Джозеф Горны брел вдоль берега горной речки с удочкой в руке.

– Рыбка, рыбка, рыбка, – бормотал он. – Я поймаю тебя, рыбка, рыбка. Поймаю и зажарю, вкусная рыбка, рыбка. И съем тебя, рыбка, рыбка, рыбка.

Выглядел Горны как глубокий старик. Не осталось и следа от моложавости и аристократизма, что отмечали его облик всего лишь пять дней назад. Сгорбленные плечи, тусклый, затравленный взгляд, седая поросль на подбородке. Старые джинсы, выцветшая футболка с прорехой на груди, соломенная шляпа, похожая на разворошенное птичье гнездо. Старикан Джо Горны продирался сквозь высокую траву, не выбирая дороги. Сандалия с его правой ноги свалилась и потерялась, комары облепили кожу, но он не обращал внимания ни на что.

– Рыбка, рыбка, я тебя поймаю…

– Я устал от тебя, – сказал хиту. – Тут, в дурацкой глуши, я не получаю никакого удовольствия. Я теряю время. Тебе нужно вернуться в город. Немедленно.

– Рыбка, рыбка, рыбка…

– Заткнись! – рявкнул хиту. – Хватит притворяться сумасшедшим!

– Рыбка, рыбка, она такая вкусная…

Ноги старика зацепились одна за другую, он полетел носом в землю, нелепо раскинув руки. Попытался встать на четвереньки и снова растянулся на траве, словно невидимая рука ткнула его в загривок.

– Так и будешь валяться здесь, пока не одумаешься, – заявил хиту. – А здесь, между прочим, полно змей. Цапнет тебя гадюка – и все, смерть придет тупому старикашке Джо.

– Мне и так уже смерть, – произнес Джозеф неожиданно осмысленно. – А ты, червь демонов, да помрешь вместе со мной, издохнешь смертию лютою, пойдешь в свой ад – гореть в геенне огненной.

– Я голоден, – сказал хиту. – Ты ничего не ешь уже четыре дня, весь высох и скукожился. Так нельзя. Ты должен помнить, кто твой Хозяин, должен заботиться о нем.

– Рыбка, рыбка. Поймаю вкусную рыбку и съем.

– Ни черта ты не поймаешь! На твоей удочке нет ни крючка, ни лески. Иди в дом – там полно консервов. Открой банку и поешь. Это приказ.

– Рыбка. Консервы – плохо. От них болит живот. Ем только рыбку.

– Похоже, ты в самом деле свихнулся, – задумчиво произнес червь. – Чтобы нормальный человек меня не слушался – быть такого не может. Ты унижен, но я не получаю от того ни малейшей радости. Мне попался подпорченный раб. Раб со сломанными мозгами.

– Я есть раб Божиий, но не твой, Сатана. Изыди.

– Гнусный человечишка! – зашипел хиту в ярости. – Вставай, дрянь, и иди в дом!

Джозеф оперся руками о землю, тяжело поднялся на ноги. Поднял удочку. И снова побрел вдоль берега.

– Эй, человечек, куда ты опять поперся? Я же сказал – в дом!

– Рыбка, рыбка, рыбка…

Лина и Умник завтракали. Пили апельсиновый сок (кофе и чая в квартире тоже не оказалось), ели бутерброды с сыром. Лина жевала молча, мрачно глядела в стол, упорно избегая встречного взгляда.

– Лина, ну ты чего? – прервал молчание Умник.

– Ничего.

– Ты обиделась? На что?

– Ни на что.

– Так не пойдет, – сказал Умник. – Ты сидишь надутая, несчастная, мне очень хочется тебя пожалеть, но я даже не знаю, как к тебе подступиться. Этой ночью было что-то не так?

– Ты мной брезгуешь.

– Брезгую? – светлые бровки Умника удивленно поднялись. – Что за глупости?

– Брезгуешь. Я тебе противна. И дальше будет так, да?

– Солнышко… – Умник накрыл руку Лины здоровенной своей лапой. – Как ты можешь так говорить? Я тебя люблю.

– Любишь? – Лина выдернула руку. – Да я вчера тебя еле уговорила! Плясала вокруг битый час как дикарка под водопадом, пока ваша светлость изволила согласиться. И физиономия у тебя была такая… Как будто я заразная, да!

– Неправда, – сказал Умник.

– Чистейшая правда! Ты хотел меня, но боялся. Боялся! Почему? Из-за того, что я переделанная?

– Да, – смущенно произнес Умник. – Извини, солнышко. Я знаю, что с тобой все в порядке, но… Комплекс у меня такой, с ним очень трудно бороться. Я против генных переделок. Я стараюсь даже не дотрагиваться до людей, которым ввели присадки.

– Вот именно! – глаза Лины полыхнули гневом. – А говоришь – не брезгуешь! Всё, попался ты, Умник, вляпался. Переспал с переделанной девчонкой, даже без презерватива. Теперь вовек не отмоешься.

– Перестань, пожалуйста.

– Одного не понимаю – как ты ко мне тогда целоваться полез по собственной воле? Ах да, тогда ты еще не знал, что я переделанная. А откуда узнал, кстати?

– Я взял анализ слюны.

– Так вот для чего ты целовался! – Лина вскочила на ноги, с грохотом уронив табуретку. – Ну и сволочь! Господи, что за жизнь у меня такая – все меня используют! Сначала Виктор, теперь ты!

– Я спасаю тебя, Лина. Спасаю.

– Ну спасибо! И что ты будешь делать со мной дальше? Продашь на биообразцы?

– Мы уедем отсюда. В место, где будем в безопасности. Там ты отойдешь, отогреешься душой. И узнаешь, что такое настоящая жизнь, настоящее счастье.

– Куда мы уедем? В твою страну?

– Да.

– Как она хоть называется?

– Пока не могу сказать.

– Это вообще на Земле находится? Или где-нибудь на астероиде? Может, ты инопланетянин, Умник? Спиртного не пьешь, кофе не переносишь, до людей дотрагиваться тебе противно…

– На Земле.

– Умник, что все это значит? – спросила Лина. – Кто ты такой на самом деле?

– Человек. Просто человек. Слик. Гид.

– Почему ты возишься со мной?

– Потому что люблю тебя.

– Ага-ага. Гид-мардж влюбился в клиентку. И превозмог во имя любви свое отвращение к половым актам с переделанными. Трогательная романтическая история.

– А что, по-твоему, такого быть не может? – Умник улыбнулся.

– Как-то не верится.

– Ты умная девочка, – сказал Умник. – Пожалуй, даже слишком умная – это осложняет твою жизнь, потому что каждый факт ты подвергаешь скептическому анализу. Но это не страшно. Потому что в конце концов ты поверишь мне, и привыкнешь ко мне, и будешь жить со мной, и радоваться каждому дню.

– Размечтался…

– Все будет так, как я сказал. Спорим? – Умник протянул руку.

– На что? Давай на бутылку коньяка! Хорошего, французского.

– Коньяка? – слик передернул плечами. – А ладно, пойдет. Давай лапу.

– Зачем?

– В моей стране так положено, – пояснил Умник. – Когда спорят, пожимают друг другу руки и разбивают ребром ладони. Вот так.

Он показал – как.

– А, я поняла, откуда ты, – сказала Лина. – Я видела такое по телевизору. По-моему, это в Норвегии так спорят. Значит, ты скандинав, да?

– Приблизительно, – сказал Умник.

Агент Руди Картер сидел в кабинете, положив на стол ноги в лакированных черных туфлях, курил тонкую сигару и пускал дым в потолок.

Давно у него не было такого скверного настроения.

– Пароль: «Жизнь – дерьмо», – сказал он. – Отзыв: «Люди – лжецы».

Монитор на столе ожил, на нем появилась квадратная физиономия агента Фила Брема.

– Отдыхаешь, Руди? – спросил Брем.

– Размышляю о жизни. Что нового?

– Кое-что интересное. Поймал наконец-то этого Адама, племянника нашего Джозефа Горны, допросил его. Оказывается, у Джозефа есть ранчо где-то в лесу, в Мичигане. Он периодически ездит туда ловить рыбу. Есть большая вероятность, что он скрывается именно там.

– Отлично, – Картер кивнул. – Едем на ранчо, стало быть? Искупаемся в речке, посмотрим, какой улов у старины Джо?

– Не получится. Племянник не знает, где это место точно находится.

– Врет, – уверенно заявил Руди. – Вези этого Адама сюда. Я из него Еву сделаю, но информацию вытащу.

– Бесполезно. Он на самом деле не знает. Я просканировал его мозги – пусто. Джозеф всегда ездит туда один, Адам никогда там не был, да и не больно-то интересовался этим самым ранчо.

– Ясно. – Руди убрал ноги со стола, придвинул к себе клавиатуру. – Сейчас прозвоню по базе. Где ты говоришь, у него фазенда? В Мичигане? Меж сосен и берез, на ягодной полянке?

– Я уже прозвонил. По нулям. Ранчо записано на какого-то другого человека. Да, похоже, и не ранчо это вовсе – так, одно название, рыбачий домишка на берегу речки и четверть акра земли, заросшей кустами. В Мичигане таких частных владений – несколько тысяч.

– Да хоть миллион! – Руди придвинулся к экрану вплотную – так, что брызги слюны полетели на стекло. – Мне нужен этот хренов глист, инопланетный червяк, и ради него я не то что Мичиган, все Штаты на уши поставлю! Заказывай скипер, я хватаю Карлоса, и через полчаса прыгаем к озерам. Я не я, если сегодня же не найду чертово ранчо, и Джо на нем. Все понятно?

– Понятно… – хмуро пробурчал Фил. – Ты хоть спал ночью, Руди?

– Спал.

– А я – нет.

– Ерунда. На месте отоспишься, дам тебе на это пару часов.

– Ну спасибо, благодетель, – сказал Фил Брем. – Вовек не забуду.

Хиту смотрел на мир глазами пожилого, изможденного, нездорового человечка. Человечек стоял по колено в воде уже два часа подряд – ноги его замерзли и потеряли чувствительность, мошонка сжалась, тощий живот, казалось, прилип к позвоночнику, лицо и руки покрылись волдырями от укусов мошкары. Человечек Джо застыл как изваяние, опустив в воду бесполезную удочку без лески. Между ног его плавали черные окуни. Джо не обращал на них внимания. Голову его заполнял равномерный, механический рокот – фразы на архаичном английском, латинском, польском языках сменяли друг друга с монотонностью заевшей пластинки:

«Because thou sayest: I am rich, and made wealthy, and have need of nothing: and knowest not, that thou art wretched, and miserable, and poor, and blind, and naked… Nie czuje, sie, dzis dobrze. Deus, cuius verbo sanctificantur omnia, benedicteonem Tuam effunde super creaturas istas… Jest mi niedobrze»…

Фразы из священных книг, жалобы на здоровье, слова о семье. Бессмысленный набор, белиберда.

Человечек дошел до крайней стадии истощения, жизнь едва теплилась в нем. Однако червь не чувствовал ни малейшего удовлетворения. Ему еще не приходилось вкушать столь безвкусной, отвратительной пищи.

Потому что человечек не был унижен.

Почему он не чувствовал унижения? Из-за того, что сошел с ума?

Нет, вовсе не из-за этого. Вряд ли он сбрендил по-настоящему – просто выставил защиту, отгородился от хиту забором из своих дурацких фраз.

Червь понимал причину своего провала: сей человечек не был хищником. Две людские особи, которыми хиту уже насладился, были настоящими бестиями – физически развитыми, жестокими, уверенными в своей силе, привыкшими нападать и побеждать. Превращение в жертву стало для них истинной трагедией. Этот же хлюпик сразу ушел в себя. Он не поддавался контролю.

Хиту сделал ошибку. Он рассчитывал, что задержится в теле старика ненадолго, что быстро перескочит в Лину – ту девицу, которой он позволил сбежать с астероида. Девица была в его вкусе – юная тигрица, особь сильная и живучая, да еще и снабженная рефлексами пальцеглаза. Бесценный, можно сказать, экземпляр. И вот на тебе – отбилась от Виктора, не подчинилась мысленным посылам хиту и снова удрала – на этот раз против воли червя. Странно это, странно.

За три месяца, проведенных на Земле в теле Виктора, хиту убедился, что люди не могут сопротивляться его приказам – мысленные волны, посылаемые им, действовали на всех. Причем люди не осознавали, что действуют по чужой воле – они тупо подчинялись, не задавая себе лишних вопросов. Червь блаженствовал, он заставлял Виктора попадать во все новые приключения, подвергающие его смертельной опасности, и он же, мудрый хиту, вытаскивал Виктора каждый раз – на волосок от гибели, вдоволь насладившись страхом и униженностью дрянного человечишки. Виктор был хорош, что и говорить… И все же он отработал свое. Лина должна была стать следующим долгим пристанищем. План был разработан детально, искусно, изящно. И сорвался.

Лина не подчинилась ему. Более того – она раскусила хиту, услышала его волны, назвала его свистуном. Почему?

Нетрудно догадаться о причине. Ее гены нашпигованы чужеродными кластерами как булка изюмом. Они сделали ее гибридом – не только человеком, но и стансовской тварью. Гибридом с новыми свойствами. Она может сопротивляться хиту – в отличие и от людей, и от стансовских зверюг.

Нет худа без добра. Если бы хиту попал в эту девицу, она наверняка нашла бы способ справиться с ним. Она опасна для него, очень опасна. Держаться от нее подальше. А ошибки… Для того они и существуют, чтобы их исправлять.

Старик упрям, но долго он так не простоит. Вчера торчал в воде три часа, гаденыш, но все же сдался и пошел домой спать. А дальше… Хоть здесь и лес, но Мичиган – это вам не Аляска. Местность достаточно населенная – местными жителями, туристами, такими вот, как Джо, рыболовами. Кто-нибудь непременно приблудится, пройдет мимо дома в зоне захвата, и хиту услышит его, и возьмет под контроль, и закончится его неприятное заточение внутри негодного раба.

– Эй, Джо, – позвал червь. – Ты слышишь? Пойдем домой, дружочек. Хватит мерзнуть. Растопим камин, высушим наши старые ноженьки, поедим вкусных консервов, запьем их вином…

– Рыбка, рыбка, – сказал Джозеф. – Поймаю рыбку и сразу пойду.

Хиту в очередной раз пожалел, что у него нет рук. Он с удовольствием отвесил бы старику хорошую оплеуху.

– Умник, мы сможем когда-нибудь выйти из этого дома? – спросила Лина. – Или будем сидеть здесь до самой смерти?

Умник развешивал выстиранную одежду на веревке, которую собственноручно протянул через всю комнату. Стирал, естественно, тоже он сам – в ванной, руками, и достаточно умело.

– Когда-нибудь выйдем, – сказал он, не оборачиваясь. – Вот одежонка высохнет, и двинемся в путь.

– Куда?

– Сложно сказать…

– Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, – капризно заявила Лина. – Ты скрытный, недоверчивый и угрюмый. И как я смогу жить с таким человеком?

– Ты тоже многое от меня скрываешь.

– Ничего я не скрываю.

– Скрываешь, скрываешь.

– Что именно?

– Не рассказала мне про инопланетянина.

– Какого инопланетянина? – опешила Лина.

– Разумную тварь со Станса.

– Не знаю ни про какую разумную тварь.

– Не знаешь? – Умник усмехнулся, пошел к своей сумке, выудил из нее комп, раскрыл его на столе. – Думаешь, джинны охотятся только за тобой, уникумом? Есть еще одна зверушка – похлеще тебя будет. Вот, послушай.

Он запустил файл, и мужской голос произнес:

– Виктору Дельгадо помешало разумное существо! Оказывается, на Стансе существует-таки разумный вид! И один представитель этого вида проник в лабораторию Дельгадо, и захватил Виктора, а потом покинул его и теперь разгуливает по Нью-Йорку. Вы представляете, Стив, какое это событие?! На Земле находится живой инопланетянин!

– Вот оно как, оказывается, – Умник покачал головой. – На астероиде, с которого ты сбежала, обитал разумный стансоид. Ты его не видела, случаем? Не играла с ним в шахматы?

– Это свистун, – сипло произнесла Лина. – Извини, я и вправду тебе не все рассказала. Я думала, что он ушел, что я уеду с тобой в твою страну, что забуду про него навсегда, и вспоминать не буду. Свистун – он такой страшный, что хуже не бывает.

– Свистун?

– Ну да. Когда он рядом, все время жуткий свист в ушах стоит. Что у тебя за запись?

– Последний час жизни Ушастого. Его убили джинны. Застрелили, но перед этим допросили по полной программе, даже мнемосканирование сделали.

– Откуда ты ее взял?

– Жучок в стене. Микрофон. Сама понимаешь, после того, как мы с Ушастым напоролись на тебя, я не мог оставить его без присмотра.

– И ты не пришел ему на помощь? Только не говори, что не справился бы с этими агентами.

– Не успел, – виновато произнес Умник. – Когда они пришли к Ушастому, я был в Атланте. Сама понимаешь, за два часа до Синего Квартала оттуда не допилишь, хоть тресни.

– Что ты делал в Атланте?

– Дела…

– Ты что-нибудь еще знаешь про свистуна?

– Есть еще кое-что, слушай. – Умник снова включил запись.

– Раса разумных червей, – продолжил голос агента. – Кишечные паразиты стансовских крупных хищников, наподобие наших лентецов. Они могут контролировать сознание животных – а теперь, как выясняется, и человека. Понимаете, какое сокровище попало на нашу планету? Сейчас мы активно ищем его. Уверен – не пройдет нескольких дней, и инопланетянин будет в наших руках!

– И что вы с ним сделаете? – спросил Ушастый, могильным холодом повеяло от его голоса. – В контакт вступите? Экспедицию на Станс организуете с целью культурного обмена?

– Культурный обмен? С глистами? – агент рассмеялся. – Да что вы, Стив? Для нас этот червь – источник ценнейших утилит, россыпь генных сапфиров и алмазов, набор золотых хромосом. Мы разберем его на части, разложим на молекулы, соберем снова и вытянем все полезное, что только можно вытянуть на нынешнем этапе развития технологий.

Умник вырубил запись, достал сигарку, закурил. Выглядел он вполне спокойно, только вот руки дрожали, выдавали напряжение.

– А теперь давай начистоту, Лина. – сказал он. – Что ты еще знаешь о черве?

– Да, папа так и сказал – червь, – шмыгая носом, произнесла Лина. – Червь диавольский, демон адов. Виктор его притащил сюда, на Землю, но ведь он потом в папу перелез, да. Он в папе был, когда я пришла, и он всеми командовал. Всеми, кроме меня. Поэтому меня Вик пытался убить, а потом – отец. – Лина вытерла глаза рукавом. – Только отец ему не позволил… Я успела выпрыгнуть в окно, спустилась на веревке. А он… Он остался в папе, этот сукин глист. Я знаю.

– Стало быть, теперь он в твоем отце?

– Может быть. А может, уже перешел в кого-то другого. У него, похоже, манера такая – переходить из человека в человека, а тех, из кого вышел – убивать. Как в дурном кино…

– Надо убить эту глисту, – решительно сказал Умник. – Уничтожить к чертовой матери. Если она попадет в руки СГБ, совсем плохо будет. Я должен успеть первым.

– Что за чушь ты несешь? – встрепенулась Лина. – За нами самими охотятся, мы должны удирать! Соваться под нос СГБ – самоубийство. А джинны идут по следу этого червяка…

– Я уничтожу червя, а потом мы убежим.

– Ты с ума сошел! С такими вещами не играют.

– Это не игрушки. Если червь достанется «Форслайфу», все перевернется.

– Что – все?

– Весь мир полетит вверх тормашками. Они и так вконец обнаглели со своими зомби. А теперь настрогают этих червей… Новое оружие. Идиоты, они же не смогут их контролировать! Они не понимают, что творят.

– Это я ничего не понимаю! Кто – они?

– СГБ. Пентагон. Секретный проект «Форслайф». Человечество стоит одной ногой в могиле, а эти уроды делают все, чтобы добить его.

– Все-таки ты шпион, – уверенно заявила Лина. – И упорно втягиваешь меня в свои шпионские дела.

– На этот раз не втягиваю. Я поеду один. Сделаю все что надо, и вернусь сюда. А потом мы покинем страну.

– Нет, так не получится. Поедем вместе.

– Тебе нечего там делать. Здесь ты в безопасности.

– В безопасности? – крикнула Лина, вскочив на ноги. – Да я с ума тут сойду, если останусь одна! Ты втравил меня в эту историю, Умник, так вот будь добр, таскай теперь меня с собой всюду, пока не спасешь окончательно. Или не угробишь насмерть.

– Ладно, едем вместе, – Умник согласился неожиданно легко. – Где может быть сейчас твой отец?

– На ранчо. Я уверена.

– У него есть ранчо?

– Ну, не совсем ранчо. Небольшой одноэтажный домишко на берегу речки. Там он ловит рыбу.

– Его, наверное, уже зацапали, – удрученно покачал головой Умник. – Прятаться в частном владении бессмысленно. Скрываться лучше в большом городе, только знать нужно, как это делается. Найти по базе данных этот домик – нечего делать.

– По базе его не найдешь. Официально дом принадлежит другому человеку. Имя отца в документах не фигурирует.

– Так, значит… – слик забарабанил пальцами по столу. – Что ж, это лучше. У нас есть шанс успеть. И где же это, с позволения сказать, ранчо?

– На севере Мичигана.

– На самом озере?

– Нет, что ты. На озере толпы людей. А отец искал уединенное место. Это на двадцать пять миль западнее Альпины, в лесу. Там около сотни таких владений, вдоль речки, и от одного домика до другого не ближе километра. И все – рыболовы.

– Ты там была?

– Да, несколько раз. Папа брал меня рыбачить. Так здорово было… – по лицу Лины пробежал отсвет детского счастья. – Представляешь, блесна идет по воде, бурунчики вокруг нее такие… а прямо в воде плавают здоровенные рыбины, видно их. Только комаров много. Они так кусаются…

– Представляю, – пробурчал Умник. – Как долго дотуда добираться?

– Быстро. Сперва самолетом в Бей-сити, потом арендуешь машину…

– Мы не можем на самолете, – заявил Умник. – Нас застукают в аэропорту. Заметут моментально.

– Вот бы на скипере туда прыгнуть, – мечтательно вздохнула Лина. – Раз – и на месте. Может, у тебя есть скипер в заначке, шпион Умник?

– Нет.

– Значит, остается только машина. На бензиновом движке можно допилить часов за десять-двенадцать. На водороднике часов восемнадцать, не меньше.

– Поедем на бензиновом. «Форд» тебя устроит?

– А где ты его возьмешь?

– Это уже мои проблемы. Шпион я, в конце концов, или нет? – Умник ухмыльнулся.

– А на автостраде нас не засекут?

– Маскироваться будем, – сообщил Умник. – Довольно тебе быть девочкой, Лина. Теперь станешь мальчиком.

Глаза агента Картера покраснели после пятичасового вглядывания в монитор. Пять часов рыскания по всем возможным и невозможным базам данных, пять часов ругани по видеофону с твердолобыми мичиганскими чиновниками и тупыми клерками, пять чашек крепчайшего кофе (последние две – с коньяком). И никакого результата.

– Это называется порядок? – Руди в сердцах стукнул кулаком по столу. – На кой черт страна содержит миллионы чинуш, если любой преступный старикашка может купить себе развалюху в лесу на чужое имя и прятаться там хоть до самой смерти? Где тут контроль, я спрашиваю? Где гарантия безопасности американского народа?

– Не кипятись, Руди, – сказал Карлос, брюнет мексиканской внешности в синем с золотыми пуговицами пиджаке. – Все-таки у нас демократия, не забывай. Мы не какие-нибудь русские тоталитаристы. К тому же, никаких денег не хватит, чтобы установить датчики в каждой лесной хижине. Не психуй. Кое-что мы с тобой нарыли, зона поисков обозначена. Думаю, пора начинать сами поиски.

– И откуда же ты их начнешь? – черный палец Руди ткнул в допотопную бумажную карту штата, сплошь исчерканную красным маркером. – Отсюда? Или отсюда? Здесь двадцать речек, в которых удят рыбу пять тысяч сумасшедших рыболовов, у полутора тысяч из них имеются во владении одноэтажные домики. Хочешь обойти их все? Собственными ножками?

– Полторы тысячи домов? – Карлос пожал плечами. – Двадцать малых рек. Ерунда. Мы вызываем двадцать бригад, даем каждой из них по глиссеру, они спускаются по воде вниз по течению и проверяют каждый дом, стоящий на берегу. За сутки можно управиться.

– Очень хочется назвать тебя дураком, – медленно выговорил Руди, – но служебный этикет не позволяет. Ты хоть раз был на одной из таких речонок, дружок Карлос?

– Ну, не был…

– Там не проедешь на глиссере. В большей части русла там вообще ни на чем не проползешь, кроме катера на воздушной подушке, которому все равно по чему чесать – что по мелководью, что по камням, что по траве.

– Значит, возьмем такие катера, – без тени сомнения заявил Карлос.

– Нет, ты все-таки дурак! – выкрикнул Руди.

– Да не дергайся ты, – флегматично сказал мексиканец. – Чем тебя катера не устраивают?

– Да тем, чучело ты соломенное, что катер на подушке утюжит все под собой к чертовой матери! После такого рейса рыба три месяца ловиться не будет!

– Ну и что? Это не наша проблема – рыба.

– Нет, это наша проблема! – Руди потряс пальцем перед носом Карлоса. – Наша! Если ты шлепаешь вонючего марджа или дырявишь башку бандиту из восточного Гарлема, то до этого действительно никому нет дела. Но здесь все в частной собственности у приличных людей, каждая квадратная миля принадлежит какому-нибудь небедному человеку из Детройта, Чикаго, и даже из Нью-Йорка или Вашингтона. Ты можешь обидеть двух-трех хай-стэндов, а потом выкрутиться, списать все на обстоятельства, получить разрешение на форсмажорные действия задним числом. Но обидеть несколько тысяч приличных американских обывателей, обгадить их окружающую среду, проехаться на вонючем грохочущем катере по спинкам нежно любимых ими рыбок? Это все равно что сунуть голую жопу в пчелиный улей, понял? Это то же самое!

– И что же нам делать?

– Пока не знаю.

– Может, разбудить Фила? Подключить его?

– Пусть дрыхнет дальше. Толку от него никакого – как и от тебя. Коллеги, помощнички… Дал Бог таких…

– Ладно, ладно! – заносчиво сказал Карлос. – Один ты у нас гений! Только толку от твоей гениальности пока никакого.

– Вот что пока сделаем, – сказал Картер. – Пошлем пять групп по три человека на те реки, где выявлены владельцы домов из Нью-Йорка. Только никаких катеров, само собой. Пешочком пусть ходят, со всей вежливостью, пусть предъявляют документы и ведут поиски. А ты запроси все данные по связям «Маунтин скиллз». Имена всех их деловых партнеров. Сличим с этими списками, может, и выявим какие совпадения.

– Так точно, сэр – Карлос щелкнул каблуками и отдал честь, не переставая при этом глумливо улыбаться.

Старик все-таки поддался – достоялся в холодной воде до полуобморока, начал отключаться, тут-то хиту его и зацепил. С трудом передвигая окоченевшими конечностями, вывел Джозефа на берег и направил в сторону дома – сначала еле живым шагом, а потом, по мере согрева, и легкой трусцой. Удочку выкинул по пути в кусты – все, довольно с хиту рыбалки, глупейшей из человеческих забав. Хватит. Уже завтра он переселится в новое тело, а Джо убьет. Не пристрелит даже – повесит в собственном домишке, такова будет плата за строптивость и испорченное настроение. Пусть старина висит в одиночестве, разлагается, пусть ползают по нему мухи – сие есть его жалкий удел.

Нужно отдать должное Джо – сопротивлялся он долго и достаточно изощренно. Только куда ему… Он обречен с самого начала.

Люди слабы. Они слишком верят в собственное совершенство. Верят в то, что враг может придти только извне, и уж с ним-то, с наружным врагом, они справятся в любом случае, с помощи своего разнообразного оружия.

Такого, как хиту, они еще не видели. Хиту – враг внутренний. Нечто вроде болезни. Разумной болезни, не уничтожаемой лекарствами.

Хиту – Хозяин. Пока он только один, но скоро их станет много. И тогда они станут настоящими хозяевами Земли, как стали хозяевами Станса. Земля – отличное место для обитания, пожалуй, даже получше, чем Станс.

Джозеф Горны лежал на диване, завернувшись в теплый плед, похрапывал во сне. Хиту позаботился о рабе-вместилище – покормил его, уложил в постельку. О рабах нужно заботиться, если сами они не в состоянии это сделать. Потому что это забота о самом себе.

Червь пошевелил кончиком брюшка, раздувшимся от личинок. Вот они, будущие маленькие хиту, еще не родившиеся, числом две дюжины. Когда он размножался в последний раз? Трудно сказать… по земным меркам с тех пор прошло не меньше века. На Стансе ни к чему было размножаться – непросто найти место для новых деток. Здесь, среди людишек – раздолье. Не стоит тянуть дольше. Личинки вызрели, забавно копошатся в животе, просятся на волю. Будет вам воля, будет. Завтра же…

Пусть старик поспит. Для того, что ему предстоит сделать, нужны силы.

Умник вел машину на удивление спокойно – не форсил, не лихачил, спокойно катил по хайвею, ни разу не превысив разрешенную скорость. Лина понимала его – хотелось бы побыстрее, конечно, но не дай Бог засветиться, обратить на себя внимание полиции.

У них уже проверяли документы – три раза, в положенных стационарных пункта контроля. Документы были в полном порядке – с паспорта Лины смотрел симпатичный юный парень с пшеничными усиками и курчавой бородкой; само собой, внешность Лины точно соответствовала фотографии. Умник тоже оброс бородой – только черной, кумпол его прикрыла темная с проседью шевелюра, нос украсился заметной горбинкой, контактные линзы придали светлым глазкам карюю еврейскую грусть. Да-да, Умник, шпион неизвестной страны, превратился в иудейского ребе, влез в черный лапсердак, одел черную шляпу, не поленился даже приклеить пейсы – для достоверности. Выглядел он теперь лет на шестьдесят, и Лина не узнала бы его ни за что, встретив на улице.

– Ты не из Израиля, случаем? – спросила она, отхохотавшись после того, как Умник в первый раз предстал в новом обличье.

– А что?

– Уезжать туда в мои планы не входит.

– Ты не антисемитка, кстати? – поинтересовался Умник. – Все поляки – жуткие антисемиты.

– Да мне по фигу это – еврей, не еврей, – сказала Лина. – Но в Израиль не поеду. Там дико жарко.

– В моей стране тебе жарко не будет, – заявил Умник. – У нас прохладный климат. Лучше, чем тут у вас, в Америке.

– Исландия? – сразу предположила Лина, продолжив цепь догадок.

– Чуть южнее, – ответил Умник. – Но севернее Корсики, это точно.

Они уже проехали через Пенсильванию и Огайо, пересекли границу штата Мичиган и приближались к Детройту. Лина извелась от ниченеделания – и видео-то она посмотрела, и музыку послушала, и в компьютерную стрелялку поиграла, и кроссворды отгадывала, и просто спала часа два, откинув сиденье почти до горизонтали. Противный Умник не пускал ее за руль, а это было единственным, чего она действительно сейчас хотела.

Быстрее, быстрее.

– Не ерзай, – сказал Умник. – Все сиденье своей вертячей попой протерла.

– Это не твое сиденье. И не твоя машина. Тебе какая разница?

– Не елозь. Отвлекаешь мое внимание.

– А там, в твоей стране, у тебя какая машина? Бензиновая?

– Нет у меня там машины.

– А на чем же ты ездишь?

– На упряжке из ездовых собак, – сообщил Умник.

– Собаки? – недоуменно переспросила Лина. – Это, типа, как эскимосы ездят? Что, там настолько холодно?

– Ага. Сопли замерзают прямо в носу. Лед и полярное сияние. Холодильник не нужен. Мороженых тюленей – основную нашу еду – храним прямо под кроватью. А еще у меня есть ручной белый медведь.

– Кончай запугивать, – отмахнулась Лина. – И пусти меня за руль, в конце концов!

– Не пущу. Сколько еще осталось ехать?

– Отсюда – часа три.

– Тем более не пущу. Недолго осталось.

– Ну вот приедем мы, найдем отца, – сказала Лина. – А дальше что будем делать?

– Извлечем червя и убьем его. Сожжем, чтоб и следов не осталось.

– Как ты его извлечешь? Живот отцу разрежешь?

– У меня с собой фиброскоп. Зацеплю червя и вытяну. Ничего твоему папе не будет.

– Ты умеешь управляться с фиброскопом?

– Я все умею.

– То есть вообще все?

– Ну, почти все. Во всяком случае, все что нужно.

– Так не получится, – заявила Лина. – Этот свистун воздействует на людей, заставляет их делать то, что он хочет. Только я ему не подчиняюсь.

– Почему не подчиняешься?

– Откуда я знаю? Наверное потому, что я переделанная. А с тобой он справится в два счета.

– Не справится. В цереброшлеме сработает защита.

– Защита от инопланетных разумных червей?

– Универсальная защита.

– А если отец будет сопротивляться? Им ведь свистун командует.

– Тогда я прочту ему иудейскую проповедь, – Умник потеребил правый пейс. – Скажу, что мы – посланцы пророка Исайи.

– Не пойдет. Отец – упертый католик.

– Значит, сослужу католическую мессу. И изгоню демона.

– Ты с ним поосторожнее, пожалуйста, – сказала Лина. – Все-таки это мой папа. Хотя у меня с ним в последнее время были плохие отношения …

– Мы едем спасать твоего отца, – сказал Умник. – И никто, кроме нас, его не спасет. Поверь, я сделаю все, что в моих силах.

– А из твоей страны в Штаты писать письма можно?

– Все что угодно – письма, телефон, видео, интернет.

– Я буду скучать по Америке, – грустно произнесла Лина. – Когда-нибудь я смогу вернуться домой? Лет хотя бы через десять?

– Трудно сказать, детка. Дай Бог, чтобы через десять лет здесь, в Штатах, было место, в которое тебе захотелось бы вернуться.

– Что, так в Америке все плохо? – хмыкнула Лина.

– Пока ничего, терпимо. Но дальше будет намного хуже.

– Ты так не любишь США?

– Я люблю США, – сказал Умник с неожиданным теплом в голосе. – Я прожил в Нью-Йорке пять лет и понял ваш народ, полюбил его. Вы забавные. Такие самоуверенные… Считаете, что ваше общество идеально. Не хотите видеть дальше кончика своего носа. Люди с трубчатым зрением. Ухоженные лошадки в шорах. «Приличные» – надо ж придумать такое слово… Тридцать пять процентов приличных – а кто остальные? Гарантированные отбросы общества? Потому что не укладываются в стандарты? И где место прочим – в тюряге? Жаль мне вас, от всей души жаль.

– Почему?

– Потому что вы были действительно сильной нацией. Были. Теперь ваше время закончилось – настоящее издыхает, будущего не будет. А великое прошлое… Кому оно понадобится лет через двести? Разве что археологам. Они будут разгребать стометровые пласты ваших экскрементов, вашего изысканного, разнообразного мусора и не верить глазам – неужели такое существовало, возможно было в земной природе?

– Почему?! – Лина прикусила губу, мучительно сморщила лоб, пытаясь понять, о чем говорит странный тип Умник, каждое слово которого значимо, имеет смысл. – Почему, Умник?

– Когда-нибудь поймешь.

– Ну и что? – спросил Брем. – Накопали чего?

– Так, есть немного, – вяло сказал Картер. – Два десятка мест, которые нужно будет проверить в первую очередь. Завтра проверим.

– Завтра? Ты же рвался в бой, пеной брызгал.

– Так то утром было, – Картер зевнул, продемонстрировал пасть, полную отличных зубов. – А сейчас ночь. Знаешь, как-то не хочется людей будить по ночам, страх нагонять.

– А я вот выспался, – сообщил Брем.

– Еще бы ты не выспался. Шесть часов продрых, сурок. Заступай на дежурство. А я пойду давить подушку.