16. Модуляция

ОДНАЖДЫ БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ в салон ворвалась, точно ураган, Тара – розовые волосы, красные губы, широкая улыбка. Она кинулась со всеми обниматься, визжа так, будто отсутствовала целую вечность, а не каких-то три месяца. Время от времени кузина появлялась, чтобы получить свою дозу общения с матерью, после чего снова упархивала по делам. Сейчас она плюхнулась в мое кресло и начала в подробностях рассказывать обо всем, что произошло с ней с тех пор, как мы в последний раз виделись. Внезапно Тара прищурилась, глядя на меня, и задумчиво надула губы.

– Мне нравятся твои волосы. – Она сказала это с таким удивлением, что я рассмеялась. – Нет, правда! – продолжила настаивать кузина. – Они отросли, и кудри стали мягче и пышнее.

Когда я начала работать в салоне, Луиза подстригла меня под мальчика. После того как Тара год экспериментировала над моими волосами, они были не в лучшем состоянии, и я просто попросила тетю «убрать это все», что она и сделала, все время недовольно цокая языком и приговаривая: «О чем ты думала, когда подпускала Тару к своим волосам?»

Теперь я смущенно провела рукой по своим кудрям.

– По-моему, они просто стали длиннее, вот и все. Я ничего особенного с ними не делала.

– Встречаешься с кем-нибудь? – спросила кузина и тут же рассмеялась, как будто сказала что-то остроумное. – Хотя с кем тут встречаться? Все либо несовершеннолетние, либо женатые, либо уехали давным-давно.

В этот момент подала голос Луиза, которая стригла Пенни Ворвуд:

– Не знаю, не знаю. Пару дней назад Нетти Йейтс заходила к нам со внуком. Такой красавчик, очуметь!

– Внук Нетти? Ты про сына Табрины? Да он же совсем страшила! Ты что, на старости лет совсем понизила планку?

– Да не про него я! Тут ты права, этого-то от борова не отличишь. Нет, я про сына Майкла, – торжествующе закончила она.

– Кто такой Майкл? – ошалело уставилась на нее Тара.

– Старший брат Табрины.

– Я даже не знала о его существовании!

– Верно. Он умер, когда ты была совсем маленькая, поэтому и не слышала о нем. Майкл Йейтс был такой высокий, да и в целом просто загляденье, – вздохнула Луиза. – И, в отличие от остальной семьи, довольно религиозный, даже ездил на два года с миссией от церкви, хотя никто из его родных этим никогда не занимался. Вообще он был тихий парень, но такой красавец – боже мой! Его бедной сестрице почти ничего не досталось по части внешности, все ушло на него. Добрая душа, но дурнушка, а дети – и того страшнее.

– Мам, ты что-то увлеклась! – засмеялась Тара. – Так что, у этого Майкла был сын?

– Ну да. Кстати, сын этот жил здесь какое-то время, у бабушки с дедушкой, когда учился в старшей школе. Он, по-моему, наполовину навахо. Неужели не помнишь? Как там его зовут, Джози?

– Сэмюэль.

Я отвернулась и начала прибираться на рабочем столе, чтобы не смотреть на Тару, поскольку опасалась, что чем-нибудь себя выдам. Пока что я была не готова это обсуждать.

– Сэмюэль… – Тара наморщила лоб, напрягая память. – А, точно! Слушай, Джози, а это не он сидел с тобой в автобусе весь седьмой класс? – Она театрально вздрогнула. – Я была уверена, что он однажды зарежет бабку с дедом во сне!

– Тара! – Я обернулась и бросила на нее гневный взгляд. – Что ты такое говоришь?

– А что? – возразила она. – Он реально пугал! Ни с кем не разговаривал и вечно ходил угрюмый. И еще эти длинные волосы. Наверняка у него где-нибудь был спрятан томагавк. Не представляю, как ты это терпела. Я бы описалась на месте, если бы мистер Уокер посадил меня с ним.

– А мне он нравился, – просто ответила я. – Мы даже дружили. Он был тихим и серьезным, но меня ведь и саму в этом обвиняли, – добавила я, многозначительно взглянув на Тару.

– А это не он тогда захлопал в церкви? – встряла Пенни Ворвуд.

Луиза резко повернулась, направив на меня расческу, и начала размахивать ею, приплясывая так, будто ей в штаны напустили муравьев.

– Точно! Встал и начал аплодировать после того, как ты исполнила соло! Тогда я подумала, что он, возможно, специально выкрутасничал, пытался опозорить бабушку с дедушкой, вроде того. Я не знала, что вы знакомы! Ого! Боже, вот это был момент! До сих пор помню твое лицо, Джози. Ты была на седьмом небе от счастья.

– Так что, этот Сэмюэль… с чего он вдруг вернулся? – перебила этот взволнованный монолог Тара.

– Ой, Нетти говорила, что он помогает им с Доном привести все в порядок, – ответила Луиза. – У них ведь помощников нет, а возраст уже сказывается. От Табрины с мужем толку никакого. Тупые как пробка.

– Луиза! – возмутилась я.

– Ладно, Джози, я погорячилась. «Тупые как пробка» – это как-то слишком, – признала Луиза. – Вернее будет сказать, тупые как бревна. – Она усмехнулась, бросив на меня взгляд через правое плечо, и продолжила свой рассказ. – Так вот, этот Сэмюэль – шикарный парень, что бы ты там ни думала про него в седьмом классе, – вернулся, чтобы разобраться с их документами, помочь деду с бабкой продать часть овец и земли, что-то в таком духе. Дон стал слаб здоровьем, пора его немного разгрузить.

– Документы, говоришь? Он что, юрист? – заинтересовалась Тара.

Профессия юриста, по ее мнению, означала деньги, а наличие денег было приоритетным требованием к кандидату в мужья.

– Нет, он морпех, – ответила я.

– Да, морпех, но Нетти сказала, что армия помогла ему оплатить учебу в колледже, и еще он прошел подготовку офицерского состава, а теперь собирается на юридический факультет. Сейчас у него вроде как отпуск.

Я ахнула. Сэмюэль будет юристом? Я почувствовала, что у меня вот-вот подогнутся колени. Хотелось расплакаться. Меня охватила восторженная гордость за Сэмюэля. Я еще не успела прочитать все его письма, а сам он ничего не сказал. Впрочем, когда бы он успел? До сих пор все наши разговоры мгновенно превращались в эмоциональные перепалки, а поговорить о том, как у него дела, пока не получалось. Мне стало стыдно, что я сама не попыталась его расспросить.

– Джози, говорит Земля, прием! – Тара помахала руками у меня перед носом. – Ты выглядишь так, будто вот-вот заплачешь. Все нормально?

Я отмахнулась от ее вопросов, широко улыбнулась и принялась ждать конца рабочего дня. Мне нужно было найти Сэмюэля и поговорить, пусть даже он уверен, что принцесса умерла.

Уже вечером я постучалась к Йейтсам, но Сэмюэля дома не оказалось. В качестве повода для того, чтобы зайти в гости, я испекла печенье и наполнила целую корзину овощами с огорода. В последние годы Нетти перестала заниматься огородом, жалуясь на суставы. Какая добрая ирония: когда-то она делилась с нами урожаем и научила меня выращивать все необходимое, а теперь уже я приходила к ней с плодами своих трудов.

Нетти что-то вязала, поэтому пригласила меня посидеть с ней и немного поболтать.

– Сэмюэль с Доном ушли рано утром, чтобы пригнать коров с горного пастбища. Я не хотела, чтобы Дон ехал. Волнуюсь, как он выдержит весь день в седле. Но он меня и слушать не желает. Ну, я и не стала уговаривать. Он пригонял коров со склонов Нево каждую осень с тех пор, как научился завязывать шнурки. Но этот год, наверное, будет последним. Мы, видишь ли, продаем коров и овец. Дон вроде рад, но, с другой стороны, тяжело ему. Хорошо, что Сэмюэль здесь и помогает нам. Когда он только приехал много лет назад, я не знала, что и думать. Он почти с нами не разговаривал и как будто все время злился. Но потом что-то изменилось… не знаю почему, но я очень этому рада. Сэмюэль вырос хорошим человеком, а для нас он просто дар Божий, особенно теперь, когда нам так нужна помощь. Обещает, что не уедет, пока не уладит все наши дела.

Я совсем не умела поддерживать беседу из вежливости и никогда не знала, что сказать, поэтому решила, что просто задам интересующий меня вопрос.

– А когда они вернутся? – как бы между прочим поинтересовалась я.

– О, да вот с минуты на минуту жду их, – ответила Нетти, бросив на меня удивленный взгляд.

Я быстро сменила тему и спросила, не могу ли я что-нибудь для нее сделать, пока не ушла. Она немного помялась, не желая утруждать гостью, но в итоге призналась, что ей нужна помощь с клумбами перед домом. Вскоре я уже ползала на четвереньках среди цветов. На самом деле мне даже нравилось заниматься прополкой. Вам, возможно, это покажется странным, но выдергивание сорняков из прохладной земли помогает мне расслабиться. Я взялась за работу, быстро разделалась с клумбой по одну сторону дорожки и уже принялась за другую, когда услышала хруст гравия под колесами. Я-то надеялась, что при следующей встрече предстану перед Сэмюэлем спокойной и собранной. Вместо этого я встретила его на четвереньках, пятой точкой кверху, занятая прополкой бархатцев от одуванчиков.

– Здравствуй, мисс Джози!

Дон Йейтс выбрался из пикапа и проковылял ко мне слегка враскорячку. Когда-то он был высоким, но в последние годы ссутулился и сморщился. В молодости Дон участвовал в скачках на быках, несколько раз ему здорово доставалось. По словам Нетти, к концу карьеры у него не осталось ни одной целой косточки в кистях рук. Пальцы у Дона были толстые, как сосиски, а ладони широкие и мускулистые. Прибавьте к этому всему накачанные предплечья – и поймете, почему он напоминал моряка Попая: огромные руки, почти незаметная задница и ноги колесом.

– Здравствуйте, мистер Йейтс. – Я смахнула волосы с лица и вытерла руки о подол своего розового платья, которое и так уже успела запачкать. – Как дела с перегоном коров?

Сэмюэль, вышедший из машины вслед за дедом, молча опустился на колени рядом со мной и тоже начал дергать сорняки.

– Все это ужасно долго, мисс Джози! Ух, пойду-ка попрошу мать сварить мне чашечку кофе. А то боюсь, стоит мне остановиться – упаду на месте. Староват я уже скот гонять. Попросить принести вам лимонаду, ребята?

– Спасибо, мне не нужно. – Я вопросительно взглянула на Сэмюэля.

– Иди в дом, деда. Я помогу Джози закончить. Дон захлопнул за собой входную дверь, и мы с Сэмюэлем молча продолжили полоть клумбу. Я решила, что говорить, пока руки заняты, будет проще, и без лишних вступлений перешла сразу к делу:

– Я так горжусь тобой, Сэмюэль. – Я принялась быстрее дергать сорняки в такт участившемуся пульсу.

Сэмюэль поднял на меня удивленный взгляд. Я посмотрела в его черные глаза и тут же снова уставилась в землю, опасаясь ненароком выполоть бархатец.

– Мы тут болтали в салоне… – Я смущенно улыбнулась. – Ну, там всегда о чем-нибудь болтают. Но сегодня я услышала кое-что интересное.

Сэмюэль прекратил дергать сорняки и наклонил голову набок, внимательно глядя на меня.

Я опять опустила взгляд, пытаясь отыскать пропущенные сорняки.

– Я узнала, что ты собираешься учиться на юриста. – Я сделала паузу. Мое сердце вновь переполнилось гордостью за него. Я взглянула на Сэмюэля и сглотнула, пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции. – Не могу передать, что… я почувствовала, когда услышала об этом. Мне хотелось кричать «ура»… прыгать от радости. Я просто так… так… ну, я просто очень-очень рада твоим успехам! – Я не отрываясь смотрела ему в глаза. Сэмюэль, похоже, обдумывал мои слова.

– Спасибо, Джози. Ты не представляешь, как много это для меня значит.

Он на секунду задержал взгляд на мне, а потом продолжил вырывать сорняки, пока последний упрямый захватчик не был выдворен с клумбы.

– И еще, Сэмюэль… спасибо за письма. Я пока прочла только часть, но обязательно доберусь до остальных. – Я постаралась подобрать слова так, чтобы говорить искренне, но не вдаваться в слишком личные подробности. Но у меня ничего не вышло. – Я читала их и будто проживала все вместе с тобой. И самое главное – я почувствовала, что, когда я плакала по ночам и скучала по тебе, я, возможно, была не так уж одинока. – Мой голос надломился, но я все еще держала себя в руках. Я попыталась подняться, но Сэмюэль вскинул руку и поймал меня за локоть, не позволяя уйти.

– Прости меня, Джози. – Его голос звучал низко и хрипло. – Прости за то, что я тебе вчера наговорил. Пожалуйста, не думай, что я в тебе разочаровался. Нет ничего плохого в твоей работе и в том, кем ты стала. – Он протянул руку и провел костяшками пальцев по моему лицу. – Просто мне больно видеть, как ты страдаешь. Я все сделал неправильно. Ты позволишь мне загладить вину? Можно я кое-что для тебя сделаю? – Его слова прозвучали почти умоляюще.

Мне хотелось закрыть глаза и прижаться щекой к ладони Сэмюэля. Его прикосновение было невесомым, но тяжесть его взгляда я ощущала почти физически. Я кивнула, осознав, что мне все равно, о чем именно идет речь. Главное – подольше побыть с ним рядом. Сэмюэль встал и протянул мне руку, помогая подняться.

– Я целый день потел в седле, так что мне нужно в душ. Ты не против, если я приду через полчаса?

Я кивнула и повернулась, собираясь уходить.

– Джози? – остановил меня голос Сэмюэля. – Твой отец дома?

Мое сердце немного сжалось при мысли о том, что кроется за этим вопросом.

Я покачала головой и заставила свой голос повиноваться. Как ни странно, ответ дался мне легко, чему я была очень рада:

– Сегодня вечером он работает в позднюю смену.

– Я скоро приду.

Сэмюэль развернулся и зашагал к дому. Я изо всех сил постаралась идти спокойно, однако на полпути сорвалась и побежала, как глупенький ребенок.

Я ждала на крыльце, когда Сэмюэль подошел к моему дому полчаса спустя. Я успела окунуться в ванну и смыть грязь, которая осталась у меня на руках и ногах после прополки. Летнее розовое платье я сменила на юбку и приталенную голубую футболку, которая очень хорошо сочеталась с цветом моих глаз. Юбка была белая и ажурная, очень удобная и красивая. Обуваться я не стала. За недавние летние деньки мои стопы и икры успели покрыться загаром, а еще без обуви юбки смотрелись не так официально. Я редко носила брюки, а шорты и вовсе надевала только на пробежку. Мне нравилось ходить в красивой женственной одежде, и я давно перестала беспокоиться о том, что меня сочтут старомодной. Мыть голову мне было некогда, так что я собрала кудри шпильками, поправила макияж и добавила по капельке лаванды на запястья. Дожидаясь Сэмюэля, я чувствовала себя немного глупо. Но все равно ждала.

Сэмюэль переоделся в чистые джинсы и хлопковую рубашку, рукава которой он закатал до локтей, оголив мускулистые предплечья. Его ноги были обуты в мокасины, а короткие черные волосы зачесаны назад, открывая гладкий лоб и выступающие скулы. В руках Сэмюэль нес большой кувшин и здоровенное деревянное ведро. Остановившись передо мной, он окинул мои босые ноги и прическу одобрительным взглядом.

– Нам нужна музыка, – тихо сказал Сэмюэль. Судя по его взгляду, он опасался моей реакции на эту просьбу.

– Хорошо, – спокойно согласилась я.

– Дебюсси.

– Как скажешь.

– Я буду ждать на заднем дворе.

Он повернулся и пошел вокруг дома, не дожидаясь, пока я выполню его просьбу. Сэмюэль во многом изменился, но временами по-прежнему любил командовать. Вот и прекрасно. Я отправилась в дом искать Дебюсси.

Сэмюэль уже сидел на длинной скамье под окнами кухни, когда я открыла раму и поставила проигрыватель на выступ прямо у него над головой. Свет из дома лился на улицу, разгоняя сгущавшиеся сумерки, и падал на широкие плечи и склоненную голову Сэмюэля. Он что-то стругал острым ножом, сдирая похожую на кору кожицу. Под ней обнаружился волокнистый корень, с виду скользкий и мыльный. Немного наклонившись, Сэмюэль достал серебряный тазик из своего деревянного ведра. Он положил корень в тазик, поднял огромный оловянный кувшин и полил корень водой. Потом потер его, будто кусок мыла, и появились пузырьки. Сэмюэль продолжал тереть корешок, пока миска не наполнилась густой пеной. Тогда он отставил ее и достал из ведра два полотенца – маленькое, для рук, и пышное банное. Потом поднялся, закинул первое на плечо, а второе расстелил на скамье. Затем Сэмюэль повернулся ко мне и похлопал ладонью по банному полотенцу.

– Ложись.

Я наблюдала за ним с изумлением и интересом, не понимая, что происходит. Когда я увидела тазик с пеной, то подумала, что, возможно, Сэмюэль делает мне ванночку для ног. Меня мучило любопытство, но я не стала ничего спрашивать. Я поправила юбку и легла спиной на скамью. Сэмюэль протянул руку к окну и включил музыку, пролистывая композиции, пока не нашел нужную. Он перевернул ведро, поставил его в «изголовье» и уселся на этот импровизированный стул. Потом Сэмюэль потянул полотенце, на котором я лежала, и пододвинул меня к краю, так что моя голова оказалась у него на коленях. Он принялся вынимать шпильки из моих волос, освобождая локоны один за другим, разглаживая их руками. Я запоздало сообразила, что пьеса Дебюсси, которую он включил, это «Девушка с волосами цвета льна».

– Какая подходящая музыка, – мягко произнесла я, улыбнувшись.

– Мне она нравится, – непринужденно ответил он. – Когда я ее слушаю, то невольно вспоминаю о тебе.

– И часто ты ее слушаешь? – спросила я. Мое дыхание участилось.

– Почти каждый день на протяжении уже десяти лет, – ровно произнес он.

Мое сердце дрогнуло и замерло. Я не смела как следует вздохнуть. Сэмюэль спокойно продолжил, как будто и не было этого удивительного признания:

– Ты помыла мне голову. Теперь я помою тебе. Этому научила меня бабушка Яззи. Она делает мыло из корня юкки. Это самое лучшее мыло. Юкку, которая растет во дворе у бабушки Нетти, много лет назад посадил мой отец. Вообще-то она здесь не водится, но ему хотелось привезти что-нибудь с собой после двухлетней миссии в резервации. Я выкопал один корешок. Нужно счистить кору, а потом растереть сердцевину – вот тебе и мыло. Я сомневался, будет ли оно пениться, но, как видишь, получилось.

Осторожно придерживая мою голову ладонью, он наклонился, поднял тазик и поставил его поверх полотенца, которое постелил себе на колени. Сэмюэль плавно опустил мою голову в мыльную воду и начал втирать пену в волосы. Тепло коснулось моей кожи. Сэмюэль массировал мои кудри, зарывался в них пальцами, промывал пряди по очереди. Я закрыла глаза. Чувствительность всех моих нервных окончаний обострилась. Я подтянула колени поближе к себе, проводя нежными ступнями по грубой поверхности скамьи. Прикосновения Сэмюэля были для меня сладкой пыткой, которая заставляла поджимать пальцы от удовольствия.

Он продолжал говорить, и музыка его голоса успокаивала не хуже теплой воды.

– Моя бабушка каждую весну стрижет овец, а потом промывает шерсть мылом из юкки. Говорит, так лучше всего. Когда я закончу, твои волосы не будут пахнуть лавандой или розой, зато они будут чистые. И еще бабушка говорит, что корень юкки дает энергию.

– Твоя бабушка такая мудрая. Я все время вспоминаю о ней, когда иду кормить кур.

– Почему? – В голосе Сэмюэля слышалась улыбка.

– Ну, ты ведь говорил, что она всем овцам дает имена, а ведь их так много! А я придумывала имена курам, когда была маленькой и начала заботиться о них после смерти матери. Когда у них появились имена, мне стало легче с ними возиться. Например, у меня были Питер, Люси, Эдмунд и Сьюзен в честь героев «Хроник Нарнии». Но твоя бабушка придумывала другие имена: Лохматый Зад, Морда Как Рыба. Я смеялась каждый раз, когда вспоминала об этом.

– М-м. На навахо эти имена звучат не так ужасно, – ответил Сэмюэль, усмехнувшись. – Увы, если я ничего не путаю, Лохматый Зад и Морда Как Рыба уже умерли, но у нее есть новая овца по имени Морда Как Зад, названная так в честь предшественниц.

Я рассмеялась. Пальцы Сэмюэля сжали мои волосы.

– Ах, Джози. Этот звук нужно разлить по флаконам и продавать.

Я удивленно взглянула на него и встретила улыбку. Сэмюэль отвел взгляд, поднял кувшин и полил горячей водой мои волосы, начиная все сначала.

– Кроме меня самой только мама мыла мне голову, – сонно заметила я. Плавные движения его рук убаюкали меня. – Это было так давно. Тогда я совсем не ценила это удовольствие.

– Ты была ребенком. Дети ничему не знают цены, – тихо отозвался Сэмюэль.

– Я понимаю, почему мама мыла мне волосы, – сказала я. С закрытыми глазами проще было набраться смелости. – Но почему это делаешь ты, Сэмюэль? В салоне я много кому мою голову, но ни один клиент еще не приходил ко мне с ответным жестом.

– Полагаю, я делаю это по той же причине, что и твоя мама.

– Потому что я запачкала и разлохматила их, играя в сарае? – подколола его я.

– Потому что мне приятно заботиться о тебе. – Сэмюэль говорил нежно и искренне.

Моя душа запела от счастья.

– Я так давно забочусь о себе сама, – вздохнула я, тронутая его ответом.

– Я знаю, и у тебя это отлично получается. Ты и о других заботишься с ранних лет.

На этом наш разговор затих, и я не попыталась его продолжить. Сейчас мне просто не хватало энергии. Музыка, волшебство ночи и уверенные руки Сэмюэля погрузили меня в полусон.

Звуки «Грез» Дебюсси поднимались в чернильное небо, а свет, расположенный у нас за спиной, не касался лиц, оставляя их в тени. Сэмюэль приподнял мои пряди, пропустил их через пальцы и слегка оттянул назад, выжимая лишнюю влагу. Я невольно выгнула шею. Потом я услышала, как он отставил тазик в сторону. Сэмюэль встал, все еще придерживая мою голову одной рукой, и полил волосы водой, ополаскивая мыльные пряди и разбирая их пальцами, пока вся пена не стекла на землю.

Он снова принялся скручивать и выжимать волосы, после чего обернул вокруг моей головы маленькое полотенце. Потом Сэмюэль выпустил меня на секунду и оседлал скамейку, устроившись напротив. Он взял меня за руки и потянул на себя. Я села, опустив ноги по обе стороны скамьи, и уткнулась лбом в его грудь. Сэмюэль слегка промокнул влажные кудри, массируя кожу головы. Потом полотенце упало на землю, а он коснулся моего подбородка, заставляя приподнять голову. Его руки пригладили мои локоны, убирая пряди со лба и скул. От предвкушения поцелуя у меня перехватило дыхание, но Сэмюэль вновь запустил левую руку в мои волосы, наклонился ко мне и потерся грубоватой щекой о мою, гладкую, как шелк. Его горячее дыхание щекотало мне шею. В этом жесте было столько любви и нежности, что я не спешила открыть глаза, просто наслаждаясь ласковым прикосновением. Я задержала дыхание, когда его губы скользнули вдоль моего лба и коснулись закрытых век. Потом я почувствовала, что Сэмюэль отстранился, и открыла глаза. Наши взгляды встретились в темноте. Мне ужасно хотелось, чтобы он наклонился и поцеловал меня.

Сэмюэль обхватил мое лицо руками и как будто перестал дышать. Так прошла целая вечность, а потом его пальцы невесомо заскользили по моим плечам вниз и дальше, к запястьям. Сэмюэль взял меня за обе руки. «Лунный свет» Дебюсси доносился до нас нежным шепотом на ветру, а прикосновения, словно капли воды, оставляли на моей коже дорожки, распаляя желание.

– Помнишь, как я впервые взял тебя за руку? – Его голос звучал хрипло.

Мои мысли стали тяжелыми и неповоротливыми, и я с трудом соображала, однако, помедлив, все же ответила:

– Это случилось после нашего спора насчет Хитклиффа. Ты разозлился и не разговаривал со мной несколько дней. – Мне вспомнились собственные обида и смятение и как мне хотелось поскорее помириться. – Я жалела, что вообще подняла эту тему. Просто ты меня очень разозлил. – Я тихо рассмеялась, вспомнив, как Сэмюэль стремился оспорить любое мое предположение.

– Тебе было тринадцать! Тринадцатилетняя девочка – и такая красивая, мудрая, терпеливая… и раздражающая! Я все время думал: «Откуда она все это знает?!» Ты тогда процитировала Писание так, будто специально проштудировала всю Библию лишь затем, чтобы преподать мне урок. А потом ты встала и вышла из автобуса! Я был в таком шоке, что пропустил свою остановку. Все вышли, а я все сидел на месте. В итоге мне пришлось идти пешком от дома водителя. Мистер Уокер забеспокоился, опасаясь, что я задумал какую-нибудь пакость. Могу его понять. Я вел себя весьма странно.

Я посмотрела на наши руки. Сэмюэль медленно выводил круги подушечками больших пальцев, отчего по моей коже побежали мурашки.

– Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая… Откуда ты это знала? – Его голос выдавал восхищение. – Да, ты была удивительно умной, но тринадцатилетняя девочка просто не может вот так сходу цитировать Писание.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Недели за две до нашего спора я сидела в церкви с тетей Луизой и ее детьми. Папа редко ходил в церковь, зато Луиза таскала туда свое семейство каждую неделю. Она была рада, если я помогала следить за детьми… ну а мне нравилось в церкви.

– Ну, разумеется, – простонал Сэмюэль, перебив меня.

– Замолчи! – рассмеялась я и попыталась оправдаться: – В церкви я чувствовала умиротворение. Музыка успокаивала меня, и мне казалось, что я не одинока. Так вот, в то воскресенье кто-то встал за кафедру и зачитал Первое послание к коринфянам, главу тринадцатую. Я ничего прекраснее в жизни не слышала. Я боялась, что не смогу отыскать ее сама, потому что – да, ты прав, – я не очень хорошо знала Священное Писание. Я сказала тете Луизе, что плохо себя чувствую, и побежала домой, всю дорогу повторяя про себя: «Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая, Первое послание к коринфянам, глава тринадцатая», чтобы не забыть. Дома я достала свой…

– …большой зеленый словарь? – закончил за меня Сэмюэль с улыбкой.

– Да, свой большой зеленый словарь, – повторила я, улыбнувшись в ответ. – И Библию, которая стояла у нас в книжном шкафу. Я несколько раз перечитала стихи с четвертого по девятый, проверяя значения всех слов, даже тех, которые и так знала. Мне хотелось очень хорошо все понять. В этом Послании чувствовалась какая-то удивительная поэзия! Но для меня это было нечто большее, чем просто набор красивых слов. Это была истина! Я читала эти строки и сердцем знала, что это правда. Когда я все разобрала, то выписала стихи с четвертого по девятый на свою Стену слов, читала их каждый раз перед сном и довольно быстро выучила наизусть.

– Стену слов? – Сэмюэль вскинул брови.

– Ты не знаешь про мою Стену слов?! – прошептала я в притворном ужасе. – Поверить не могу, что не рассказывала тебе! – Я вскочила со скамейки и заставила встать Сэмюэля, чьи руки все еще сжимала в своих. – Пойдем, я тебе покажу.

Сэмюэль вошел в дом следом за мной. Мы поднялись в мою комнату на чердаке. На узкой лесенке Сэмюэль казался неправдоподобно широкоплечим. Я остановилась на верхней ступеньке.

– Постой-ка! Я забыла о папином правиле: мальчикам в мою комнату нельзя! Черт! Придется мне, наверное, сфотографировать свою Стену и потом показать тебе.

Мои губы дрогнули, а глаза расширились от смеха. Я сделала вид, что собираюсь спуститься обратно. Сэмюэль вскинул руку, удерживая меня за талию.

– Я постою в дверях.

Я рассмеялась – мне нравился такой легкий флирт – и пошла в комнату, в которой жила с тех пор, как научилась подниматься по лестнице. Сэмюэль последовал за мной, но, верный своему слову, остановился в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку, и принялся рассматривать мое творение.

Я взглянула на свою Стену новыми глазами, припоминая, из каких книг узнала эти слова. Я показала Сэмюэлю строки Послания к коринфянам.

– Вот, видишь? Я выписала их еще до того, как мы с тобой обсуждали определение истинной любви.

Я повернулась к нему. Сэмюэль отошел от двери и приблизился к стене, чтобы разобрать мелкие буквы. Он провел пальцами по словам на стене, как не раз делала я сама.

– Столько знаний… и все теперь тут.

Сэмюэль протянул руку и ласково постучал по моему лбу. Потом он подошел к окну и посмотрел на улицу. Окна в доме его бабушки и дедушки ярко сияли в темноте. – Так странно представлять, как ты, тринадцатилетняя, сидела здесь и читала, а я тем временем был всего через улицу от тебя. – Он помедлил, погрузившись в воспоминания. – Тот год изменил меня. Я все время думал о тебе, мысленно спорил с тобой, проклинал тебя, когда не мог ничего прочитать без словаря.

Мы оба рассмеялась. Через несколько секунд он продолжил:

– Иногда я злился на тебя, потому что ты заставляла меня сомневаться в истинах, казавшихся мне непреложными. Я уже начал думать, что совсем ничего не знаю. Мне хотелось то хорошенько встряхнуть тебя, то просто побыть с тобой, и от этого я еще больше злился. Когда я уехал из Левана, то решил, что не вернусь, пока не буду готов сам чему-нибудь тебя научить. Или хотя бы доказать, что ты в чем-то ошибаешься.

Я вспомнила, что он сказал в тот вечер, когда включил мне «Павану на смерть инфанты». Меня переполнили печаль и раскаяние, и я почувствовала, как все внутри переворачивается.

– И вот ты здесь. А я стала совсем не такой, какой ты меня помнишь. – Я попыталась выдавить смешок, но он был больше похож на всхлип.

Сэмюэль отвернулся от окна. Зацепив большие пальцы за передние карманы, он медленно преодолел расстояние между нами и впился в меня внимательным взглядом. Я уставилась на свои руки, потом заправила за ухо выбившуюся прядку волос. Они уже подсохли и рассыпались по плечам. Я с трудом подавила желание пригладить их и заставила себя неподвижно выдержать этот испытующий взгляд.

– Да, ты права. Ты стала другой. И я тоже изменился. Тебе больше не тринадцать, а мне не восемнадцать. И это чертовски здорово. – Он обхватил мое лицо руками и потянул на себя. Его губы легко-легко коснулись моих. Потом еще. И еще. Я едва ощущала его дыхание. Он не углубил поцелуй, не попытался прижать меня к себе. В моей душе что-то содрогнулось и рухнуло. Я провела пальцами вдоль его рук и сжала запястья, наслаждаясь прикосновением грубоватых от работы ладоней Сэмюэля к моим щекам.

– Мы увидимся завтра? – прошептал он, оторвавшись от моих губ.

Я чуть не воскликнула, что и сегодня еще рано расставаться, однако постаралась взять эмоции под контроль. Сэмюэль, похоже, четко представлял, как должны развиваться события, а вот я понятия не имела.

– Хорошо, – выдохнула я и сделала шаг назад, пытаясь сохранить остатки достоинства. – Я тебя провожу.

В дверях комнаты Сэмюэль оглянулся и снова посмотрел на Стену.

– Я помню некоторые из этих слов. Это наши с тобой слова. – Он бросил на меня взгляд, полный нежности.

Мы спустились по лестнице и вышли на задний двор. Сэмюэль сложил тазик, полотенца и опустевший кувшин в ведро. Музыка давно закончилась. Мы молча обогнули дом. Мне так хотелось, чтобы Сэмюэль не уходил.

– Спокойной ночи, Джози, – тихо произнес он. Я не ответила, боясь выдать свое отчаянное разочарование по поводу того, что вечер подошел к концу. Я выдавила улыбку и зашагала к дому. У меня за спиной раздался стон. Ведро и серебряный тазик с грохотом упали на землю. Я обернулась и увидела, что Сэмюэль догоняет меня. Меня поразила ярость, которую я увидела в его глазах. Он обхватил меня с такой силой, что мои ноги оторвались от земли. Сэмюэль прильнул к моим губам, зарывшись руками в волосы. Он целовал меня требовательно, а руки крепко держали мою голову, не позволяя отступить под натиском поцелуя. В ответ я тоже запустила пальцы в его волосы, прижимая Сэмюэля к себе, наслаждаясь его объятиями, вдыхая его целиком, захлебываясь своим триумфом. Поцелуй был долгим и в то же время невозможно коротким. Сэмюэль с неохотой отстранился и прижался лбом к моему лбу. Мы оба прерывисто дышали. Придерживая меня за плечи, он отступил назад – так же внезапно, как накинулся на меня. Потом Сэмюэль опустил руки. Его взгляд был прикован к моим припухшим губам.

– Спокойной ночи, Джози.

– Спокойной ночи, Сэмюэль, – прошептала я. Его темные глаза смотрели в мои голубые. Он отступил на несколько шагов, повернулся и подобрал брошенные на землю вещи, а затем медленно зашагал в сторону дома, постоянно оборачиваясь и глядя на меня. Я смотрела ему вслед, а когда перестала его видеть – до последнего слушала затихающий звук его шагов.

В ту ночь я попыталась отвлечься на Шекспира, но в итоге просто уставилась на Стену слов. За годы мой почерк из крупного и округлого, с сердечками вместо точек, превратился в ровный и аккуратный шрифт. Я начала рассеянно просматривать слова, давая определения тем, на которых останавливался взгляд.

Вздорный – упрямый, капризный, неуправляемый.

Невзрачный – тусклый, неинтересный.

Ментор – учитель, наставник.

Имманентный – ….

Мой взгляд зацепился за это слово, пробуждая воспоминание о том дне, когда я узнала его значение.

Я помогала Сэмюэлю с домашней работой по английскому, читая для него вслух, и наткнулась на слово «имманентный». Я остановилась, упустив смысл всего предложения.

– Звучит, как что-то связанное с монетами. Может, оно написано неправильно? – предположил Сэмюэль.

– Не похоже… если только здесь сразу в нескольких буквах ошиблись. Проверь-ка его. – Я продиктовала ему написание.

Сэмюэль вздохнул, открыл словарь и быстро пролистал его до нужной страницы. Он прочитал определение про себя, а потом поднял на меня удивленный взгляд.

– Ты права. Есть такое слово. У тебя глаз наметан… ну, или ты очень хорошо слышишь своими эльфийскими ушками, – иронично заметил он.

Я в ужасе вскинула руки, чтобы прикрыть уши. Видимо, я увлеклась чтением и не заметила, как заправила волосы за уши. Теперь я поспешила высвободить их, чтобы скрыть свой недостаток. Я просто ненавидела собственные уши! Они не были ни огромными, ни торчащими, но у них были заостренные кончики, к тому же завернутые немного в стороны. Из-за этого я напоминала рождественского эльфа, помощника Санты. В детстве мама называла меня лесным духом, но братья, разумеется, сообщили мне, что я намного больше похожа на тролля. С тех пор я старалась прятать эти злосчастные уши.

Сэмюэль, должно быть, заметил, как я переменилась в лице, услышав его слова. Кровь прилила к моим щекам, так что я кожей ощущала свое гулкое сердцебиение. Я сжала книжку в руках и спросила, что же значит «имманентный», надеясь отвлечь Сэмюэля от своего позора.

Несколько секунд он молчал, держа в руках словарь и опустив взгляд. Потом протянул руку и заправил мои волосы за ухо. Я замерла, не понимая, пытается ли он меня поддразнить или просто издевается. Но когда Сэмюэль заговорил, в его голосе не было насмешки. Он сказал:

– Мне нравятся твои уши. Ты похожа на маленькую мудрую фею. Твои уши обладают имманентной красотой.

Он произнес это искренне, тем самым разжигая мое любопытство. Уловив вопрос в моем взгляде, Сэмюэль тут же дал на него ответ.

– Имманентный – свойственный от природы, неотъемлемый. – Он встретился со мной взглядом.

Через несколько секунд я медленно подняла руку и заправила волосы с другой стороны, открывая второе ухо. Затем я продолжила чтение, и тема была закрыта.

В тот день, вернувшись домой, я записала на стене слово «имманентный» и еще раз посмотрела его значение в словаре. Кроме определения, которое зачитал Сэмюэль, было еще другое: «существующий в сознании индивида». Я посмеялась, решив, что, если красота моих ушей существует только в сознании Сэмюэля, мне этого довольно.

Теперь я с улыбкой провела пальцем по слову на стене, согреваясь этим воспоминанием. Оно успокаивало, и я почувствовала, что меня клонит в сон. Я подошла к кровати, забралась под одеяло и провалилась в крепкий сон без сновидений.