– Охренеть! – крикнул Ушастый. Причем крикнул, наверное, в десятый раз за последние полчаса, чем окончательно разбудил Умника. Умник понял, что выспаться не удастся, открыл глаза, потянулся в кресле и зевнул.

Солнце пробивалось сквозь жалюзи на окнах, бросало сияющие блики на пол. Умник посмотрел на часы. Два часа дня. Что ж, самое время для раннего завтрака.

– Чего орешь? – поинтересовался он. – От чего охреневаешь, ушастый братишка?

– Поздравляю!

– С чем?

– Ты влетел по полной программе. Допрыгался, Умник. Хана тебе. И мне тоже.

– Чего там? – лениво спросил Умник. – Вирусы гепатита и СПИДа с сифилисом впридачу?

– Бери круче! СПИД этой девочке – как тебе насморк. Там стансовские кластеры – причем в безумном количестве, в каждой хромосоме!

– Соврала, значит, насчет того, что она чистенькая? Проходила биокоррекцию?

– Да если бы обычные геноприсадки… Я не об этом говорю! Там у нее дикий нестандарт. Сам я еще на такое не натыкался, но очень похоже на кластеры пальцеглаза и байкальника. Сейчас закончу идентификацию…

– Не понял. – Умник поднялся из кресла, подошел к столу. – Что еще за байкальники такие? Нет такого слова – байкальник.

Ушастый следил за показаниями сразу четырех мониторов, глаза его безумно метались из стороны в сторону, видок был – хоть смирительную рубашку надевай.

– Точно! Так и есть! – Ушастый в последний раз ударил пальцем по клавише и в изнеможении откинулся на спинку стула. – Вот, можешь полюбоваться. Девочке присажены секретные боевые утилиты.

– Я в этом ни хрена не понимаю, – заявил Умник, подслеповато вглядываясь в экран. – Можешь сказать ясно – что и как?

– Она – переделанная по пентагоновской программе. Боец высшего класса. Может обогнать твой байк, может ходить в газовую атаку без скафандра. А захочет – оторвет наши с тобой глупые головенки и не поморщится.

– Ну, мою-то не оторвет, – произнес Умник, без особой, впрочем, уверенности. – Да и зачем ей это надо?

– Еще раз говорю тебе – она форсфайтер. Никто не знает о существовании таких монстров, а я знаю.

– Что еще за хрень такая – форсфайтер?

– Значит, так, – сказал Ушастый, нервно озираясь вокруг. – То, что я тебе сейчас поведаю – секрет из секретов. И никто его не знает, только я. И не спрашивай, откуда я все это узнал, потому что если скажу, тогда я сразу труп. И вообще оба мы с тобой уже трупы, можешь писать завещание. И тебе все это говорю только потому, что влетели мы оба с тобой, и думаю, жить нам осталось с воробьиный чих…

– Спокойно, спокойно, – Умник положил руку на плечо Ушастого. – Остынь, братец, не мандражируй. Говори, кто такие форсфайтеры.

– В общем, в штате Юта есть целый подземный город, – сказал Ушастый громким конспиративным шепотом. – Стансовские ферменты применяются давно во всем мире для лечебных геноприсадок. Это все официально, это ты и сам знаешь. А там, в Юте, под землей сидит целая куча самых умных людей, в том числе и из нашей братвы, из сликов. Их еще двадцать лет назад повязали, когда здесь, в Синем Квартале, разборки были. Так вот, они там работают с боевыми присадками. Берут генные кластеры у стансовских хищников и вшивают их в человеческие хромосомы. Получается черт знает что. Совершенные солдаты. Форсфайтеры. Один такой переделанный стоит роты обычных спецназовцев. Только есть проблема – мозги у переделанных очень сильно страдают. Они как зомби становятся, понимаешь? Боевую миссию выполняют идеально, а так – идиоты идиотами. Поэтому их используют редко – для спецзаданий. И почти всегда – как камикадзе. Такой форсфайтер мочит, к примеру, целую банду террористов, или, там, повстанцев, а потом хана ему – либо сам перегорает, либо шлепают его, чтоб не мучился, потому что он уже ни на что не пригоден.

– Почему я никогда об этом не слышал?

– Потому что те, кто об этом слышал, долго не живут. ЦРУ держит все это дело жутком секрете. Чуть кто что услышал – пуля в башку без церемоний. Топ-секрет, вот так-то. И нам с тобой, похоже, смертушка пришла.

– Ты уверен?

– Сто пудов! Думаешь, зачем эта телка сюда приплелась? Так просто, что ли? Она же, считай, спецагент! Значит, кто-то там, наверху, решил что мы, слики, слишком обнаглели, что пора нас под полный контроль брать. И с картой этой ее – лажовая история, а ты сразу на нее клюнул, и притащил телку прямо сюда, ко мне, и теперь они все про геновзлом знают…

– Кто – они?

– Как кто? ЦРУ!

– Брось чушь пороть, – Умник махнул рукой. – ЦРУ про геновзлом и так давно знает, и ты знаешь, что они все про нас знают, там не дураки сидят. Дело совсем не в этом. В твоих рассуждениях большая неувязка образовалась, брат. Ты ее не замечаешь?

– Что еще за неувязка?

– То, что наша девочка Лина – совсем не тупая. Мозги у нее на всю катушку работают. И на зомби она совершенно не тянет. И позывов к агрессии я у нее тоже не заметил – поверь моему опыту.

– Ну, я не знаю, – протянул Ушастый. – Может, они там в Юте справились с проблемой, улучшили свои геноприсадки. Может, у них форсфайтеры теперь не становятся тупыми. Тем хуже для нас.

– Ты уверен, что ей присажены боевые утилиты?

– Клянусь, брат! – Ушастый приложил руку к сердцу. – Так оно и есть. Ну сам подумай, какой смысл мне тебе врать, городить весь этот огород? Ради чего? Чтоб повеселиться, что ли?

– Да уж, веселье… Знаешь, что я думаю? Она не из этого твоего ютовского подземелья. Она откуда-то удрала – у нее несколько пулевых ранений. И там, в том же месте, был Тутмес, и Тутмеса пришили. Наверное, кто-то переделывал Лину, непонятно зачем, а Тутмес работал у него биотехником. А присадки, которые он использовал, не совсем такие, как у пентагоновской братии – потому что Лина никак не похожа на форсфайтера, она вполне нормальный человек, отлично себя контролирует. Такое впечатление, что тот, кто ее переделал, не хотел сделать девочку убийцей, он просто ее улучшил.

– Улучшил?

– Ну да, улучшил.

– А потом пытался пристрелить? И вся работа насмарку…

– Мы не знаем, что там было на самом деле, – веско заявил Умник. – У нас есть только приблизительные выкладки, рабочая гипотеза. Единственный, кто может нам все рассказать, это сама Лина, но почему-то мне кажется, что просто так рассказать она не захочет.

– Надо притащить ее сюда, связать, сделать ей небольшое мнемосканирование.

– Ага. И побудить девочку к обороне. Кто-то только что до смерти ее боялся.

– Точно, – Ушастый поскреб пальцами в темечке. – Как-то я забылся. Валить отсюда нужно, вот что. Это самое умное, что мы можем сделать.

– Нет, нет. Нам нужно прикинуть, как все это можно использовать.

– Использовать? Да ты что? Говорю тебе, с этим не шутят. Мы сунули нос не в свое дело – настолько не свое, что хуже не бывает.

– Подожди, – судя по лицу Умника, в мозгах его шел энергичный мыслительный процесс. –Значит, сейчас у нас есть живые клетки Лины. Есть?

– Есть.

– И в каждой из них – набор хромосом с вшитыми кластерами. Да?

– Ну да, – неохотно согласился Ушастый.

– Ты можешь воспроизвести все это дело? Эти боевые геноприсадки? Вырастить их из клеток?

– Ты шутишь?! – Ушастый хлопнул ладонью по столу. – Для этого двадцать таких лабораторий нужно, как у меня, и человек двадцать спецов, и лет пять времени, и десять миллиардов баксов. И то вряд ли получится. Переделанный хромосомный набор – это только конечный продукт. Если даже удастся его реплицировать, толку будет мало. Для того, чтоб сделать работающую присадку, нужны свежие стансовские генчики. Свежачок! То есть их надо брать от живых инопланетных тварей, понял? А сколько стоит самая маленькая стансовская зверушка, знаешь? У, брат, кучищу денег она стоит – нам такие бабки и не снились. А еще, чтоб потом с этой зверушкой работать, нужна специальная аппаратура, потому что организмы со Станса превращают все земное в кучу бесформенной блевотины – сразу, стоит только к ним притронуться. Вот так-то, брат.

– Итак, что же у нас здесь есть? – Умник ткнул пальцем в экран.

– Да ничего путного. Клетки секрета слюнных желез и слущенный эпителий ротовой полости переделанной девочки. При желании я могу культивировать их в питательной среде месяца два. Если ты подкинешь мне миллиончик, могу попытаться вырастить эмбрион этой девочки. Только лучше уничтожить все это на хрен.

– Информация, – сказал Умник. – Здесь есть информация о ее геноме?

– Есть.

– Это для нас самое главное. Самый ценный продукт. Добери всю информацию, какую возможно, и побыстрее – начинай прямо сейчас. Потом спиши информацию на диск, спрячь его в надежное место и убей все сведения на компьютере. Уничтожь биоматериал. А я, пожалуй, пока скатаюсь в приличный город и узнаю кое-что, что может нам пригодиться.

– Ладно, как скажешь…

Ушастый тяжело вздохнул и принялся за работу. А Умник пошел седлать байк.

Лина проснулась от трелей мобильника. Телефон валялся под кроватью – там ему самое место. Лина сонно потянулась рукой, нашаривая истошно голосящее устройство, не дотянулась, откинула покрывало, с недоумением обнаружила, что лежит в постели в полном одеянии, болезненно вспомнила подробности вчерашнего дня, скатилась с кровати, очутившись на полу на четвереньках, полезла рукой в пыльное подкроватное пространство, цапнула телефон.

Что за черт? Кто звонит в такую ранищу? Кто вообще может знать номер ее мобильного, который она купила после возвращения с астероида неизвестно зачем, которым ни разу не пользовалась, номер которого не дала никому.

Вчера она отключила компьютер и видеофон – главные каналы связи с внешним миром. Упала в постель не раздеваясь и отрубилась насмерть. И все же ее достали. Умник? Это он? Умник – крутой хакер, для него узнать номер ее сотового – раз плюнуть.

Сейчас она ему выдаст по полной программе…

Лина активировала телефон, глянула на номер, высвеченный автоопределителем и сморщилась как от горькой пилюли.

Отец.

Он точно не знал номера ее сотового. И вот выкопал откуда-то. Значит, сильно его припекло. И значит, ей опять предстоит выслушивать очередную занудную гадость.

– Да, пап, – хриплым спросонок голосом сказала Лина.

– Хелена! Как у тебя дела?

Лина скривилась. Терпеть не могла, когда ее называли дурацким польским именем. На такое способен только отец. Знает, как ее достать…

– Все нормально, пап. Откуда ты знаешь этот номер?

– Хелена! Пожалуйста…

– Лина! – заорала она. – Сколько раз я просила тебя – не зови меня Хеленой!

– Хорошо, хорошо, Лина. Извини. Слушай, Лина, дорогая, приезжай в мой офис, пожалуйста.

– Что, прямо сейчас?

– Да! Немедленно! Я тебя жду! Очень тебя прошу!!!

Отец словно с катушек съехал. Очень все это на него непохоже – и утренний звонок, и громкие просительные интонации, и даже порядок слов. Похоже, случилось что-то действительно из ряда вон выходящее.

– Что такое, пап? Что стряслось?

– Извини, не могу по телефону…

– Я сейчас перезвоню тебе по видео.

– Не надо! Не теряй времени, Лина! Приезжай быстрее, я жду!

– Пришлешь за мной машину?

– Нет, извини, не получится. Приезжай сама.

Странно, странно. Так странно, что даже любопытно. И тем более значит – нужно ехать.

– Ладно, – сказала Лина. – Через час буду. Раньше не получится.

Через час. Легко сказать. О сабвее даже думать противно после вчерашнего, на такси – только время терять, такси ныне сплошь черепахи-водородники. Впрочем, и на своей проданной БМВшке она вряд ли сумела бы проехать по городу достаточно быстро – десять утра, самые пробки на дорогах…

Существовало одно средство передвижения, способное помочь.

Байк. Как славно они прокатились вчера с Умником. Та поездка – лучшее впечатление дня, хотя и поцелуйчик тоже оказался неплох… Хм… Увидел бы папа, как она целуется взасос с марджем. Поцелуй мог кончиться чем-то большим, непременно дорос бы до постельной сцены, если б мардж не начал отчаянно тормозить. Может, он импотент? У них, марджей, вся физиология порушена химией и геноприсадками. Да нет, вряд ли. Умник, и импотент – не сочетается как-то. Просто он устал. Очень устал.

Лина врубила комп, вошла на сайт компании «Все, что хотите, за двадцать минут». Название длинное, неудобное, но, заметим, вполне соответствующее сути. Влезла в каталог мотоциклов, потратила пять минут на его изучение и выбрала «Сузуки». Не «Урал», конечно, и не «Харлей», но нечто вполне приличное, к тому же вполне укладывающееся в сумму на ее карте – пятьсот тысяч вместе с доставкой. Умник, считай, подарил ей вчера эти поллимона (вместе с жизнью) и стоило потратить их на что-то действительно путное. Путное и нужное. Нужное и красивое. Лина сделала заказ, перевела деньги со счета и в первый раз за несколько месяцев почувствовала кайф от хорошей покупки. Магазинная эйфория – лучшее лекарство от депрессии. Для женщин, во всяком случае. Когда-то она лечилась этим средством регулярно – особенно во времена поездок в Европу с Виктором Дельгадо, богатейшим бонвиваном, не жалевшим денег для красивой девочки. Тогда она могла позволить себе многое. Знала б – купила бы себе пару байков про запас. Впрочем, черт с ним, тем бездумно-счастливым прошлым, лучше бы не было его совсем – глядишь, обошлось бы без того дерьма, что вылилось на Лину следом.

Отлично. У нее есть двадцать минут. Позавтракать, само собой, не успеваем, ну и ладно, папа покормит, сэндвичи у него отменные. Привести себя в порядок хоть немножко. Лина отправилась в ванную, стянула одежду – мм, запашок, словно ее прокурили десять тысяч мужиков. Прокурили и провоняли. Одежду в корзину, Лину – под душ. Омываемая горячими струями воды, фыркая от удовольствия, Лина почему-то сразу вспомнила Умника, представила его стоящим рядом, в одной с ней ванной, в одной с ней воде…

Черт, да что он все время лезет к ней в мысли, этот перестарок Умник?! Ему, наверное, лет сорок, не меньше.

Очень молодой по сравнению с Виком. Хотя выглядит старше. Зато натуральная физиономия, безо всяких подтяжек – не такая уж и обезьянья, если разобраться. Интересно, а какой он без одежды? Всяко, не толстый. И еще почему-то кажется – жилистый, даже мускулистый. Небритый, конечно, – думала Лина, брея себе подмышки, – все нормальные мужчинки выбривают все тело – как Вик или Шон, но Умник же ненормальный, он мардж. Но он – чистюля, это заметно, и вообще он, как выясняется – мардж не навсегда, бережет себя, не хочет свихнуться, испортить сперматозоиды и загнуться в Синем Квартале. Интересно, откуда он родом? Наверное, из Европы, откуда-нибудь из Бельгии или, скажем, Словакии. Вернется, женится, станет приличным человеком… Лина хрюкнула от смеха, представив Умника семьянином-фермером. Выводок деток на коленях: «Папа, папа, а почему у тебя железный лоб? Можно мы по нему постучим? А можно нам такую же железную голову, если мы будем хорошо учиться?»…

Стоп, стоп, хватит. Она торчит в душе уже минут пятнадцать, едва не мастурбирует от мыслей об Умнике, а время идет. Чтоб закончить процесс возбуждения разом – представить себя в постели с Ушастым. Представить…

– Фу!!! – громко, с отвращением крикнула Лина. – Уберите с меня этого гнома!

Она вылезла из ванной, прошлепала мокрыми ногами по комнате, по пути вытираясь полотенцем. На экране компа мигало сообщение: «Мисс Горны, заказ доставлен, курьер ожидает вас на улице».

Байк! У нее есть байк. Жизнь, кажется, налаживается.

Еще семь минут – одеться бегом, слегка высушить голову. Времени на укладку волос нет, ну и ладно, и плевать – все равно у нее марджевский путаный хайр.

По лестнице вниз – быстрее, чем на лифте, не разогнаться только до второй космической скорости, а то затопчет беднягу-курьера. Вот он, байк, и приличный парнишка рядом, курьер в белой рубашке с галстуком.

– Миз, – начал заготовленную речь парень, – сейчас я расскажу вам о новых возможностях…

– Ключи, – сказала Лина.

– Миз, но…

– Ключи! Быстрее.

Бензиновые средства передвижения – они такие, оригинальные. У них, в отличие от водородников, есть ключи. Анахронично, но классно – взять ключ с болтающемся на цепочке брелоком-черепом, вставить его в замок зажигания, повернуть и услышать радостный рев проснувшегося мотора.

Лина схватила с сиденья шлем, одела его, оседлала коня.

– Пока, – сказала она курьеру. – Удачного бизнеса тебе, братишка.

Вдавила газ и понеслась.

Байк оказался что надо. Само собой, с возможностью автовождения, с гироскопом, делающим падение набок почти невозможным, с радаром, с определением дистанции, с мощным компом, подключенным к сети и сигнализирующим о ситуации на дорогах во всем городе. На таком мотоцикле можно кататься хоть десятилетнему ребенку – с пожизненной гарантией безопасности.

Первое, что сделала Лина – поотключала все автопримочки. Байк должен быть байком – не водородником, в котором водитель может на ходу читать газету, смотреть видеосериалы и даже спать, а настоящим зверем – хищным, яростным, полудиким, и все же послушным – не в силу принуждения, а просто из-за дружбы с хозяином.

Единственное, что оставила Лина, – режим «умных» колес. Конечно, это делало езду слишком плавной, можно было мчаться даже по лестнице, не чувствуя ступенек – подвеска и меняющаяся форма протекторов компенсировали любые и сколь угодно часто встречающиеся неровности пути. Но ничего не поделаешь – о здоровье зверя нужно заботиться. Иначе загонишь его слишком быстро.

Лина добралась до билдинга на Амстердам-авеню на восемь минут быстрее, чем планировала. Правда, для этого ей пришлось три раза проехаться по тротуарам, объезжая пробки, один раз за ней даже погнался коп на «Хонде». Не догнал, но само собой, считал всю информацию о владелице транспортного средства. И теперь, без сомнения, на счетах Лины лежит как минимум три штрафа из дорожной полиции. Пустяк. Она отошлет штрафы отцу – пусть платит за немедленное желание видеть дочурку.

Шлем Лина взяла с собой – стоянка хорошо охраняется, байк точно не угонят, а вот шлем могут исхитриться стянуть. Кивок охраннику, идентификация, путь на пятнадцатый этаж – на этот раз отец не прислал провожатого. Опять странно. Странно все это. Что там может быть? Финансовые неприятности в компании? Вряд ли, для решения подобных проблем существуют другие члены семьи, в частности, два двоюродных братца Йон и Адам, члены совета директоров «Маунтин скиллз». Что-то личное, скорее всего. В отношениях между отцом и Линой – всегда личное, перерастающее, увы, в длинные разборки и нравоучения.

Секретарши в приемной нет. Ух ты! Это уже совсем из ряда вон. Лина в предвкушении бо-ольшого сюрприза взялась за позолоченную ручку и открыла дверь в кабинет отца.

Пока ничего. Ничего особенного. Джозеф Горны сидит за своим столом окаменело, как статуя, изучает блудную дочь пристальным взглядом сквозь очки. Взгляд не слишком довольный – это понятно, какому хай-стэнду понравится дочурка в черном кожаном комбезе, в высоких шнурованных говнотопах, с рюкзаком за спиной, с белобрысым вороньим гнездом на голове и мотоциклетным шлемом в руках?

– Привет, пап.

– Доброе утро, Лина. Иди сюда.

Минимум доброты и тепла в голосе. Ну ладно хоть Хеленой не обозвал – уже за счастье.

Лина пошла вперед, дверь за ее спиной автоматически закрылась – Джозеф Горны не терпел сквозняков. Однако на этот раз в его кабинете основательно сифонило – комбинезон Лины был непродуваемым, со внутренней регуляцией температуры, однако она чувствовала, как ветерок шевелит волосы.

– Что-то случилось, пап?

– Случилось, – сипло сказал Горны. – Ко мне пришел гость. Он захотел тебя увидеть.

Гость? Черт! Лина уже все поняла, увидела этого гостя в отражении очков отца, оцепенела от ужаса, не в силах повернуться. Пристрелит сразу? Или даст сказать несколько слов?

– Привет, девочка Лина, – произнес Виктор Дельгадо. – Не соскучилась по мне?

– Нет, – почти беззвучно сказала Лина.

– А я соскучился. Сто лет тебя не видел. Поверни сюда свою мордашку.

Лина медленно повернулась. Виктор стоял у двери, направив на нее сразу два пистолета – длинноствольных, никелированных, с глушителями. Из одного такого он уже застрелил Лину на астероиде.

Именно застрелил. Было дело.

– Ты плохая девочка, Лина, – сказал Виктор. – Ты поступила нехорошо. Удрала с астероида, бросив меня в одиночестве. Я очень расстроился, можешь поверить. Больше того – ты пришла к Шону и убедила его не лететь за мной. Это уже совсем свинский поступок. Ты что же, думала, что я не найду способа вернуться на Землю? Крайний инфантилизм, Лина, крайний. Вот и папа Джозеф говорит, что ведешь ты себя как ребенок, не слушаешь его мудрых советов.

– Я спасала Шона, – сказала Лина.

– Спасала? – Виктор покачал головой. – Ты не спасла его. Ты его убила. Сегодня ранним утречком я наведался к Шону и спросил, почему он не выполнил контракт. Он не смог честно мне ответить. Представляешь, он прикрывал тебя, детка, лепетал что-то насчет того, что заболел и не смог. Пришлось сделать с ним то же, что с Тутмесом. Терпеть не могу нечестных людей.

– Если б на свете существовал конкурс лжецов, ты занял бы там первое место, – ответила Лина. – Ты самая лживая сволочь в мире, Вик.

И повернулась к отцу. Пусть Вик стреляет ей в спину. Впрочем, сразу не будет стрелять – ему, скотине, видите ли, поболтать хочется.

– Эй, эй, Лина! – крикнул Виктор. – Ты куда? Мы, кажется, еще не все обсудили…

– Заткнись.

Лина смотрела на отца – теперь она увидела, что лицо его не просто окаменело – застыло в мучительной гримасе. Пот тек со лба, заливал глаза Джозефа Горны, но он не поднимал руку, чтоб вытереть его. Блеклые остекленевшие глаза, перекошенный бледный рот, свежий фингал на скуле, наливающийся фиолетовым. Сердце Лины защемило от жалости и нежности – она вдруг поняла, как любит отца.

Вдруг. Что мешало ей раньше?

И еще: она явственно услышала свист – тихий, прерывистый, похожий на примитивную повторяющуюся музыкальную фразу. Свист не в ушах – внутри головы. Она уже слышала такое на астероиде, когда удирала, когда одевала скафандр и залезала в скипер. А еще там был чей-то голос.

– Этот урод ударил тебя, папа? – спросила Лина.

– Да, – прошептал Горны. – Он бил меня ногами. Извини, что я так подвел тебя, Лина, доченька. Я не должен был тебе звонить…

– Это я виновата. Я тебя подставила. Если б я знала, что эта дрянь до тебя доберется… Извини, пап. Пожалуйста.

– Лина, милая дочка, я так многого тебе не сказал… Я очень хочу, чтобы ты спаслась, чтобы жила, но что я могу сделать? Я так слаб. Я ничтожен…

– Эй, вы, польские выродки, хватит шептаться, – встрял Виктор. – Я хочу чтобы вы оба встали и повернули ко мне свои морды.

– А еще он стрелял в меня, – сказал вдруг отец торопливо, словно боялся, что ему не дадут договорить. – Я пытался побежать, он выстрелил, в меня не попал, разбил окно. А потом свалил меня на пол и бил ногами.

Подсказка.

Лина перевела взгляд на окно и наконец-то поняла, откуда дует ветерок, шевелящий тяжелые матерчатые шторы. Окно, значит, разбил. Понятно… Неясно только, почему здесь до сих пор нет полиции. Впрочем, для Виктора это не проблема – разобраться с сигнализацией и охраной. Он и не такое умеет.

– Мне нужна веревка, – сказала Лина беззвучно, одними губами. – Она на месте?

– Нет веревки, убрал, – шепнул отец и опустил взгляд, лицо его при этом снова болезненно скривилось.

– Да вы что, не слышите? – взревел Виктор. – Вы, сладкая парочка, вы что там, трахаться собираетесь, родственнички? Ну-ка, быстро встали и подняли лапы! Считаю до трех, потом стреляю!

Лина медленно повернулась, положила мотоциклетный шлем на пол и подняла руки. Отец вскочил на ноги – сзади, за ее спиной.

Веревка. Точнее – альпинистский фал, прочный и тонкий, сто метров на катушке, с крюком на конце. Любимая игрушка Джозефа Горны. Самый веский его аргумент в разговорах с клиентами. Когда какой-либо из крутых покупателей начинал артачиться – мол, в других компаниях цены ниже, и нет особого смысла переплачивать за швейцарское качество, Джозеф Горны извлекал из-под стола бобину – небольшую, весом меньше килограмма, выпускал два метра шнура, молча вязал из него сложную конструкцию, состоящую из десятка разнообразных узлов и петель. Потом кидал фал вверх, крюк на конце фала точно цеплялся за основание люстры (антикварной, хрустальной, килограммов на сто). После этого Горны вставал и предлагал клиенту дернуть за трос. Клиент дергал – вначале осторожно, будучи уверенным, что люстра со страшным грохотом обрушится на пол, затем все сильнее и сильнее. При определенном усилии узлы вдруг развязывались все одновременно и трос повисал свободно. Дешевый, в общем-то, фокус – не совсем понятно, какое из качеств троса он демонстрировал, но большая часть клиентов приходила в детский восторг. Далее опытный Горны брал их с потрохами.

Отец соврал. Веревка была там, на месте, она всегда была там, и сейчас тоже. Лина наклонилась, чтобы положить шлем и увидела ярко-оранжевую катушку под столом.

Почему он соврал? Какой в том был смысл?

Выглядело так, словно кто-то заставил его соврать.

И свист в голове Лины – он изменил свою тональность, усилился.

– Я смотрю, Вик, ты выбалтываешь секреты – про астероид, Шона и про все такое прочее, – сказала Лина. – Не страшно? Ты точно уверен, что мы с отцом не выживем?

– Вы умрете сейчас. А я буду жить долго и наслаждаться жизнью так, как это недоступно никому в этом мире. Потому что я – Хозяин.

– Трепло ты, – усмехнулась Лина. – Жалкое и напыщенное трепло. Скажи-ка лучше, раз уж стал таким разговорчивым, что с тобой случилось на астероиде?

– Ничего не случилось, – буркнул Виктор. – Ты бросила меня и удрала, вот и все.

– Там был кто-то еще, – заявила Лина. – Я слышала его голос.

– Галлюцинации. Ты была накачана транком под завязку, девочка. Тебе могло почудиться все что угодно.

– Там был еще кто-то. Разумный, но не человек. Я слышала его. Думала, что это дьявол – он пришел, чтобы наказать тебя, забрать в преисподнюю. Ты заслужил это.

– Да ты свихнулась, детка, – осклабился Виктор. – Вот я, перед тобой, веселый и здоровый. А в преисподнюю отправишься ты. Сегодня твоя очередь.

– Он здесь, – задумчиво произнесла Лина, не обращая внимания на слова Виктора. – Ты притащил его с астероида с собой и я слышу его свист. Но я его не вижу. Где он? Может быть, он внутри тебя?

– Ну хватит! – рявкнул Виктор. – Достали меня твои шуточки. Все, пока! Скажи папе до свидания!

Он поднял пистолеты и выстрелил.

За долю секунды до выстрела Лина запустила в него шлемом.

Она заранее поддела шлем носком ботинка, подцепила его как футбольный мяч, приготовилась. Времени на разогрев пальцеглазовских утилит, увы, не было, да и ни к чему это. Только попасть. Запулить черным мячом шлема точно в Вика, не промазать.

Пули сшибли шлем на лету, отбросили его в сторону. Виктор выстрелил снова, но Лины на месте уже не было. Она не побежала прямо на Виктора, как в тот злополучный раз, – прыгнула вбок, оттолкнулась ногой от стены, снова оказалась в воздухе и всем телом, как в профессиональном рестлинге, обрушилась на Вика. Пальцеглаз, похоже, все-таки встрял в драку, потому что нормальному человеку выполнить два таких прыжка было не по силам. Вик полетел на пол, Лина приземлилась на него, схватила за запястья, развела руки с пистолетами в стороны и врезала лбом в переносицу.

Больно! Лине показалось, что ее угостили деревянным молотком по лбу. Почему у нее не железная башка, как у Умника?

Виктор обмяк, пушки вывалились из его рук. Лина лежала на поверженном враге и тяжело дышала, боясь разжать пальцы.

Если она выживет, то станет брать уроки карате. Или дзюдо, или еще чего-нибудь такого боевого. Потому что все-таки нужно научиться драться, нельзя все время рассчитывать на везение.

Ничего она не будет брать, никаких уроков. Потому что она убила Вика и стала преступницей, и ее место в тюрьме. А если не убила, то сейчас добьет, потому что такую тварь нельзя оставить в живых.

Лучше тюрьма.

Лина со стоном перекатилась на бок, встала на четвереньки, уперлась рукой и присела на корточки. Дышать трудно, ребра хрустят при каждом вдохе – опять, видно, сломала пару несчастных косточек. Ничего, срастутся, не впервой. Виктор лежал без сознания, с открытым ртом, из сломанного его носа двумя алыми ручейками вытекала кровь.

Лина взяла пистолеты, поднялась на ноги и поплелась к столу. Положила пистолеты на стол.

Свист в голове стал тише, монотоннее, но не исчез.

Сейчас, сейчас. Она соберется с духом, выстрелит в эту чертову голову и свиста не станет. И Виктора Дельгадо тоже. Давно пора.

Отец сидел в кресле, откинувшись на спинку, плетями опустив руки, закатив глаза. В обмороке?

– Пап, – Лина потрясла его за плечо. – Ты как, па?

– Хорошо… – свистящий шепот, наполненный искренним, горячим кайфом. – Хорошо… Ты молодец, ты крутая сучка. Иди, пристрели его. Прохреначь его гребаную башку.

Господи, и это слова Джозефа Горны, рафинированного хай-стэнда, образцового католика? Что такое сегодня с ее отцом? Крыша едет?

Почему бы и нет? От такого у кого угодно крышу снесет.

Лина наклонилась, достала катушку с фалом, поставила ее на стол.

– Почему ты соврал мне? Почему сказал, что веревки нет?

– Отвяжись. Иди добей красавчика. Продырявь его насмерть. Потом поговорим…

Лина пожала плечами, взяла один из пистолетов, взвела затвор и пошла к Виктору. Прицелилась в голову, попыталась заставить себя нажать на курок. Череп разлетится как арбуз, как у бедного Тутмеса…

Лину затошнило. Нет, так не получится, так нельзя. Лина встала на колени, приставила ствол к груди Виктора, зажмурила глаза. Боже, как трудно, оказывается, это сделать. Ничуть не легче, чем если бы ствол был направлен на нее, Лину. Не легче самоубийства.

Выстрел глухо тряхнул тело Виктора, заставил его передернуться в последний раз. Лина распахнула глаза, с воплем вскочила на ноги.

– Это не я, не я! – крикнула она.

– Конечно, не ты, – сказал отец. – Куда тебе, неженке. Наказание дрянных людишек – дело настоящих мужчин. Таких, как я.

Джозеф Горны стоял в двух шагах от Лины, с другой стороны от трупа. В руке он держал пистолет. Дуло пистолета смотрело в живот Виктора.

– Пап, но ты же…

– Заткнись. И дай мне пушку.

Лина безвольно протянула пистолет, Горны взял его и крутанул на пальце – лихо, как заправский ковбой.

– Хорошая игрушка, – сказал он. – Большое удовольствие – пристрелить человечка, к тому жалкого и совсем плохого. Пожалуй, удовольствие нужно повторить. Ты как, деточка, не желаешь схлопотать пульку? Не горишь желанием составить компанию бывшему своему трахальщику?

Джозеф Горны захохотал, широко раззявив рот, полный блестящих белых зубов.

Отец совсем сбрендил?

Не отец. Тот, кто стоял перед ней, уже не был ее отцом.

Свист в голове никуда не делся, остался, стал даже громче.

Тварь завладела ее папой. Дьявол вселился в него.

– Ладно, ладно, – Лина махнула рукой, быстро пошла к двери. – Кончай шутить, пап. – Она пыталась повернуть ручку, но та не подавалась. – Я пойду, позвоню. Мы скажем, что это была самооборона… У тебя ведь хороший адвокат, да?..

– Эй, детка, куда намылилась? – усмехнулся Горны. – Не ломай ручку, все равно не откроешь. Все заблокировано. Иди сюда. Знаешь, у меня появилась хорошая идея – перед тем, как прострелить твою прелестную марджевскую головенку, хорошенько тебя трахнуть. Ты ведь любишь трахаться, доченька? Не говори, что не любишь. Я тебя трахну.

– Это ты, свистун? – спросила Лина, медленно, по стенке, двигаясь к столу. – Ты у отца в голове? Ты свистишь, я тебя слышу. Что ты за тварь? Откуда ты взялся?

– Я тебя трахну, – повторил Горны и облизнулся. – Я хотел трахнуть Шона, но он оказался слишком нервным, пришлось убить его сразу. Ты ведь не будешь такой глупой, да, девочка? Если мне понравится, то я тебя не убью, отпущу. А мне обязательно понравится…

– Папа! – заорала Лина, – ты там еще? Или тебя уже нет, эта тварь всего тебя сожрала? Отзовись!

Джозеф Горны передернулся всем телом, резко осунулся лицом, снял очки и близоруко уставился на дочь. Слезы потекли по его щекам, изошедшим вдруг морщинами.

– Д-дщерь, – клекот вырвался из глотки, – п-прости меня, гы-грешного, дщерь, ибо то не я реку, ч-человечек н-ничтожный, но демон, чи-червь д-диавольский.

– Чи-червь? – переспросила Лина. – Пап, что с тобой? Говори нормально!

– Червь. Д-демон адов. Беги, Л-лина, спасайся.

– Червь? Где он был? В Викторе? Как ты его подцепил?

– Все, свидание закончено, – сказал Горны, улыбнулся, бросил очки на пол и раздавил их каблуком. – Какая тебе разница, детка, кто я такой на самом деле? Будешь себя хорошо вести – расскажу много интересного. Все тебе расскажу. А сейчас приступим к телесным удовольствиям. Вы, людишки, не умеете ценить удовольствия. Вы слишком привыкли к ним, для вас это обыденно.

– Хрен тебе, а не удовольствие, – буркнула Лина. Вынула из карманов перчатки, натянула их, уперлась в стол, придвинула его к окну единым движением. – Я думала, что ты хороший, что ты правильно наказал гадину Вика и отпустил меня. А ты вон какой… Демон адов. Хрен тебе.

Она вскочила на стол, вцепилась в штору обеими руками и дернула изо всех сил. Гардина со скрежетом оторвалась от стены, в комнату ворвалось беспощадное солнце, заставив Лину зажмуриться.

– Эй, эй! – завопила тварь сзади. – Ну-ка слезь со стола, быстро! Стреляю!

– Иди к черту, свистун, – сказала Лина. – У меня свои дела.

В стекле зияла дыра – увы, не слишком большая, сантиметров двадцать, от нее во все стороны шли трещины. Прыгать прямо так? Не получится – такое стекло с маху не пробьешь. Лина ударила ногой по окну. Еще удар, еще… Наконец стекло лопнуло сверху донизу и осыпалось со звоном.

Почему она еще жива? Почему свистун до сих пор не нашпиговал ее пулями?

Лина оглянулась. Джозеф Горны стоял на одном колене, пытаясь поднять пистолет обеими руками, морщины волнами ходили по его лицу, искаженному жуткой, нечеловеческой мукой.

Отец. Он еще может что-то сделать, сопротивляется свистуну до последнего.

– Спасибо тебе, па, – прошептала Лина. – Прости меня…

Она наклонилась, зацепила крюк троса за нижний край рамы и прыгнула в окно.

Пятнадцатый этаж – не сотый… Однако персонам, считающим, что это невысоко, можно порекомендовать прыгнуть с пятнадцатого этажа лично. Мало не покажется.

Лине мало не показалось. Ее шмякнуло о стену так, что потемнело в глазах. Потом потащило вниз, ударяя о выступы и карнизы, кидая из стороны в сторону. Кевларовые перчатки не дали тросу взрезать руки, но нагрелись за несколько секунд до сотни градусов. Лина сжала зубы, перевела дыхание и вдавила стопорный рычаг катушки до предела. Катушка заскрежетала, падение остановилось, Лина снова полетела на стену, но на этот раз не влепилась всем телом, уперлась ногами.

Так-то лучше. Уже отдаленно напоминает нормальный альпинистский спуск. Отдаленно – потому что катушка не прикреплена к поясу, нечем ее прикрепить, и Лина просто висит на руках. Одна рука сжимает раскаленный трос, другая вцепилась в катушку и контролирует стопор.

Лина поглядела вниз. Ага-ага, половина пути проделана, со второй половиной откладывать тоже не стоит, потому что народец внизу уже заинтересовался, собрался в группы, орет и показывает на сумасшедшую альпинистку пальцами. Пора сваливать. На внимание прессы Лина сегодня не настроена.

Лина повернула стопор на три деления и понеслась вниз двухметровыми прыжками, отталкиваясь ногами от стены. Она смотрела вверх и видела, что из окна, против ожидания, никто не высовывается, никто не пытается ее пристрелить.

Отец победил?

Вряд ли? Победишь такую тварь… Просто свистун сейчас драпает. Спасается, зная, что через несколько минут в здании будет полным-полно копов. А он совсем не хочет в каталажку, этот свистун, кем бы он на самом деле ни был. Удовольствий он хочет, вот чего. И это означает, что он использует тело отца, выжмет его до последнего. А потом?

Поменяет тело. Непонятно, как он это делает, но поменяет. А после пристрелит свое прежнее тело вместе с его хозяином. Так, как пристрелил сперва Тутмеса, а потом Виктора. Стиль у него такой, видите ли.

И ведь не скажешь никому о таком, не посоветуешься. Хотя… Теперь у Лины есть Умник. Она расскажет ему все. Или почти все. О стансовских утилитах, естественно, лучше не заикаться.

Приземлилась Лина удачно – опередила на десяток секунд троих набегающих охранников. Отлично. Стрелять в нее не будут, не имеют права, довольно с нее стрельбы на сегодня. А бегать она и сама немножко умеет. Поиграем в догонялки, мужички.

Лина стартовала, промчалась вдоль стены, завернула за угол билдинга, пулей подлетела к стоянке, перемахнула через низкую – в метр – металлическую ограду. Охранник в будке что-то прокричал, ну и Бог с ним. Прыжок на байк – ключ в замок – завелась машинка. Правый говнотоп в землю, резкий поворот в сторону выезда. Черт, ворота стремительно закрываются, не выехать. Придется прыгать через ограду. Теперь метр уже не кажется низким. Ага, ну да вот оно, сейчас скакнем.

Лина проехала десять метров вдоль центральной дорожки. Не тормозя, поставила байк на дыбы, на заднее колесо, въехала на капот водородника, оттуда – на крышу (лобовое стекло продавилось внутрь, кто-то получит страховку), пропилила по крыше, давя на газ, взлетела в воздух как с трамплина и гладко, без сильного толчка приземлилась уже за периметром ограды. Вот они, умноколеса. Даже прыгать особо не пришлось. На машине такого не сделаешь, даже на бензиновой. Хотя у машины свои преимущества – в дождь не заливает, опять же спать в ней можно… Спать с кем-нибудь хорошим, ха-ха. Ладно, шутки в сторону, вперед, мой верный зверь, здравствуй, ветер. Жаль, шлема нет. Ну да ладно, уши не отвалятся, а отвалятся – новые пришьем. Такие, как у Ушастого. Снова ха-ха.

Лина вырулила на развилку шоссе и оглянулась. Слева шпарила колонна полицейских машин с воем, с мигалками. Вероятно, по ее, Лины, душу. Значит, направо – там вроде свободно.

Чао, ребятки. Аста ла виста.

Беги, Лина, беги.

Шесть вечера. Для Дирса – считай, раннее утро. Час назад Дирс восстал от длинного тяжелого сна, пошарил по заначкам, нашел полдозы кокаина не лучшей выделки, закинулся им за неимением лучшего, кое-как пришел в себя, ополоснул физиономию и вышел подышать свежим воздухом. В смысле – покурить. Потрепаться с корешами.

Корешей на улице не оказалось – спали еще, наверное, в такую ранищу. Дирс стоял, подперев стену, курил сигарету «Винстон» – противную, пересушенную, из старых запасов, думал о своей тяжелой жизни – унизительно маленьком госпособии, которого не хватало даже на двадцать доз, о чертовой печени, которая болела с каждым днем все сильнее, о сволочи Умнике и других сволочных хакерах – зарабатывают до черта, а делиться толком не хотят, с утра раскумариться не на что… Нарядились в пиджаки, как брейнвоши, на честных сликов смотрят свысока, цып сладких отнимают. Гогглы подсунули туфтовые – только день поработали, а потом упали на пол, нечаянно попали под ногу и треснули. Говорят, сам виноват. Только вот что я вам скажу, кореша, нормальные гогглы так не делают, они не падают с головы, держатся на ней, хоть сальто делай. Умник подсунул туфтовые гогглы, кореша, специально подсунул. И вообще, если б у Дирса была такая снаряга, как у Умника, он бы такие бабки делал, все бы под ним не то что ходили – ползали…

В мутном поле зрения Дирса появилось нечто, заставившее его открыть пасть и выронить остатки сигареты на землю. Мимо медленно проплыл автомобильный монстр – длинный темно-синий кит идеально обтекаемой формы, с черными стеклами, сияющий каждым квадратным сантиметром полированной поверхности. Бензиновый «Крайслер», чудо последней модели, охренительно помпезная и дорогая машинища. Узреть такую в марджевском квартале – все равно что присутствовать при посадке инопланетного корабля.

Дирс проводил взглядом машину, будучи уверен, что на него нашел несвоевременный глюк, последняя отрыжка вчерашней изрядной дозы. Авто остановилось, дверь его открылась и наружу появился тип в синем костюме с блестящими металлическими пуговицами.

Коп? Дирс мотнул башкой, во рту его мгновенно пересохло. Да нет, откуда у копов такая крутая тачка? И вообще, копы в сликовскую зону просто так не суются – договоренность такая. Но этот длиннющий – метра под два – негритос в синем пиджаке определенно напоминал служителя закона. Он шел к Дирсу четким шагом, ботинки его были начищены, брюки отутюжены до острых стрелочек, в темных очках отражался Синий квартал в общем и перепуганный Дирс – в частности. А в руке у шикарного негра был пистолет, здоровенная длинноносая пушка. Наверное, это неспроста…

Дирсу стоило немедленно сорваться с места и драпануть со всех ног, но извилины его работали слишком медленно. Тип в пиджаке подошел к нему, вытянул руку (на черных пальцах – два тонких перстня с бриллиантами) и приставил пистолет к груди. Прямо к сердцу.

– И чего? – тупо спросил Дирс. – Типа, ты – моя смерть?

– Шутить изволишь? – губы негра разъехались в белозубой улыбке. – Я при исполнении. Я государственный человек. Давай документы, мардж.

– Кто мардж? – вскипел Дирс. – Сам ты маргарин! Катись отсюда, промытый…

Последним словом Дирс подавился, потому что негр коротко, без замаха, ударил его левой рукой в солнечное сплетение. Дирс скрючился и упал на заплеванный асфальт.

Ожидая, пока Дирс придет в себя, отдышится и перестанет сучить ногами, государственный человек достал золотой портсигар, извлек тонкую сигариллу и закурил, выпустив в воздух облачко ароматного дыма.

– Эй, мардж, – сказал он, уполовинив сигариллу и посмотрев на часы, – у меня проблемы со временем. Некогда мне, понимаешь, придурок? Поэтому хватит валяться, вставай и предъяви документы.

– Не могу, – прохрипел Дирс, старательно симулируя агонию. – Ты мне все печенки-селезенки отбил… Мне врач нужен…

– Врач? – брови негра удивленно поднялись. – Какой же ты слабый, мардж. С одного удара помирать собрался? Дай-ка я помогу тебе встать, дружок.

Негр отвел ногу назад, слово собрался выполнять пенальти, потом носок его лакированной туфли с хрустом въехал в ребра Дирса. Дирс завопил во всю глотку. Негр страдальчески сморщился и повторил удар. Дирс сообразил, что его будут бить и дальше, резво вскочил на ноги и уставился на негра.

– Ну чего, чего тебе? – прохрипел он. – Нет у меня документов. Откуда у слика документы? Свинтить меня хочешь? Давай, вези меня в каталажку! Вези!

– Ты видишь мою машину? – негр показал пальцем на «Крайслер». – Это приличная машина, дорогая и чистая, смею заметить. Неужели ты думаешь, что я посажу в нее такого грязного засранца как ты? У тебя, наверное, полно вшей, мардж. У тебя точно вши, ты загадишь мне весь салон. Поэтому я вынужден пристрелить тебя, тупой парень. Поеду искать кого-нибудь более сговорчивого. Все, что мне нужно – толика информации…

Негр поднял пистолет и нацелил его в лоб Дирса.

– Стой, стой! – заорал Дирс. – Я все тебе скажу! Что тебе нужно? Все скажу, только не стреляй!

– Как тебя зовут?

– Дирс! Дирс!

– Не ори, – негр снова сморщился. – Тише, Дирс, распугаешь всех ворон в этом городе. Я ищу одну девчонку – приличную, из хай-стэндов. Вчера вечером она изволила посетить вашу гнусную клоаку. Вот ее фото.

Негр извлек из внутреннего кармана пиджака карточку и показал Дирсу.

– Была такая, – уверенно сказал Дирс. – Мы с ней в сабвее того-этого… перехлестнулись, сталбыть. А потом ее Умник увел. Так что я тут не причем, начальник. Это все Умник, а я в этом деле совсем не замазан, чесслово, так можешь меня сразу отпустить…

– Кто такой Умник?

– Ну, это слик такой, он гид, весь такой крутой из себя, со снарягой.

– Куда они пошли с девчонкой?

– На Биржу они пошли, – торопливо сообщил Дирс. – Это я точно знаю, мне сказали. Куда им еще идти?

– А что тебе еще сказали? Что они делали на Бирже?

– Не знаю. Там море народу на Бирже. Поди разбери, кто там чего делает…

– Нехорошо врать, – негр покачал головой. – Я люблю правду, мардж, очень люблю. Мы с тобой так не договаривались – врать. Знаешь, пожалуй я пойду, а тебя оставлю валяться здесь.

Он выразительно посмотрел на пистолет.

У Дирса перехватило дыхание. Выдавать братков-сликов… Не просто западло – крах всего мира. Ну ладно, Умник – у Дирса с ним вендетта, кровная вражда, и вообще сволочь он редкая, самый сволочной из сликов, можно считать, что Дирс имеет право ему нагадить. Но вот Ушастый… Клевый чувак, что ни говори. Не раз подкидывал деньжат в трудную минуту, никогда не жмотился.

– Считаю до трех, – раздраженно сказал негр. – Раз, два…

– Они договорились с Ушастым, – зашептал Дирс. – Они пошли к Ушастому, да, все вместе. Ушастый – это, сталбыть, биотехник. Они к нему пошли.

Дирс оглянулся – не видит ли кто, как он разговаривает с брейнвошем и закладывает брата-слика. Улица словно вымерла – ни души. Это понятно – народ попрятался по норам, едва увидел навороченную тачку и ее жуткого владельца. Также понятно, что то, как раскололся Дирс, не останется тайной – не меньше десятка чуваков наблюдает сейчас за происходящим. Горе, горе Дирсу, честному, несчастному, обдолбанному слику!

– Где живет Ушастый?

– Не знаю, – пробормотал Дирс, пытаясь удержаться на последней ступени непредательства. – Чесслово, не знаю. Я это, больной, из дому почти не выхожу, откуда мне знать, кто там где живет. Синий Квартал большой…

– Заткнись, – прервал его негр. – Сам прозвоню.

В руке его появился комп. Негр поднес его к губам, прошептал что-то, потом уставился в экран и застыл в ожидании. Дирс в это время пятился назад – осторожно, по стенке, шаг за шагом, не отрывая глаз от опущенного пистолета.

– Ага, – сказал негр. – Вот он, твой Ушастый. Стив Береник, сорок три года, американский гражданин, католик. Две судимости, первый раз условное, второй раз три года тюрьмы. Красавец, ничего не скажешь. И адресок его есть. А вот Умник у нас почему-то не фигурирует. Нет никакого Умника, странно, а ведь должен быть…

Дирс повернулся и побежал. Почесал во все лопатки, подальше от жуткого государственного человека. Он несся вдоль по улице – быстрее, быстрее, добраться до угла, повернуть, хрен его кто потом найдет. Конечно, стрелять этот громила не будет, нет у него такого права, он даже не коп, да если и коп, не выстрелит, потому что это полный беспредел…

Тип в синем пиджаке стоял и смотрел на удирающего марджа с легкой улыбкой. Когда мардж уже почти добрался до угла, тип быстро вздернул руку и выстрелил. Дирс пробежал еще несколько шагов по инерции, потом рухнул на землю, дернулся в последний раз и застыл.

– Так-то лучше, – сказал негр и пошел к машине.

«Крайслер» катил по Синему кварталу, давя шинами мусор и подпрыгивая на бесчисленных выбоинах и ухабах.

– Ну и дороги у них, – произнес негр, вертя в пальцах очередную сигариллу. – Похоже, со времени последней бомбежки их не разу не латали. А ведь денег у марджей полно. Но предпочитают жить в дерьме. Свиньи!

– Ты все-таки шлепнул его, – отозвался водитель, коротко стриженный широкоплечий блондин в синем пиджаке. – Зачем, Руди? Опять нажил на наши головы неприятности.

– Не будет никаких неприятностей. Кому нужен этот вшивый маргинал? Жене, детям? Нет у него ни жены, ни детей. Не дергайся, Фил. Всего лишь санитарная миссия. Одной вонючкой на свете стало меньше.

– Не надо было так вот – прямо на улице. И так уж про нас говорят черт знает что. Говорят, что джинны убивают без предупреждения.

– Вранье, – негр Руди блеснул улыбкой. – Я предупреждал его, что убью, честно предупреждал. И еще он врал. Нечего было врать. Ненавижу лжецов. Все неприятности в этом мире – от лжи.

– И что теперь? – подал голос с заднего сиденья третий обитатель салона – брюнет латиноамериканской внешности, с набриолиненными, зачесанными назад волосами.

– Едем к биотехнику, Беренику. Поболтаем с ним. Думаю, он расскажет нам много интересного.

Ушастый слишком поздно получил сигнал о том, что к нему едут. Он лихорадочно заметался между компьютерами, запуская программы уничтожения софта, но что можно было успеть за три минуты? Вот оно – то, чего он так боялся. Предупреждал же он Умника – за ними придут, и очень скоро. Впрочем, Умник оказался умнее – свалил куда-то, спрятался, а вот он, Ушастый, замешкался, дурак такой, гореть ему теперь синим пламенем.

Жуткий грохот раздался из коридора – незваные гости не удосужились даже позвонить, просто взорвали дверь. Ушастый свалился в кресло и завыл от тоски.

– Эй, мардж, – сказал здоровенный негритос, входя в лабораторию, – мне кажется, ты в депрессии. По всему видно, что у тебя плохое настроение, мардж по кличке Ушастый. Тебе надо выпить чего-нибудь, расслабиться. Валерьянки, например. И, кстати, кончай стирать информацию, она нам понадобится.

Он вытянул вперед руку с пультом, нажал на кнопку и все компы в лаборатории дружно выключились, экраны налились чернотой.

– Мы пришли с вами поговорить, господин Береник, – добавил второй гость, квадратный блонд лет сорока пяти. – Мы рассчитываем на сотрудничество. Очень, знаете ли, рассчитываем. И в наших, и в ваших интересах попытаться сделать так, чтобы не причинить вам никакого вреда. Мы, знаете ли, представляем государство и искренне желаем осуществлять нашу деятельность в рамках закона. Хотя имеем специальное разрешение через оный закон переступать.

– Кто вы? – просипел Ушастый.

– Агент Филипп Брем, – сказал блондин, поднося к носу Ушастого удостоверение. – Служба Генетической Безопасности Соединенных Штатов Америки. А этот господин, – Фил кивнул на негра, – Рудольф Картер, – тоже агент, той же службы.

– Так вы из НГИ? – спросил Ушастый, надежда на спасение затеплилась в его глазах. – Знаете, господа, у меня есть лицензия от НГИ, получал я ее когда-то, сейчас я ее поищу…

– Сядь! – Картер поднял руку и Ушастый, приготовившийся к суетливой беготне, снова вжался в кресло. – СГБ – это не НГИ, это круче. Много круче. Мы – джинны, спецслужба. Мы гончие псы, мы выслеживаем и берем за шкирку таких вот, как ты, преступных уродцев, плюющих на законы, написанные умными приличными людьми.

– Что я нарушил, что? – заныл Ушастый. – Вы мне сперва предъявите, а потом пугайте. Ничего я не нарушил!

– Ты нарушил все что можно, – заявил Картер. – Вы, марджи, каждый день совершаете столько преступлений всех степеней, что пожизненные заключения вам можно выписывать подобно штрафам за парковку. Но речь сейчас не об этом. Нам нужно поговорить о девчонке.

– Какой девчонке?

– Ее зовут Лина. Вчера она была здесь, в твоей лаборатории.

– Не было у меня никакой девчонки! – заявил Ушастый, стараясь не отводить взгляд. – Ни вчера, ни позавчера, ни в последний месяц…

– Еще один лгун, – мрачно констатировал Картер. – Похоже, у марджей это в крови – беспардонная ложь.

Картер откинул полу пиджака, достал из кобуры пистолет, отвел руку в сторону и, не глядя, выстрелил. Пуля прошила высокий цилиндрический инкубатор, тот обрушился со стеклянным грохотом, сто литров жидкого геля хлынули на пол, куски бесформенной биоплоти покатились по линолеуму, удушливо завоняло болотом.

– Фу, тухлятина! – Рудольф Картер отдвинулся от зеленой лужи, брезгливо поджал губы. – Отвратительный запах! Что за дрянь ты выращиваешь в своих банках – жопы для пересадки? А представляешь, какая вонь будет, когда я выстрелю тебе в кишки, маленький засранец? Следующая пуля – твоя, обещаю. И учти – я никогда не вру.

– Была девчонка, – убитым тоном сознался Ушастый. – Была и ушла. Я не стал с ней работать. Это чистая правда, господин агент.

– Что там было за дело?

– Геновзлом. Ужасно, господин агент, она предлагала мне взломать электронный счет. Я отказался. Я никогда не участвую в таких преступлениях.

– Опять ложь, – задумчиво произнес Картер. – Слушай, Фил, поговори с ним ты, а? Я боюсь не выдержать. У меня очень чувствительные пальцы – сами нажимают на курок, когда слышат вранье.

– Умник, – сказал Брем. – Кто такой Умник? Нас он очень интересует.

– Ну, кто такой Умник? – промямлил Ушастый. – Никто. Обычный слик. Гид, программист, в генетике немножко шарит. Пришел в Синий Квартал года три назад. Откуда – не знаю, говорит, откуда-то из Европы. Как зовут его – тоже не знаю, думаю, это вас не удивит. Привел мне вчера эту телку – говорит, счет сломать надо. А я говорю: не буду, не занимаюсь я такими делами. А они: ну ладно, все, пока. И ушли.

– Что вы знаете о программе создания форсфайтеров? – спросил Брем.

Вот так вот, в лоб прямой наводкой. Ушастый судорожно глотнул воздух, едва сдержался, чтоб не взвыть от ужаса. Если спрашивают о таком – значит, догадываются, что он что-то знает, и значит, точно не оставят в живых.

– Чего-чего? – переспросил он. – Форс… чего там? В первый раз слышу.

– А что интересного вы нашли в геноме Лины Горны?

– Какой геном? – Ушастый запаниковал окончательно, покрылся розовыми пятнами. – Откуда у меня ее геном? Я же говорил вам – они пришли на полчасика, потом ушли…

– Ни за что не поверю, чтоб вы не взяли хотя бы несколько клеток у такой красивой девочки. Это же ваша страсть, Стив, идея фикс. Вы уже два раза осуждены за взятие биообразцов незаконным методом.

– Нет, нет, ничего я не брал. Как у нее возьмешь? Я просил, она отказалась. Потом они ушли…

– Вот это – портативный мнемосканер, – Брем положил на стол синий чемоданчик. – Я вижу, что разговаривать с вами трудно, господин Береник, вы не склонны к откровенности. Давайте облегчим нашу общую задачу – сделаем вам небольшое сканирование. Мы узнаем все, что нам нужно, а вы будете избавлены от задачи мучительно и неумело говорить неправду. Пойдет?

– Попробовал бы я не согласиться, – проворчал Ушастый.

Ушастый очухался. Первое, что он почувствовал – резь в глазах, пронзительную головную боль. Ну да ладно, это не страшно, так всегда бывает после мнемосканирования, это пройдет, если дадут для того возможность. Ушастый обвел взглядом помещение. Длинный негритос, похоже, не терял времени зря – укладывал в здоровенный баул последний из системных блоков Ушастого. С большей части инкубаторов были сняты крышки, перерезанные соединительные шланги валялись на полу, из них лениво вытекал гель. Вся годовая работа Ушастого пошла насмарку.

Черт со всем этим. Главное – оставят ли его в живых?

– Ну как? – спросил Ушастый слабым голосом.

– Очень, знаете ли, интересную информацию обнаружили мы в вашей голове, господин Береник, – добродушно улыбаясь, сказал Филипп Брем. – И о форсфайтерах, оказывается, вы осведомлены, и биообразцы Лины Горны получили, причем довольно нетривиальным, прямо-таки скажем, образом. Вы нашли в ее генах немало своеобразных кластеров, и сделали совершенно правильные выводы о том, что девушке присажены боевые утилиты, разработанные по спецпрограмме министерства обороны. Только в одном вы ошиблись: девушка – не форсфайтер. Она не наша, Стив. И утилиты были присажены ей не в штате Юта, а неким человеком, хорошо владеющим самыми передовыми методиками прикладной генетики.

– Что это за человек? – спросил Ушастый, щурясь от яркого света. – Тутмес?

– Тутмес Афати – всего лишь биотехник, помощник. Главного исполнителя зовут Виктор Дельгадо. Знакомо вам такое имя?

– Спрашиваете… Кто ж его не знает? Но ведь он умер. Разбился в какой-то там аварии.

– Виктор Дельгадо умер только сегодня утром. Причем на наших руках. И убила его – вы будете удивлены – именно Лина Горны. К счастью, мы успели застать его живым, хотя и в агонии. Спасти его мы не смогли, но успели сделать мнемосканирование. Конечно, сканирование получилось неполным, искаженным, малоинформативным. Мы так и не получили координат места, где находится лаборатория Виктора Дельгадо, не смогли выяснить, каким образом произошла утечка секретных оборонных генотехнологий. Но про Лину мы узнали точно. Господин Дельгадо использовал ее как образец для отладки технологии. И использовал весьма успешно. Вы ведь знаете, господин Береник, что форсфайтеры имеют большие проблемы, связанные с резким снижением интеллекта…

– Ничего я такого не знаю…

– Знаете, знаете. Так вот, Дельгадо сумел справиться с этой проблемой, и Лина – яркий пример тому. Далее Виктор Дельгадо собирался пересадить полный комплект утилит себе самому, с целью, увы, нам неизвестной. Но кое-что ему помешало. И вот это «кое что» – самое интересное. Хотите знать, что это?

– Ничего я не хочу, – просипел Ушастый. – Зачем вы мне это рассказываете? Не хочу ничего знать!

– Виктору Дельгадо помешало разумное существо! – заявил Фил Брем, торжество прозвучало в его голосе. – Оказывается, на Стансе существует-таки разумный вид! И один представитель этого вида проник в лабораторию Дельгадо, и захватил Виктора, а потом покинул его и теперь разгуливает по Нью-Йорку! Вы представляете, Стив, какое это событие?! На Земле находится живой инопланетянин!

– Захватил… Покинул… – Ушастый недоуменно помотал уродливой головой. – Это как?

– Раса разумных червей. Кишечные паразиты крупных стансовских хищников, наподобие наших лентецов. Они могут контролировать поведение животных – а теперь, как выясняется, и человека. Понимаете, какое сокровище попало на нашу планету? Сейчас мы активно ищем его. Уверен – не пройдет нескольких дней, и инопланетянин будет в наших руках.

– И что вы с ним сделаете? В контакт вступите? Экспедицию на Станс организуете с целью культурного обмена?

– Культурный обмен? С глистами? – Брем рассмеялся. – Да что вы, Стив? Для нас этот червь – источник ценнейших утилит, россыпь генных сапфиров и алмазов, набор золотых хромосом. Мы разберем его на части, разложим на молекулы, соберем снова и вытянем все полезное, что только можно вытянуть на нынешнем этапе развития технологий.

– Небось, опять все пойдет для секретных нужд обороны? – ляпнул Ушастый.

Ну кто тянул его за язык? Брем моментально посуровел, подобрался, улыбка исчезла с его лица.

– Именно так, господин Береник. А вы чего хотели? Думаете, европейцы, китайцы, или, скажем, те же русские сделали бы по-другому? Государственные интересы всегда начинаются с обороны. С эффективной обороны. Все остальное – потом.

– Все готово, – сказал Картер, подходя к ним. – Можно идти. Наш маленький уродливый друг успел убить большую часть информации и сжег кислотой биоматериал девчонки. Может, удастся что-то восстановить. Впрочем, нет смысла восстанавливать – скоро мы всех их выловим, и девчонку, и червя, и Умника этого.

– Вот и все, господин Береник, – сказал агент Брем, – наши дела с вами закончены.

Он встал со стула, взял чемоданчик-мнемосканер, и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

Остался негр Рудольф Картер. Ушастый таращился на него, потел, трясся и не мог сказать ни слова.

– Знаю, знаю, какой вопрос вертится у тебя на языке, мардж, – сказал Картер. – «А что вы со мной сделаете?» Так ведь?

Ушастый молча кивнул.

– Ты, конечно, понимаешь, что мы не можем оставить тебя с твоими лишними знаниями просто так на свободе. От многих знаний – многие печали. Понимаешь?

Ушастый кивнул снова, мотнул слоновьими ушами.

– Так вот, Стив Береник, у тебя есть два варианта. Вариант первый – мы забираем тебя с собой, ты попадаешь на всю жизнь в Юту, в ту самую секретную зону, о которой ты почему-то знаешь, и живешь там, и работаешь, приносишь пользу американскому обществу. Вариант второй – я стреляю в твою мутантскую башку, она лопается, как гнилая тыква, душа твоя освобождается и стремительно несется вверх, в рай, коего ты, несомненно, заслужил, на встречу с апостолом Петром. Какой вариант ты выбираешь?

– Первый, – пропищал Ушастый, ликуя, не веря собственному счастью. – То есть, господин агент Картер, я имею в виду, конечно, что поеду с вами в Юту, я давно мечтал там работать…

– Не угадал. – Картер лениво вынул пистолет и всадил три пули в голову Ушастого. Ушастый свалился на пол вниз лицом. Картер перевернул тело носком ботинка, глаза Береника уставились на него в мертвом изумлении. – Не угадал вариант, дурень, – повторил Картер. – Кому ты там нужен, в Юте? Был бы нужен – сидел бы там уже лет десять как. А так – лежи здесь, воняй, разлагайся. Пока.

Он взял баул и вышел в дверь.