11. Интермеццо

НЕТТИ ЙЕЙТС ПРИНЕСЛА нам целую тарелку праздничных сладостей за два дня до Рождества. Снега почти не выпало, но на улице стоял холод. Я впустила Нетти, но вместе с ней в дом проник морозный воздух, и я поспешила запереть дверь, одновременно выражая свой восторг по поводу угощения.

– Пойдемте на кухню, Нетти! Я тоже кое-что для вас приготовила.

Я повела ее на кухню, где уже ждали два кабачковых кекса с шоколадной крошкой, завернутые в фольгу и перевязанные праздничными красными ленточками. Всего на столе было не меньше двадцати кексов. Рождество в маленьком городке – это настоящий стресс. Невозможно понять, когда остановиться в раздаче подарков. Почти все жители – твои соседи, и, если обойдешь кого-то вниманием, человек может обидеться. Та же история со свадьбами. Приходится распахнуть двери перед всем городом. Так можно не бояться, что забудешь кого-нибудь пригласить, тем самым развязав настоящую войну на несколько поколений.

Поскольку я была еще ребенком, мне многое прощали, но все же рисковать не хотелось.

– Кабачковый кекс? По моему рецепту? – заулыбалась Нетти, когда я вручила ей сверток.

– Да. Правда, я не стала указывать ваше авторство в открытках, – призналась я, улыбнувшись в ответ.

Эти кексы стали моим любимым блюдом после того, как я впервые воспользовалась рецептом, чтобы выманить у Нетти и Дона нужные сведения.

Миссис Йейтс рассмеялась, отодвинула стул и уселась за кухонный стол, на котором я упаковывала подарки. Моя гостья явно решила немного поболтать. Я прекрасно ее понимала: в такой холод никому не хочется покидать теплый дом.

– Так вот, – начала Нетти безо всякого вступления, – Сэмюэль пойдет со мной и Доном на рождественскую службу. Твоя игра ему всегда нравилась, это точно. Помнишь, как он тогда начал хлопать? – Она по-девчачьи хихикнула. – Так неловко было, я уж подумала, что нас вот-вот выставят из церкви, – закончила Нетти, фыркнув от смеха.

Мое сердце замерло несколько секунд назад, и я застыла на месте, будто примерзла к покрытому старым линолеумом полу, держа в руках очередную красную ленточку и ножницы. Сэмюэль? Здесь?! Видимо, я уставилась на Нетти таким ошалелым взглядом, что она прекратила смеяться и коснулась моей щеки.

– С тобой все хорошо, Джози? – обеспокоенно спросила она.

Я встряхнулась, выпрямилась и улыбнулась Нетти, глядя в ее испуганное морщинистое лицо.

– Я просто немного удивилась, – бодро ответила я. Мне удалось произнести это вполне обычным голосом, чем я была очень горда. – А почему он вернулся? Просто на праздники приехал?

От нахлынувших воспоминаний у меня в груди все сжалось. Я отчаянно скучала по Сэмюэлю.

– Ну… – вздохнула Нетти, успокоенная моим тоном. Она откинулась на спинку кресла и снова принялась помогать мне с упаковкой подарков. – Время от времени ему дают отпуск – что-то вроде каникул. Но до сих пор он был все время занят. На снайпера выучился, представляешь? – Нетти заговорщически понизила голос, будто готовилась сообщить мне самые свежие сплетни. При мысли о боевых навыках внука ее глаза широко раскрылись. – Он почти об этом не говорит, но Дон думает, что Сэмюэль уже выполнял какие-то опасные задания.

Неприкрытый энтузиазм Нетти вызвал у меня улыбку. Миссис Йейтс обожала триллеры Тома Клэнси в антураже холодной войны. Я живо представила, каких приключений она успела навоображать.

– Так вот, – продолжила Нетти, возвращаясь к будничному тону, – мы его несколько лет уговаривали приехать к нам, но он все отказывался. Мне кажется, он нас любит, только вот не знаю, остались ли у Сэмюэля хорошие воспоминания о Леване и о месяцах, проведенных здесь. Для него это было непростое время.

Рана в моем сердце, оставленная мыслями о нем, вдруг открылась и закровоточила. Нетти продолжала, не замечая моего состояния:

– Ну вот, он немного побудет у нас, а потом поедет на недельку в свою резервацию в Аризоне. Его бабушка Яззи уже совсем старенькая. Ей ведь было под сорок, когда она родила маму Сэмюэля. Наверное, ей теперь почти восемьдесят. Господи, как много! Сэмюэль говорит, она все еще держит овец… и ездит верхом, когда выгоняет стадо. Боже, даже вообразить трудно!

– А Сэмюэль уже приехал? – Я отвернулась и начала снимать посуду с сушилки, стараясь говорить непринужденно.

– Нет, ждем его завтра. Обязательно подойдем к тебе поздороваться после службы. Скажу честно, мне не терпится снова послушать твою игру, милая. Ты у нас просто местный Либераче.

Я невольно улыбнулась такому сравнению. Мне было далеко до колоритного Либераче, но Нетти говорила от сердца, и за это я была ей благодарна.

– Ну, мне пора, солнышко. Дон меня, наверное, уже ищет.

Я проводила ее до дверей, весело щебеча и широко улыбаясь, с трудом сдерживая панику, охватившую меня при мысли о встрече с Сэмюэлем. Закрыв за Нетти дверь, я прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Мне было шестнадцать. Сэмюэлю – двадцать один. Изменился ли он? Захочет ли со мной разговаривать? Смеется ли, вспоминая нашу детскую дружбу? Может, ему неловко от того, что он дружил с ребенком? Внезапно мне ужасно захотелось, чтобы мама была рядом. Я не знала, смогу ли сыграть на службе в таком состоянии, понимая, что меня слушает он. В животе все переворачивалось от волнения. Я заставила себя подняться и сесть за инструмент, твердо решив, что это должно быть мое лучшее выступление.

Следующее утро я провела в панике, лихорадочно роясь в шкафу с одеждой. Перемерив все, что там было, в самых разных сочетаниях, я сдалась и позвонила тете Луизе. Она лучше всех делала прически и макияж. В конце концов, именно этим она и зарабатывала. Но вот выносить ее присутствие, особенно в сопровождении всей родни, было непросто. Все семейство отличалось напористым характером и отсутствием деликатности. Я опасалась обращаться к Луизе и Таре за помощью, поскольку понимала: если дать им волю, они разойдутся так, что не остановишь. Внутренне содрогаясь, я набрала номер, зная, что Луиза будет рада помочь, но я об этом, возможно, пожалею. Трубку она взяла сразу же. По ту сторону слышался знакомый гвалт, и мне пришлось повысить голос. Я в нескольких словах описала свою проблему: сегодня вечером мне играть рождественскую программу, а надеть нечего, и еще нужна помощь с укладкой и макияжем. Зажмурившись и скрестив пальцы на удачу, я спросила, не сможет ли она сама прийти ко мне. Сейчас я бы просто не вынесла, если бы на меня начали пялиться кузины и кузены, да еще и дядя Боб.

– Я и сама не прочь сбежать из дома, – заявила Луиза. – Когда детям наконец надоест все это рождественское веселье? Мои носятся как угорелые. Я уже застрелиться готова.

Я услышала, как она прокричала какие-то указания Бобу, потом поставила пару ультиматумов старшим детям, а Таре велела «вытащить из шкафов все, что может подойти Джози».

– Буду в полчетвертого. Успеем вдоволь наиграться.

В голосе Луизы слышалась ухмылка, но от облегчения я даже не смогла как следует испугаться.

– Я люблю тебя, тетя Луиза. Что бы я без тебя делала? – с благодарностью выдохнула я.

– Ой, деточка, без меня у тебя были бы большие проблемы, – усмехнулась Луиза. – Тебе пора бы научиться заботиться о своей внешности. А то кто ж тебя заметит, если ты вечно одета в обноски Джонни? Фигура у тебя отличная, да и личико что надо, но ты все это прячешь за очками и книгами. Тебе же вроде прописали линзы? Чтобы, когда я приду, была уже в них…

– Спасибо, тетя Луиза! – бодро перебила я, понимая, что она вот-вот разразится длинной тирадой. – Увидимся в полчетвертого!

Когда Луиза вместе со мной спустилась с чердака и объявила, что мы готовы идти в церковь, отцу мой вид, кажется, не понравился. Впрочем, саму меня результат вполне устроил, так что я смущенно последовала за тетей на кухню, стараясь не смотреть папе в глаза.

– Луиза, ты что натворила, а? – проворчал отец. – Она же совсем маленькая, а ты ее так вырядила, будто ей двадцать пять!

Двадцать пять?! Ого! Я хихикнула, прикрывая рот ладошкой, и подумала, что не ошиблась, когда решила позвонить тете. Она принесла мне черное платье с V-образным вырезом и длинными рукавами. Оно выгодно подчеркивало мои формы, а подол шуршал вокруг ног, когда я делала шаг. От груди до бедер шел длинный ряд черных пуговок, да и по размеру платье было в самый раз. Я надела черные чулки и такого же цвета лодочки на высоком каблуке. Тетя Луиза приподняла мои кудри и закрепила шпильками, подкрасила ресницы и слегка подвела глаза, а губы и скулы оживила глубоким розовым оттенком. Я чувствовала себя весьма изысканной дамой и надеялась, что не испорчу впечатления, споткнувшись где-нибудь в проходе. Когда нужно будет играть, туфли точно придется снять. А то еще застрянут между педалями, и выступление будет испорчено.

– Она давно не ребенок, Джим! – Тетя Луиза скрестила руки на груди и упрямо вздернула подбородок. – Пора бы уже заметить, что твоя дочь практически выросла. Чтобы сразу же после Рождества выдал ей денег. У бедняжки пустой шкаф! Совсем пустой! Мы с ней поедем по магазинам, а старые футболки Джонни пора отправить на мусорку заодно с джинсами и задрипанными кроссовками, из которых она восемь лет не вылезает. Так и ходит с тех самых пор, как умерла моя сестра! Джози – красивая девушка, вот пусть так и выглядит! Ну, разве я не права, Джим?!

– Мне нравится, как выглядит Джози! – чуть ли не простонал отец.

Упоминание мамы обычно было для него ударом ниже пояса. Я начала потихоньку подталкивать спорщиков к выходу.

– Это потому, что ей так удобнее, а тебе спокойнее! Чего еще может пожелать папочка для дочки? А я говорю – нет! Только через мой труп! Хватит, надоело! – Луиза разошлась не на шутку. – Пора ей обратиться за советами к женщине! Я давно должна была за нее взяться!

Отец забрался в кабину грузовика, я села рядом, а Луиза ловко запрыгнула следом. Я покосилась на папу и одними губами произнесла: «Прости». В ответ он издал страдальческий стон и молча повез нас к церкви.

Пока мы выбирали, где припарковаться, все мои внутренности от нарастающего волнения завязались в тугой узел. Поскольку снега не было, поставить машину удалось довольно быстро. Обычно сугробы занимали всю обочину и даже края плохо почищенной дороги. Но на этот раз зима выдалась холодная и сухая, так что всем пикапам и крупным семейным минивэнам хватило места.

– К ночи пойдет снег. Вот увидите! – заявил отец, перебив Луизу, которая продолжала отчитывать его за мой недостаточно женственный внешний вид. – Если пойдет, меня вызовут на работу. Все по закону подлости. Меня вызовут, а у Дейзи непременно начнутся роды.

Папа очень беспокоился за свою кобылу, которая должна была ожеребиться буквально на днях. Его пессимизм мгновенно угомонил тетю Луизу, которая увидела, что к церкви подъехал ее муж с детьми.

– А вот и моя банда. Я побежала. Джози, не облизывай губы! И старайся не сутулиться, а то платье спереди соберется складками и между пуговицами будут зазоры. Ты же не хочешь, чтобы все разглядели, что у тебя под платьем?

С этими словами Луиза удалилась, продолжая что-то говорить на ходу. Мы с отцом хором вздохнули.

– Неприятная она женщина, – пробормотал папа. – Совсем не такая, как твоя мама. Они даже на дальних родственников не похожи, и уж тем более на родных сестер. – Он снова вздохнул, а потом добавил угрюмо и словно бы нехотя: – Ты очень красивая, Джози. Луиза права в одном: ты стала совсем взрослая. Скоро ты уедешь и бросишь своего старика. Это меня не радует.

– Не волнуйся, пап, я всегда буду о тебе заботиться.

Я широко улыбнулась, глядя на него снизу вверх, продела руку через его локоть, и мы вместе пошли к церкви.

Ряды быстро заполнялись. Я с трудом сдерживалась, чтобы не оглядываться в поисках Дона и Нетти. И Сэмюэля. Я очень хотела увидеть его – но в то же время ужасно этого боялась. Я смотрела прямо перед собой, пытаясь отыскать его периферическим зрением. Все всегда сидели на одних и тех же местах, так уж сложилось. Нами управляют привычки: некоторые семьи на протяжении нескольких поколений сидели на одном ряду. Если не знать наверняка, можно подумать, что места в церкви передаются по наследству. Судя по всему, Йейтсов пока не было на месте. Я выдохнула, охваченная одновременно облегчением и разочарованием.

Пришлось напомнить себе, что не следует высматривать Сэмюэля. Я уставилась на кафедру, куда уже вышел Лоренс Мангельсон, чтобы произнести вступительное слово. Когда подошло время садиться за инструмент, я ужасно разволновалась. Осторожно, боясь споткнуться, я поднялась к роялю, села на гладкую скамейку, сняла лодочки и выпрямилась. В это мгновение я не сдержалась. Мой взгляд скользнул по тому месту, где сидели Дон и Нетти. Сэмюэль был с ними, справа от бабушки, почти на самом краю скамьи. Я тут же отвела взгляд, пока не начала рассматривать детали. Он здесь.

Я выдохнула и начала играть. Мои руки сами знали, что делать. Я же будто смотрела на себя со стороны, однако ни разу не ошиблась, а потом меня, как обычно, подхватила музыка, и к концу мелодии я, смотревшая со стороны, и я, сидевшая за инструментом, снова воссоединились.

Когда вечер подошел к концу и голоса хористов стихли, допев последние ноты, прихожане столпились в проходе, поздравляя друг друга, обсуждая детей, коров и последние новости. Я стояла рядом с родными и ждала, повернувшись спиной к скамье, где сидел Сэмюэль. Я знала, что рано или поздно Нетти подойдет поздороваться. Вытерпев примерно десять минут вежливой болтовни и комплиментов, я наконец сообразила, что миссис Йейтс понятия не имеет, с каким мучительным нетерпением я жду ее с Сэмюэлем. Может, она и не вспомнит, что обещала подойти к нам. Что, если они уже ушли? Проклиная свою нерасторопность, я огляделась.

Очень скоро я увидела, что Нетти с Доном стоят ближе к выходу и болтают с Лоренсом Мангельсоном. Сэмюэля нигде не было. Я поймала взгляд Нетти, которая тут же помахала мне, подзывая к себе. Я направилась к ней, в то же время продолжая озираться. Вдруг кто-нибудь занял Сэмюэля разговором? Или, возможно, он вышел подышать свежим воздухом?

– Ох, Джози! Ты была великолепна! Твоя игра каждый раз трогает меня до слез. – Нетти обняла меня, а потом отстранилась и погладила по щеке. – Такая красота, правда, Дон?

Мистер Йейтс высказал более сдержанную похвалу, а потом и Лоренс Мангельсон присоединился к их комплиментам. Ни слова о Сэмюэле. Я нерешительно откашлялась.

– Мне показалось, с вами был Сэмюэль. Я думала, он подойдет поздороваться, – выпалила я и тут же попыталась принять скучающий вид, чтобы скрыть обуревавшие меня чувства.

Нетти только отмахнулась.

– Да, приходил, но после службы сразу сбежал. Он, наверное, с ног валится от усталости. Весь день за рулем, приехал в последний момент. Только успел заскочить в душ и пошел с нами в церковь. Думаю, ему не терпится добраться до тушеной говядины и печенья, которые ждут на плите.

«Тушеная говядина и печенье?!» – возмущенно подумала я. Неужели он не мог даже подойти поздороваться? Я опустила взгляд на свое черное шелковое платье и туфли на каблуках и почувствовала себя наивной дурочкой. Меня променяли на тушеную говядину и печенье.

Я пожелала счастливого Рождества Дону, Нетти и Лоренсу Мангельсону, вышла на улицу через деревянные двери и спустилась по ступенькам в ночную тишину. Мое дыхание вырывалось изо рта облачками пара, будто я в порыве отчаяния посылала в небо дымовые сигналы. Увы, единственный в округе индейский воин, который хоть немного разбирался в дымовых сигналах, похоже, не слишком-то стремился со мной пообщаться.

Мои братья со своими вторыми половинками – Джейкоб и Джаред были женаты, да и у Джонни с его девушкой все было серьезно, – всегда собирались у нас в канун Рождества после службы, чтобы обменяться подарками за ужином. Праздничное утро давно потеряло свое очарование, поскольку все мы выросли и уже не ждали игрушек и Санта-Клауса. В само Рождество мы с отцом планировали сходить в гости к Луизе.

За ужином мы перепробовали полдюжины закусок, съели огромный окорок с картофельным пюре и домашние булочки, а потом уселись возле елки и начали разворачивать подарки. Все были сыты, огонь в очаге наполнял комнату теплом, так что никто не торопился по домам, и мы долго сидели вместе, болтая о приятных мелочах. Я пока не спешила снимать черное платье и распускать волосы. В глубине моей души теплилась надежда, что Сэмюэль еще успеет увидеть меня вблизи, такую взрослую, изысканную и красивую. Я в напряжении сидела на краешке дивана, позволив себе только скинуть туфли для удобства. Братья, сбитые с толку моим видом, начали меня поддразнивать, но Рейчел тут же одернула их, а мне подмигнула.

– Иногда наряжаться так приятно, что потом обидно все снимать.

Я благодарно улыбнулась ей, а братья просто пожали плечами и продолжили болтать, больше не обращая на меня внимания.

Как и предсказывал отец, к ночи с неба посыпались крупные снежинки. С недовольными вздохами и стонами мои братья укутали своих дам и вышли из дома. Джонни оставался ночевать у Шейлы, чтобы отпраздновать Рождество с ее родителями на следующий день. Джейкоб и Рейчел в прошлом году купили небольшой домик в Нефи, а Джаред с Тоней жили в Прово в студенческой квартире, предоставленной Университетом Бригама Янга. Всем нужно было ехать на север по гряде, и никому не хотелось дожидаться, пока снегопад как следует засыплет дорогу.

Грядой называли отрезок старого двухполосного шоссе между Леваном и Нефи. Леванцы ездят по нему по сто раз каждую неделю: в школу и обратно, в супермаркет за покупками или в библиотеку за книгами, которые потом нужно будет сдать, когда в Леван приедет «букмобиль». К шестнадцати годам любой подросток успевает наездиться по гряде, хотя по закону его еще не должны пускать за руль. В городке, где живут преимущественно фермеры, по-другому никак. Мы рано учимся водить и ездим на всем подряд от тракторов до стареньких грузовиков. Я умела справляться с капризной механической коробкой передач уже в десять лет, причем умудрялась вести грузовик достаточно плавно, чтобы братья, бросавшие сено для коров из кузова, могли спокойно стоять на ногах. Гряда была прямой и узкой, а по ночам – совсем темной. Водители на дороге сильно разгонялись. Они ездили по этому маршруту постоянно, и знакомая обстановка усыпляла бдительность. Ко всему прочему, иногда с гор в поисках пастбищ спускались олени. Они перебегали дорогу, периодически устраивая аварии: машины сбивали животных или сами улетали в кювет в попытке избежать столкновения. Разумеется, после снегопада путь был еще опаснее. Каждый год кто-нибудь погибал на этом коротком отрезке шоссе между двумя маленькими городками.

Я вышла на крыльцо в своем красивом взрослом наряде, чтобы проводить братьев. В окнах Йейтсов еще горел свет, а перед домом стоял пикап, принадлежавший, судя по всему, Сэмюэлю. Какой я могла придумать предлог, чтобы зайти к соседям в одиннадцать вечера? Дрожа от холода, я стояла на своем крыльце, мысленно умоляя Сэмюэля выйти на улицу. Но в итоге свет в окнах погас и соседский дом погрузился в темноту. С трудом сдерживая слезы, я с грустью погасила фонарь на крыльце и скрылась за дверью.

Отец разбудил меня в пять утра, чтобы предупредить, что его вызвали на работу на станцию. Работник, который должен был дежурить по графику, вечером попал в аварию, и его срочно нужно было подменить на утреннюю смену. Я попросила отца быть осторожнее на дороге, перевернулась на другой бок и тут же начала снова засыпать. Я еще успела услышать, как отец прошептал, что вернется к праздничному ужину у Луизы, и велел мне покормить лошадей, когда встану.

Второй раз я проснулась в восемь и подумала, не поваляться ли мне в постели, жалея себя, такую несчастную и одинокую в рождественское утро. Но на самом деле мне даже нравилось быть в доме одной. Я решила, что съем целую тарелку остатков вчерашнего пиршества и включу на полную громкость «Мессию» Генделя. Я надела самые удобные синие джинсы, полосатые красно-зеленые рождественские носки и огромный дурацкий свитер с головой оленя, подаренный мне в прошлом году. Перед сном я достала шпильки из волос, но расставаться с макияжем мне было жаль, поэтому я легла, не смыв его. Утром я посмеялась, увидев себя в зеркало. Черные круги вокруг глаз делали меня похожей на енота. Эффект чудесного преображения явно успел выветриться. Я отмыла лицо, почистила зубы, пригладила непослушные кудри руками и решила, что этого достаточно. Я села за стол и нажала кнопку на новеньком дисковом проигрывателе, подаренном мне вчера, готовясь услышать торжественное вступление Генделя, но тут же вспомнила про лошадей.

– Вот черт! – воскликнула я прямо как отец.

Когда растешь на ферме, невозможно не нахвататься ругательств. Мы не матерились и не поминали имя Господа всуе, но «проклятье», «черт» и «вот дерьмо» прочно вошли в повседневный словарный запас любого коренного леванца. По правде говоря, их даже за ругательства никто не считал. На прошлой неделе Гордон Аагард упомянул конское дерьмо в проповеди, и никто даже глазом не моргнул.

Я натянула старые ботинки Джонни и поплелась к загону. Вокруг моих ног радостно вился Яззи, который обожал ходить в гости к лошадям. Возле загона отец выстроил навес. Джо и Бен поприветствовали меня тихим ржанием, тыкаясь в меня мордами, пока я вычищала навоз, скопившийся под навесом, и наполняла кормушки. Вода в корыте покрылась коркой льда. Я сломала ее лопатой, а потом выловила льдинки и выбросила.

Дейзи, папина кобыла, стояла отдельно ото всех лошадей, в сарае, где было теплее и суше. Со дня на день мы ждали рождения жеребенка. Я вошла в сарай, торопясь покончить с работой, но увидела, что Дейзи лежит на боку, тяжело дыша. Ее спина блестела от пота. На полу стойла было немного крови. Я уронила ведро с кормом и кинулась к лошади. Мне не раз доводилось видеть, как рождаются жеребята, и я сразу поняла, что Дейзи вот-вот должна стать мамой, а дома никого, кроме меня.

– Папа ведь знал, что так и будет, – вслух сказала я, поглаживая лошадиную морду. – И что же мне делать?

Я помчалась в дом и набрала номер электростанции. Обычно кто-нибудь сидел на телефоне и мог передать работникам срочные сообщения, но в Рождество персонал сократили до минимума. Трубку никто не взял. Автоответчик предложил мне перезвонить в рабочее время. Я зарычала от разочарования и сбросила звонок, после чего набрала номер Джейкоба и Рейчел. Веселый голос последней объявил мне, что их нет дома, и предложил оставить сообщение. Конечно же, они были дома, просто решили подольше поваляться в кровати в рождественское утро. Я в панике записала короткое сообщение, в котором требовала, чтобы Джейкоб живо оторвал свою задницу от матраса и приехал на ферму. Джонни ночевал у родителей Шейлы. Звонок по их номеру также не увенчался успехом, только на этот раз я оставила чуть более вежливое сообщение. Джаред был слишком далеко и все равно ничем не мог мне помочь, так что его я решила не трогать.

Я поспешила обратно в сарай, ну, а там мне оставалось лишь встревоженно расхаживать взад-вперед. Я ничего не могла разглядеть – ни копыт жеребенка, ни головы. Вдруг Дейзи издала стон, и между ее задних ног полилась жидкость.

– Мамочки! Я одна не справлюсь! – вскрикнула я, выскочила из сарая и побежала к дому Йейтсов, с трудом поднимая ноги в облепленных вязкой грязью ботинках. Дон точно знает, что делать.

Задыхаясь и хватая воздух ртом, я промчалась по подъездной дорожке до входной двери и принялась колотить в нее и звать мистера Йейтса. Мое внимание настолько захватила Дейзи и ее скорые роды, что я, не глядя, пробежала мимо пикапа, который заметила вчера вечером. Потом у меня за спиной раздался звук открывающейся двери. Я обернулась и увидела, как Сэмюэль вылезает из машины. Его красивое лицо выражало обеспокоенность. Да, очень красивое лицо. На мгновение я забыла о бедняжке Дейзи. Сэмюэль был в джинсах и куртке «Кархарт». Черную ковбойскую шляпу он надвинул почти до бровей. Одной ногой, обутой в ковбойский сапог, Сэмюэль стоял на земле. Он еще не успел вылезти из пикапа.

– Джози? Дедушки нет дома, они с бабушкой уехали к тете Табрине рано утром. Хотели посмотреть, как дети будут открывать подарки. Я как раз туда собирался… Дедушке что-нибудь передать?

Сэмюэль говорил так вежливо и сдержанно, что я уставилась на него в оцепенении. Может, несколько месяцев нашей дружбы мне просто приснились? Он смотрел на меня, приподняв бровь и ожидая ответа.

– Дейзи рожает. Отца вызвали на работу в пять утра, до братьев я не могу дозвониться, а сама понятия не имею, что делать. – Я поняла, что беспорядочно тараторю. Сэмюэль явно встревожился.

– Дейзи? – переспросил он, помедлив.

– Наша кобыла! – воскликнула я.

Сэмюэль отключил зажигание, выбрался из пикапа, захлопнул дверь и зашагал по направлению к моему дому. Я непонимающе смотрела ему вслед, пока не сообразила, что он решил выручить меня. Я кинулась за ним.

– Классный свитер, – сказал Сэмюэль, когда я догнала его.

Он произнес это, не глядя на меня. Мой взгляд скользнул вниз. Из-под расстегнутой куртки виднелись рога и сверкающий красный нос. Я едва сдержала стон. Где был Сэмюэль Йейтс вчера, когда я так хотела пообщаться с ним наедине и на близком расстоянии? У Бога явно блестящее чувство юмора, удрученно подумала я. Он ответил на мои молитвы, просто не сразу, а тогда, когда счел нужным. Ха-ха, очень смешно. И с чего мне именно в этот раз взбрело в голову продемонстрировать свое рождественское настроение? Почему я вообще не выбросила этот дурацкий свитер в компостную яму? Я вскинула руки и потрогала волосы. Мои кудряшки, как всегда, разлохматились.

– Спасибо, – выдавила я. Губы Сэмюэля дрогнули – хотя, возможно, мне показалось. – Ты когда-нибудь принимал роды у лошади? – взволнованно спросила я, когда мы обошли дом и направились к сараю.

– У овец много раз, у лошади – только один, – коротко ответил Сэмюэль. – По-моему, это всегда бывает примерно одинаково. Впрочем, сейчас увидим. Ты не пробовала связаться с ветеринаром?

– У нас он один на весь округ. Я позвонила ему на пейджер, но не знаю, перезвонит ли. Не могу же я ждать у телефона. И потом, папа говорит, что этот коновал задницу от головы не отличит.

Я резко замолчала, осознав, что немаленький словарный запас, которым я так гордилась, покинул меня в эту волнующую минуту. Я сцепила зубы и пообещала себе, что не скажу больше ни слова, пока не буду в состоянии следить за языком.

Сэмюэль не стал комментировать нелестное мнение моего отца о ветеринаре и вошел в сарай следом за мной. Дейзи лежала тихо, не шевелясь, если не считать тяжелого дыхания, раздувавшего ее бока. Сэмюэль быстро скинул куртку и как можно выше закатал рукава. Потом он встал на колени возле лошади и принялся гладить ее по голове правой рукой. После нескольких секунд массивное тело кобылы напряглось. Бока задрожали. Сэмюэль дождался, пока Дейзи снова немного расслабится, успокаивая ее ласковыми словами и поглаживаниями. Тем временем его левая рука скользнула между задних ног лошади, которые тут же напряглись. Она мотнула головой, но не стала сопротивляться, когда Сэмюэль просунул руку в утробу по самое плечо. Фу! Я была так рада, что Сэмюэль со мной. От облегчения у меня немного кружилась голова. Сосредоточенно пошарив внутри несколько секунд, он объявил:

– По-моему, я нащупал голову и передние ноги. Это хорошо. Значит, жеребенок лежит правильной стороной вперед. Ваша Дейзи сама справится. Если все идет своим чередом, мы мало что можем для нее сделать. Пойдем в дом. Я помою руки, а ты еще раз попробуешь связаться с отцом. Скоро все закончится.

Когда я пошла кормить лошадей, то не стала выключать Генделя. Оратория «Мессия» продолжала играть в пустой кухне. Когда мы вошли в заднюю дверь, на весь дом гремел хор «Аллилуйя». Мои ботинки были все в грязи, а мне не хотелось терять время, разуваясь и обуваясь, так что пройти через весь дом, чтобы выключить музыку, я не могла. Придется ей доиграть до конца. Я подбежала к телефону и еще раз набрала номер станции. Безрезультатно. Я повесила трубку с раздраженным вздохом.

– Отец будет в ярости, когда вернется.

– Ты ведь вчера играла эту музыку, да? – спросил Сэмюэль, который стоял возле раковины спиной ко мне.

Мое внимание вновь переключилось на музыку, играющую на кухне.

– А. М-м, да. Это хор «Аллилуйя» Генделя. В исполнении целого оркестра звучит очень круто, правда?

– Вчера все было великолепно и с одним роялем, – серьезно ответил Сэмюэль и повернулся ко мне, вытирая руки и заворачивая рукава.

От его слов меня накрыло волной удовольствия. Я с трудом подавила идиотскую улыбку, и мы отправились обратно в сарай.

Все было без изменений. Мы с Сэмюэлем сели на корточки возле кобылы. Она громко дышала и издавала слабые стоны с каждым приступом схваток, но в целом как будто не слишком страдала. Я помолилась про себя, прося о том, чтобы с Дейзи все было хорошо и роды прошли успешно.

Чем дольше мы оставались «на посту», тем заметнее становилось неловкое молчание. Я попыталась придумать тему для разговора. Сэмюэля тишина, судя по всему, не смущала.

– Гендель сочинил все три части оратории «Мессия», включая оркестровую обработку, всего за три недели с небольшим. Двести шестьдесят страниц нотного текста всего за двадцать четыре дня. Больше никому за всю историю музыки такое не удавалось. По его словам, во время работы его душа словно бы отделилась от тела. – Мне вдруг показалось, что мой рассказ напоминает речь экскурсовода. Сэмюэль даже не поднял головы, и я умолкла. Несколько долгих секунд мои слова оставались без ответа, и я с трудом удержалась от продолжения. Уж очень мне хотелось заполнить неловкую паузу. Когда через несколько минут раздался голос Сэмюэля, я вздрогнула.

– Почему все встали, когда ты начала играть?

– Встали? – удивилась я, поскольку ничего такого не заметила.

Сэмюэль взглянул на меня, приподняв бровь. Я покраснела и пожала плечами.

– Если честно, не знаю…

– Твоя учительница встала первой – миссис Гримальди, верно? А остальные просто повторили за ней.

Я хихикнула, вдруг осознав, что именно сделала Соня.

– Вообще-то есть такая традиция – слушать хор «Аллилуйя» стоя. Видишь ли, когда английский король впервые присутствовал на исполнении оратории, он так проникся хором «Аллилуйя», что решил встать. Ну, а когда король Англии встает, все остальные обязаны последовать его примеру. Полагаю, Соня решила, что леванцам тоже не следует пренебрегать традицией, которой уже двести пятьдесят лет.

– Ты правда не заметила, что все слушали тебя стоя? – Мягкий баритон Сэмюэля прозвучал недоверчиво.

Меня охватило желание как-то оправдаться, и я развела руками, будто отгоняя от себя его сомнения.

– Ну, ты же меня знаешь, Сэмюэль. Музыка всегда уносит меня в неведомые дали. К моменту, когда я вернулась с небес на землю, все, наверное, уже сели на свои места.

«Ты же меня знаешь», – продолжали звучать у меня в ушах мои собственные слова. Сэмюэль молча повернулся к лошади и погладил ее жилистую шею. Он вел себя так, будто мы едва знакомы. Я подумала о том, как часто мои мысли обращались к нему за прошедшие два с половиной года. В горле встал ком.

От грустных размышлений меня отвлекла долгая судорога, прокатившаяся по телу Дейзи. Между ее ног показался влажный нос жеребенка. Я ахнула. Сокращения прекратились, и нос детеныша снова скрылся.

– Еще разок, и все получится.

Ровный голос Сэмюэля успокаивал, но мое сердце все равно громко стучало в ожидании продолжения схваток. Сэмюэль поглаживал взмокшие от пота бока Дейзи, ласково подбадривая кобылу.

– Еще разок, давай, девочка. Почти получилось, – уговаривал он. – Давай, еще немного.

Через несколько секунд лошадь снова начала тужиться. Ее бока задрожали, и наружу показались нос и копытца, а следом большие уши и тоненькие ножки с узловатыми суставами. Сэмюэль высвободил новорожденного жеребенка и начал обтирать его соломой, очищая малыша от крови и слизи. Дейзи подняла голову и ткнулась носом в нескладного детеныша, заставляя его подняться на ноги и облизывая его шкуру.

– Вот молодец, Дейзи! Умница! – закричала я, хлопая в ладоши.

Я успела вскочить на ноги и вдруг заметила, что по щекам катятся слезы. Торопливо стерев их с лица, я опустилась на колени возле Дейзи и чмокнула ее в макушку между мокрых от пота ушей.

– У тебя получилось, Сэмюэль! – улыбнулась я. Под впечатлением от успешно принятых родов я забыла о своей обиде.

– Так ведь я ничего не сделал, это все Дейзи, – ответил он, но, судя по тону его голоса, Сэмюэль тоже был рад, что все прошло удачно.

Я уже перебирала в уме лошадиные имена с рождественской тематикой, когда вдалеке хлопнула дверь машины и раздались тяжелые шаги по гравию.

– Надеюсь, это папа! – воскликнула я и подбежала к двери.

Джейкоб с отцом припарковали грузовик за домом и уже срезали путь к сараю, когда я перехватила их с радостными вестями. Папа ужасно волновался и тут же кинулся внутрь. Я едва поспевала следом, пересказывая подробности утреннего чуда, объясняя, как мне помог Сэмюэль, который все еще сидел на корточках там же, где я его оставила. Увидев нас, он спокойно поднялся, вытер запачканные ладони о джинсы и протянул руку моему отцу.

– Поздравляю, сэр. Простите, руки грязные.

Папа от души пожал его ладонь, ничуть не заботясь о ее чистоте. Потом похлопал Сэмюэля по плечу и поблагодарил за помощь.

Несколько минут мужчины разговаривали, любуясь новорожденным, обсуждая всякие подробности, гладя смешные ушки и радуясь такому рождественскому сюрпризу.

– Ну, Джози, – произнес вдруг отец, повернувшись ко мне, – думаю, вы с Сэмюэлем заслужили право дать жеребенку имя. Что скажете?

Я выжидающе посмотрела на Сэмюэля, но тот только пожал плечами, наклонив голову в мою сторону.

– Давай, Джози.

– Георг Фридрих Гендель, – ляпнула я, не задумываясь.

Джейкоб с отцом протестующе застонали, а потом расхохотались.

– Это что за имя такое, Джози? – взвыл мой братец.

– Так звали композитора! – смущенно возразила я.

Зря я выпалила первое, что пришло в голову.

– Он написал произведение, которое Джози играла вчера на службе, – встрял Сэмюэль с улыбкой на лице.

– Я просто подумала, что нужно дать жеребенку рождественское имя, а хор Генделя «Аллилуйя» – это же практически синоним Рождества! – попыталась оправдаться я.

Отец с Джейкобом снова расхохотались, и я поморщилась. Папа вытер слезы, выступившие на глазах от смеха, и попытался взять себя в руки.

– Назовем его Гендель, – выдавил он. – Отличное имя, Джози.

Он погладил меня по плечу, посмеиваясь, и я почувствовала себя глупым десятилетним ребенком.

– Что ж, бабушка с дедушкой, наверное, уже беспокоятся, куда я пропал. – Сэмюэль снова протянул руку моему отцу. – Пора привести себя в порядок и ехать.

– Еще раз спасибо за помощь, – ответил папа. Сэмюэль вежливо кивнул мне и Джейкобу, повернулся и вышел из сарая.

Я пошла следом. Отец и брат не обратили на это внимания. Сэмюэль шагал быстро, и, когда я выскочила из двери сарая, уже отошел на достаточно большое расстояние. Он явно не хотел задерживаться. Неужели это все? Так и уйдет, попрощавшись одним лишь кивком? А завтра, наверное, уедет, ни на секунду не задумавшись обо мне. Меня вдруг охватили ярость и обида. Недолго думая, я наклонилась, схватила горсть снега, скомкала его и швырнула вслед Сэмюэлю.

Вообще-то я не спортсменка и мяч бросать не умею, но на этот раз я каким-то чудом умудрилась попасть точно в цель: снежок разбился прямо о затылок Сэмюэля. Тот изумленно обернулся, поднимая руку и отряхивая снег с коротких черных волос. Я слепила еще один «снаряд» и бросила в Сэмюэля, который успел увернуться. Однако у меня уже был готов следующий снежок, который попал ему прямо в грудь и размазался по рубашке, видневшейся под расстегнутой курткой. Немного снега насыпалось за ворот. Сэмюэль уставился на меня как на сумасшедшую, ведь я даже не смеялась.

– Джози! В чем дело? – ошеломленно проговорил он.

– В чем дело? – крикнула я. – Действительно, ответь мне, в чем дело! Почему ты так спешишь сбежать от меня?

Я отряхнула ладони и спрятала их под мышки, чтобы немного согреть. Пальцы ныли от холода, а глаза щипало от подступивших слез. Сэмюэль подошел ко мне и остановился прямо напротив.

– Я думала, мы друзья! – гневно выплюнула я. – Вчера ты даже поздороваться не подошел, а сегодня ведешь себя так, будто мы едва знакомы, и вот теперь уходишь, даже не спросив, как у меня дела. Прошло два года и семь месяцев с тех пор, как ты уехал, а я тебя каждый день вспоминала, писала письма десятками! – Я в замешательстве помотала головой. – Мы ведь дружили, Сэмюэль! Так хорошо дружили!

Он тяжело вздохнул и резко спрятал руки в карманы куртки, а потом, наклонив голову набок, внимательно посмотрел на меня с непонятным выражением лица. Мне показалось, что прошла целая жизнь, прежде чем Сэмюэль заговорил. Его голос звучал мягко.

– Прости, Джози. Ты права. Мы дружили. Очень хорошо дружили. – Он вздохнул и слегка отвернулся, пиная комья снега носком сапога. – Ты знаешь, сколько мне лет? – спросил Сэмюэль, снова обратив на меня серьезный взгляд.

– Двадцать один, – бросила я в ответ.

– Ага, а тебе?

Я молча ждала продолжения, уже понимая, что услышу.

– Тебе шестнадцать. Наше общение выглядит неуместно.

Я застонала от досады и вскинула руки. Моя физическая и интеллектуальная зрелость в сочетании с чувствительной натурой и интересом к классической английской литературе, казалось бы, делали меня идеальной кандидатурой на роль героини любовного романа. Однако, хотя я легко влюблялась в книжных героев типа мистера Рочестера и мистера Дарси, одноклассники меня совсем не интересовали. Они мне казались слишком маленькими, сама же я, обычно сдержанная и серьезная, производила впечатление недотроги и сноба. Соня всегда говорила, что моя душа намного старше тела. Изо дня в день я держалась особняком, заботилась об отце, читала книги, играла на фортепиано или проводила время в гостях у Гримальди. Когда я оказывалась в обществе одноклассников, то не отходила от кузины Тары, которая любила меня, несмотря на все странности. Но в такие моменты я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Когда Сэмюэль заявил, что я не могу дружить с ним, потому что слишком юна, мне захотелось закричать.

– Почему мой возраст мешает нам быть друзьями? Как это вообще связано? – произнесла я вслух. – Ты не можешь просто приехать три года спустя и сделать вид, будто мы не знакомы! Вчера… я так ждала встречи с тобой, возможности поговорить… а ты… ты просто ушел! Это жестоко, Сэмюэль. Может, ты и перерос нашу дружбу, но неужели нельзя было поздороваться, обменяться парой слов?

Сэмюэль с досадой потер лицо руками.

– Вчера ты выглядела совсем не на шестнадцать, – коротко ответил он.

– И какое отношение это имеет ко всему остальному? – ошарашенно возразила я.

– Я тоже ждал встречи с тобой, Джози. Но… когда увидел, как ты играла на службе, то понял, что мудрее будет держаться от тебя подальше. Я не должен испытывать к тебе таких чувств, – неохотно произнес он.

Мое сердце пропустило удар. Я уставилась на Сэмюэля, не зная, что ответить. Он смотрел на меня исподлобья, широко расставив ноги, все так же пряча руки в карманах. Его лицо приняло знакомое и дорогое для меня выражение. Я невольно рассмеялась и протянула руку, чтобы разгладить суровую складку у него на лбу. Но когда мои пальцы коснулись его лица, он дернулся, вскинул руку и схватил меня за запястье.

– Я не соврал, сказав, что никогда тебя не забуду, Джози. Но как раньше уже не будет. Наверное, ты права. Я вырос из нашей старой дружбы. – Его губы изогнулись в горькой усмешке. Он резко отпустил мою руку. – Пусть у тебя все будет хорошо, Джози. Я был очень рад увидеться.

Сэмюэль повернулся и без лишних слов зашагал прочь, не оглядываясь. Снег скрипел под его ногами.

Я смотрела ему вслед. Как ни странно, на этот раз было даже больнее, чем почти три года назад. У меня не осталось никаких надежд на будущее. Не будет писем, не будет утешительных иллюзий. Я потеряла Сэмюэля так же окончательно и бесповоротно, как когда-то маму. На следующее утро его пикап исчез. Я достала письма Сэмюэля из ящика стола, а из шкатулки – его фотографию и подаренный мне кулон. Все эти сокровища я сложила в старую коробку из-под обуви, поставила на самую верхнюю полку шкафа, затолкала поглубже и закрыла дверцу.

Я притворилась, будто тоже переросла свои чувства к нему. Однажды я уеду, стану известной пианисткой, буду путешествовать по всему свету и навсегда забуду о Сэмюэле. Однажды я уйду, оставив его позади.