26

8 июля 2003 года

Конференц-связь с администрацией Сомерсета, на которой активно настаивал директор Центра по токсикологическому контролю штата Нью-Джерси, была запланирована на девять часов утра. Это был второй разговор между риск-менеджером Сомерсета Мэри Ланд и доктором Стивеном Маркусом; первый прошел не очень удачно. В этот раз пришла очередь ее начальства принять удар.

– Понимаете, выходит, что вы ставите нас… в неудобное положение, – прогрохотал голос Маркуса из динамиков, – и поэтому я вам вчера сказал следующее… слушайте: если кто-то из ваших сотрудников намеренно поступает так с людьми в больнице, вы обязаны по закону сообщить об этом!

– Э… ладно, – ответил Корс.

– И не как о побочном действии препарата! – продолжил Маркус, начиная злиться. – Это судебное дело. И я, черт возьми, не хочу быть в этом замешанным… и попасться со спущенными штанами, как те ребята на Лонг-Айленде пару лет назад. Или в Мичигане, пять-десять лет назад, когда кто-то там творил какую-то хрень с пациентами!

Грубые выражения Маркуса, казалось, ошеломили находящихся в комнате. Прошло несколько неловких секунд, прежде чем Ланд нарушила молчание.

– Мы вас слышим, – сказала она, – и понимаем ваше беспокойство. Как я уже говорила вчера, нас мучают те же вопросы и мы тоже не знаем, как на них реагировать.

Теперь в разговор вмешался Рак:

– И у вас есть еще два подозрительных случая с гиполикемией, так?

– Э, да. Я так понимаю, Нэнси это с вами обсуждала?

Рак пообещал Нэнси Доэрти, что защитит ее, и потому, вместо того чтобы раскрывать свой источник, он ответил вопросом на вопрос:

– Вы проверяли уровень С-пептидов и инсулина у этих пациентов?

И снова наступило долгое молчание. Рак задал критичный вопрос. Тест на уровень С-пептидов должен был показать, был ли инсулин произведен организмом пациента или введен извне. Если окажется, что источник внешний, то у больницы, очевидно, серьезная проблема. Наконец Корс и Ланд одновременно ответили очень тихим голосом:

– Да.

– Ага.

– И?.. – продолжил Рак.

Тишина.

– Ну, они коррелировали между собой?

– Да, – сказала наконец Ланд, – коррелировали.

– Ну, – начал Корс, – эндокринологу, который этим занимался, показалось, что… Как минимум в одном случае… Э-э… Я пытаюсь вспомнить, в каком именно, передо мной сейчас нет карт пациентов, но… э-э… Он затрудняется сказать, что могло вызвать у пациента передозировку, если не… – Корс остановился, задумавшись. – Если не внешний источник.

– Ну вот! – сказал Маркус. Врачи Корса пришли к выводу, что кто-то, вероятно, ввел пациентам большие дозы препарата. Он сам это признал. – Это… это нас и беспокоит во всей этой истории! – прогремел Маркус. – Потому что у меня есть ощущение, что эти случаи связаны!

– Ну, нам тоже так кажется, – признал Корс, – и мы разрываемся между нежеланием разводить панику в учреждении и, ну вы понимаете, обязанностью обеспечить безопасность пациентов. И… э-э… это… Это… Над этим мы сейчас размышляем.

Представители токсикологического центра на том конце молчали, ожидая, к чему приведут размышления Корса.

Наконец Корс продолжил:

– Мы пытаемся провести расследование. Чтобы собрать побольше информации, прежде чем, ну вы понимаете… кого-то судить. Часть расследования предполагает обращение к сторонним экспертам. В их роли выступаете вы. И теперь это ставит вас в неудобное положение.

– Да уж! – хмыкнул Маркус. – Понимаете, проблема в том, что в каждом отчете о подобных инцидентах спустя годы можно увидеть, что больницы серьезно тянули с тем, чтобы инициировать уголовное расследование. Понимаете, терапевты – как бы хороши они ни были – не умеют проводить судебное расследование, это известно всем. И в прошлом проблемы всегда возникали на почве того, что проходило время, и… ну вы понимаете, следы обнаружить было сложнее.

– Да, – сказал Корс. – А кто умеет проводить судебное расследование?

– Вам нужно обратиться в полицию, – выдохнул Рак. За последние пару дней он говорил это уже десятки раз.

– Да, в полицию, – добавил Маркус.

– Э-э… ну ладно, – сказал Корс.

– Я серьезно вам говорю, – сказал Маркус, – если вы не сообщите в полицию, то кто-нибудь еще умрет, а затем выяснится, что вы препятствовали расследованию… предстанете в ужасном свете!

– Ну… ладно… – хмыкнул Корс, – мы хотим защитить пациентов.

– Нет-нет, конечно… – сказал Маркус. – Очевидно, что я тоже беспокоюсь за безопасность ваших пациентов. Но еще я беспокоюсь о том, чтобы нас не прищучили и мы не выглядели потом как полные идиоты!

Корс выслушал его и прокашлялся.

– Одна из причин, по которым мы вам позвонили, – это решить, стоит ли вам сейчас приезжать, чтобы взглянуть на… э-э… наши бумаги, – сказал он. – И может быть, нам стоит подождать… возможно, сейчас нам лучше закончить разговор, чтобы мы могли созвониться с нашими юристами и… э-э… посоветоваться – описать им ситуацию и убедиться, что мы… поступаем правильно.

Маркус устало вздохнул.

– Ну, я… Конечно. Мы будем счастливы приехать и взглянуть. Моя интуиция, выработанная за годы на этой работе, и опыт участия в полицейских расследованиях подобных… случаев за последние двадцать лет подсказывают, что вам действительно стоит связаться со своими юристами – и что времени лучше не терять.

Маркус знал несколько случаев, когда сотрудники больницы отравляли пациентов. Таких убийц называли «ангелами смерти». Во всех этих случаях наблюдалась тревожная тенденция: врачи относились к ним как к объектам изучения, а администрация и юристы – как к потенциальным искам. Учреждения тянули с тем, чтобы сообщить копам. И пока они с этим тянули, люди умирали. Повторение такого сюжета он видел в Сомерсете.

– Я бы на вашем месте точно обратился в полицию и посвятил их в проблему, – сказал Маркус, – и тогда все будет в их руках. Если они решат ничего с этим не делать – это их проблемы.

– Эх, ну да, понимаю, – сказал Корс. Ему уже надоела эта лекция, и он был готов закончить разговор.

– Мы, конечно, вас услышали, – добавила Ланд.

– И департамент здравоохранения тоже должен быть в курсе! – напомнил им Рак.

– Я хочу сказать… это же явно ситуация угрозы, – сказал Маркус. Он знал, что эти слова всегда действуют на руководство больницы. Ситуация угрозы – это любая ситуация, угрожающая безопасности пациента. Маркус бросил перчатку; по закону, Сомерсет обязан был сообщать о таком происшествии властям. – Там должны об этом знать.

– Хорошо, – сказала Ланд монотонным голосом, который означал, что пора заканчивать разговор.

– Что ж, мы очень благодарны за вашу помощь, – сказал Корс, – и мы… э-э… с вами свяжемся, так что… мы вам сообщим в той или иной форме.

– Надеюсь, что все же не произошло ничего недостойного, – сказал Рак, пытаясь немного разрядить обстановку и продолжить разговор, – надеюсь, что это просто чья-та ошибка или что-то вроде того.

– Согласен! – сказал Корс. – Надеюсь, кто-нибудь наконец признается: «Эй, я облажался». Я бы спал намного спокойнее.

– Ну, у вас две передозирвки дигоксином и две – инсулином, – сказал Маркус, – я сомневаюсь, что это окажется просто ошибкой.

Брюс Рак знал, что испытывает судьбу, особенно после того, что сказал доктор Маркус во время последнего звонка, но он хотел проверить, как дела у Нэнси. Он набрал номер фармацевтического отдела Сомерсета, подумав, что, если трубку возьмет Вигдор, он что-нибудь придумает. После второго сигнала прозвучал женский голос. В этот раз он не стал называть свое имя.

– Здравствуйте, – сказал Рак, – я пытаюсь связаться с Нэнси…

– Да, секундочку, она рядом.

На том конце провода прозвучало приглушенное «это тебя».

– Нэнси Доэрти, чем могу вам помочь?

– Нэнси, это Брюс.

– Э-э… привет, – быстро ответила Нэнси.

– Слушайте, – сказал Брюс, – я знаю, что вам нельзя говорить про это дело, ничего страшного…

– Угу, – ответил Нэнси.

– Нэнси, – продолжил Брюс, – я только хотел сказать, что, если они попытаются доставить вам хоть какие-нибудь неприятности…

– Ага.

– Мы с медицинским директором об этом говорили. Мы поддержим вас на все сто процентов, потому что вы всё сделали правильно.

– Окей, – сказала Нэнси.

– Они недовольны вами?

– Э-э… ну там… – Нэнси аккуратно подбирала слова. – У них много… вопросов. Которые висят в воздухе…

– Ладно.

«Много вопросов».

– Хорошо, – сказал Брюс, – но Нэнси, Нэнси…

– Да?

– Вы всё сделали правильно.

– Ну да.

– И поэтому мы с ними это обсудили.

– Окей… – Голос Нэнси звучал так, словно она с трудом сохраняла спокойствие.

– Потому что если, не дай Бог, Нэнси, они попробуют как-нибудь навредить вашей карьере…

– Да?

– Мы поддержим вас на двести процентов.

– Хорошо.

– Я до всего дошел сам, – сказал Брюс, – а вы… Вы просто позвонили, чтобы получить информацию.

– Да.

– Про уровень дигоксина или что-то такое.

– Хорошо, – сказала Нэнси. В ее голосе чувствовалась благодарность за то, что Рак ей помогает и продумывает легенду.

– Вы не должны оказаться виноватой.

– Ну да, – вздохнула Нэнси. Она словно едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Вы не представляете, как много для меня значит услышать от вас эти слова.

Между доктором Маркусом из токсикологического контроля и администрацией Сомерсета состоялась еще одна конференц-связь. И снова Маркус объяснял руководству Сомерсета, что они обязаны сообщить об этих инцидентах штату в течение двадцати четырех часов после того, как те произошли, и что они уже нарушили свои обязательства. И опять Сомерсет ответил Маркусу, что пока они не провели полное расследование, они не собираются никому сообщать об этих происшествиях: ни Департаменту здравоохранения и социальной защиты Нью-Джерси, ни полиции.

Однако второй разговор отличался от первого двумя важными аспектами. Во-первых, тоном, лишенным вежливости, который задавал в основном доктор Маркус. Он, по его словам, был «очень обеспокоен» и «фрустрирован»; позднее доктор Корс охарактеризует его манеру разговора как «грубую, агрессивную и враждебную по отношению к сотрудникам Медицинского центра Сомерсета». Директор Центра токсикологического контроля был в ярости и совершенно себя не сдерживал. Он настаивал на том, что нужно обратиться в полицию и что на кону безопасность пациентов. Он дал им двадцать четыре часа, и, если Сомерсет откажется действовать, Маркус обязан будет лично сообщить о происшествии в департамент здравоохранения. В конце он добавил: «Если это сделаю я, выглядеть это будет намного хуже».

На самом деле Маркус уже сообщил об инциденте в Сомерсете. Ранее тем же днем он позвонил доктору Эдди Бресницу, штатному эпидемиологу и члену комиссии департамента здравоохранения, прервав его встречу. Маркус вспоминал, что рассказал доктору Бресницу о «пациентах, чьему здоровью мог быть нанесен вред в связи с преступной деятельностью». Затем Маркус написал электронное письмо Эми Торнтон, члену комисии по здоровью, где упомянул и «четыре не самых приятных клинических инцидента» в стенах больницы, и нежелание медицинского центра о них сообщать до окончания их собственного тщательного расследования.

Второе важное отличие этого разговора выяснилось на двадцатой минуте, когда Маркус сообщил администрации Медицинского центра Сомерсета, что все их разговоры были записаны.

Спустя несколько часов Мэри Ланд связалась с департаментом здравоохранения и сообщила о четырех происшествиях с пациентами, о передозировках Гэлла и Хэн дигоксином, а остальных – инсулином. В отчете, отправленном по факсу и электронной почте, описывались шаги, предпринятые в связи с происшествиями к этому моменту.

В Сомерсете проверили отзывы производителя и возможные побочные эффекты препаратов. Удостоверились, что капельницы и мониторы работают правильно. Чтобы исключить вероятность лабораторной ошибки, они заново сделали все анализы. Других версий практически не оставалось. В качестве меры предосторожности Сомерсет ужесточил контроль за дигоксином, как сделал до этого с инсулином, заставив медработников лично быть ответственными за эти часто используемые препараты; если кто-то использует лекарства во вред пациентам, меньшее, что они могут предпринять, – сделать эти препараты менее доступными.

Самым вероятным сценарием, который объяснял бы все эти инциденты, была человеческая халатность – ошибка в выдаче препаратов возможна в больнице точно так же, как и любая другая ошибка в любом другом месте. Доказательства того, что эти смерти – результат халатности, должны были отразиться в бумагах. Администрация Сомерсета заверила департамент здравоохранения, что они уже просматривают все системы документации. В медицинском центре использовали две большие компьютеризованные системы документации: «Пайксис МедСтейшен – 2000» для выдачи препаратов, и «Сёрнер», который объединял в базу данных карты пациентов. К тому моменту проверка не выявила никаких ошибок.

Что было возможно помимо этого? Нечто необычное и гораздо более страшное, чем ошибка. «Проводится проверка персонала, – сообщалось в письме Ланд, адресованном департаменту здравоохранения, от 10 июля. – Независимые специалисты опрашивают определенных сотрудников».

Четырнадцатого июля юрист Рэймонд Д. Флеминг из адвокатской фирмы «Сакс, Мэйтлин, Флеминг, Грин, Маротт и Маллен» приехал в Медицинский центр Сомерсета. Флемингу вкратце описала ситуацию Мэри Ланд, а затем ему предоставили комнату для встречи с Чарльзом Калленом.

Чарли зашел в кабинет и увидел Флеминга, сидящего за столом для переговоров в характерном темном костюме с ярким галстуком, которые отличали корпоративных юристов от руководства. Чарли понимал, что речь, вероятно, пойдет о недавних смертях в отделении; он уже множество раз оказывался в подобных ситуациях. Он был готов к вопросам.

Рэй Флеминг, видимо, уже кое-что о нем знал. Он знал, что Чарли работал в Сомерсете меньше года и что много раз уходил с работы в других больницах. В представлении Чарли это значило, что этот человек видел его заявку для приема на работу. Чарли указал там неправильные даты. Возможно, юрист знал и это. Может, это важно, а может, и нет. Чарли не думал, что это имело значение. Раньше никогда не имело.

Флеминг также был в курсе ситуации с преподобным Гэллом. В этом, кажется, и была суть встречи. К примеру, он знал, что Каллен не ухаживал за Гэллом в ту ночь, когда священник скончался, но работал с ним ранее и был знаком с историей болезни Гэлла. Флеминг знал эту историю, знал проблемы, с которыми Гэлл поступил, хронологию его болезни и восстановления, а также о передозировке дигоксина, которая предшествовала остановке сердца. Он также знал, что Чарли был приставлен к преподобному Гэллу на три ночи, с 15 по 17 июня.

Чарли заказал дигоксин для Гэлла в первую ночь, 15-го числа. Затем отменил заказ. Это было записано в «Пайксисе». Чарли также работал в ночь, когда Гэлл умер. В эту ночь Чарли снова сделал заказ дигоксина и снова отменил. Это была одна из двух отмен в ту ночь.

Обе отмены не тянули на ошибки: если Чарли вбил неправильный код или нажал не ту кнопку, пока заказывал препарат, по логике, он должен был бы затем вбить правильный. Однако заказы в «Пайксисе» фиксировались вместе со временем, и после этих отмен не последовало никаких новых заказов. Судя по всему, Чарли потратил время на то, чтобы ввести свое имя, имя пациента и специальный номер заказа на клавиатуре «Пайксиса», подтвердить заказ, а затем, когда ящик открылся, решил, что ему ничего не нужно, и отменил заказ. Это был странный и неправдоподобный сценарий, но Каллен, похоже, последовал ему несколько раз за ночь.

В распоряжении Флеминга был еще один любопытный факт. Он проверил хранилище и обнаружил, что несколько пузырьков «дига» пропали в прошлом месяце. Флеминг, насколько Чарли мог судить, не выстраивал эти факты в единую картину, не обвинял Чарли, не угрожал ему и не предлагал уволиться, как это бывало раньше. Чарли готов был признать, что интервью оказалось любопытным и стало еще необычнее, когда Флеминг задал ему вопрос: известно ли Чарли о том, что, когда он заказывает препарат, а затем отменяет заказ, отмена фиксируется в памяти компьютера «Пайксиса»?

«Да», – ответил ему Чарли. Если раньше это было ему неизвестно, то теперь он отчетливо понял.