержать его на этом свете.
– Странно, всегда полагал, что его только деньги и интересуют... вернее, интересовали. Хотя, что мы в действительности знали об этом Васкесе? Только то, что у него была чрезмерно богатая фантазия. Не вздумайте сообщать о его смерти Гамма-креатору! Морган Платт находится на небывалом эмоциональном подъеме, и ничто не должно выбивать его сейчас из рабочего настроя. Лучше позаботьтесь о том, чтобы трагедия Васкеса не повторилась и с Платом. Этот человек, при всей своей уникальности, психически совершенно неуравновешен.
– Зато он безобиднее плюшевой игрушки и вряд ли пустится в сомнительные авантюры, как покойный Мануэль.
– Да, в случае с Гамма-креатором это несомненный плюс... Что ж, бедняга Васкес просто не оставил нам иного выбора, как досрочно свернуть проект Терра Нубладо. Нам грозят убытки, но к счастью– спасибо старине Моргану,– не слишком крупные. Приступайте к ликвидации второго симулайфа, мистер Мэддок.
– Хорошо, мистер Адамс. Материала, что Васкес неделю назад передал ВМВ-дизайнерам, хватит еще на три дня полноценного функционирования Терра Нубладо. Мы оповестим об этом через новостные каналы всех наших клиентов.
– Надеюсь, их возмущение не выльется в массовые беспорядки?
– Массовые беспорядки уже давно начались, мистер Адамс. Не здесь– в симулайфе. Из-за предоставленного Бета-креатором недоброкачественного материала в Терра Нубладо сейчас тотальный дисбаланс, который уже не выправят ни ВМВ-дизайнеры, ни Джесси. Мир симулайфа в хаосе, и всяк творит там сегодня все, что горазд. Ябеспокоюсь о дочери, которая все еще любит нашу игру, даже столь сомнительного качества. Поэтому я и не жалею, что вы приказали закрыть исчерпавший себя проект. Конечно, когда-то он безумно нравился Анабель, но сегодня она почти не получает удовольствия от игры. Видимо, из-за этого моя девочка вот уже несколько дней не садится в гейм-кресло, что раньше было для нее нехарактерно.
– Уверен, Патрик, ваша дочь утешится, когда узнает, что уже через пару недель мы откроем Терра Олимпия.
– О, для нее это будет большой праздник, мистер Адамс. А когда Анабель счастлива, мне в жизни больше ничего не надо...
Уносить ноги от альянса Мстителей пришлось в сторону центра столицы. Будь у меня выбор, я бы, конечно, дунул к окраинам. Затеряться в лесах и пересидеть вместе с Кассандрой «последние дни Помпеи» в тиши и уединении – кто скажет, что я не заслужил себе такой прощальный отдых? А еще лучше было бы вернуться на наше укромное местечко в горах, куда точно не заявятся ни локос, ни Мстители. Но обстоятельства вынуждали нас бежать в другом направлении. Охотники знали все вероятные пути нашего бегства и потому перегруппировались таким образом, чтобы не дать нам улизнуть по соседним улицам. Скитальцы травили нас широким фронтом, контролируя сразу несколько улиц, а надумай мы спрятаться в одном из многочисленных узких переулков, то мгновенно оказались бы заблокированы в нем с обеих сторон. Дозор преследователей постоянно удерживал нас в поле зрения и не давал шанса даже перевести дух, не то чтобы незаметно юркнуть в какую-нибудь дверь или подворотню.
Умница Кассандра все время тянула меня за руку, тем самым помогая не сбиться с темпа и даже в некотором роде придавая силы. «Экзекутор» тоже несла девушка. Я же полностью сосредоточился на своем импровизированном посохе и неровностях булыжной мостовой, споткнуться на которой хромоногому калеке было раз плюнуть. Куда бежать и где скрыться – два вопроса, требующие от меня срочных решений. Но «срочные» еще не означали «правильные». Второй раз загонять себя в ловушку я не собирался. Пока нас с Мстителями разделяло хоть какое-то расстояние, я продолжал покрикивать на Кассандру, дабы поменьше озиралась на меня и зорче смотрела вперед.
«Обиженные» до сих пор не настигли нас только потому, что два раза они ввязывались в перестрелки с мелкими группками локос. Нам с Кассандрой тоже пришлось однажды отбиваться от трех оседлых, кинувшихся на нас с ножами и саблями из какой-то подворотни. Нам удалось разобраться с возникшей проблемой прямо на ходу. Завидев бегущих локос, Кассандра без лишних напоминаний перебросила мне штуцер, и я, не сбавляя шага, уложил агрессивную троицу еще на подходе. Очевидно, крупных формирований локос в центре уже не осталось, и основные бои шли сейчас возле четырех городских ворот. Это подтверждал и характер канонады, доносившейся отовсюду: с севера – откуда мы явились – и востока – умеренный, с запада – гораздо громче, а на юге, кажется, вовсю кипела настоящая Сталинградская битва. Как и предполагал Квинт, локос стягивались к столице со всех окрестных провинций, не давая скитальцам и дня передышки. Удивительно, как нас угораздило проскочить в город – наверное, мы угодили аккурат в период затишья между атаками оседлых. Да еще повезло, что наткнулись на группу Квинта – любой другой глава альянса, вероятно, и разговаривать бы с нами не стал, пустил в расход не колеблясь, как вражеских лазутчиков.
Ну и ляпнул: повезло!.. Вот бы всем так везло, как нам с Кассандрой! Хотя, если брать в расчет те беды, которых мы уже сегодня избежали, пока нам и впрямь фартило. И теперь, перефразируя известную песенку моей юности про лето, я молил, чтобы везение наше не кончалось и всегда за нами мчалось, за нами вслед... Но сейчас нам в затылок дышало отнюдь не везение, а настоящее проклятие, о существовании которого я узнал всего несколько часов назад и которое уже измотало нас до предела.
Главная площадь фуэртэ Кабеса, которая была примерно равна по величине самой крупной виденной мной в реальности площади – харьковской площади Свободы, – являлась далеко не идеальным маршрутом для бегства от хорошо вооруженных преследователей. Уличные повороты и выступы зданий позволяли нам избегать выстрелов в спину, здесь же, на открытом пространстве, эта угроза смертельной тенью замаячила над нами, приближаясь с неизбежностью Страшного Суда. Поэтому я не рискнул пересекать опасный участок напрямую, предпочитая держаться вблизи окружающих площадь зданий. Мне было уже без разницы, куда улепетывать. Я просто планировал добраться до ближайшей уводящей с площади улицы и свернуть на нее. Она вела в южный сектор столицы – самый беспокойный, но не об этом следовало сейчас переживать. Главное, побыстрее ретироваться в лабиринты кривых улочек, по которым при удачном стечении обстоятельств можно было петлять до бесконечности.
Я уже обрел уверенность, что все у нас получилось, когда прямо из-за того поворота, к которому мы бежали, вырулила большая компания локос, человек пятнадцать-двадцать, по грубым подсчетам. У меня внутри все похолодело, и я едва не загремел на мостовую, угодив от растерянности посохом в сточный желоб.
Локос одновременно повернули головы в нашу сторону и так же дружно бросились к нам. Только агрессивные вопли оседлых звучали вразнобой, но все их угрозы сводились к одной: мерзкие скитальцы должны умереть, и чем быстрее, тем лучше. Поразительное единодушие, в полной мере присущее, пожалуй, только носителям искусственного интеллекта, хотя не чуждое и «живым» игрокам – вон с каким энтузиазмом нас преследовала шайка «обиженных».
Кассандра резко остановилась, выпустила мою руку и чуть ли не силой вложила в нее «Экзекутор». Расторопная девочка, однако слишком уж истово верит она в мои силы. Ни о какой драке в нашем незавидном положении я и не помышлял. Бежать, бежать, только бежать... Даже исполнись преследователи благородства и устрой со мной проксимо-бой по классическим правилам, все равно патронов у меня на всех не хватит. Как, впрочем, и сил на длительное бегство. К тому же бежать теперь оставалось лишь в одном направлении – через площадь.
Я уже не сомневался, что это занятие станет для меня таким же неосуществимым, как форсирование Урала вплавь – для легендарного комдива Чапаева. Поэтому и обернулся в поисках спасения на здание, рядом с которым мы пробегали: мрачное крепкостенное сооружение, отстроенное в готическом стиле и похожее на католический собор. Несмотря на идеальные пропорции и изысканность архитектуры, здание тем не менее оставалось на площади самым неприметным – его соседи выделялись более монументальными размерами и жизнерадостным видом. Массивные дубовые ворота привлекшего мое внимание строения были закрыты, однако я не припоминал, чтобы когда-либо видел их распахнутыми.
Библиотека... В мире, где никто не пишет, не издает и не читает книг, сооружение столь же абсурдное, как солярий в африканской пустыне или сортир в глухом лесу. Помнится, не однажды в поисках правды я пытался попасть в столичную и прочие библиотеки, но неизменно натыкался на запертые двери, стучать в которые можно было хоть до посинения. Ни одна библиотека в Терра Нубладо не функционировала. Раньше я строил на сей счет всяческие догадки, правдоподобные и не очень. Сегодня, когда мне стало известно, что такое игровой симулайф, наличие в нем подобных культурных учреждений, к тому же неработающих, по-прежнему оставалось для меня тайной. Либо это была одна из нереализованных идей Бета-креатора Васкеса, либо его же назидательная шутка – абы азартный игровой люд не позабыл окончательно о существовании подлинных духовных ценностей – книг. Как бы то ни было, сейчас я вновь оказался у библиотечных ворот, только в этот раз нуждался не в правде, а в спасении.
Взбежав по ступеням высокого крыльца, я с разбегу ударил плечом в окованные железом библиотечные ворота, однако никакого результата, кроме легкого ушиба, не получил. Библиотека продолжала хранить свои секреты за семью замками, хотя хранила ли она вообще какие-нибудь секреты? Я бы не удивился, окажись эти ворота лишь искусной бутафорией, приделанной поверх глухой каменной стены. Однако донельзя разозленный, я все равно продолжил колотить в них прикладом и кулаками. А когда вконец отчаялся – сбегавшиеся со всех сторон враги только что отрезали нам последний путь к спасению, – отступил на шаг и выстрелил дуплетом в большой врезной замок, ключ от которого, судя по размеру скважины, должен был быть величиной с гантель. Плевать на приличия – раз хозяева не желают открывать гостю дверь, гость откроет ее своим ключом.
А вот это уже ни в какие рамки не лезло! Мощи двойного заряда «Экзекутора» вполне хватало, чтобы пробить в толстых досках дыру величиной с волейбольный мяч, но в библиотечных воротах две крупнокалиберные пули оставили лишь пару неглубоких, как от удара молотком, вмятин. Причем с виду ворота выглядели вполне обычными, а не разукрашенной под дерево броней. Я недоуменно вылупился на сплющенные свинцовые комочки, упавшие мне под ноги, после чего чертыхнулся и приготовился повторить взлом – авось «одержимая» древесина дала-таки слабину и сейчас поддастся. Однако второй раз спустить курки я не успел, так как внезапно припомнил кое-что дельное и своевременное.
Иногда экстремальная обстановка способствует просветлению памяти, в чем я только что убедился. Я частенько задавал вопросы насчет местных библиотек Гвидо и всегда получал однозначный ответ: понятия не имею, кто, когда и зачем их здесь выстроил. И лишь однажды, когда Зануда решился быть со мной откровенным, он ответил мне нечто конкретное. В то время совет маэстро был для меня неактуален, но я обладал хорошей привычкой помнить любую полезную информацию, пусть зачастую в дальнейшем и не востребованную.
Грубо схватив Кассандру за плечо, я поставил ее напротив двери и строго-настрого наказал:
– Стучи как можно громче: один удар через каждые десять секунд! Стучи, пока не скажу прекратить! И не вздумай оглядываться! Все ясно? Действуй!
Покладистый дубль тотчас же усердно принялся за дело. Девушка сразу поняла, что колотить по массивным воротам ногой будет гораздо практичнее – шуму больше, а сил уходит меньше.
Бум!
Время пошло...
Мне уже не до стука. Заслонив собой Кассандру, я переворачиваю патронташ пряжкой назад – ячейки с патронами остались только на его тыловой части, – и готовлюсь к обороне. Шансов у нас практически не остается. Мы стоим на открытом крыльце и являем собой превосходные мишени как для Мстителей, так и для локос, которые тоже вооружены огнестрельным оружием. Две банды сломя голову бегут к нам, словно в моих руках был не штуцер, а ценный приз, обязанный достаться тому, кто первый взберется по ступеням. Я чувствую себя жалкой картонной мишенью, выставленной на полигоне перед целой ротой солдат. Вот через пару секунд сержант даст отмашку и скомандует «огонь!», после чего от мишени только обрывки полетят. Про таких, как мы, говорят: «На них сошелся клином белый свет». Как представлял себе это явление автор афоризма, неизвестно, но наверняка он имел в виду что-то совсем иное, не заканчивающееся летальным исходом.
Бум! Кассандра пинает дверь во второй раз. Неужели мы с ней прожили еще десять секунд? Уму непостижимо! Да, так и есть: пунктуальный дубль четко соблюдает приказ и ошибиться не может.
Одиночные выстрелы на площади перерастают в раскатистый шквал... Но его первые порывы обходят нас стороной. Завидевшие Мстителей локос моментально забывают про меня и переключаются на более внушительного противника. Мстителям не остается иного выхода, как опять отвлекаться на внеплановые разборки. Стихийно вспыхнувший на площади бой напоминает классическую баталию двух-трехвековой давности: две армии, столкнувшиеся лбами в чистом поле, обстреливают друг друга ружейными залпами, разве что боевые порядки у каждой из сторон далеки от идеальных. Скитальцы и оседлые рассыпаются редкими неровными шеренгами и кто стоя, а кто с колена начинают методичный отстрел противника, не вдаваясь в хитрые полевые маневры. Первые уповают на высокую плотностью огня, так как их армия почти в три раза больше. Вторых, впрочем, это нисколько не пугает. Превратившись перед лицом неминуемой смерти в берсерков и камикадзе, локос бросаются грудью прямо на выстрелы и, прежде чем пасть героической смертью, частенько умудряются с короткой дистанции застрелить одного или двух, а особо «везучие» – и трех Мстителей. Самоубийственный фатализм, только криков «банзай!» не хватает.
Грохот выстрелов, яростные вопли, пороховой дым и шальные пули, то и дело рикошетящие от крыльца, дезориентируют меня, однако я предельно сосредоточиваюсь на происходящем внизу. В том, что мне придется иметь дело с Мстителями, я не сомневаюсь ни секунды – несмотря на беспримерный героизм оседлых, а точнее, благодаря именно ему силы локос тают на глазах...
Бум! Третий удар сапогом по воротам... Проклятье, неужели все напрасно? Нет, рановато пока судить об этом...
Этот удар я почти не слышу, поскольку вношу свою лепту во всеобщий ажиотаж. О нас наконец-то вспоминают. Трое Мстителей, расстрелявшие перед собой всех врагов и оставшиеся как бы не у дел, целятся в нас. Выстрелить я им, разумеется, не позволяю. Двоих с винтовками укладываю первыми; третьего «обиженного», который вскидывает револьвер, обезглавливаю после спешной перезарядки. Три пули – три трупа. Хороший результат для измотанного и израненного стрелка. К тому же увлеченные боем товарищи убитых Мстителей даже не сообразили, что это именно я прикончил левофланговых – ряды локос редели, но сопротивлялись безумцы яростно...
Бросаю мимолетный взгляд на Кассандру. Девушка втянула голову в плечи и ежесекундно вздрагивает от выстрелов, но сосредоточенно вслух отсчитывает время до следующего удара. Сколько еще нам топтаться у этой проклятой двери? Сколько еще народу я укокошу, прежде чем сам издохну на пороге самой непостижимой тайны туманного мира – библиотеки. Успею ли расстрелять весь боезапас или так и погибну с зажатыми в кулаке патронами? Все прояснится в следующую минуту... А может, уже в эту...
Бум! Кассандра наносит четвертый удар, а Мстители наносят сокрушительный контрудар по врагу, расправляясь с последними локос. В этой войне пленных не берут и раненых не щадят. В каждое из тел оседлых распаленные противники всаживают еще как минимум по пуле. От избытка гнева и для пущей гарантии. Скитальцам остается разобраться только с одним врагом, которому они и без того подарили лишние тридцать секунд жизни.
Нужен ли я еще Мстителям живым? Трудно сказать. Враги потрепаны и знают, что, затяни они бой с Проповедником, новых жертв им не избежать. Хотя уверен: найдутся в рядах «обиженных» добровольцы, кто пойдет на самопожертвование ради общего дела. Крэкеры, которые отдадут на заклание свои дубли, выйдут из игры, зато будут уверены, что соратники поквитались за них и восстановили попранную честь... или что я там попирал у этих нечестивцев? А значит, если я действительно нужен Мстителям в относительно добром здравии, атаковать меня наобум они не станут. Тем более что бежать нам с Кассандрой некуда, мой «Экзекутор» страшен только вблизи, а следовательно, обезвредить Проповедника можно без лишней суеты.
Так и есть! Окончательно разделавшись с локос, ублюдки не рвутся получить от меня на орехи, а держатся на расстоянии, выстраиваясь в новый боевой порядок. Некто авторитетный, взявший на себя роль павшего лидера, воодушевленно руководит скитальцами, покрикивая на них и командными жестами отправляя бойцов во фланги. На диво оперативно у нового командира это получается. Как, однако, крепко сплачивает единая цель даже таких отъявленных бунтарей, какими раньше являлись обиженные мной Мстители.
Бум! И снова за этим «один, два, три...». Голос Кассандры отрешенный, будто она не пытается открыть под огнем спасительную дверь, а решила от скуки пересчитать свои бесчисленные амулеты. Заставь меня в данный момент считать до десяти, я бы сбился уже на половине. Мне бы сейчас тоже не помешала подобная невозмутимость: ослабевшие руки с трудом удерживают оружие, а здоровая нога, на которую пришлось перенести вес тела, готова вот-вот подкоситься. В глазах рябит, а стиснутые до скрипа зубы каким-то чудом еще не перетерлись друг о друга.
Выстроившись широким полумесяцем, мстители приближаются. «По ногам! – доносятся до меня злобные крики. – Стреляйте ему по ногам!» О, нет, только не это! Граждане «обиженные», имейте же совесть – оставьте в покое мои ноги! Сколько можно развлекаться со мной как малолетние озорники с пойманным пауком. Подарите уж лучше сразу пулю в лоб!
Впервые на моей памяти в Терра Нубладо у меня сдают нервы. Я спускаю курок совершенно неожиданно для себя, словно на спусковой крючок «Экзекутора» давит чей-то чужой палец. До ближайшего врага еще достаточно далеко, и попасть с такого расстояния я могу лишь наудачу. Однако удаче надоедает прикрывать меня и она переходит на другую сторону. Мстители еще больше растягивают строй, начиная охватывать нас в клещи. Количество держащих меня на мушке стрелков столь велико, что, осуществи они залп, и я с гарантией лишусь не только ног, но и нижней части туловища. Возникшее перед глазами отвратительное зрелище получается столь ярким, что я не задумываясь открываю огонь по противнику.
Палец мой еще давит на крючок, стволы штуцера смотрят в сторону врага, а я, точно зная, что сейчас произойдет, хватаю Кассандру за шиворот и увлекаю ее за собой, на каменные плиты у ворот. Однако...
Бум!
...девушка все же успевает нанести по ним шестой удар. Как и предыдущие, безрезультатный...
Ну вот и конец игры...
Мы плюхнулись ниц так резко, словно нам по ногам хлестануло лопнувшим тросом. Это и спасло нас от первых выстрелов Мстителей. Вжавшись в плиты высокого крыльца, мы очутились в мертвой зоне для вражеских пуль, противно засвистевших в опасной близости от наших затылков. Правда, сам я при этом тоже перестал видеть врагов и отстреливаться из этой позиции уже не мог.
Предназначенные для нас пули забарабанили по пуленепробиваемым воротам, тоже не причиняя им вреда. Выстрелив дружным залпом, теперь Мстители палили вразнобой, не позволяя нам приподнять головы и осмотреться. Пытаясь отсрочить неминуемый исход, я лишь упростил скитальцам задачу. Поэтому даже не видя их, знал: сейчас они спешно окружают нас как стая волков – оленя с перебитой ногой, попутно решая, кому из них придется рискнуть жизнью и первым вцепиться в горло отчаянно брыкающейся жертве.
Поначалу я воспринял лязгающие удары позади нас за бряцание пуль по металлическим деталям ворот. Однако когда вслед за лязгом раздался натужный скрип, я поневоле обернулся, поскольку сложно было спутать звуки отпираемой двери с другими.
О, этот долгожданный скрип старой двери с заржавелыми петлями, что отворялась не иначе раз в столетие! И шум перед этим был не чем иным, как скрежетом замка, который тоже не смазывали с допотопных времен.
Действительно, левая створка ворот была приоткрыта. Ненамного – каких-то полметра, – но у меня не сразу получилось поверить, что это не иллюзия. И когда наконец в моей гудящей набатом голове все встало на свои места, я вскочил на четвереньки и тем же неджентльменским манером – за шиворот – поволок Кассандру к воротам. Меня не беспокоили летящие вслед пули, когда до спасения оставалась всего пара шагов, однако мой риск был оправдан не только этим. Подобравшись вплотную к крыльцу, Мстители значительно увеличили для себя непростреливаемый сектор, отчего их пули теперь попадали не в ворота, а гораздо выше. Это позволило нам вздохнуть чуть свободнее и ретироваться без опаски быть изрешеченными прямо в воротах – вот действительно было бы обидно, так обидно.
Кто открыл нам ворота, неизвестно, но выяснять личность этого человека я пока не собирался. Втащив Кассандру внутрь темного, пропахшего сыростью помещения и грубо швырнув подругу на пол, я всем телом налег на приоткрытые ворота и что было дури заорал:
– Запирай!!! Запирай быстрее, мать твою!..
Толкая тяжелую тугую створку, я наблюдал в проем, как самые отчаянные Мстители уже вбегают с лестницы на площадку. Мой маневр стал для них досадной неожиданностью, и они рвались во что бы то ни стало помешать мне закрыть ворота.
– Запирай!!! – неизвестно кому продолжал орать я, не сводя глаз с перекошенных злобой вражеских физиономий. Узнать кого-либо из старых знакомых после их «реинкарнации» не представлялось возможным, но новая встреча с ними не входила в мои планы. А библиотекарь, который открыл нам ворота, куда-то запропастился и не спешил мне помогать. Решив, что он испугался и удрал, я пошарил рукой по замку, однако не обнаружил ни оставленного ключа, ни вообще какого-либо запирающего устройства – та же пустая скважина, что и снаружи. Вот ведь идиотская, нелепая проблема: получить доступ в укрытие с пуленепробиваемой дверью и не иметь возможности эту дверь запереть! Будь у меня в запасе пара минут, притолкал бы какой-нибудь шкаф или стеллаж, но сейчас озадачиваться этим вопросом было поздно. Кассандра не справится с тяжелой мебелью и не удержит ворота, пока я буду тащить сюда книжный шкаф, а бессовестный библиотекарь, как назло, сложил с себя ответственность за спасенные им жертвы. Так что куда ни кинь, всюду клин! Опять этот проклятый клин! А другого клина, чтобы вышибить его, к сожалению, нет...
Створка со скрипом захлопнулась, и именно в этот момент на нее снаружи с криками навалились Мстители. Я уперся в створку с усилием Самсона, вознамерившегося вырвать городские ворота Газы. Сейчас тугие воротные петли мне помогали, но едва скитальцев станет больше, и я уже ни за что не удержу тяжелую створку. Подошвы предательски скользили по сырым камням пола – у меня никак не получалось отыскать выступ, в который можно было упереться ногами. А напор с той стороны ворот только усиливался...
Ржавый замок, в скважину которого я краем глаза видел царившую снаружи суету, заскрежетал и клацнул, провернувшись на один оборот безо всякого постороннего вмешательства. Затем, спустя пару секунд, ригель пришел в движение вновь, а потом еще и еще. Я все-таки не устоял и поскользнулся, растянувшись пластом на влажном полу. Но перед тем, как это случилось, ворота были заблокированы.
Замок и впрямь заперся автоматически. Все, что от меня потребовалось, – это придержать ворота в закрытом положении. Возможно, здесь и библиотекаря никакого не было – запирающее устройство среагировало на условный стук-код, впустило нас на запретную территорию, после чего снова перекрыло сюда доступ. Количество ударов и строго выверенный интервал между ними – попробуй-ка, злоумышленник, догадайся, как отпираются местные библиотеки. Такой высокотехнологичная, по местным меркам, система безопасности выглядела в Терра Нубладо чуждо, но теперь-то я догадался, что к чему. Для работающих в симулайфе «под прикрытием» резидентов «Терра», в чей офис мы, очевидно, вторглись, было бы вполне нормальным даже наличие здесь компьютеров. Однако резиденты предпочитали соблюдать законы Баланса и в своем анклаве, позволяя себе лишь незначительные, вроде этого замка, отклонения.
Я лежал на полу, слушал, как в ворота библиотеки неистово ломятся Мстители, и хохотал. Хохотал так, что казалось, будто ворота ходят ходуном от моего смеха, а не от вражеских ударов. После всего пережитого мне срочно требовалась психологическая разгрузка. Сейчас она была для меня даже необходимее отдыха и перевязки ран. Я смеялся до слез, до хрипоты, до рези в животе... Точно подметили мудрецы: «смех – лучшее лекарство». Конечно, не всегда и не везде, но для снятия напряжения эффективнее способа нет и не будет. Смех словно живительный бальзам изливался мне на вздыбленные нервы, успокаивая их, как мед успокаивает воспаленное горло. Мстители, которые буквально в метре от меня расстреливали в упор пуленепробиваемые ворота, выглядели через призму моего безудержного веселья труппой потешных клоунов. Слушая их бессильную брань, я покатывался от смеха, будучи не в силах остановиться и перевести дух. Неудивительно, если бы в данный момент я скончался от сердечной недостаточности. Выйти из стольких передряг, чтобы окочуриться от хохота под носом у околпаченных преследователей – знавала ли история подобные казусы? Вот интересно, понравилась бы Мстителям такая гибель их злейшего врага? Философский вопрос. Смертью Проповедника они, конечно, остались бы довольны, но устроила бы их моя предсмертная агония, неизвестно.
Вообразив подобное, я зашелся в очередном надрывном приступе хохота. Пот лил с меня градом, живот сводило спазмами, но я напрочь утратил самоконтроль – клинический случай для любого невропатолога. Безобидная психологическая разгрузка плавно перешла в истерику, обуздать которую силой воли было уже нельзя. И черт знает, сколько бы я еще катался по полу и давился смехом, если бы не нашелся сердобольный человек, избавивший меня от этого проклятия.
Пяток хороших звонких пощечин оказались весьма эффективной и своевременной шокотерапией. Знал бы о таком действенном способе, надавал бы себе по морде без посторонней помощи. Но Кассандра тоже подошла к вопросу изгнания из меня «демона смеха» со всей серьезностью. Хрупкая девушка врезала мне так, что в глазах у меня заискрили бенгальские огни.
– Да очнись ты наконец, псих! – прокричала она, тряся меня за грудки и замахиваясь для очередной пощечины. Но воздержалась, поскольку я внял-таки ее мольбе и утихомирился, с трудом соображая, почему лицо у меня пылает, будто по нему прошлись пучком крапивы. – Эй, да что с тобой такое?! Куда ты меня притащил и что тут вообще происходит?!
Судя по бесцеремонности, с какой Кассандра со мной обращалась, в симулайф вернулась Анабель Мэддок – покладистый молчаливый дубль сроду бы не догадался, как привести Проповедника в чувство. И тем более не стал бы обзывать его при этом психом.
Я валялся на спине, а обеспокоенная девушка сидела верхом у меня на животе, хлестала по щекам и испуганно поглядывала то на меня, то на содрогающиеся от ударов ворота. Мстители уже прекратили бесполезную стрельбу, но надежд попасть внутрь не утратили, продолжив пинать дверь культурного учреждения ногами. У них имелся шанс проникнуть в библиотеку, но, на свою беду, «обиженные» не знали алгоритм кодового стука. Впрочем, они все равно не угадали бы его: терпения Мстителей вряд ли хватило бы на то, чтобы выжидать между ударами длинные паузы.
Пикантное положение, в каком Кассандра приводила меня в чувство, мне определенно понравилось – нам с подругой еще не доводилось тесно общаться в такой позе. Но сейчас нам обоим было не до блаженных воспоминаний о проведенной вместе ночи. Беспокойство Анабель выглядело вовсе не наигранным: покинула симулайф во время лесной прогулки, а вернулась в какой-то полутемный зал, в двери которого ломилась толпа недоброжелателей. При этом близкий друг, обязанный отвечать за твою безопасность, обезумел и катается в истерике по полу. Так и самой рехнуться недолго.
– Я в порядке, – успокоил я Кассандру, с трудом переводя дыхание и вытирая рукавом пот со лба.
– Ты уверен? – недоверчиво поинтересовалась девушка и, дождавшись моего кивка, слезла с меня. Хоть и всыпала по первое число, а все равно приветствие получилось дружеским и по-своему теплым.
Пока я, держась за стену и шатаясь от изнеможения, поднимался с пола, Анабель, прикрыв глаза на несколько секунд, провела короткое исследование памяти своего дубля. Так что когда мне удалось с грехом пополам встать на ноги, девушка была в курсе, какая насыщенная жизнь выдалась у нас в последние дни и кого нужно в первую очередь за это благодарить. Настроение Кассандры от таких новостей не улучшилось, а, наоборот, стало еще мрачнее. Я уже приготовился к суровому выговору, однако вместо него заслужил скупую похвалу.
– Спасибо, что приглядел за мной, – проговорила Кассандра после тяжкого вздоха, подытожившего ее воспоминания. В действительности грустила она по иному поводу, но я тогда об этом не подозревал. – Обо мне еще никто так не заботился в Терра Нубладо. Будет хоть что вспоминать, когда...
Она осеклась и бросила на меня странный взгляд. Его можно было в равной степени счесть и сочувственным, и виноватым. Но я не стал уточнять, чем вызвана эта грусть, поскольку полагал, что знаю – если вместо привычного виртуального мира тебя встречает полный бардак, тут уже не до веселья.
– Откуда тебе известно, как сюда войти? – полюбопытствовала девушка, пристально всматриваясь в дальний конец коридора. Мои глаза постепенно привыкли к полумраку, и я уже рассмотрел, что коридор выходит в большой зал, где горело несколько свечей. Их было явно недостаточно, чтобы полностью осветить просторное помещение. По-видимому, тот, кто зажег свечи, любил романтическую атмосферу. Хотя их мог никто и не зажигать: после фокуса с автоматическим замком я бы ничуть не удивился автоматической иллюминации.
– Твой отец научил меня, как попасть в библиотеку. Я должен был доставить сюда для него кое-какую информацию, – объяснил я, не вдаваясь в детали. – Но мне так и не довелось побывать здесь, поэтому на роль гида я не сгожусь... Пойдем, что ли? Чего у порога околачиваться?
Кассандра не возражала, и мы с ней направились в глубь здания, на свет. Нам было неведомо, каких сюрпризов следовало ждать или опасаться в этих стенах. Шагая по коридору, мы с девушкой напоминали двух глупых рыбешек, плывущих на фосфоресцирующую приманку прямо в пасть хищной рыбе-удильщику. Но сидеть у ворот в надежде, что рано или поздно Мстители отступятся, было не резон. Еще как минимум несколько часов скитальцы прождут у моря погоды: снаружи отчетливо слышались призывы поджечь ворота и чьи-то оправдания насчет полностью истраченных в схватке с Тенебросо бутылок с зажигательной смесью. Я не сомневался, что Мстители рано или поздно попытают счастья в игре с огнем, только слабо верилось, что им повезет. Создатели библиотеки должны были предусмотреть и такой вариант незаконного вторжения на их секретный объект.
Мне приходилось опираться на стену – простреленная нога отекла и совсем перестала сгибаться. Кассандра подставила мне плечо, но я отказался от помощи: такой изматывающий марафон выдержал, неужели теперь полсотни шагов не проковыляю? Хорошо было бы для полного счастья найти кровать и завалиться на нее, только откуда в библиотеке взяться кроватям? И простое кресло вполне подошло бы.
Стены полутемного сводчатого коридора были увешаны плакатами с надписями на непонятном мне языке.
– Carthagenem esse delendam, – задержавшись на мгновение, прочла Кассандра один из плакатов, после чего заметила: – Какой дальновидный человек начертал здесь это пророчество.
– Что оно означает? – спросил я, друживший только с английским и немецким языками. С испанским, на котором, похоже, было написано изречение, я водил лишь поверхностное знакомство.
– Это латынь: «Карфаген должен быть разрушен», – перевела прорицательница, но комментировать не стала, опять печально вздохнула и побрела дальше, оставив меня гадать о причинах своего многозначительного вздоха. Кажется, она соглашалась с автором изречения, которое могло в полной мере служить приговором обратившемуся в хаос симулайфу. Интересно, знай Анабель, чем грозит мне такой приговор, изменила бы она свою точку зрения?
Коридор закончился, и мы вышли в главный библиотечный зал, оказавшийся гораздо просторнее, чем это представлялось у входа. Об истинных масштабах помещения можно было лишь догадываться. Дюжина горящих свечей, расставленных в канделябрах вокруг массивного письменного стола и на нем, освещала только малую часть зала. Сам стол располагался неподалеку от входа, поэтому тусклый свет и пробивался в коридор. На столе в беспорядке лежали толстые книги, половина из которых была рассортирована в неровные стопки, а другая половина раскрыта. Канцелярские принадлежности отсутствовали – тот, кто находился в библиотеке, видимо, перелистывал многотомные труды от нечего делать либо обладал отменной памятью и обходился без конспектирования. Но как бы то ни было, человек, работавший за письменным столом, отлучился совсем недавно и в спешке: крайняя стопка книг накренилась, и задетая ею покосившаяся свеча оставила на обложке верхнего фолианта лишь несколько капель расплавленного воска. Случись это хотя бы несколькими минутами раньше, вместо капель на книге уже красовался бы небольшой восковый сталагмит.
Завидев непорядок, Кассандра немедленно кинулась спасать источники знаний, взявшись перекладывать стопку по-новому и поправлять свечу в канделябре. Я же обошел стол и со старческим кряхтением опустился в кресло. Мгновенно навалившаяся на меня усталость будто только и ждала, когда я расслаблюсь. Размытые огоньки свечей поплыли перед глазами, а незримая и непреодолимая сила поволокла мое сознание в сонную пропасть. Сразу же пропало всякое желание заниматься поисками человека, чье кресло я нахально оккупировал. Сбежал, и черт с ним. Надо будет, сам объявится.
Еще несколько секунд, и я бы полностью отключился, но Кассандра не позволила мне отрешиться от действительности.
– Эй! – окликнула она меня, уже стоящего одной ногой в глубоком забытье. Я с неохотой разлепил веки. – Сильно тебя задело?
– Пустяки, – пробормотал я, потерев больное бедро. – Все равно ведь не по-настоящему. Пара дней покоя, и заживет. Но меня больше беспокоит не то, что болит, а то, что почему-то так и не заболело... – Я коснулся собственного предплечья. – Ты не выполнила мою просьбу?
– О чем ты?
– О маленькой услуге коматознику. Я просил, чтобы ты ущипнула меня, когда... если сумеешь отыскать в Лондоне клинику, где меня держат. Надо полагать, ты ее не нашла.
– Да, не нашла, – проговорила Кассандра упавшим голосом и опустила глаза. Добавлять что-либо еще она не захотела, и это выглядело странно. Эти непонятные виноватые взгляды, тяжкие вздохи, многозначительные замечания... А теперь еще нежелание распространяться на тему, которая поначалу заинтриговала Анабель, а ныне угнетала ее. Мисс Мэддок не владела искусством лицемерия и не умела хорошо маскировать свои чувства.
Отношение Кассандры ко мне после ее возвращения в симулайф очень походило на отношение Тенебросо. На первый взгляд ничего общего, но если учитывать, что первая была молоденькой девушкой, а второй – тертым аферистом, от которого отвернулась фортуна, суть отношений этих людей к Проповеднику Белкину являлась одинаковой. Оба они сочувствовали мне. Каждый по-своему, но усомниться в их искренности я не мог.
Значит, Анабель все-таки что-то обо мне выведала, и это «что-то», я был практически убежден, имело прямую связь с мрачными пророчествами Бета-креатора Васкеса. Иначе с чего вдруг Кассандре впадать в траурное настроение перед переселением в новый, более совершенный виртуальный мир? Разве только она, как и я, знала о предстоящем для нас скором расставании?
– И даже мало-мальских улик не обнаружила? – переспросил я, уже не надеясь на откровенный ответ.
– Давай чуть попозже, хорошо? Ты устал и жутко выглядишь. Тебе надо немного отдохнуть и прийти в себя. – Она не уходила от разговора, просто оттягивала его, давая себе собраться с мыслями, а может, с духом. – На-ка выпей вот это...
Прорицательница порылась у себя в котомке, извлекла оттуда непрозрачный пузырек с каким-то снадобьем и протянула его мне.
Только сейчас я понял, насколько изможден. Казалось бы, плевое дело – взять из рук девушки мелкую склянку, – однако осуществить это не удалось даже с третьей попытки. Всякий раз я неизменно хватал пальцами воздух.
– Ладно, сиди, не дергайся, – сжалилась надо мной Кассандра, после чего сама вытащила из пузырька пробку и заботливо напоила меня своим лекарством.
Поначалу ничего не происходило: рана все так же ныла, и меня клонило в сон. Но потом я словно в ледяную прорубь окунулся. Воздействие снадобья иначе как шоковым назвать было нельзя. От столь мощного тонизирующего эффекта я чуть не подпрыгнул в кресле, ощутив себя боксером, для которого вот-вот прозвучит гонг к началу боя. Усталость выветрилась бесследно, заодно прихватив с собой боль и апатию. Я протер глаза: свечи теперь горели яркими ровными огоньками, не чета тем размазанным световым пятнам, какие я наблюдал буквально минуту назад.
– Ага, и впрямь не соврала Анна: «Один глоток моего фирменного средства, милочка, и ты себя просто не узнаешь!» – удовлетворенно заметила Кассандра, вытряхнув из бутылька последние капли себе на язык. – Что чувствуешь?
– Ты... этот напиток... у Анны приобрела? – настороженно спросил я, исполненный противоречивых предчувствий. Уж я-то знал, каков мог быть побочный эффект у чудодейственных препаратов целительницы из фуэртэ Транквило! В другое время и в другом месте я ничего не имел бы против такого эффекта, но сейчас он был мне даром не нужен.
– Да, купила его у той сучки перед визитом во дворец к ее подельнику, – подтвердила девушка. – Надо же было чем-то отплатить за гостеприимство. Вот и отплатила.
– А Анна не сказала тебе, как называется снадобье? – осведомился я, продолжая чутко прислушиваться к собственным ощущениям.
– Говорила, только я все равно не запомнила, – отмахнулась прорицательница. – Какая теперь разница? Ладно, хоть здесь мерзавка не солгала. Посмотри на себя: ишь как порозовел, а то сидел бледнее, чем эта бумага.
Кажется, и впрямь кроме тонизирующих свойств испытанное на мне средство не имело больше ничего общего с приснопамятным «Провокатором». По крайней мере, когда в прошлый раз я пользовался препаратом очаровательной вымогательницы, его взрывная реакция не заставила себя долго ждать. Сегодня жизненная сила влилась в меня именно там, где это было действительно необходимо, и не направила свое течение в иное русло. Убедившись, что можно не просить девушку привязывать меня к креслу, я немного успокоился, однако все равно продолжал держать под неусыпным контролем потенциально опасные инстинкты. Кто даст гарантии, что извержение вулкана не случиться через час или два?
– По-моему, мы здесь не одни, – озвучила Кассандра мысль, которую я только собрался высказать сам. Причем высказать куда с большей уверенностью.
– Сейчас выясним, – отозвался я, поднимаясь из кресла на диво бодрым и отдохнувшим – не чета той конченой развалине, какая садилась в него пять минут назад.
На мои настойчивые и вежливые призывы никто не отозвался. Тогда, взяв со стола канделябр, я двинулся исследовать темный зал, заглядывая по пути в каждую стенную нишу и за каждый стеллаж. Кассандра не пожелала оставаться в одиночестве и, прихватив другой подсвечник, последовала за мной. Я продолжал взывать во мрак, но все так же безответно.
Книжные стеллажи располагались по залу в строгом порядке, составленные дюжинами вокруг одинаковых письменных столов, не загроможденных книгами в отличие от освещенного. Стены зала украшали картины – исключительно пейзажи, на которых я часто узнавал знакомые места Терра Нубладо: вот берег моря Встречного Ветра и легендарный маяк Солидо, а вот Пуреса, изображенная, если мне не изменяла память, с высокого холма близ разбойничьего притона фуэртэ Ваго; у кого только хватило смелости заниматься живописью в той жуткой провинции?.. Проклятье, сколько раз бывал в этих местах, но только сейчас понял, насколько каждое из них по-своему неповторимо и прекрасно. Чуть слеза не навернулась, когда представил, что, вероятно, никогда больше не увижу ни маяк Солидо, ни Пуресу, ни множество других привычных вещей, с которыми успел сродниться...
Отвлеченный грустными мыслями, я едва не врезался лбом в стоящий между стеллажами огромный мольберт – инструмент художественного промысла, совершенно не характерный для библиотеки. К мольберту, ножки коего были очень маленькими, крепился портрет пожилого человека в полный рост. Человек на портрете, выполненном, похоже, в масштабе один к одному, был невысок, в меру упитан, но обладал довольно яркими и даже комичными чертами лица – большим носом-картошкой, сжатыми в тонкую линию губами, горящим восторженным взором и торчащими параллельно земле длинными, как у Дона Кихота, усами. Одежда на человеке была изысканной – такую обычно носили диктаторы и их приближенные. Нарисованный господин был изображен довольно тщательно, но без фона, из чего я сделал вывод, что портрет еще не закончен. Однако я не видел, чтобы поблизости валялись кисти, краски, палитры и прочие атрибуты, что были неотъемлемой частью любой художественной мастерской или, как в нашем случае, – уголка для рисования.
Я был не настолько искушен в изобразительном искусстве, чтобы определить, одной кисти или нет принадлежат портрет и развешанные по стенам пейзажи. Но мне почему-то казалось, что я вижу не просто чей-то портрет, а автопортрет художника, создавшего их. Глядящий на нас свысока нарисованный незнакомец определенно имел отношение к искусству: абсолютно невоинственный вид, импозантная внешность и темпераментный взгляд, какой, наверное, бывает у маэстро кисти в минуты тесного общения с музой.
Мне редко приходилось общаться с людьми подобного типа, но впечатление от общения с ними всегда оставалось негативным. Заносчивые эксцентричные господа, которые полагали, что они либо живут на вершине Олимпа, либо в своем особом, более совершенно мирке, и потому простому смертному, вроде Арсения Белкина, вовек не дано понять их утонченные вкусы и возвышенные принципы. Такие люди вызывали у меня отторжение после первой минуты беседы. Будучи трезвым, я обычно воздерживался от грубости и не высказывал им в глаза все, что о них думал, но зато когда напивался... Помнится, однажды за такую нелицеприятную критику я был даже жестоко побит и изгнан из компании ценителей уже не помню каких видов искусств. Скорее всего, мы дискутировали тогда по поводу обнаженной женской натуры, ибо в молодости она являлась моей излюбленной темой для полемики.
– Ой, а я ведь знаю этого человека! – воскликнула Кассандра, тоже заинтересовавшись портретом. – Это же мистер Морган Платт! Он руководит проектированием нового симулайфа и как-то раз даже сопровождал меня по Терра Олимпия. Любопытно, откуда здесь взялся портрет мистера Платта?
«Этого человека зовут Морган Платт? Гамма-креатор Морган Платт?» – едва не вырвалось у меня, но в последний момент я предпочел не задавать вопрос. Лгать, что о Платте мне рассказал отец Анабель, я не мог, а признаваться, кто на самом деле снабдил меня информацией о Гамма-креаторе, значило посвящать подругу в тайны, в которые я ее посвящать не хотел. Все, что происходило со мной в оружейной лавке Чико – от коварной снайперской засады до чудесного освобождения, – Кассандра не видела, и такое положение вещей меня вполне устраивало. Во-первых, я пообещал Васкесу никому не сообщать о нашей беседе, а во-вторых, неизвестно, как бы отреагировала Анабель, когда узнала, что я якшался на дружеской ноге с самим Тенебросо. Вдруг оскорбилась бы и ушла? Поэтому, дабы не усложнять и без того непростую ситуацию, лучше было держать язык за зубами, благо запредельных усилий это не требовало.
– Да, занятный старикан, – согласился я, старательно делая вид, что знать не знаю ни о каком Моргане Платте. Подойдя вплотную к портрету, я поднес свечи к нарисованному лицу Гамма-креатора настолько близко, что, казалось, еще немного, и затрещат его подпаленные усы, а в воздухе запахнет жженой щетиной. Я же, покосившись на Кассандру, вполголоса добавил: – Так, значит, вот кто не желает, чтобы мы с Васкесом топтали его грезы...
Гамма-креатор на портрете презрительно сморщился. Я вздрогнул и отдернул канделябр, поскольку испугался, что от жара свечи потекла краска. О мистической природе данного явления я как-то не подумал, хотя в действительности такое объяснение было куда правдоподобнее.
– Я попросил бы вас быть поосторожнее с огнем, герр Шульц, – произнес нарисованный Морган Платт. – Вы можете нечаянно выжечь мне глаз.
Кассандра испуганно взвизгнула и отскочила мне за спину. Я, конечно, таким впечатлительным не был, но тоже ощутил, как от неожиданности по коже пробежали мурашки. Гамма-креатор тем временем переступил с ноги на ногу, словно устал стоять в неподвижной позе, после чего брезгливым тоном произнес:
– Вас не затруднит уступить мне дорогу, герр Шульц. Я хотел бы покинуть дубль-редактор. Пребывание в нем для меня пренеприятно.
– Да ради бога, – как ни в чем не бывало ответил я и шагнул в сторону. Вместе со мной отступила и Кассандра. Она уже не кричала, лишь настороженно выглядывала у меня из-за плеча. Прорицательница, наверное, вспомнила, что видела в сказочном Терра Куэнто наяву и не такие чудеса. Но что ни говори, появление Гамма-креатора все равно произвело на нее впечатление, а на меня и подавно.
Морган Платт вышел из картины, как из русской бани: весь в окружении белесого тумана, тянувшегося следом за ним густым шлейфом. Само же таинство материализации происходило следующим образом. Изображение постепенно становилось выпуклым, словно Бета-креатор лежал на дне мелкого бассейна, из которого вытекала вода. Когда же процесс отделения изображения от картины завершился, на холсте остался лишь черный контур, а тот, кому он принадлежал, предстал пред наши очи вполне нормальным человеком, разве что оставляющим за собой странный «кильватерный» след из полупрозрачного пара. Пар не рассеивался, так и оставался висеть в воздухе, четко повторяя движения Моргана. Прямо как на фотонегативе, отснятом с очень большой выдержкой, только запечатленный субъект при этом выглядел четко и продолжал двигаться.
Но шоу спецэффектов длилось недолго. Платт совершил несколько шагов, и шлейф отстал от него, рывком втянувшись обратно в картину. Черный человеческий контур после этого сразу исчез, словно пропавший шлейф состоял из распыленной белой краски, загрунтовавшей испорченный портрет плотным слоем. Бета-креатор теперь топтался возле абсолютно чистого холста и напоминал художника, решившего заняться творчеством, но позабывшего, куда он задевал свои аксессуары. Похожие на стрелки компаса остроконечные усы Платта наяву смотрелись еще комичнее. Меня так и подмывало проверить их подлинность, дернув за них. Слабо верилось, что в реальности подобные усы еще кто-то носит.
Важно надув щеки и ни слова не говоря, Морган Платт проследовал мимо нас к освещенному столу и уселся в кресло, после чего, в упор не замечая посетителей, уткнулся носом в раскрытую книгу. Такое поведение Гамма-креатора удивило меня не меньше, чем поведение его коллеги, тоже весьма экстравагантного типа, однако не столь высокомерного. Морган всем своим видом демонстрировал, что не намерен общаться с нами и вообще мы здесь лишние. Я был знаком с Платтом всего-то пару минут, но уже прекрасно понимал Васкеса, на дух не переносящего своего сослуживца. Ненависть к подобного рода людям возникала в таких, как мы с Мануэлем, сразу и надолго. Если кто-либо из наших прежних собратьев вдруг начинал мнить себя центром вселенной и ни в грош не ставить остальных, скорый закат его карьеры был неизбежен. С этим человеком отказывались сотрудничать, от него уходили друзья, а репутация его поддерживалась исключительно за счет денег, что являлось надежной опорой лишь до поры до времени. Вот и сейчас у меня отсутствовало всякое желание заводить с Платтом беседу, но Кассандра, в силу возраста еще не научившаяся различать в людях скрытую враждебность, подошла к Гамма-креатору и слегка обиженным голосом обратилась к нему:
– Здравствуйте, мистер Платт! Неужели вы меня не узнали?! Это же я, Анабель! Мой отец, Патрик Мэддок, знакомил нас однажды, когда разрешил мне немного погулять по вашей Терра Олимпия.
Платт недовольно оторвался от книги, с прищуром вгляделся в лицо Кассандры, затем согласно кивнул и снизошел до ответа:
– Ах да, Анабель Мэддок... Прости, сразу не признал – здесь так темно... Давненько не виделись, милая. Как твои дела?
– Да не очень, мистер Платт...
– Ну, надеюсь, скоро у тебя все наладится... – Моргана дела Анабель волновали не больше, чем меня – политическая обстановка в Зимбабве. А герр Шульц так и вовсе представлял для Платта пустое место, поскольку в мою сторону он даже не глядел.
Ответив Кассандре, Бета-креатор снова уткнулся в книгу, давая понять, что разговор исчерпан. Но девушка не понимала намеков.
– А скажите, мистер Платт, что сейчас с вами произошло? Это что-то вроде точки «Феникс»? – полюбопытствовала Кассандра, не меньше меня заинтригованная ожившим шедевром изобразительного искусства.
– Это, милая, всего лишь компактный дубль-редактор. Я просто решил... немного подкорректировать себе внешность, поэтому и не расслышал, как вы вошли, – пока сдержанно, но уже не столь любезно ответил Бета-креатор. Яснее ясного, пижон просто побоялся сознаться, что трусливо спрятался в дубль-редактор, когда просек, что те, кто стрелял снаружи, открывают ворота библиотеки. Не отпирайся они автоматически, вряд ли мы вообще дождались бы помощи от мистера Платта. – Точки «Феникс» как таковой здесь нет. Разве тебе не известно, милая, что резиденты «Терра» не нуждаются в точке возрождения? При необходимости мы можем возрождаться в любом месте симулайфа и на любом уровне развития дубля. Исключение составляет только герр Шульц, который живет здесь по особым правилам.
Гляди-ка, заметил! Какая честь для герра Шульца: заслужить внимание небожителя!
– И что это за особые правила? – поинтересовался я.
– А разве ваш друг Васкес не ознакомил вас с ними? – сверкнув глазами, с вызовом ответил Платт.
– Васкес мне не друг, – возразил я, поглядев на Кассандру, но ее реакция на эту фамилию была равнодушной. Вот и хорошо, решил я. Если называть Тенебросо в присутствии Анабель его настоящим именем, девушка, возможно, ни о чем не догадается. Только бы этот старый хрыч не раскрыл моей тайны, однако он, кажется, не пользовался в разговоре игровыми псевдонимами.
– Ну, судя по тому, что вам известны детали одной из наших с Мануэлем приватных бесед, я бы так не сказал, – возразил Гамма-креатор, имея в виду мои слова о потоптанных грезах, невольно сорвавшиеся с языка перед его портретом. Знал бы, что это за коварный портрет, помалкивал бы в тряпочку. – Да и не верю я, что два бывших преступника за все эти годы так и не спелись.
– Вы ошибаетесь, мистер Платт! – вступилась за меня Кассандра. – Арсений – уже давно не преступник!
– Кто это – Арсений? – не понял Морган.
– Мое настоящее имя на самом деле не Арнольд Шульц, а Арсений Белкин, – уточнил я. – Но можете называть меня как вам удобнее.
– Милая Анабель, не заблуждайся! – рассмеялся Гамма-креатор холодным надменным смехом. – Зачем, спрашивается, человеку с чистой совестью иметь несколько имен даже здесь? Бывших преступников не существует. В их раскаяние верит только церковь, но не я и остальная здравомыслящая часть общества. Место этих монстров за решеткой, а не в симулайфе!
Кассандра обиженно потупилась. Для нее только что открылось истинное лицо доброго дяденьки Моргана, когда-то водившего ее за ручку по сказочному миру. Я же не стал обижаться на «монстра», поскольку при всей моей неприязни к Платту тот называл вещи своими именами. Я посмотрел в глаза человеку, который, со слов Мануэля, был для грядущего симулайфа таким же богом, как Васкес – для Терра Нубладо, и у меня разом пропало всякое желание переселяться в Терра Олимпия. Тенебросо оказался прав на все сто – чистоплюй и аристократ Морган Платт рогами в землю упрется, но не допустит, чтобы по его совершенному миру-фантазии бродили монстры из насквозь прогнившей реальности. Действительно, не бывает бывших чудовищ – они становятся прекрасными принцами только в сказках. Но в сказку Гамма-креатора мне путь заказан... Я получил последнее доказательство тому, что у меня не было ни единого шанса на будущее, гори оно синим пламенем.
– Что ж, теперь я понимаю, мистер Платт, какие «технические проблемы» мешают вам впустить Арсения в новый симулайф! – произнесла Кассандра дрогнувшим гневным голосом. – Главная проблема не в оборудовании, в чем так долго пытался убедить меня отец. Главная проблема – в вас! Вы ненавидите Арсения и только поэтому не включили его в свой проект!
– Послушай, милая!.. – открыл было рот Морган, но девушка говорила уже не с ним, а со мной.
– Да, Арсений, «Терра» больше не нуждается в твоих услугах, и это чистая правда, – призналась она. Глаза у нее заблестели, а голос задрожал сильнее. – Ты спрашивал, что я о тебе разузнала. Все! Отец раскрыл мне правду, когда я пригрозила рассказать прессе о сотрудничестве «Терра» с профессором Маньяком. Никакой клиники Эберта и никакого коматозника Шульца не существует в природе. Тебя действительно застрелили двадцать пять лет назад при ограблении броневика. Только вот похоронили не сразу, а после того, как Маньяк Эберт вволю поглумился над твоим телом...
Если Морган Платт только что поставил точку в моих надеждах на будущее, то эмоциональный рассказ Анабель, который давался ей тяжелее, чем исповедь в собственных грехах, подвел-таки финальную черту под моим прошлым. Вернее, не подвел, а указал, где конкретно она пролегала: пятого сентября две тысячи восьмого года. Именно в этот день жизнь Арсения Белкина оборвалась окончательно и бесповоротно. Все, что происходило со мной в дальнейшем, можно было называть как угодно, только не жизнью, не ее симуляцией и уж тем более не грезами подключенного к нейрокомплексу коматозника...
В две тысячи восьмом «Терра» уже владела правами на внедрение ВМВ и после отказа Госса работать на нее тайно привлекла к сотрудничеству опального профессора Эберта. Свалившиеся на голову Маньяка недавние скандалы и громкие разоблачения отнюдь не остудили его исследовательский пыл, и Эберт был готов под любым предлогом продолжать свою антигуманную научную деятельность. Он постоянно выпрашивал у своих работодателей новый экспериментальный материал для исследований, но ему отказывали и заставляли сосредоточиваться на изучении выкупленных технологий Госса. Однако настойчивые просьбы Эберта были приняты во внимание, и «Терра» помнила о них. Почему? Может быть, потому, что Маньяк не давал ей об этом забыть, но, скорее всего, как любая дальновидная организация, она не исключала в будущем извлечь выгоду также из разработок этого непризнанного гения.
Тот проклятый броневик и охрана, стрелявшая в меня, принадлежали компании «Fortress-on-wheels», которая входила в корпорацию «Терра» и занималась для нее переправкой ценных грузов. Поэтому неудивительно, что доклад о предотвращенном ограблении поступил сначала к непосредственному начальству перевозчиков, а полиция была уведомлена позже. Ничего предосудительного, все по инструкции, разве что второй доклад немного отличался от первого. В нем сообщалось, что грабители испугались подоспевшей охраны и скрылись. Причем скрылись все до единого, так что инцидент, согласно официальной версии событий, обошелся без человеческих жертв с обеих сторон. Получившие травмы и контузии водитель броневика и охранники, что находились внутри сейфа на колесах, были отправлены в ближайший госпиталь еще до приезда полиции на одном из автомобилей охраны.
Куда же тогда подевалось тело расстрелянного в упор подрывника Шульца, спросите вы? Нет, не спросите, поскольку уже явно догадались, что мой еще не остывший труп уехал с места происшествия на том же автомобиле эскорта. Только попал этот труп не в госпиталь и не в морг, а прямиком в руки профессора Эберта, чьи мольбы были услышаны, и счастливый Маньяк смог наконец-то разжиться экспериментальным материалом. Пусть уже непригодным для полноценных исследований, зато не подписывавшим с Эбертом никаких страховочных контрактов. Ну а как использовать полученный материал с максимальной пользой до того, как он начнет, извините, распространять душок, профессора учить не требовалось. Было бы что использовать, а каким образом это будет реализовано, у любого исследователя-практика всегда найдется предостаточно идей.
В тот момент, когда меня доставили на операционный стол к Элиоту Эберту, мое тело было уже мертво, но мозг пока не умер, даже несмотря на сидящую в голове пулю. У Маньяка имелось достаточно необходимого оборудования, чтобы продлить жизнь моего мозга на максимально возможный срок. Какие опыты проводил профессор и какие незаконченные труды хотел довести до завершения, неизвестно, но единственное весомое открытие за всю свою жизнь он сделал случайно и при помощи идей академика Госса. Эберта чрезвычайно заинтересовало, что будет, если к нейрокомплексу – тогда еще несовершенному прототипу современных «астралов» – подключить мертвеца. Точнее, тот недостреленный труп, какой я из себя представлял.
Результаты получились ошарашивающие, хотя какой-либо практической пользы от них в две тысячи восьмом году еще не было. Мой медленно умирающий мозг транслировал на частоте Внешних Ментальных Волн периодически повторяющийся сигнал длительностью около полуминуты. Между трансляциями возникала пауза в несколько секунд, после чего они начинались заново. У обычных – живых – пользователей нейрокомплекса сроду не фиксировалось ничего даже близко похожего на этот сигнал. Обнаруженная Эбертом ментальная трансляция напоминала работу бортового радиопередатчика, запрограммированного терпящими бедствие моряками или летчиками отсылать в эфир бесконечно повторяющийся сигнал SOS. Кому мой мозг отсылал сигналы перед смертью, до сих пор остается загадкой. Вселенной? Инопланетному разуму? Господу Богу? Представителям иных высших сфер, о которых человечество даже не подозревает?
А Арсений Белкин, он же Арнольд Шульц, скончался в лаборатории Эберта через двое суток, оставив после себя только эти непонятные ментальные всплески, зафиксированные на специальных ВМВ-накопителях...
Эх, знал бы кто, как грустно говорить о себе подобные вещи...
Со временем Эберту все-таки удалось расшифровать содержание странных сигналов. Дешифровка «наследия» грабителя Шульца произошла уже через пятнадцать лет после его смерти, когда был только запущен в эксплуатацию первый симулайф Терра Куэнто. Досконально изученные, а также открытые со временем более продвинутые ВМВ-технологии, на базе которых и создаются теперь симулайфы, позволили расшифровать загадочное послание умирающего человеческого мозга. Творцы виртуальных миров нового поколения пользовались огромными объемами информации, которую для ускоренной пересылки по служебным каналам требовалось архивировать, «сжимая» в плотные потоки. Увидев однажды, что представляет из себя заархивированное ВМВ-досье игрового дубля, Элиот Эберт, к тому моменту завязавший с практикой, но оставленный на административном посту директора научного отдела, долго не мог избавиться от стойкого дежа-вю, пока не вспомнил, что с чем-то подобным он уже сталкивался полтора десятилетия назад. Подняв секретные архивы, Маньяк извлек на свет те самые записи, наделавшие в две тысячи восьмом в тесных научных кругах «Терра» столько шума. Совершенно непонятные тогда, сегодня сигналы моего мозга уже не выглядели для Эберта китайской грамотой. Подсунь их любому из ВМВ-дизайнеров, и он сразу определил бы этот материал как сильно «сжатое» досье какого-нибудь игрового персонажа. Причем с учетом гигантского объема заархивированных файлов, досье не искусственного дубля, а полноценного живого игрока, который уже прошел тесты для регистрации в симулайфе.
Но как удивился бы ВМВ-дизайнер, если бы вдруг узнал, что владелец этого досье уже полтора десятка лет покоится в могиле!
Вот что за сигнал транслировал мой мозг в ВМВ-диапазоне перед тем, как обратиться в кусок мертвой плоти! Подробнейшая информация о человеке по имени Арсений Белкин, хранящая в себе мой облик на момент смерти, содержимое памяти и многое другое, что пригодилось бы для воссоздания моей полноценной личности. Но для каких создателей предназначались эти данные, перехваченные первым нейрокомплексом? Не для «Терра» же, в конце концов!
Элиот Эберт снова напялил лабораторный халат и вернулся к научной деятельности, возглавив секретные работы по исследованию ВМВ-досье покойного Арнольда Шульца. Благодаря моему криминальному прошлому, проект получил ироничное название «Джесси Джеймс» – надо заметить, весьма авторитетное для меня при жизни имя. При более скрупулезном изучении научной загадки выяснилось, что на самом деле «сундук мертвеца» таил в себе помимо легко дешифруемых материалов много таких, природа коих на данном этапе развития ВМВ-технологий была абсолютно неизвестна. Они-то и вызывали опасение, из-за которого грабителя Шульца не рискнули воскресить еще в Терра Куэнто. Существовала вероятность глобального сбоя по причине отторжения симулайфом неисследованных файлов в моем досье. Однако при проектировании Терра Нубладо были учтены все вероятные сбои и подготовлены механизмы для экстренного устранения их последствий. Мое второе рождение стало неизбежным. Оставалось лишь подобрать для возрожденного «Джесси Джеймса» достойную легенду, чтобы дитя выросло прилежным и слушалось родителей. Проблема распоясавшихся крэкеров явилась благодатной почвой для выращивания таких благородных идей...
Сегодня, когда проекту «Джесси Джеймс» исполнилось почти пять лет, Эберт предполагал, что он знает, какая информация зашифрована в неисследованных фрагментах моего досье. Отличие его от досье живых игроков заключалось в том, что оно непостижимым образом существовало само по себе. Прочие игровые ВМВ-досье не обладали такими устойчивыми качествами, бесследно исчезая, когда их владелец отсутствовал в симулайфе больше сорока дней; причина, по которой виртуальные дубли погибали без «подзарядки» от живых людей, также еще выяснялась. Профессор высказал версию, что в предсмертных сигналах моего мозга был сокрыт код человеческой души, который соединял вместе и оживлял остальные фрагменты моей закодированной личности, сохраненные в расшифрованных участках досье. Эти не поддающиеся расшифровке связующие звенья кода и делали меня полноценным человеком, даже несмотря на отсутствие настоящего тела за пределами искусственного мира.
Со слов Маньяка, проект «Джесси Джеймс» наглядно доказывал бессмертие души, а также предоставлял доказательства самого ее существования в виде все тех же загадочных фрагментов кода. Иными словами, я не мог умереть до тех пор, пока в архивах «Терра» будут храниться записи того ВМВ-сигнала, которые, естественно, уничтожать никто не собирался. Арсений Белкин являлся первым человеком в мире, который обрел подлинное бессмертие, так что впереди меня ожидала не смерть, а всего лишь забвение. Возможно, на годы, возможно, на десятилетия, а возможно, и на века...
Но будет ли забвение лучше смерти? Кто знает... Точно известно одно: забвение в любом случае будет хуже, чем даже самая незавидная и мучительная жизнь. Уж поверьте бессмертному на слово...
Морган Платт снисходительно смотрел мне в глаза и усмехался. Наверное, у меня и впрямь был глупый вид. А разве можно выглядеть по-другому, когда вам со всей серьезностью сообщают, что вас нет в природе и последние доказательства вашего существования давным-давно истлели в могиле? Конечно, можете возразить, что ничего страшного в этом нет: вот же они, руки, ноги, туловище, голова – все на месте. И ничуть не искусственные – для мира, где я сейчас живу, они вполне реальны. Совершенно с вами согласен. Однако когда осознаешь, что в Единственно Правильной Реальности тебя не ждет даже собственное тело, пусть обрюзгшее и парализованное, но все-таки дающее мало-мальское ощущение полноценности, в душе возникает такая огромная дыра, что после этого ее уже никак нельзя считать душой. Так, жалкие обрывки некогда гордого знамени, трепещущие на ветру жизни и ничего, кроме отвращения, не вызывающие.
– Мистер Платт, выслушайте меня, пожалуйста! – умоляюще произнесла Кассандра, закончив свой рассказ, взволновавший ее куда больше, чем меня. Девушка уже не могла сдерживать слезы. Мне было ее искренне жаль, однако я совершенно не представлял, чем ее утешить. Тем, что Проповедник бессмертен и потому не пострадает от упрямства Гамма-креатора? Анабель раньше меня узнала это, однако все равно была крайне расстроена. – Прошу вас, разрешите Арсению жить в Терра Олимпия! Почему вы так ненавидите его? Неужели пятилетний срок честной службы Арсения в «Терра» не убеждает вас, что ему можно доверять? Ведь на самом деле никаких технических проблем не существует и все зависит только от вашего слова, разве не так?
– Перестань, Анабель, – попросил я. – Даже если мистер Платт согласится, он не даст мне в Терра Олимпия никакой свободы. А жить под постоянным надзором я не смогу.
– Милая девочка! – Платт раздраженно отпихнул книгу и, уперев руки в стол, откинулся на спинку кресла. – Моя стойкая неприязнь к твоему другу Арсению и есть та самая неразрешимая техническая проблема! Рассказав тебе о проекте «Джесси Джеймс», твой отец выдал служебный секрет, а это значит, он тебе доверяет. Что ж, тем лучше. Значит, я тоже могу с чистой совестью посвятить тебя в кое-какие секреты, чтобы ты прекратила обвинять дядюшку Моргана в жестокосердии. Поверь, будь все так просто, разве я отказал бы в просьбе дочери своего коллеги и друга? Даже в такой серьезной просьбе, которая заставила бы меня поступиться принципами? Разве я могу спокойно глядеть на твои слезы? Все отнюдь не так, как ты думаешь. На самом деле я не руковожу проектом Терра Олимпия, как значится в официальных документах, а, по существу, являюсь им. Моя настоящая должность – Гамма-креатор, творец третьего по счету симулайфа. Но «творец» не в том смысле, как ты себе это представляешь. Я не работаю дни и ночи напролет на ультрасовременном дизайнерском оборудовании, создавая детальные модели игровых миров. Все, что есть в моем рабочем офисе, – это последняя профессиональная модель нейрокомплекса «Астрал» и вот такие горы сценариев. – Платт похлопал по самой большой из книжных стопок. – В них – подробнейшее описание мира Терра Олимпия, его законы, выдуманное прошлое и варианты развития событий в будущем. Больше ничего. Каждый день до обеда я дотошно читаю сценарии, а после обеда надеваю нейрокомплекс и просто мысленно представляю себе прочитанное. Заостряю внимание на каждой мелочи, порой кое-что домысливаю, импровизирую. Частенько отклоняю предложенный вариант сценария, поскольку симулайф пока в разработке и я волен менять в нем правила по своему усмотрению. Но когда моя Терра Олимпия будет заселена игроками, вносить радикальные изменения станет уже невозможно, и мне придется удерживать свои бурные фантазии в границах существующих норм. А также придется заботиться еще о некоторых вещах, таких, как регулярная подача необходимого объема информации ВМВ-дизайнерам. Симулайф – он как большое озеро, поток мысли креатора – та река, что наполняет его, а ВМВ-дизайнеры – смотрители дамбы, которые следят за количеством, а в нашем случае еще и качеством поступающей в озеро воды. И чтобы рыбе – то есть игрокам – в этом озере жилось предельно комфортно, смотрители проводят большую профилактическую работу: фильтруют воду, следят за экологией водоема, регулярно подкармливают рыбу, а также создают необходимые резервные запасы воды – должен же и я когда-то отдыхать? Поток моей мысли богат, но порой сумбурен и нуждается в упорядочивании. Поэтому перед тем, как отправить его на ВМВ-транслятор, дизайнеры корректируют недочеты моей работы, «домысливая» за меня некоторую отсебятину. Ведь как и любой другой человек, я не застрахован от ошибок и не могу охватить мыслью все без исключения аспекты искусственного мира.
– И это все, чем вы занимаетесь: день и ночь насилуете собственное воображение? – спросил я, припоминая, что уже задавал подобный вопрос Тенебросо, который описал мне свою «стерильную работенку» слишком уж лаконично. Кажется, тогда я обозвал откровения Васкеса пьяным бредом. Откровения Платта выглядели не лучше, но конкретики в них было на порядок больше, и к тому же Морган был совершенно трезв. Хочешь не хочешь, пришлось ему поверить.
– Да, таков круг моих обязанностей, – подтвердил Гамма-креатор. – ВМВ-технологии до предела упростили процесс моделирования миров. Ведь человеческий мозг не только принимает ментальные волны, но и в огромном объеме генерирует их! Наши фантазии и есть не что иное, как сгенерированные ментальные волны. Сев в мое кресло, каждый может создать свой собственный мир! И не только создать, но и полностью населить его – в удивительные времена мы живем, не правда ли? Конструируя свой игровой дубль, вы просто представляете его, а если вам не хватает воображения, просто смотрите на картинку и включаете свою фантазию принудительно. Как, например, делаю это я, читая готовые сценарии. Они требуются мне для того, чтобы понять, что конкретно «Терра» от меня нужно. Если же дать Моргану Платту волю, он такого в симулайфе нагородит...
Гамма-креатор улыбнулся. Но не мне, а просто своим словам. На меня он по-прежнему глядел с холодным презрением. И разговаривал Платт, по существу, не со мной, а с Анабель, поскольку это ей он пообещал раскрыть кое-какие карты.
– Если каждый болван может сегодня творить миры, в чем же тогда заключается уникальность вас, креаторов? – недоуменно поинтересовался я. – Насколько мне известно, вашего коллегу Васкеса сначала подвергали каким-то тестам, и когда он их с честью выдержал, ему даже устроили досрочное освобождение из тюрьмы. Неужели нельзя было вместо него взять с улицы первого встречного?
– Что я знаю о ваших фантазиях, герр Шульц? – задал Платт встречный вопрос. – Что я знаю о фантазиях этой милой девочки? О фантазиях любого живущего на земле человека? Абсолютно ничего! Не сомневаюсь, что для вас воображаемые вами картины и события выглядят потрясающе достоверно и живо. Но покажутся ли они таковыми мне или Анабель, если нам доведется прикоснуться к ним? Поэтому при помощи тестов «Терра» и отбирает тех, кто способен возводить у себя в фантазиях воистину грандиозные по реализму и детальности миры. Такие миры, придраться к которым не сумеет даже самый требовательный эстет. В отсутствии правильного тестирования кандидатов и заключалась ошибка создателей первого симулайфа Терра Куэнто. В Альфа-креаторы был отобран один из лучших в мире на тот момент художников-дизайнеров по созданию онлайновых игровых вселенных. Казалось бы, кто, как не он, разбирается в моделировании фантастических декораций? Однако что из этого вышло? Художник представлял симулайф таким, какими он десятки раз до этого рисовал свои игровые миры, ограниченные техническими возможностями оборудования, на котором он работал. В итоге получилась яркая красочная сказка с эффектом полного присутствия, но до подлинного реализма ей было очень далеко. Да, с одной стороны, фантазии Альфа-креатору было не занимать, но он оказался просто физически не в состоянии раскрыть весь потенциал технологий ВМВ.
– И поэтому «Терра» переключилась с художников на уголовников? – вырвалось у меня.
– Я постоянно твердил и буду твердить, что это являлось ошибочной политикой, – нахмурился Платт. – Однако могу понять, чем она была продиктована. Уставшие от сказок игроки требовали кровавого реализма, безраздельной свободы и жестокости. Кто, по-вашему, мог выстроить мир, идеально отвечающий этим требованиям? Только один из ваших собратьев, герр Шульц. Кадровые психологи «Терра» отправились по тюрьмам. И эти господа поразились результатам своих поисков. Видимо, по причине изоляции от окружающего мира фантазии у преступников оказались настолько богатыми, что «Терра» даже пришлось выбирать, кого именно из полусотни прошедших тесты претендентов допустить к созданию второго симулайфа. Попадались среди них и такие, на чьей совести было по нескольку зверски загубленных жизней. Но «Терра» все же одумалась, решив, что чересчур неприкрытого натурализма не вынесут даже самые экстремальные игроки. Так здесь и появился Мануэль Васкес – человек, повидавший жизнь, в меру жестокий и не в меру удачливый. Неудивительно, что вы чувствовали себя в его мире, как рыба в воде.
– А ваш водоем, значит, для меня слишком стерилен?
– Я бы мог пустить вас к себе в симулайф. Однако разве вы забыли, что стряслось, когда вас подключили к Терра Олимпия без моего на то согласия? Обнаружив незваного гостя, я страшно разозлился, и эти эмоции нарушили ровный поток моих фантазий. Не уверен, что вам понравился способ, которым я уничтожил ваш дубль. На вас обрушился мой гнев, который я непроизвольно представил в виде гигантской черной волны, сметающей все на своем пути.
– Да, я видел это цунами, – подтвердил я. – Поверьте, вы сумели меня напугать до икоты.
– Эмоции, герр Шульц, – страшнейший враг любого креатора, – заключил Платт. – Они выводят мысли из равновесия, мешают сосредоточиться на конструировании симулайфа и вносят в него такой дисбаланс, что исправить его потом довольно сложно. Выгляните наружу. Что вы там видите? Беспорядок и хаос. Каковы же его причины? А они достаточно просты: Мануэль Васкес чем-то сильно расстроен и не может должным образом сконцентрироваться на работе. У него в голове посторонние мысли, он зол, теряет над собой контроль, отчего медленно, но верно губит, не побоюсь этого сравнения, дело всей своей жизни...
«Расстроен – это еще мягко сказано, – подумал я. – Мануэль в ярости, и не губит, а уже полностью погубил свою мечту».
– ...И это, заметьте, человек со стальными нервами! Что же говорить про меня? Я не занимался криминалом, герр Шульц, и впадаю в дрожь перед лицом любых трудностей. Я слаб и телом, и духом. Морган Платт – всего лишь обычный поэт, причем далеко не знаменитый. Я не убиваю людей, я пишу стихи. И еще много и образно фантазирую. О таких, как я, хорошо сказал Уильям Бэйтс Йетс: «Я – бедняк, и все мое богатство – грезы. Я расстелю пред вами только их...» И вы, герр Шульц, будете в прямом смысле топтать мои грезы, а я этого не хочу. Поймите, что, поселившись в моем мире, вы просто уничтожите его, став причиной непоправимого дисбаланса. Моя неприязнь к вам лежит на подсознательном уровне, и мне, увы, никак с ней не совладать. Надеюсь, милая Анабель поймет меня и простит... И вы тоже.
Анабель Мэддок угрюмо молчала. Конечно, она была далеко не глупа и все прекрасно понимала. Упрашивая Гамма-креатора взять Арсения Белкина на борт его «корабля», она тем самым пыталась пронести туда бомбу замедленного действия с уже запущенным таймером. Случись это, и корабль под гордым названием «Терра Олимпия» пойдет ко дну, еще не покинув портовой гавани. Всеми силами стараясь помочь мне, Анабель ставила под угрозу судьбы многих людей. И прежде всего тех, для кого запуск грядущего симулайфа означал как минимум пять-шесть лет стабильного заработка и семейного благополучия. Беспокойство о судьбе умершего четверть века назад преступника выглядело на этом фоне просто нелепо.
– Все в порядке, – ободряюще подмигнул я Кассандре. – Нет так нет, что тут поделать. Ну да хоть отосплюсь теперь по-человечески за все годы службы.
– Ничего не в порядке! – раздраженно бросила девушка, отворачиваясь, словно боялась посмотреть мне в глаза. – С тобой с самого начала поступали несправедливо и бессовестно врали все эти годы. И что вместо извинений? Просто берут твое досье и зашвыривают его на дальнюю полку. Они даже не позволили тебе встретиться с сестрой! Нарушение секретности, видите ли, непредсказуемые последствия и прочая ахинея!..
– Что значит не позволили встретиться? Твой отец сказал, что это Полина отказалась со мной встречаться.
– Мой отец солгал, как поступал с тобой сотню раз до этого. Полина Лагутина и знать не знала о тебе, пока вчера я с ней не связалась и не рассказала, что ее брат... ее брат... – Анабель осеклась. Она явно хотела сказать «жив», но не смогла. Потом все же вышла из неловкого положения: – ...что ее брат сейчас находится в симулайфе. Для Полины это был большой сюрприз, но я убедила ее, что это правда. И она согласилась с тобой встретиться.
– Где и когда?! – встрепенулся я, моментально забыв и о Гамма-креаторе, и о его призрачно-недостижимом симулайфе.
– Завтра утром, на ближайшей к столице точке «Феникс». У дочерей Полины есть нейрокомплекс, и сегодня они помогут ей зарегистрироваться в Терра Нубладо под ее настоящим именем и внешностью. И если ты придумаешь, как отсюда выбраться, то завтра получишь шанс встретиться с сестрой...
– Ничего не выйдет!.. – раздался позади нас знакомый голос.
Мы обернулись. Заложив руки за спину, из-за книжных стеллажей вышел маэстро Гвидо, он же Патрик Мэддок, он же самый бессовестный лжец, которого я когда-либо встречал.
– Папа? – воскликнула Анабель.
– Мистер Мэддок? – удивленно произнес Морган Платт.
Не удивился только я, поскольку наблюдал подобные фокусы уже не первый раз. Раньше у меня вызывало интерес, как Гвидо умудряется так бесшумно ко мне подкрадываться. Сегодня, когда причина этого трюка была известна, во мне осталось только одно-единственное желание: начистить лицемеру физиономию. Но делать я этого не стал: все равно бесполезное занятие, да и низкий это поступок – лупить отцов в присутствии дочерей. Вернее, самому получать от них взбучку.
– Все точки «Феникс» заблокированы оседлыми, и два часа назад мы приняли решение отключить систему возрождения, – Патрик говорил подчеркнуто-официальным тоном, словно командир воинского подразделения, разъясняющий бойцам текущую ситуацию. – Само собой, регистрация новых пользователей тоже отменена. Также довожу до сведения всех присутствующих, что завтра утром симулайф Терра Нубладо прекратит свое существование. Примите мои сожаления. Мистер Платт, вы готовы принять эстафету?
– Разумеется, мистер Мэддок! Видит бог, давно готов! – по-юношески восторженно отозвался Гамма-креатор.
– Раз так, то попрошу вас закончить изучение архивов Васкеса и вернуться в офис. Через час у нас назначено внеплановое совещание, и вы обязаны на нем присутствовать.
– Непременно буду, мистер Мэддок, – с готовностью доложил Платт, после чего выскочил из-за стола и взялся наводить на нем порядок, расставляя книги обратно на стеллажи.
– Папа, ты должен перенести отключение симулайфа и позволить Полине встретиться с Арсением! – вскричала Анабель. – Если ты помешаешь этому, я... я...
Девушка захлебнулась словами.
– Это не в моей компетенции, – нарочито холодно, видимо, чтобы держать себя в руках, ответил Мэддок, бросив в меня косой взгляд. – Решение принято на самом высоком уровне. Когда в следующий раз ты запланируешь такое серьезное мероприятие, Бель, обязательно посоветуйся со мной. К тому же ты нарушила свое обещание не рассказывать Арсению о том, во что я тебя посвятил...
– А сколько обещаний ты нарушил!.. – Выкрикнув это, Анабель сорвалась с места, подскочила к отцу и залепила ему такую звонкую пощечину, что Морган Платт от неожиданности выронил книгу, которую в этот момент ставил на полку. – Лжец! Мерзавец! Ты... Ты... Ты подлее тех крэкеров, папа! В сто, в тысячу раз подлее!
Патрик от пощечины не вздрогнул и не поморщился, стоически выдержав карающую руку разгневанной дочери. Он даже не стал ругаться, хотя было видно, что его буквально распирают эмоции.
– Сожалею, Бель, – только и вымолвил он.
А Анабель демонстративно отвернулась от отца, после чего подошла ко мне и, обняв за шею, уткнулась лицом мне в плечо. Девушка не плакала, просто стояла и молчала. Словно извинялась, что все ее хлопоты выдались напрасными. Или же таким способом прощалась. А я, обняв Анабель, не отрываясь, смотрел на потупившего взор Патрика, молча потирающего раскрасневшуюся щеку. Один Морган Платт что-то бурчал себе в усы и продолжал как ни в чем не бывало наводить порядок, делая вид, что выяснения отношений между Мэддоками его не касаются.
Как бы старательно ни изображал перед нами Патрик сурового делового человека, как бы ни крепился, но когда он все-таки отважился взглянуть мне в глаза, стало ясно, что ему тоже нелегко. Возможно, даже тяжелее, чем мне. Патрик действительно сожалел о случившемся, а не просто отмахивался дежурной фразой. У него в глазах было столько же боли, сколько и в тот момент, когда он рассказывал мне о болезни дочери. Мэддоку было не так-то просто выдержать мой взгляд, однако он уже не пытался избегать его. Сильный человек, что там говорить, хоть и не без грехов за душой...
В библиотеке протекало настоящее сражение. В этом сражении противники не двигались, не выкрикивали угрозы, не обменивались ударами и не проливали кровь, но и без этих атрибутов схватка была яростной. Мы с Патриком стояли напротив и глядели друг другу в глаза. Больше ничего, только этот молчаливый обмен взглядами. Даже слова были отложены нами за ненадобностью.
Я атаковал, Патрик защищался. Я чувствовал за собой правду и потому бил крепко и не беспокоился об обороне. Патрик прикрывался щитом служебного долга, но меня такой защитой было не удержать. Против закаленного меча моего праведного осуждения этот щит, наспех сколоченный из уже знакомых мне отговорок, выглядел жалко. Но Мэддок не сдавался и, похоже, готов был стоять до последнего. Иначе зачем он вообще принимал этот неравный бой? Желал себя наказать? Не исключено. Если это действительно так, значит, у Патрика еще имелась совесть. Впрочем, в нашей битве совесть была для него не оружием, а ахиллесовой пятой.
Я был жесток, но не беспощаден. Мэддок легко читал в моих глазах, что я дарую ему прощение даже в случае, если он не сдастся и останется верен своему долгу. Именно это Патрика и смущало. Он явно ожидал от меня более бескомпромиссной тактики: лютой мести за многолетнюю ложь и особенно за некрасивую историю с Полиной. Мести, подкрепленной жаркими словесными обвинениями, а вероятно, и кулаками. Однако мое абсолютное спокойствие и нежелание втаптывать противника в грязь Мэддока просто обезоруживали. Я побеждал скупыми, но предельно выверенными действиями, не прилагая к этому лишних усилий. Взгляд Патрика из колючего постепенно превращался в удивленный, а затем и в растерянный. И когда это произошло, он сам догадался, что сопротивляться уже бесполезно – я не выйду из себя и не изменю своей простой, но сокрушительной тактики. Я был готов смотреть в глаза Мэддоку хоть день, хоть год, хоть вечность, и даже спустя тысячелетие выражение моего взгляда не изменилось бы ни на йоту.
На Востоке есть пословица: «Если долго сидеть у реки, можно увидеть, как по ней проплывет тело твоего врага». В России говорят: вода камень точит. Обе истины весьма красноречиво характеризовали мою тактику в этой бессловесной битве с маэстро Гвидо. Другого стиля боя я сегодня не признавал, поскольку именно так и побеждают бессмертные...
– Послушай, Арсений, – нарушил-таки тишину Мэддок, опуская глаза и тем самым выбрасывая белый флаг. – Я не хочу, чтобы ты...
– Брось свои оправдания, – перебил я его. – Ошибаешься, думая, что они нужны созданному вами персонажу, говорящей двуногой декорации. Делай то, что должен. И если вдруг в далеком будущем опять надумаете воскресить Проповедника, будьте добры, не стирайте мне память о Терра Нубладо. Я не хочу помнить об этом проклятом симулайфе, я боюсь, что забуду Анабель. Этот мир недостоин ее, но иначе мы бы не встретились. – Я обнял девушку покрепче. Анабель подняла лицо и благодарно посмотрела на меня. И впервые за сегодня улыбнулась, лишний раз доказывая мне, что лучшей награды в память о туманном мире я выбрать не мог. – Пообещай, Патрик, что выполнишь мою просьбу. И мы будем с тобой в расчете.
– Я... сделаю так, как ты сказал, – заверил меня Мэддок. Заверение это не выглядело твердым, но я знал, что Мэддок хотя бы постарается. – И я попробую... помочь Полине с регистрацией. Мы начнем отключение с дальних провинций и оставим Кабеса напоследок. У тебя будет время... пообщаться с сестрой. Немного, но будет.
– Спасибо и на том, – кивнул я. Анабель обернулась, исподлобья глянула на отца, но промолчала. Благодарить его она не стала, но, кажется, Патрик все же немного реабилитировался в глазах дочери. Впрочем, как и в моих.
– Я бы не советовал тебе идти к точке «Феникс» через город, – продолжал Мэддок. – Те идиоты, что сходят с ума за воротами, явно останутся в Терра Нубладо до последнего, даже несмотря на наши просьбы покинуть симулайф во избежание возможных сбоев с алгоритмами выхода. Но слишком велико искушение стать свидетелем конца света... Есть более быстрый и безопасный способ попасть за городские стены. Следуйте за мной...
Патрик провел нас через зал и остановился напротив одной из больших картин-пейзажей, после чего подтащил стремянку, влез на нее и начал снимать картину со стены. Пока он занимался этим, я пригляделся и рассмотрел, что изображено на картине: участок высокой крепостной стены, примыкающие к ней лачуги оседлых и уходящие за ними вдаль лесистые холмы. Местность была мне незнакома, но по специфической форме нарисованных башен оборонного периметра стало очевидно, что художник писал свое полотно где-то в западном районе пригорода фуэртэ Кабеса. Назвать ракурс удачным было нельзя, да и место выглядело не слишком живописным, однако художник поработал с душой: все детали пейзажа были отображены тщательно и красочно.
Что задумал маэстро Гвидо, я приблизительно понял, когда он открепил от мольберта чистый холст и вместо него водрузил туда снятую с гвоздя картину.
– Это наш закрытый односторонний канал для служебных перемещений, – пояснил Патрик. – Нечто вроде телепорта внутри игрового мира. К счастью, пока еще функционирует. Надеюсь, как пользоваться шлюзом, ты уже догадался?
– Мистер Платт проявил любезность и продемонстрировал нам, как это делается, – ответил я.
– Тем лучше... Как окажешься на месте, двигайся по этой просеке. Она выведет тебя вон к тому холму. За ним будет овраг... – Гвидо водил рукой по картине, будто экскурсовод, разъясняющий посетителям картинной галереи замысел художника. Я тщательно запоминал маршрут, поскольку заплутать в незнакомых лесах было бы самой досадной оплошностью, которая могла испортить мне последние часы пребывания в Терра Нубладо.
– Все ясно, – сказал я, когда Патрик закончил. – Если не буду задерживаться, аккурат к утру доберусь.
– Я иду с тобой! – твердо заявила Кассандра.
– Леса кишат оседлыми, – добавил маэстро. – Лучше, если Арсений пойдет один. Так ему будет проще пробраться незамеченным. Да и возле точки «Феникс» тоже небезопасно... Ума не приложу, как ты собираешься встречаться с сестрой в такой обстановке.
– У Арсения прострелена нога, – возразила Кассандра. – В дороге ему может потребоваться помощь.
– Все в порядке, – успокоил я девушку. – Анна обманывала нас в чем угодно, но только не в эффективности своих колдовских зелий. До места дотяну, а там поглядим. А ты, Анабель, лучше бы предупредила Полину, когда можно будет пройти регистрацию. А потом возвращайся вместе с ней через точку «Феникс» – обещаю к утру навести вокруг нее порядок.
Со мной Анабель спорить не стала...
– Ну прощай, Патрик, – обратился я к Зануде перед тем, как воспользоваться шлюзом. То есть в буквальным смысле влезть в картину. – Будет возможность, передай благодарность Мануэлю Васкесу. За то, что он позволял мне столько времени топтать его грезы.
– Мануэлю Васкесу?.. – растерянно проговорил Патрик, почему-то оглядываясь на Моргана Платта. – Хм, ладно, передам... Когда встречу его... Да, прощай, Арсений Белкин. И тебе спасибо за все, что ты для нас сделал. Я, конечно, был несправедлив к тебе, но давай не будем помнить зла, хорошо?
И протянул мне руку.
– Договорились, – согласился я, пожимая ее. – Но мне-то проще: ведь я и так скоро ничего не буду помнить...
Наверное, со стороны это напоминало глюк обдолбанного ЛСД наркомана: человек пригибается и входит в картину, словно в оконный проем. Я даже ничего не почувствовал – просто перенес ногу через раму и поставил ее на землю уже внутри... непонятно чего. Потом осторожно, будто погружаясь в горячую ванну, пролез в картину сам. Перенося вторую ногу, я от волнения зацепился носком сапога за раму, споткнулся и упал. И только когда поднялся, набрался смелости оглянуться, совершенно не предполагая, что увижу у себя за спиной. Висящий где-нибудь на стене пригородного дома групповой портрет маэстро Гвидо и прорицательницы Кассандры?
Позади ничего не было. Даже стены. Я выпал на задворках какой-то лачуги прямо из воздуха – тоже наверняка впечатляющее получилось зрелище! К счастью, свидетелей моей материализации поблизости не оказалось, а иначе опять пришлось бы доказывать какому-нибудь скептику, что я не локо.
Не поверил бы. И правильно сделал, поскольку правда прозвучала бы для него куда безумнее...
