Глава седьмая

– Тише, Морган, не надо так волноваться! Присядьте, успокойтесь. Патрик, налейте мистеру Платту воды. Никуда ваша истина от нас не убежит, и мы обещаем, что человечество прикоснется к ней в самое ближайшее время. Давайте ближе к делу. Значит, вас полностью устраивает наш последний вариант сценария и вы готовы работать по нему на протяжении последующих нескольких лет?

– Превосходно, мистер Платт! Признайтесь, вы нарочно приберегли свою новость в качестве сюрприза, чтобы порадовать меня накануне моего шестидесятилетия. Мистер Мэддок, как у нас в данный момент обстоят дела с технической частью Терра Олимпия?

– Очень хорошая идея, Морган. Непременно займитесь ею. Мы не можем позволить себе наступать на одни и те же грабли. Но вы так и не прояснили до конца один щекотливый вопрос: что нам делать с Джесси. Он превосходно зарекомендовал себя в Терра Нубладо, и неразумно будет отказываться от его услуг в вашем мире. Вы не изменили своего решения насчет этого человека?

Решение продолжать жить я принял по возвращении из фуэртэ Саградо. Благодарить за это следовало солнце, которое всю обратную дорогу светило мне в лицо. К тому же идти назад, в столицу, приходилось практически все время под гору, так что в конце концов живительное тепло и легкость в теле направили мое настроение в оптимистическое русло.

«Ладно, проехали, – размышлял я, шагая по тракту и щурясь от ярких солнечных лучей. – Смирился с одной правдой, смирюсь и с этой. Испереживался так, будто всерьез верил, что Полина все эти годы бережно хранила обо мне память! Не хочет видеть брата, не надо. Что изменилось в конечном итоге? Все по-старому. Разве только неприятный осадок на душе остался. Да и черт с ним, с осадком, поди со временем и он растворится, как рафинад в кипятке...»

До фуэртэ Кабеса оставалось приблизительно пара дней пути, когда ко мне присоединился неожиданный попутчик. Точнее, попутчица. Я редко хаживал по туманному миру в компании, однако этой скиталице оказался рад настолько, что едва не запрыгал от счастья. Желание жить при этом только укрепилось, а все мрачные мысли моментально выветрились из головы.

Анабель «Кассандра» Мэддок сидела на придорожном камне под указателем на перекрестке трактов и, кажется, дремала. Я узнал свою давешнюю подругу по заточению издалека благодаря ее экстравагантному наряду, поразившему меня еще в башне Забвения. Девушка заметила меня, когда я подошел уже довольно близко – видимо, и впрямь пригрелась на солнце и заснула. Встрепенувшись, Кассандра знакомым мне жестом откинула со лба непослушную прядь, отчего разноцветные перстни прорицательницы сверкнули на солнце всеми цветами радуги. На диво эффектный получился жест – блеском самоцветов меня еще никто никогда не приветствовал.

Не дожидаясь, когда я подойду, Кассандра вскочила на ноги и припустила навстречу. В глазах ее тоже искрилась радость, причем куда ярче, чем перстни на пальцах. Я было подумал, что девушка с разбегу бросится мне на шею, и замер в нерешительности, однако от столь бурного проявления чувств Кассандра воздержалась. Но мне все равно стало приятно: наконец-то в этом трижды проклятом мире кто-то и впрямь искренне обрадовался встрече с Проповедником!

– Привет, Арсений! – Девушка ухватила мою руку своими теплыми ладошками и бережно, словно боясь причинить боль, пожала ее. Я тоже ответил ей улыбкой и мягким рукопожатием, заметив, что рука моя взволнованно подрагивает. Я удивился: с чего бы это вдруг – волнительная дрожь в обычной мирной обстановке? Нехарактерное проявление эмоций для человека, хладнокровно осуществившего почти полтысячи Откровений.

– Здравствуй, – ответил я, не выпуская ладонь девушки из своих пальцев. Впрочем, Кассандра этой дерзости ничуть не противилась и одарила меня очередной улыбкой. – Как ты меня нашла?

– Отец мимоходом обмолвился, что отправил тебя вместо себя в фуэртэ Саградо, – призналась Анабель. – Решила пойти тебе навстречу, но с непривычки на солнце разморило. Присела немного передохнуть, а тут как раз ты... В Лондоне сейчас снег с дождем – туманно, слякотно и мерзко. Я пока из клиники домой добиралась, чуть с ума от тоски не сошла. Отец весь в делах, так что я, не отвлекая его, сразу сюда, к тебе...

Я вспомнил все, что рассказывал мне намедни Патрик о своей дочери, и внутри у меня сразу стало неуютно и грустно. Прямо как сейчас в Лондоне, за границей симулайфа. Немая от рождения, страдающая от тяжкой болезни и едва оклемавшаяся после мучительного приступа девушка торопится домой по промозглой погоде, чтобы поскорее вернуться в иллюзорный мир, где она вновь почувствует себя полноценным человеком... Воображенная мной картина получилась столь отчетливой, что я поневоле сник. Это не осталось незамеченным Кассандрой. Высвободив руку из моих пальцев, она тоже насупила брови и огорченно поинтересовалась:

– Вот как... Значит, ты не рад меня видеть?

– О чем ты – конечно, рад! – поспешил я утешить ее, после чего усилием воли изгнал мрачные мысли и улыбнулся, добавив в оправдание: – Просто не надеялся встретить тебя здесь. Все случилось так неожиданно... Но приятно. И ты пошла в фуэртэ Саградо только затем, чтобы отыскать меня?

– Ну ты же вернулся за мной во дворец Фило. Вот и я решила, что было бы верхом неприличия поступить с тобой так, как ты сделал в башне – ушел не попрощавшись... Шучу, конечно. К тому же я в любом случае пообещала отыскать тебя. Обещания надо сдерживать. В общем, спасибо, что не бросил меня в башне – отец сказал, что не заставлял тебя помогать ему... А я столько всего передумала, когда ты испарился прямо из-за стола. Сидел, разговаривал, и вдруг – хлоп! – только пустой стул остался. Невежливо так поступать с дамой, хоть бы записку черкнул... Ты не против, если я пару дней с тобой погуляю? Обещаю сильно не докучать.

У меня не было причин отказывать Кассандре в ее просьбе. А даже если бы и были, я все равно не прогнал бы девушку. Да пусть докучает сколько ей влезет! В кои– то веки судьба свела меня с человеком, которого не пугало и не раздражало мое общество. Раньше скитальцы пытались затесаться ко мне в спутники только затем, чтобы уговорить примкнуть к какому-нибудь альянсу, где позарез требовался лишний «ствол», либо использовать кровавое мастерство Проповедника в иных корыстных целях. Желающих разгуливать со мной ради удовольствия мне до сего дня еще не попадалось.

– И куда идем? – беззаботно осведомилась девушка, когда я заметил, что вовсе не против ее компании, и, не дожидаясь ответа, предложила: – А давай сходим в одно любопытное местечко. Здесь недалеко, часа за два доберемся. Могу поспорить, что в Терра Нубладо ты такого точно не видел.

– Что за место? – спросил я.

– Пока секрет, – загадочно подмигнула Кассандра. – Но тебе оно непременно понравится. Там так здорово. Мне рассказал о нем один скиталец, который однажды слушал мои истории про Терра Олимпия.

– Терра Олимпия? – переспросил я. – Это симулайф, который придет на смену Терра Нубладо?

– Да, и мне уже не раз доводилось там бывать, – с гордостью призналась девушка. – Отец часто позволяет мне погулять часок-другой по Терра Олимпия, так что я слежу за тем, как она создается, уже почти три года. Там все будто в сказке: фантастика, реалистичная настолько, что дух захватывает. Ни в одном фильме, ни на одной картине не увидишь подобной красоты. Знаешь, там есть такой колоссальный водопад...

– ...А неподалеку от него город, сплошь состоящий из огромных дворцов? – попробовал угадать я, живо воскресив в памяти мой единственный сон в Терра Нубладо.

– Верно, – закивала Кассандра. – Значит, и ты там побывал?

– Выходит, что да, – ответил я. – Правда, мне так никто и не объяснил, где я находился, но Терра Олимпия мне определенно понравилась. Если бы только не ее странные катаклизмы, от которых можно запросто рехнуться... И ты рассказываешь о новом симулайфе всем скитальцам, кто готов слушать твои «пророчества»? Поэтому тебя и нарекли прорицательницей?

– Поэтому и нарекли, – подтвердила Кассандра. – И куда бы я ни пришла, нигде нет недостатка в слушателях. Понятно, что названия «Терра Олимпия» я не произносила, но скитальцы легко догадывались, о чем именно идет речь. Одни полагали, что я фантазирую, другие мне верили, однако всем было интересно, что за мир придет на смену дикой анархии Терра Нубладо. Но я говорила правду. В обход Мертвой Темы, но всегда и везде только чистую правду: грядет светлое будущее. Такое, какое игроки видели до сей поры только в радужных мечтах.

– А что думал по этому поводу твой отец? Ведь ты выдавала служебные секреты «Терра».

– Поначалу бранился, но потом махнул рукой. Главных тайн я все равно не знала, а вот интерес к новой разработке его фирмы подогревала. Можно сказать, на добровольной основе занималась промоушеном. И мне это безумно нравилось: во-первых, дубль прорицательницы сам по себе уникален; во-вторых, я и впрямь страсть как люблю поболтать, и в-третьих, всегда приятно сообщать людям хорошие новости. Выслушав мои рассказы, скитальцы расходились довольные и окрыленные надеждами – разве это не прекрасно?

– Прекрасно, – согласился я, тут же подумав о своей «пастве», которой Проповедник не только не дарил надежды, но и отбирал последние. Какие мы все-таки с Кассандрой разные. Но тем не менее нас это ничуть не напрягало и, даже напротив, влекло друг к другу.

– Ну что, идем смотреть на чудо или нет? – в нетерпении переступила с ноги на ногу Кассандра. – Или серьезных и занятых скитальцев, вроде тебя и отца, чудеса не интересуют?

– Идем, – покорился я желанию прекрасной спутницы. Почему бы действительно не взглянуть на второе чудо за сегодня? Хотя я и от первого еще не отошел, поэтому сомневался, что после неожиданной и приятной встречи с Анабель найдется нечто, способное сейчас меня взволновать.

Взволновать не взволновало, но впечатление произвело. До сего момента я и не подозревал, что где-то в Терра Нубладо можно узреть подобную красоту...

Сойдя с тракта, мы с Кассандрой сначала долго шли по лесу, затем, дойдя до хребта Сьерра Вальенте, почти час поднимались по лесистому пологому склону. Путешествие оказалось утомительным, однако, когда оно подошло к концу, я убедился, что тяготы выдались не напрасными.

По всей видимости, Кассандра часто бывала в этой глуши – лично я даже после третьего посещения не запомнил бы дорогу к ее излюбленному месту для уединения. Но девушка уверенно вела меня сквозь непролазные дебри, ориентируясь по ей одной известным приметам. В лесной чаще нам не попадалось ни тропок, ни иных следов человеческой цивилизации. То и дело вокруг нас шумели в кустах звери, причем, судя по треску веток и рычанию, достаточно крупные и недружелюбные. Но атаковать невидимые хищники не решались, хотя в туманном мире их нападение на человека не являлось такой уж редкостью. Единственная причина нерешительности плотоядной фауны наверняка крылась в Анабель, чей дубль обладал иммунитетом ко многим игровым неприятностям.

Перевалив через вершину гряды, мы начали спускаться по противоположному склону, но нисхождение наше длилось недолго. Не успел я перевести дух после утомительного подъема, как Кассандра вывела меня на неширокую террасу, ровную, но, судя по всему, образовавшуюся в склоне горы естественным путем (точнее, условно-естественным, поскольку жили мы все-таки в виртуальном мире). Едва мы вышли на террасу, как я сразу догадался, что она и была конечным пунктом нашей незапланированной прогулки. Открывшаяся панорама была достойна того, чтобы ради ее созерцания проделать это восхождение.

Кассандра, упорно хранившая цель нашего путешествия в секрете, теперь довольно посматривала на меня, а я, в свою очередь, был не в силах отвести взгляд от живописного пейзажа, что раскинулся пред нами. Спутница деликатно помалкивала, давая мне в полной мере насладиться ощущениями, которые были родственны тем, что я пережил во время своей короткой и принятой за сон экскурсии в Терра Олимпия.

С нашей наблюдательной позиции горизонт также виделся окутанным туманом, но обозримое пространство теперь расширилось на несколько порядков, позволяя разглядеть даже шпили дворцов далекого фуэртэ Кабеса, лежащего от нас по правую руку. В этом и заключалась необычность явления: привыкнув с годами к ограниченному туманом горизонту, сейчас я чувствовал себя графом Монте-Кристо, вырвавшимся на волю после двадцати лет заточения в тесной камере замка Иф. При взгляде на масштабную панораму я даже задышал глубже и облегченнее. Место, что показала мне Кассандра, воистину обладало целительным эффектом. И блаженное ощущение легкости только усилилось, когда до меня дошло, что сегодня я вижу не сон и потому могу продлить удовольствие столько, сколько захочу.

– Спасибо тебе, Анабель, – негромко проговорил я. – Таких грандиозных подарков мне еще не дарили.

– Ага, и тебя проняло! – обрадованно воскликнула девушка. – Я пока в этой проклятой башне сидела, только и мечтала, что, если снова на свободе окажусь, сразу сюда наведаюсь. Здорово здесь, правда?

– Не то слово, – согласился я, совершая очередной глубокий и неторопливый вдох.

– На Терра Олимпия немного похоже, – заметила Кассандра, указав на далекие стены фуэртэ Кабеса. – Если тебе доводилось бывать на краю того плато, с которого водопад низвергается, ты сразу заметишь сходство.

– Нет, мне разрешили побродить в другом месте, да и то недолго, – признался я и полюбопытствовал: – А что за черные цунами в Терра Олимпия по суше перемещаются? Огромные волны, высотой километра три, не ниже. Так нарочно задумано?

– Не знаю, о чем ты говоришь, – пожала плечами прорицательница. – Никогда не видела в Терра Олимпия раскатывающих по суше трехкилометровых волн. Наверное, просто системный сбой случился – симулайф-то новый, несбалансированный.

– Да уж, такие сбои надолго запоминаются, – поежился я, вспомнив беззвучную черную стихию, что погребла меня под собой, словно букашку. – Будь я повпечатлительней и не верил бы в то, что сплю, рехнулся бы от этого зрелища.

– Кстати, хорошая примета: если тебя подключали к новому симулайфу, значит, твои благодетели уже готовят твое переселение в Терра Олимпия, – обнадежила меня Кассандра. – Какой дубль ты хотел бы там носить?

– Пока не думал над этим, но явно что-нибудь поприличнее. – Я окинул презрительным взглядом свой изрядно поношенный плащ и стоптанные сапоги. Перспектива перебраться в мир из моего сна мне определенно понравилась. Хотелось верить, что к тому времени «Терра» разберется со всеми сбоями и недоработками.

– А я вот решила не менять себе дубль, – сообщила девушка. – Чем этот плох? Мне он всегда нравился. Как на твой взгляд?

Вопрос был задан, словно речь шла об одежде или украшениях. Что поделать: каков мир, такие в нем и ценности. Даже собственное тело оценивается здесь наряду с предметами повседневного обихода. Впрочем, у меня такое отношение к виртуальной жизни никогда бы не сформировалось. Дубль Проповедника – созданная неизвестным художником и выданная мне в долгосрочное пользование копия моего прежнего тела – являлся для Арсения Белкина сегодня куда ближе и родней, чем его настоящее тело, чуждое и беспомощное, подключенное к капельницам и нейрокомплексу.

– Ты – самая очаровательная из всех скиталиц, которых я когда-либо встречал, – не покривив душой, ответил я, продолжая созерцать панораму. Впервые в жизни произнося девушке комплимент, я испугался посмотреть ей в глаза. И не припоминал, когда в последний раз смущался перед девушками. Да и ответ, который я дал, тоже говорил о многом. Речь шла об игровом дубле, но как и в случае с моим виртуальным телом, я отказывался считать дубль Кассандры лишь «скафандром» для путешествий по Терра Нубладо. Собственно говоря, я ведь даже понятия не имел, как выглядит Анабель Мэддок в действительности.

– Клянусь, ты никогда бы не сказал такое, если бы встретил меня за пределами Аута... – с грустью произнесла Кассандра, но голос ее оставался уверенным. Правда, это была мрачная уверенность, подобная той, с какой врачи произносят жуткое слово «неоперабельная». – Отец рассказывал тебе, чем я больна?

Я нехотя кивнул.

– Но он вряд ли сказал тебе, как выглядит его дочь в свои двадцать с небольшим лет, – предположила девушка. Действительно, об этом Патрик не упоминал. – Для него говорить на эту тему, пожалуй, еще мучительнее, чем мне. Но я уже давно свыклась со своей отталкивающей внешностью.

– Перестань, – запротестовал я. Несмотря на заверения Анабель, она явно лукавила. Говорить о себе с такой самокритичностью было что стегать себя просоленной кожаной плетью – занятие лишь для отпетого мазохиста, на которого моя собеседница вовсе не походила. Да и не в том она была возрасте, чтобы уметь полностью скрывать терзающую ее боль.

– Ну нет! – возразила Анабель. – Если отец поведал тебе о моем недуге, ты обязан знать всю правду... – И, немного помолчав, уточнила: – Я хочу, чтобы ты знал обо мне все. Это будет справедливо, раз уж мы с тобой решили...

Она не договорила о том, что мы с ней решили. Никаких общих решений, кроме как погулять вместе пару дней, мы вроде пока не принимали. Или я просто чего-то недопонял?

Словесный автопортрет, в красках нарисованный Анабель несмотря на мои протесты, оставил у меня в сознании не слишком приятный образ, впрочем, мисс Мэддок намеренно к этому и стремилась. Слабенькая, почти прозрачная девушка-дистрофик с руками-ногами спичками и непропорционально большой по отношению к телу головой; костлявые плечи, шея-иголочка, бледная тонкая кожа, редкие пепельные волосы и влажные, воспаленные от хронического недосыпания глаза, в которых ничего, кроме вселенской усталости... Как только девушка сжалилась надо мной и прекратила рассказ, я немедленно изгнал из памяти нарисованный ею образ. Уж лучше оставлю на этом месте прежний, пусть не такой детализированный, зато привычный и светлый. Какой мне прок от откровенной правды? Моя родная реальность здесь, и Анабель Мэддок являлась ее неотъемлемой частью. Именно такая Анабель – в образе прекрасной Кассандры, – какой я привык ее видеть.

– Ну что, не проникся еще ко мне отвращением? – мрачно сыронизировала девушка, ожидая, какова будет моя реакция на ее откровения.

– С какой это стати? – Я даже немного обиделся. – Почему же ты не испытываешь отвращения к старику-инвалиду, чье тело покрыто пролежнями и давно превратилось в студень?

– Для меня не имеет значения, кто ты вне симулайфа, – ответила Анабель. – И никогда не имело. Важно, каков ты здесь, и этого вполне достаточно. Общество привыкло обвинять наши игры во всяческих грехах, и больше половины этих упреков, к сожалению, справедливы. Но обвинители почему-то забывают об одном: симулайф – он ведь как зеркало. Дубль не станет хуже или лучше своего хозяина. Если твой персонаж в Терра Нубладо обманывает, предает, убивает исподтишка, нарушает клятвы и прочее, сомнительно, что за его спиной стоит человек высоких моральных принципов. И пусть в реальной жизни он – сущий ангел, все равно рано или поздно настанет момент, когда его подлая натура вылезет наружу. Здесь же этого момента ждать не надо. Ты можешь открыто исповедовать свои жизненные принципы, лелеять или губить собственную репутацию – твое право. Ты затем сюда и пожаловал, чтобы сбежать от реальности и делать то, что тебе заблагорассудится. Хочешь предать и посмотреть, что из этого выйдет, – пожалуйста. Убивать в спину тоже не возбраняется. Естественно, тебя осудят, но пережить осуждение в обличье дубля по силам даже самому совестливому человеку в мире. В Терра Нубладо мы прячем наши лица под масками, однако свои сущности при этом выставляем напоказ – в этом и заключается для меня главная положительная черта симулайфа. Если ты не вызываешь у меня неприязни здесь, вряд ли вызовешь ее в реальности. И совершенно неважно, кто ты при этом – старик-инвалид или осужденный на пожизненный срок преступник.

– Я всю свою сознательную жизнь был преступником, – признался я. Кассандра кивнула, давая понять, что отец ей тоже кое-что обо мне поведал. – Убивать, правда, не приходилось, но людей от моих поступков все равно пострадало достаточно. Мало того, признаюсь, что даже сейчас я не испытываю раскаяния за свои грехи. Возможно, лет через десять или двадцать раскаяние все-таки наступит, но не сегодня и не завтра – это точно.

– Но ты допускаешь, что исключать этого не стоит! – подчеркнула девушка. – Так что, отпирайся, не отпирайся, но одной ногой на путь раскаяния ты уже ступил. И я наверняка не ошибусь, если предположу, в каком направлении ты двинешься дальше.

– Не исключено, что ты окажешься права, – не стал спорить я. – Но есть у меня за душой и грехи, о которых я горько сожалею уже давно и за которые мне придется расплачиваться независимо от того, покаюсь я в них или нет...

И я рассказал Анабель о том, каким отвратительным сыном и братом мне довелось быть. Во всех подробностях, не исключая и те, о которых узнал накануне от Патрика Мэддока. Это было нелегко, но я выдержал и довел свой рассказ до конца. Девушка слушала не перебивая – явно чувствовала, с каким трудом мне приходится подбирать слова. Я не занимался самобичеванием и вообще моя история мало чем напоминала покаяние. Просто бывший бандит, проживший молодость исключительно в свое удовольствие, с сожалением говорил о том, чего бы он никогда не совершил, появись у него шанс начать жизнь заново. Прожил бы Арсений Белкин новую жизнь как обещал или опять скатился бы во все тяжкие, не знал никто, даже он сам. Поэтому ожидать от судьбы столь щедрого подарка не приходилось. Она и без того уже наградила меня второй жизнью, и требовать для себя третью было бы немыслимой дерзостью.

Эта часть моей биографии также заинтересовала Кассандру. Девушка не стала выражать ни сочувствия, ни осуждения – первое мне не требовалось, а второе хоть и явилось бы справедливым, но оно безнадежно запоздало. Моя собеседница предпочла воздержаться от комментариев, вместо них она достала блокнотик и внесла в него какие-то пометки. После чего подошла к краю террасы и в молчании уселась на нагретый солнцем камень. Мне не хотелось беспокоить уклонившуюся от дальнейшего разговора прорицательницу, однако любопытство все же пересилило, и я спросил, над чем она задумалась.

– Отец сказал тебе, что ты лежишь в лондонской клинике профессора Элиота Эберта, – пояснила девушка. – Довольно странно. Я и не предполагала, что после всех скандалов вокруг имени Эберта ему разрешено продолжать медицинскую практику. Даже просто находись он у руководства клиники, его заведение сразу бы обанкротилось. Во всем мире не нашлось бы дурака, который доверил бы свою жизнь «Маньяку» Эберту, как его в свое время пресса окрестила.

– Врач-маньяк?

– Утрировано, конечно, но то, чем профессор занимался до своего громкого разоблачения, слабо подпадало под девиз «не навреди». Страшно подумать, что Госс и Эберт когда-то вместе стажировались.

– Добрый и злой гении?

– Да нет... Первый-то и впрямь гений, а вот второй... Увенчайся варварские эксперименты Эберта над человеческим мозгом успехом, профессора и впрямь назвали бы гением. Но его жуткие опыты дали ему только прозвище «Маньяк» и репутацию второго Франкенштейна. Элиот Эберт зазывал для своих якобы научных экспериментов добровольцев из безработных и нищих, подписывал с ними заманчивые контракты, а после этого у себя в лаборатории превращал подопытных в безмозглых идиотов. Люди на всю жизнь оставались не просто инвалидами, а натуральными «овощами». Говорят, многие из них и пищу не могли потом самостоятельно принимать, не то чтобы мыслить или двигаться.

– Что за опыты проводил «Маньяк» Эберт? – Мне стало не по себе от мысли, что это животное в человеческом обличье имеет доступ к моему беззащитному, лежащему в коме телу. И не эксперименты ли кровавого профессора послужили причиной моей комы? Может быть, я зря обвиняю в этом злосчастную пулю?

– Эберт был помешан на теории, согласно которой наш мозг является не чем иным, как даром человечеству от некоего инопланетного разума, и, следовательно, носит в себе ответы на многие загадки Вселенной. В то время как Госс занимался исследованием ВМВ, Эберт выяснял, почему мы так слабо используем тот огромный потенциал, что заложен внутри нашей черепной коробки, и не позволит ли его раскрытие вывести человечество на новый уровень развития. Вот такие возвышенные цели преследовал Элиот Эберт. Только вся его помощь человечеству осуществлялась слишком нечеловеческими методами. Нацистские эксперименты по чистоте расы и те меркнут на фоне манипуляций Эберта на открытом мозге живого человека. Я видела несколько телепередач про этого живодера. Тщедушный старикашка, культурный, вежливый – и не скажешь, что за душой у него скрывается легион демонов. В общем, когда правда об антинаучной деятельности Маньяка всплыла на поверхность, такой шум поднялся, что эхо его долго по миру носилось... Да ты вроде должен помнить тот скандал – ведь он в две тысячи шестом или седьмом году разразился.

– Никаких ассоциаций, – помотал я головой после тщетной попытки припомнить нечто подобное. – Да и не особо я в те годы политикой интересовался. И что, надолго засадили этого Маньяка?

– Как же, засадишь его!.. – раздраженно бросила Кассандра. – Эберт свой зад заблаговременно прикрыл. Добровольцы по контракту сполна получили, включая солидные страховки за риск и негативные последствия от экспериментов. Правда, проку беднягам от тех компенсаций ноль, все равно все деньги на лекарства ушли. Наказание за нарушение медицинской этики Маньяк, конечно же, понес, но свободы его никто не лишал. А когда скандал улегся, об Элиоте Эберте вроде бы как позабыли... Вот я и засомневалась, откуда вдруг в Лондоне взялась клиника профессора Эберта. Хотя, окажись это правдой, значит, Маньяка реабилитировали, а если он оправдан, значит, было за что его прощать. Только за что? Каких-либо эпохальных открытий Эберт так и не совершил... Короче, ты меня заинтриговал, респетадо Белкин. Если такая клиника существует, я непременно ее отыщу.

– И навестишь бедную жертву чокнутого профессора с букетом цветов?

– Постараюсь, – Кассандра и не подумала воспринимать мои слова как шутку. – Надеюсь, ты будешь мне рад.

– Непременно буду, – подтвердил я, после чего слегка смущенно попросил: – Если все-таки попадешь ко мне в палату, сделай одолжение – ущипни меня за руку. Только крепко ущипни, изо всех сил, чтоб обязательно синяк остался – хочу почувствовать это и убедиться, что еще жив.

– О, можешь быть уверен, я заставлю тебя помучиться, – улыбнулась девушка. – Причинять людям страдания я умею...

Подтвердить или опровергнуть это признание мне еще только предстояло. Но гораздо раньше я убедился в том, что помимо страданий Анабель Мэддок может дарить и счастье. Простое человеческое счастье, которое способна дать прекрасная женщина понравившемуся ей мужчине. После этого Анабель не нужно было даже щипать меня в реальности – она убедительно доказала мне, что я жив иным, более приятным способом...

Эту ночь мы с Кассандрой провели на горной террасе под одним плащом. Наше лишенное церемонностей сближение лишний раз подтвердило высказывание девушки о спрятанных под маской лицах и выставленных напоказ сущностях. Все вышло просто и естественно. Кассандра не требовала от меня обязательного букета из комплиментов и ухаживаний, я не требовал от нее потакать моим желаниям. Проповедника влекло к прорицательнице, и ее тоже не оставил равнодушной угрюмый бродяга с загадочной биографией. В конце концов здесь, в Терра Нубладо, мы с Кассандрой были молоды, нам обоим хотелось любви, которую мы при обоюдной симпатии могли легко друг другу подарить. Что мы и сделали уже через несколько часов, пролетевших с момента нашей встречи.

Между нами не возникло той всепоглощающей страсти, что сумела разбудить во мне лекарь Анна при помощи своего хваленого «Провокатора». И тем не менее в память об этой ночи я готов был забыть все остальные, что не оставили меня равнодушным как в симулайфе, так и за его пределами. Возможно, все дело было в искренности чувств, возможно, в чем-то еще. Собственно говоря, какая разница, из-за чего мы были счастливы? Главным было само счастье обладания друг другом, ощущения духовного и физического тепла, которое в искусственном мире было почему-то вдвойне приятней и никоим образом не походило на симуляцию.

И все-таки должна же была иметься разгадка у любви в симулайфе – мире, у обитателей которого попросту отсутствуют соответствующие гормоны. Любопытно, проводила ли «Терра» на сей счет какие-нибудь исследования. И как вообще объяснялось то, что находившиеся на расстоянии друг от друга мужчина и женщина ощущали в симулайфе столь реалистичную физическую близость? Объяснять это лишь привлекательностью виртуальных дублей и воздействием нейрокомплекса на нужные участки головного мозга игрока было как-то... неромантично, что ли? Здесь явно крылось нечто таинственное и возвышенное. По крайней мере, я бы долго оспаривал теории, основанные на одной физиологии. Было бы еще только с кем оспаривать...

Утолив любовную жажду, мы разожгли небольшой костерок, приготовили нехитрый ужин, подкрепились, а затем по обоюдному молчаливому согласию вернулись к нашему чрезвычайно увлекательному занятию. Дикая природа, уединение и экзотическое место воздействовали на меня весьма благоприятно. Это наверняка чувствовала и Кассандра, вскоре утратившая легкую скованность, что испытывала при первой близости. После этого наш «ментально-физический» контакт вошел в новую фазу интенсивности и откровенности. Как выяснилось, на самом деле моя прекрасная прорицательница обладала неплохим опытом любовных отношений, и меня распирало любопытство, что за специалист преподал ей эту науку. Тем не менее тому наставнику следовало сказать спасибо, поскольку все его уроки были усвоены Кассандрой на твердую пятерку. Девушка умело направляла мое рвение в нужное ей русло, мне же оставалось только задавать темп, который, на мой взгляд, был для моей юной партнерши не слишком утомительным. Однако она не подгоняла меня, наоборот, всячески поощряла ласками и томными вздохами. А млеющий Проповедник при этом сильно удивлялся, откуда в нем, старике-коматознике, только берутся силы...

И без того непродолжительная ночь туманного мира сегодня показалась мне даже не ночью, а коротким солнечным затмением. Мы угомонились и уснули, когда начал заниматься рассвет. Никаких планов на грядущий день мы не строили. Единственное, что я успел подумать, прежде чем забылся в блаженной истоме, было то, что наша совместная прогулка с Кассандрой продлится явно дольше, нежели пару дней...

А наутро Анабель Мэддок меня покинула. Точнее, ее отсутствие я обнаружил ближе к обеду, когда окончательно продрал глаза и решил, что дальнейший сон уже не пойдет мне на пользу. То, что Анабель ушла, я понял не сразу, поскольку ее дубль продолжал оставаться со мной. Подтянув колени к подбородку, Кассандра в молчании сидела неподалеку и смотрела на давно погасший костер таким же потухшим взглядом. Меня она поприветствовала лишь лаконичным «здравствуй». Поначалу я было решил, что девушка пребывает в дурном настроении, но когда прочел протянутую ею записку, то понял, что прорицательница в полном порядке. Просто хозяйка ее дубля вернулась туда, куда я не мог попасть при всем желании – в реальный мир.

«Милый Арсений, – сообщала Анабель. – Будь другом, поухаживай за моей девочкой некоторое время. Без меня она слишком доверчива и легкомысленна, поэтому не вздумай приставать к ней, иначе сильно обижусь. Полагаюсь на твою исключительную порядочность. Бель».

Анабель не страдала мнительностью: после всего, что я поведал ей о своем прошлом, я бы на ее месте поостерегся полагаться на «исключительную порядочность» господина Белкина. Однако мисс Мэддок мне доверяла, и я не собирался злоупотреблять ее доверием.

Опыт общения с «бездушными» дублями у меня уже имелся. Покладистый старик Гвидо, прикрывавший мне спину при вторжении во дворец Фило, давал право надеяться, что поведение Кассандры тоже будет образцовым.

– Держись рядом и помалкивай, – приказал я ей перед тем, как выступить в дальнейший путь, и с удовлетворением отметил, что девушка безропотно подчиняется. Как и в случае с Гвидо, я не стал «за глаза» задавать Кассандре какие-либо вопросы об Анабель. Если я хотел выглядеть в глазах мисс Мэддок «исключительно порядочным», мне требовалось воздерживаться от подобных поступков.

Мы спустились с горной гряды, вернулись на тракт и зашагали в сторону фуэртэ Кабеса. Кассандра восприняла мое распоряжение буквально и следовала за мной как привязанная. Наверное, со стороны наша парочка походила на прогуливающуюся самурайскую семью – сцена, которая отложилась у меня в памяти после просмотра японского исторического фильма: муж, расправив плечи, важно вышагивает впереди, а жена семенит следом, потупив взор и не отходя ни на шаг. Мне почему-то казалось, что жители придорожных поселений начнут показывать в нас пальцами и смеяться – настолько забавно мы должны были выглядеть.

Однако уготованная нам первая же встреча с оседлыми вышла отнюдь не радостной. Улыбки и смех – вполне нормальная для оседлых реакция при встрече со скитальцами, – нас не ожидали. А тому, что ожидало, я поначалу не мог подобрать название. И что особенно неприятно: по дороге в фуэртэ Саградо в этой же деревеньке меня встречали пусть не радушно, но достаточно миролюбиво.

Вдобавок ко всему испортилась погода. За считаные минуты небо заволокло тучами, а дождь и ветер налетели с яростью прибойной волны. Неожиданный погодный каприз живо напомнил мне финал моей короткой экскурсии в Терра Олимпия. Сегодня, после заявлений Патрика Мэддока о сильно нарушенном Балансе, подобные выкрутасы симулайфа я рассматривал в порядке вещей. Процедив сквозь зубы «то ли еще будет», я снял плащ и укутал им зябко нахохлившуюся Кассандру, чья одежда была не предназначена для прогулок по такому дождю. Сам я поднял воротник камзола, закрепил ремешком шляпу, дабы не сдуло ветром, и ускорил шаг, намереваясь поскорее добраться до фермерского поселка, где можно было переждать непогоду.

То, что в поселке не все в порядке, я догадался, как только мы с девушкой вышли на единственную деревенскую улицу, уже порядком раскисшую от воды. Дождь лил как из ведра, и оседлым давно было пора сидеть по домам, однако на улице столпилось, похоже, все местное мужское население, от безусых юношей до стариков. Сборище напоминало бы поселковое собрание, если бы не два «но»: отсутствие оратора и подозрительно флегматичное поведение собравшихся. Три десятка человек в молчании перегородили дорогу, стоя к нам спинами, и, по всей видимости, ждали кого-то, кто должен был с минуты на минуту появиться в поселке со стороны фуэртэ Кабеса. Несмотря на обыденность сцены, выглядела она достаточно жутко: мокрые взъерошенные затылки неподвижных оседлых, струи дождя, стекающие у них по спинам, и... тишина. Только плеск капель в лужах и журчание воды, сбегающей с крыш в водостоки. Больше ничего: ни разговоров, ни хлюпанья ботинок по грязи. Аборигены стояли столбами и даже с ноги на ногу не переминались. Не так давно Гвидо обратил в подобных истуканов оседлых рекрутов у дворца Фило. Что вогнало в ступор жителей этой деревеньки, мне было невдомек.

Я остановился в нерешительности, не приближаясь к толпе, и придержал Кассандру, чтобы та находилась рядом. Что бы здесь ни происходило, нам следовало трижды подумать, прежде чем спрашивать разрешения пройти. Я смотрел на большую группу людей и не замечал ни одного устремленного на нас взгляда. Как отреагируют на наше появление эти живые мертвецы? И надо ли вообще дожидаться, пока они обратят на нас внимание? Не лучше ли сразу убраться отсюда подобру-поздорову?

Такой вариант понравился мне больше остальных. Обойти странную деревню околицей, а по прибытии в столицу сообщить о происшествии Гвидо – так я собрался поступить. Я поднес палец к губам, дав понять Кассандре, чтобы она держала рот на замке, после чего указал на проулок – путь нашего тихого отступления. Девушка без вопросов подчинилась, а я направился вслед за ней, стараясь поменьше чавкать ботинками по грязи.

И все бы у нас вышло удачно, не запутайся девушка в длинных полах великоватого для нее моего плаща и не плюхнись прямо в лужу. На фоне монотонного шума дождя всплеск воды мог бы остаться неуслышанным, но тут масла в огонь подлил я. Не выпуская из виду оседлых, я проворонил момент, когда Кассандра упала, запнулся за ее ноги и сам растянулся в грязной воде, подняв фонтан брызг и едва не придавив собой бедную спутницу.

Звуки нашего «синхронного плавания» уже могли различить и не слишком чуткие уши. Вставая на ноги и помогая Кассандре, я со страхом наблюдал, как головы оседлых поворачиваются в нашу сторону, а их равнодушные до сей минуты лица искажаются гримасами злобы. А глаза!.. Таких глаз у живых людей мне пока не приходилось видеть. Взгляды «оттаявших» аборигенов были пронзительными и пустыми одновременно. И в то же время оседлые не походили на мертвецов, поскольку двигались достаточно резво и действовали осмысленно.

Не иначе в луже, куда упали мы с Кассандрой, находилась некая пусковая кнопка, и эту кнопку мы по неосторожности нажали. «Включенные» оседлые вышли из ступора, вмиг оживив атмосферу поселка криками и суетой, и все как один устремились к нам. Радушия в их криках совершенно не ощущалось.

Встреча с хозяевами не обещала нам ничего хорошего. Я сорвал с Кассандры плащ, дабы тот не сковывал ей движения, и приказал девушке бежать что есть духу к лесу. Сам я геройствовать тоже не собирался и припустил вслед за ней, то и дело поскальзываясь на мокрой траве, но, к счастью, умудряясь удерживаться на ногах. Следует заметить, что преследователи испытывали при беге те же затруднения, и когда в их скученной компании спотыкался один, на него наталкивалось и, бывало, падало еще несколько человек.

Рассчитывать на спасение в лесу было нельзя, но оставаться в поселке, запершись в каком-нибудь доме, являлось куда более глупым поступком. Очумелая толпа за полчаса разнесет деревянный домишко голыми руками, а не захочет мозолить руки, то просто выкурит пленников, побросав в окна зажигательные бутылки с крепким амарго – местной разновидностью коктейля Молотова. Поэтому утомительная пробежка по лесу была для нас предпочтительнее осадного положения.

Земля в лесу еще не промокла, но бежать по мягкому дерну, запинаясь за корни деревьев, было тоже не слишком приятно. Часть преследователей – в основном старики, – вскоре отстала, но наиболее выносливые и агрессивные оседлые упорно гнали нас в глубь леса. Их не страшил даже мой «Экзекутор», который я пока не трогал – надеялся, что нас все-таки оставят в покое и все обойдется без кровопролития. Я вовсе не жалел бездушные дубли, зараженные массовой одержимостью, мне было жаль патроны. Когда по мне не стреляли, я тоже старался без особой нужды не спускать курок. Удар прикладом штуцера в зубы врага был единственным средством рукоприкладства, которое я сегодня признавал: просто, эффективно и дорогостоящие боеприпасы экономит. Раньше это обычно помогало, но сегодня вышло так, что прикладом уже не отмашешься. Так что пришлось выбирать иной, ранее не характерный для меня способ самозащиты: сверкать пятками, словно попавшийся на краже воришка.

Глубокий овраг с отвесными склонами и протекающей на дне речушкой перегородил наш путь совершенно неожиданно, и именно эта неожиданность нас спасла. Заметь мы овраг секундой-другой раньше, невольно сбавили бы темп из опасения сорваться вниз, после чего нас непременно схватили бы уже дышавшие в спину преследователи. Но мы продолжали мчаться во весь опор, сигая через кочки, корни и поддерживая друг друга, если кто-либо из нас спотыкался. Заросший по краям высокой травой овраг разинул перед нами свой зев, когда до него оставался буквально шаг, и не успели мы сообразить, как уже летели в прыжке над грязной бурной речушкой, ставшей таковой из-за дождя, не стихающего уже час с лишним.

Перемахнуть овраг с разбега мог разве что чемпион мира по тройному прыжку или одержимый Величием. Нам с Кассандрой было, разумеется, далеко до их феноменальной прыгучести, и доскочить до противоположного берега у нас не получилось бы при всем старании. Однако не все было так безнадежно. Засохшие корни растущих рядом с оврагом деревьев торчали прямо из склона, свисая почти до воды, словно щупальца зарывшихся в землю чудовищ. Уцепиться за корни и не дать себе переломать ноги о каменистое дно было единственно верным выходом. Я едва успел перевесить штуцер на сгиб локтя, чтобы высвободить вторую руку, но все равно ухватиться как следует за влажные корни не получилось, и меня потянуло вниз. Ладони обожгло, но я сразу уперся носками ботинок в рыхлый земляной склон, и это остановило скольжение.

Кассандре повезло больше – ей под руку попался корень, конец которого врос обратно в склон. Вцепившись в эту «скобу» руками и ногами, прорицательница повисла на ней, будто амазонский ленивец, благо веса в девушке было не так много, чтобы вырвать корень из земли. Кассандре помогло и то, что она находилась на «автопилоте»: избавленный от лишних эмоций, дубль повиновался лишь инстинкту самосохранения, что давало в сложившейся ситуации несомненное преимущество. Сумела бы проделать такой трюк не слишком решительная Анабель? Возможно, да, но сказать уверенно было нельзя.

Наш отчаянная акробатика спутала планы преследователей, судя по всему, ожидавших, что овраг отрежет нам путь к отступлению. Кое-как закрепившись на склоне, я оглянулся, больше всего опасаясь, что у кого-либо из оседлых окажется при себе стрелковое оружие. В данную минуту подстрелить нас с Кассандрой было не сложнее, чем угодивших в силок зайцев, что и произошло бы, окажись мои опасения правдой.

Преследователи, выскочившие следом за нами на берег оврага, разразились яростной бранью. Некоторые взялись швырять в нас комья земли, некоторые бросились ломать длинные сучья деревьев, решив на скорую руку соорудить что-то наподобие багров или рогатин. Но десяток самых ловких и отчаянных последовали нашему примеру и тоже сиганули через овраг, рассчитывая, что им удастся если не схватить нас, то на худой конец столкнуть вниз, на камни. События принимали угрожающий поворот: я и так с трудом удерживался на весу, и о борьбе в этом неудобном положении не могло идти и речи.

Что заставило миролюбивых фермеров вдруг воспылать к нам гневом, из-за чего они очертя голову кинулись за нами даже в пропасть? На злоумышленников мы не походили, однако нас преследовали с таким упорством, словно мы успели крепко досадить каждому жителю этой безумной деревни. Ненавижу, когда бьют невиновных, тем более если невиновный – ты сам.

Четверым из десяти прыгунов не хватило разбега и они вообще не долетели до спасительных корней. Крича и размахивая руками, эти оседлые рухнули прямо в реку, наглядно продемонстрировав мне и Кассандре, что было бы с нами, окажись мы не такими проворными. Я не следил за этими несчастными – меня больше интересовали те, кто допрыгнул до цели, – но из всех унесшихся вниз криков до моих ушей теперь долетал только один, исполненный боли и бессильной злобы. Кричавший оказался единственным из четырех товарищей по несчастью, которому посчастливилось не свернуть шею.

Шестеро оседлых, кому довелось повторить наш впечатляющий трюк, накинулись на нас, словно стая голодных макак на связку бананов. Такой экзотической борьбой в подвешенном состоянии я занимался впервые. Сил на нее уходило столько, что разумнее было бы просто разжать пальцы и не трепыхаться. Отбиваясь от разъяренных преследователей, я не сомневался, что в конце концов окажусь на дне оврага. Однако я продолжал бороться, вцепившись в корни и не желая сдаваться раньше времени.

Первый из врагов пал нечаянной жертвой своего же товарища, метнувшего в меня с противоположного берега увесистый камень. Этот преследователь приземлился на склон удачливее остальных: одной рукой он ухватился за корень, а другой – за ворот моего сюртука. Но едва оседлый собрался зарядить мне кулаком в ухо, как ему аккурат в затылок ударил ком земли. Челюсти врага клацнули, и он ткнулся лбом мне в плечо, будто решил изловить зубами блоху, после чего, закатив глаза, мешком рухнул вниз. Я тут же забыл про него, потому что сверху на меня наседал другой мерзавец, а слева, пыхтя от напряжения, подбирались по корням еще двое. Я переживал за Кассандру, которой в ближайшую минуту тоже предстояло сразиться с двумя ублюдками, подкрадывающимися к ней с выпученными глазами и пеной у рта.

Самый опасный враг зацепился за корни у меня над головой. Два его болезненных удара каблуком мне в плечо спихнули меня вниз на полметра. Отбиваясь, я замахал рукой и с третьей попытки изловил-таки оседлого за голенище сапога, а затем рванул на себя. Враг удержался, однако лишился обуви. А пока он сучил ногами, стараясь сохранить равновесие и осыпая меня комьями мокрой земли, я собрал в кулак силы и, хватаясь за корни, начал смещаться вправо, поближе к Кассандре. Меня заботило одно: висевший на сгибе локтя «Экзекутор», помощь которого пришлась бы сейчас очень кстати.

Намотав на левую руку тонкий корень, я сумел закрепиться на склоне и перехватить оружие для стрельбы. У меня в запасе было всего два выстрела – чтобы перезарядить штуцер в таком положении, требовалось отрастить как минимум еще одну руку. Упершись поудобнее спиной в склон, я первым делом начисто снес голову тому негодяю, который уже тянул свои грязные руки к растрепанным волосам моей подруги. Лицо Кассандры обдало кровавыми ошметками – не слишком приятное ощущение для девушки, когда перед ее носом пуля разбивает человеку череп (в Терра Нубладо такие мерзости, как нарочно, были смоделированы с пугающей достоверностью). Я снова возблагодарил судьбу, что Анабель Мэддок в этот момент находилась вне симулайфа и не стала свидетелем столь отвратительной сцены.

Последней пулей было бы неплохо прикончить другого угрожающего Кассандре скитальца, однако тот подбирался к прорицательнице невыгодным для меня образом. Нельзя было подстрелить врага и не задеть при этом девушку. Слишком малое расстояние разделяло нас с Кассандрой и слишком убойной мощью обладал «Экзекутор». Впрочем, недостатка в мишенях я пока не испытывал.

То, чего я опасался, помогая девушке, можно было с успехом реализовать на другом фронте. Убить одной пулей пару крупных зайцев, находившихся на линии выстрела, было в принципе несложно. Всего пара метров отделяла от меня двух оседлых, друг за другом подбиравшихся ко мне слева. В крайне невыгодное положение угодили парни: ни спрятаться, ни пригнуться, ни убежать. Я даже не стал толком прицеливаться, поскольку с такого расстояния не промахнулся бы и ребенок...

Не успело смолкнуть эхо второго выстрела, а тела оседлых – долететь до дна оврага, как утративший сапог противник снова очутился у меня над головой и лупил меня голой пяткой с удвоенной злостью. Мне такая назойливость пришлась не по нраву. Увернувшись от очередного удара, я выбросил вверх руку со штуцером, будучи уверенным, что не промажу по одной мелкой, но стратегически важной цели...

Анатомия оседлых ничем не отличалась от анатомии скитальцев, которая, в свою очередь, один в один повторяла анатомию настоящего человека, вплоть до таких мелочей, как кожные поры и микротрещины. Неудивительно, что я так долго позволял «Терра» водить себя за нос, свято веря, что живу в реальном мире. Глядя на собственное тело, рассматривая в зеркале лицо, я не замечал никакой искусственности – все было более чем натурально. То же происходило и с физиологическими реакциями: голодом, инстинктами, болью... Неизвестно, чувствовали ли оседлые в действительности боль, однако реагировали они на нее предельно достоверно.

Стволы разряженного «Экзекутора» угодили оседлому точно в промежность и наткнулись именно на то, что и должно было там присутствовать у полноценного человека мужского пола. Противник вмиг забыл про меня. Перед ним остро встала проблема, как теперь удержаться на склоне. Оседлому страсть как хотелось ухватиться за больное место, что не представлялось возможным, поскольку обе руки врага были заняты. Душераздирающий вой разнесся по оврагу, заставив содрогнуться даже меня – виновника сего неджентльменского поступка.

Не исключено, что страдалец все-таки стерпел бы боль и удержался, но второй тычок стволами штуцера в ту же самую цель истребил в противнике остаток стойкости. Видя, как враг срывается с корня, я поплотнее вжался в склон, чтобы оседлый не увлек за собой и меня. Проводив его прощальным взглядом, я поспешил к Кассандре. Сей же миг на меня обрушился град из камней и палок. Оставшимся на том берегу оседлым только и оставалось, что кидать в нас чем попало – после падения девяти собратьев желающих последовать их примеру больше не находилось.

До сего момента Кассандра просто держалась, повиснув на своем скобообразном корне, однако при виде приближающегося врага начала суетливо взбираться наверх. Девушка предпочла спасаться бегством, нежели вступать в «обезьянью» драку. Я и сам поступил бы так же, не маячь до этого у меня над головой противник. Проще было сначала выбраться на берег, а уже потом устраивать игры в царя горы.

Оседлый гнался за Кассандрой по пятам и карабкался куда шустрее, чем она. Я прикинул, что, двигаясь к ним по скользкому склону, вряд ли успею помочь девушке. Поэтому, стиснув до боли изодранными руками корень, я уподобился прорицательнице и полез вверх. Я рассчитывал, что выберусь из оврага и вытащу Кассандру до того, как оседлый настигнет ее и сбросит в реку. «Экзекутор» болтался на плече и всячески мешал моему передвижению: тыкался стволами в скулу, бил прикладом по коленке, оттягивал руку. Поведение старого боевого товарища нельзя было назвать иначе как саботаж, однако бросать оружие я не собирался. Мне осталось проползти около метра, в то время как Кассандре – не меньше двух. А пальцы преследователя уже хватали ее за подошвы...

Кряхтя от натуги и задыхаясь, с отбитой камнями спиной и исцарапанными в кровь ладонями, я кое-как выкарабкался на берег, вытянув себя за торчащий у кромки обрыва куст. Кассандра пронзительно кричала уже несколько секунд. Поначалу я с содроганием подумал, что она сорвалась и падает, но крик не умолкал. Не вставая на ноги, я перекатился по краю оврага туда, где девушка должна была выбраться из него, и, зацепившись ступнями за вывернутый из земли корень, свесился вниз. Работа предстояла рискованная – если у прорицательницы иссякли силы, тянуть ее наверх будет трудно. У самого-то после скоростного подъема едва хватало сил, чтобы отдышаться.

Кассандре осталось преодолеть до кромки всего полметра, когда оседлый настиг-таки беглянку и, схватив ее за лодыжку, рывками подтягивал девушку к себе. Прорицательница вцепилась в мокрый корень, но руки ее скользили и потому с каждым рывком преследователя она понемногу съезжала вниз. Оседлый хорошо закрепился на раскисшем склоне, встав ногами на тот самый скобообразный корень, на котором до этого висела Кассандра, и с безумным ликованием делал свое грязное дело. Товарищи на том берегу вторили ему гортанными воплями, в коих не было уже ничего человеческого.

Я видел, как побелевшие от напряжения пальцы моей спутницы медленно разжимаются. Еще чуть-чуть и...

– Дай руку! – взмолилась Кассандра. Вернее, это мне послышалось, что взмолилась. Голос дубля прорицательницы оставался хладнокровным, но для меня ее лаконичная просьба прозвучала как отчаянная мольба.

– Две секунды, милая! – прокричал я, извлекая из патронташа новую пару патронов. – Я скоро!..

Первой пулей я отстрелил у оседлого руку – ту, которая что было мочи тянула девушку в пропасть. И не успел еще мерзавец понять, что произошло, как вторая пуля обезглавила его и отправила туда, куда он собирался отправить Кассандру...

– Хватайся! – приказал я подруге, перехватывая «Экзекутор» за стволы и протягивая ей приклад. Кассандра из последних сил вцепилась в ремень, и мне оставалось лишь уповать, что стальные антабки на нем не разогнутся под весом девушки. Теперь предстояла самая ответственная часть спасательной операции, которую усложнял не только мой упадок сил, но и камни, продолжавшие лететь в нас с противоположного берега. Мне не терпелось выпустить в преследователей еще хотя бы пару-другую пуль, но для Кассандры сейчас была дорога каждая секунда, поэтому стрельбу пришлось отставить.

– Толкайся ногами, а то не вытяну! – прикрикнул я на прорицательницу, и она послушно начала помогать мне, вонзая каблуки сапог в склон, все выше и выше, пока я наконец не перехватил ее за руки и, медленно отползая от края обрыва, мало-помалу не вытащил девушку на берег. Земляной камень угодил ей в мягкое место, но она лишь заскрипела зубами, будучи даже не в силах вскрикнуть от боли.

Шатаясь словно пьяные, мы проковыляли несколько метров, укрылись за деревьями и в изнеможении повалились на влажную траву. Следовало срочно убираться отсюда подальше, так как не исключено, что где-то поблизости находилась переправа и наши враги уже со всех ног мчались туда. Но встать и продолжить бегство было для нас в настоящую минуту не менее сложно, чем взлететь в воздух.

Пользуясь передышкой, я перезарядил штуцер и, давая Кассандре прийти в себя, устроился в изготовке для стрельбы, взяв под наблюдение округу. На другом берегу стало как-то подозрительно тихо. Никто не хрустел ветками, продираясь в поисках обходных путей, не орал и не бесновался от ярости. Странно, но даже выжившие при падении в овраг покалеченные оседлые и те заткнулись, будто кто-то вставил им во рты кляпы или добил из жалости. Несколько минут я пристально вслушивался в непривычную тишину, нарушаемую лишь шумом дождя да все еще осыпающимися с обрыва в воду комьями земли. Потом все же рискнул подняться и, с трудом переставляя ноги, вернулся на берег.

После всего произошедшего я уже не удивился увиденному. Вместо того чтобы вытаскивать из реки пострадавших, оседлые стояли, выстроившись вдоль берега в неподвижности, словно выстроганные по одному шаблону деревянные идолы. Глаза «истуканов» не отрываясь следили за мной, но ни криков, ни угроз в мой адрес не раздавалось. Я как будто находился под наблюдением множества охранных видеокамер, но пока не вызывал подозрения у операторов, и потому они не спешили поднимать тревогу. Пострадавшие внизу распластались на камнях и не подавали признаков жизни, хотя некоторые из них явно отделались лишь переломами ног. Походило на то, что, прогнав нас, «массовка» просто прекратила играть свою роль и теперь дожидалась следующих скитальцев, кто забредет в эти края, чтобы перед ними разыграть спектакль заново. А к нам местные жители потеряли всякий интерес.

Я попытался заговорить с оседлыми, грозил им кулаками, выражал крайнее недовольство здешним гостеприимством, потрясал оружием, обещая пристрелить еще кого-нибудь, только все было тщетно. Докричаться до впавших в ступор аборигенов не получалось. И хотя они наверняка меня слышали, до разговора так и не снизошли. Был только один способ проверить, живы они или нет – вернуться обратно, на противоположный берег. Но я воздержался от подобных экспериментов. Не так уж велико было мое любопытство, чтобы ради него идти на самопожертвование.

Перед тем как продолжить путь, я внимательно осмотрел Кассандру и пришел к выводу, что, если ее хозяйка вернется в симулайф завтра-послезавтра, Арсению Белкину будет учинена хорошая взбучка. Вернется Анабель позже, все царапины, шишки и кровоподтеки на теле Кассандры успеют благополучно зажить. В противном случае мне придется держать ответ за то, в какие передряги я втянул драгоценный дубль мисс Мэддок.

Но все это были мелочи. Происшествие, которое едва не вылилось для нас внеплановым возвращением на точку «Феникс», заставляло задуматься над тем, а стоит ли нам теперь совать нос в фермерские деревни. Однако действительно беспокоило не это, а сам характер происшествия, и вот почему. Бешенство, охватившее лошадей, носило повсеместный характер. Между бешенством животных и безумием оседлых волей-неволей возникала параллель. Отсюда напрашивались печальные выводы. Мир симулайфа погружался в войну, которой здешний свет еще не видывал. Ни один локальный конфликт не мог сравниться по масштабу с тем хаосом, что надвигался на Терра Нубладо. Бешеные лошади, чьим оружием были лишь зубы да копыта, не шли ни в какое сравнение с многочисленными и организованными сообществами оседлых. А наличие у них вооружения, мало чем уступающего скитальческим арсеналам, делало «массовку» серьезным противником. Здесь уже карательными рейдами ситуацию было не выправить. Да и о каких зачистках вообще стоило говорить, если потенциальными жертвами карателей становилось почти семьдесят процентов бездушного населения симулайфа.

О чем побоялся сообщить мне Патрик Мэддок? Что за таинственный «весовщик» скрывался за дублем Тенебросо, которому было по силам перевернуть этот мир вверх дном и против могущества которого пасовала даже «Терра» – создатель и владелец уникального симулайфа?

Баланс – единственно правильная религия, поддерживавшая устойчивость искусственного мира, катился в тартарары, и Проповедник был теперь бессилен что-либо предпринять. Настало время, когда Хаос и Порядок схлестнулись между собой на более высоком уровне. Мне же оставалось лишь безучастно наблюдать за разгорающейся схваткой со скамьи запасных и болеть за своих, победа которых ставилась сегодня под очень большой вопрос...