Глава 10
За устроенный срач я даже благодарен Максу, просто не представляю себе, как бы иначе получилось завязать разговор. А так вполне обыденное явление, мы с ним уже привыкли общаться за уборкой.
Можно подумать, что мы на отработке штрафов только и треплемся, вовсе нет – каждый погружён в собственные задачи. Иногда у меня появляются вопросы, Макс чётко отвечает строго по существу.
Просто мы оба знаем уже, что через несколько минут общения на отвлечённые темы вновь выяснится, что мне, как и всем прочим, его не понять, а ему наши мысли неинтересны. И фиг бы с ним, если уж совсем станет скучно, можно и с Буханкой поговорить, но возникла насущная необходимость, и расспросить его, и понять.
Субботник я организовал таким макаром: держал, значит, открытый пакет, а он влачился по лаборатории, поднимал разбросанный хлам по одной вещи. Указываю ему, например, на поломанную мышку, Макс направляется к цели, вдогонку прилетает мой вопрос.
Он складывает мышь в мешок, по пути, пытается мне объяснить и забывает, конечно, чем в эту минуту занят. Что-то доходит, что-то нет, я указываю следующую цель на полу и задаю новые вопросы.
Шиза, конечно, суровые будни психбольницы, но как ещё поговоришь с психом? Для этого самому нужно немного того, хотя бы временно. А тут тема такая, что возникла реальная перспектива стать не немного и временно, а совсем и навсегда.
Но, как сказал поэт, умом нас не понять, значит, в этом и есть наша сермяжная правда. Я, уповая на вселенский разум и собственную психологическую устойчивость, отважно начал с главного. Каким образом он с японцами за всеми подглядывали?
Макс, пожав плечами, равнодушно подтвердил мои догадки, что да, Танака первые участники программы. Как мне уже известно, японцы были игроками, на покере он их и зацепил. Они стали тренировать счётные способности, и вскоре выяснилась невероятная штука – им удалось научиться оцифровывать воспоминания, даже сны!
Я, конечно, спросил, чем же эта способность такая невероятная? Макс просто сказал, что этого не могут Кэп и Чиф – их нейросети недостаточного уровня. Он даже не представляет себе, какого уровня должна быть сеть, чтобы поддерживать такой функционал.
Ну, нет у него доступа к подробной информации по сетям, Буханке известны только общие положения. Так вот – в общих положениях такая способность вообще не упоминается!
Уникальная получилась программа, но они не побежали с радостным известием к Кэпу, осчастливить мир в их планы не входило. Они стали обыгрывать его в покер.
Карточные комнаты станций изолированы от искинов. К игре допускаются только наёмники, существа без гражданства, то есть без нейросетей – каждый игрок пользуется лишь собственными мозгами.
Джун с Кин долго проигрывали, изучая оппонентов, с их возможностью сливать видео Буханке для обработки, они быстро начали запросто читать и считать противников. Им оставался всего лишь финальный этап, получение супер-приза казалось делом техники…
Как делом техники стало для кого-то и решение проблемы опасных конкурентов. Впрочем, по мнению Максима, мне это не грозит.
Каким образом работает придуманная ими живая видеокамера? Начал Макс с аксиомы, что вся наша мысленная деятельность это простой перебор вариантов по принципу «подходит/не подходит». Утверждение сиё он назвал аксиомой потому что, ничего никому доказывать он не собирается, а ему лично всё и так ясно.
Кстати, по объективным данным, наши зрачки в состоянии «полного покоя» совершают до двух тысяч микро-движений. Наша нервная система фиксирует только различия, и если нечто неизменно долее срока нашей «короткой» памяти, мы этого не замечаем.
Далее процедуры перебора, дающие стабильные результаты «архивируются» – так мы «узнаём» изображение, увидев лишь его часть. Понятно, что наиболее задействованные «функции» поддерживаются большим числом нейронов, это наша «быстрая» память.
Менее используемые «тонут», архивируются – чем дольше к ним не обращаются, тем большим числом этапов-уровней. Не забывается, конечно, ничего, но чтобы вспомнить некоторые вещи, нужно потратить столько ресурсов и времени, что оно того просто не стоит.
И дело ведь не в том, чтобы вспомнить, а в том, чтобы передать воспоминание машине. У японцев это получилось спонтанно. Они, как уже говорилось, тренировали счёт по методике Макса, используя карточные задачи. Сами уроки сохранялись в памяти Буханки, а для простоты и наглядности Джун и Кин снабжали их зарисовками игроков.
Искин стараниями Макса не может обойти ни бита необработанной информации… и картинки однажды стали жить своей жизнью. У японцев и искина сформировался собственный общий язык образов. А дальше просто – пилоты «думали» на этом языке, и Буханка снимала данные с имплантов, вживлённых в речевые центры.
– Но и это не самое главное! – Макс увлечённо размахивал передо мной пучком проводов.
Я отобрал у него хлам и сунул в пакет, а он, ничего не замечая, продолжил. – Что, по-твоему, нейросети? Как ты их понимаешь?
Я честно признался, что совсем никак не понимаю.
Макс для начала дал общее определение – это группа имплантов. Первое её назначение – дополнительные вычислительные мощности и память, второе – коммутация с киберсистемами. Главное – спровоцировать деление нейронов на своих контактах, вырастить саму нейросеть-симбиота, к которому и обращается мозг.
Макс лукаво спросил. – Ничего не напоминает?
Я помотал башкой, скорее, чтоб утрясти в мозгах этакую негабаритную хрень.
– Да мы ж делаем то же самое! Тренируем, заставляем усиливаться «быструю» память, и синхронизируем её с искином. Я тебе больше скажу – можно активировать несколько очагов «быстрых нейронов»…
– Шиза! – первое, что пришло мне в голову.
– Конечно, – Макс согласился, – но! Это болезнь, если они развиваются спонтанно и независимо. А у нас согласованы, структурированы. Это просто сопроцессоры!
– Угу, просто, – вздыхаю обреченно. – Делать-то мне теперь что прикажешь? Мне-то эти штуки, вроде как, ни к чему.
– Ну… – Макс смутился, – я слышал, что тебе придётся летать без оператора…
– Допустим, – соглашаюсь с этим доводом, – хотя Кэш говорит, что я быстро расту.
– Но лишними дополнительные возможности не будут?
– Конечно, не будут, – говорю уже раздражённо, – они ж помогут выжить в бою!
– Кстати, о боях, – Макс, почувствовав мою заинтересованность, тут же уселся прямо на полу. Пошёл с козырей. – Тебе ведь хоккей нужен, чтобы отрабатывать взаимодействие в группе?
– Какой догадливый! – я с него улыбаюсь, – нефиг рассиживаться, говори и работай.
– Да ладно, – он присел на корточки и принялся собирать осколки пластика, – не хочешь, не надо. Только мне сказали…
– Да надо, – вздыхаю печально, – но ты ж говоришь, что не получится.
– Когда это я такое говорил? – удивился Макс. – Покатаетесь просто пока во всём нарисованном.
– А как же эффект присутствия? Как у немцев на горных лыжах? Ну, как твои японцы всё смогли передать Буханке?
– Так, тут два вопроса. – Макс снова уселся на полу, и я не стал его прерывать. – Первый это эффект присутствия. Для начала натренируешь свой «треник»…
– Э?
– Ну, ты ведь уже играешь с валькириями в ангаре? Покатаешься в тренировочном костюме, а с него запись мышечной активности передадим искину.
– Во как! – в перспективе забрезжил свет, – только знаешь, с ними и в жесткаче небезопасно играть!
– Будешь надевать под скафандр, не спаришься – у жесткачей хорошая терморегуляция.
– Ну… ладно! – мне ещё не всё ясно, – но как мы создадим саму игру? Поле, противников…
– А вот это будет непросто, – Макс стал серьёзен. – Понимаешь, в лыжах и стрельбе человек играет один, а тебе нужна командная игра. Как-то нужно будет растолковать это Буханке.
– И как? – поощряю его ожидаемым вопросом.
– Даже не знаю. Я-то говорю с ней на её родном, машинном. А тебе придётся постараться. Искины ненавидят функциональную избыточность, нечёткость формулировок…
– Чего ненавидят? – пресекаю заумь.
– Воду и словесный понос! Танака за основу языка общения с искином взяли хайку, знаешь, что это такое? – Макс снова вознаградил неожиданным ответом.
– Японские стихи, только я ж не японец!
– Но стихи-то писал? – он вновь меня удивил, очень по-взрослому взглянув прямо в глаза, – ну, хотя бы рэп орал?
– Давно не практиковался, – я смутился.
– А ты вон на том потренируешься, – Макс указал на стеллаж. Я на него, вообще-то, сразу поглядывал в сомнении, как же это привести в порядок? Но в детали не вдавался. А тут разглядел лежащее на полке человеческое тело, опутанное проводами, утыканное разъёмами. – Интимный друг, случайно достался. Попросили починить, да заказчики все померли, я и забросил. Но к Буханке подключил.
– Что-то уж очень это непривычно, у нас такого в деревне не было! – пытаюсь отшутиться.
– Да не ломайся ты, как целка! – тон его стал презрительным. – Док же не просто так говорил, что тебе придётся обойтись без напарницы. Но без партнёра тебе не обойтись!
– Знаешь что, мальчик…, – ну не смог я ему врезать по роже без слов.
– Знаю, – он ни капельки не испугался. – Так что можешь не благодарить. Должен же я как-то отдариваться за пирожки?
– За какие пирожки? – я уже готов его убить, честное слово.
– За те, что ты будешь мне таскать, пока я с тобой вожусь, – Макс сказал, как о ясном без обсуждения деле. – Ты треник притащил? Так давай сюда, и садись в кресло…
– Но уборка же…, – я растерялся от такого резкого перехода.
– Мы всё, в общем, обсудили? – Макс бросил обратно только что подобранные провода, отряхнул руки, – вот и хватит фигнёй страдать, давай-ка займёмся делом. Я сейчас перенастрою тебе костюмчик, закачаю софт, как обещал, а ты пока осваивайся с видео-конструктором. Хотя бы фотошопом владеешь?
– Только основами, – без дальнейших возражений усаживаюсь перед мониторами.
– Вот и славно. Тут всё намного проще, Буханка поможет, – а я тебе треник прокачаю, а потом подготовлю дружка… или всё-таки подружку?
Нет, ну, только ж присел за весь день! Мне очень не хотелось вставать с удобного кресла!
– Ладно-ладно, не моё дело, – быстро проговорил он примирительным тоном, – сам под себя настроишь… ухо пусти, гад, а-а-а!!!
– Сенечка, напоминаю, что если твой эмоциональный уровень превысит опасные значения, или здоровью программиста Максима будет угрожать серьёзная опасность…
– Немкам расскажи! – огрызнулся я, не отвлекаясь.
– Я тебя предупреждала, – пропела Буханка, и сознание в очередной раз залило нестерпимо яркой вспышкой.
