Книга: Бесконечность + 1
Назад: 13 Сдвиг фаз
Дальше: 15 Общий знаменатель

14
Нечетное число

НЕ УСПЕЛ СЕНТ-ЛУИС растаять позади, как им уже пришлось свернуть в городок под названием Пасифик, чтобы заправиться. Финн нервничал, Бонни, судя по всему, тоже была на взводе. Отводя взгляд от зеркала заднего вида, он видел, что она постоянно оглядывается, словно проверяя дорогу за спиной. Бонни старалась делать это незаметно, но у нее никогда особенно не получалось скрывать свои чувства. Она вернулась из банка расстроенной, хоть ничего и не сказала. Только пробормотала что-то вроде «пора платить по счетам», но, когда Финн переспросил, лишь помотала головой.
– Я просто охренеть как устала от своей жизни. И от людей, не считая присутствующих, разумеется. Я очень многим принесла большие деньги. Теперь пусть платят по счетам.
Это прозвучало даже мило. «Платят по счетам». Бонни произнесла эти слова очень забавно, как в вестерне с Клинтом Иствудом. Но Финн не засмеялся. На пути к славе Бонни Рэй стала жертвой людей, которые безжалостно ее эксплуатировали. Теперь он поможет ей заставить этих людей «платить по счетам», даже если ему придется рискнуть собственной шкурой. Даже если придется пойти на церемонию вручения «Оскара», строя из себя плохого парня, чтобы Бонни смогла позлить бабулю.
Пока он заправлял машину и ходил за сэндвичами, Бонни побежала в магазин через дорогу за одеждой. Финн уже приготовился ждать вечность, но она вернулась как раз к тому моменту, когда он разобрался со своими заботами. Бонни купила им обоим чистые футболки, белье и носки и сообщила, что сама уже переоделась во все новое. V-образный вырез гнел ей гораздо больше, чем растянутый ворот одолженной у него футболки, хоть Финну и было приятна мысль, что Бонни ходит в его одежде.
Интересно, а куда она дела трусики с черепами? Но спрашивать он не стал. Однако как же легко поднять ей настроение! Стило Бонни надеть чистое белье и футболку, как она уже улыбалась. Финну снова вспомнились ее мечты о расплате. Он все еще размышлял о справедливости, когда они остановились на светофоре перед выездом на магистраль.
На разделительной полосе, выпрашивая мелочь у водителей, стоял нищий. Бонни принялась рассматривать его, пока Финн ждал зеленого сигнала, чтобы повернуть. Ему всегда было неловко отводить глаза от нуждающихся, но зрительный контакт означал, что ты готов опустить стекло и расстаться с некоторой суммой. И действительно, Бонни потянулась за кошельком. Финн бросил на нее предостерегающий взгляд, и она печально откинулась на спинку сиденья. Молодец, учится.
Волосы попрошайки торчали во все стороны. Такой шевелюры Финн не видел даже в Норфолке, где многие отращивали неопрятные космы в знак протеста. К волосам прилагались столь же лохматая седеющая борода и выпученные безумные глаза. Финну он напомнил Сэмюэла Джексона в «Криминальном чтиве». Ботинок на нем не было, только носки и мешковатый армейский плащ цвета зеленого горошка, под которым, похоже, в несколько слоев были надеты все его вещи. Из-за этого нищий выглядел огромным и наверняка жутко вспотел, несмотря на холодную погоду. В ту секунду, когда загорелся зеленый, попрошайка повернул к ним картонную табличку, но Клайд перевел взгляд на соседние машины, пришедшие в движение.
– Стой! Финн, остановись! Остановись! – закричала Бонни, вцепившись в ручку дверцы и уставившись на что-то оставшееся позади. – Стой! – повторила она.
Финн, вместо того чтобы со всем потоком въехать на автомагистраль, продолжил двигаться прямо, включив аварийку, а потом съехал на обочину. Послушался он, конечно, не просто так, а потому что Бонни колотила его по руке, продолжая кричать.
Она выскочила из «Чарджера» еще до того, как машина окончательно остановилась, и теперь уже сам Финн вскрикнул, пытаясь задержать ее. Бонни не обратила на него внимания, пробежала по обочине и оказалась через дорогу от попрошайки, который все так же стоял на разделительной полосе, глядя на пролетающие мимо машины. Бонни не могла перейти через проезжую часть, поэтому начала махать руками, чтобы привлечь его внимание. Не желая остаться без двери, Финн дождался перерыва в потоке машин. К счастью, город был не очень большой, а движение – не самое оживленное, так что это произошло довольно скоро. Но Бонни тем временем успела перейти дорогу и уже разговаривала с нищим. Похоже, болтать с седыми попрошайками ей было так же просто, как скакать по сцене с микрофоном в руках. На глазах у шокированного Финна она взяла нищего под руку, перешла с ним дорогу и подвела к машине Медведя.
– Финн! Уильяму надо в ту же сторону, что и нам. Я подумала, что мы могли бы его подбросить!
Твою. Мать. Бонни Рэй Шелби – чокнутая. Он влюбился в чокнутую! Финн замер, поймав себя на этой мысли. «Влюбился»? Он ее не любит, просто… Она ему нужна. Он же признался сегодня утром, что хочет секса. Да, именно так. Финн хочет чокнутую.
– Меня ждут в Джоплине. – Нищий произнес это мощным, пронзительным голосом и улыбнулся Финну, демонстрируя полное отсутствие зубов. Его борода при этом разошлась, как воды Красного моря. – Друзья зовут меня Бенджамин Оррин Голдинг Третий, но, как я уже сообщил этой милой леди, вы можете называть меня Уильям. – Он растягивал каждый слог, будто читал проповедь.
Почему друзья зовут попрошайку полным именем? И почему тот предложил им с Бонни называть его абсолютно другим именем? Все это звучало как полная чушь, но Финн лишь оторопело кивнул в ответ. Бонни открыла багажник и побросала туда их с Клайдом немногочисленные вещи, освобождая место для Уильяма, известного также как Бенджамин Оррин Голдинг Третий. Дорога до Джоплина, где Финн планировал сделать следующую остановку, занимала три часа, и все это время им предстояло провести в обществе сумасшедшего, который устроился у них на заднем сиденье.
Уильям сел в машину, и, прежде чем он успел захлопнуть дверцу, Бонни попросила у него табличку – всего на секундочку. Тот, конечно, согласился. Она схватила кусок картона и подняла его над машиной, показывая Финну, который все еще стоял у водительской двери. Бонни смотрела на него почти такими же широко раскрытыми безумными глазами, как ее друг Бенджамин Оррин Голдинг Третий, и молча указывала на слова, написанные на картонке.
«Я верю в Бонни и Клайда». Финн перечитал эту строчку несколько раз, не понимая, что должен в ней увидеть, а потом перевел взгляд на Бонни, пожимая плечами.
– И что?
– «И что»?! – прошипела она. – Это знак!
– Ну да. Картонная табличка.
– Финн! Здесь наши имена!
– Имена, принадлежащие одной очень известной паре. С тем же успехом он мог написать «Сонни и Шер», «Бивис и Баттхед» или «арахисовое масло и джем».
Бонни слегка приуныла. Финн умел развеять все волшебство момента.
– И теперь у нас на заднем сиденье расположился вонючий мужик по имени Уильям с инициалами Б. О. Г. Меня это совсем не радует, Бонни Рэй.
– С инициалами Б. О. Г.! – повторила Бонни, выпучив глаза. Волшебство вернулось.
Финн издал стон, а потом рассмеялся, в который раз усомнившись в реальности происходящего. Он даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что действительно проснулся этим утром в объятиях поп-звезды, встретил на пороге дома Медведя, а теперь усадил Бога на заднее сиденье своей машины.
Покачав головой, Финн поспешил забраться в «Чарджер», пока проезжавшие мимо грузовики не ободрали ему зад. Бонни нырнула на свое сиденье, прижимая к груди картонную табличку.
В салоне уже воняло. Бонни вежливо защебетала о том, какая славная нынче погода, и немного опустила стекло. Финн мигом потерял аппетит.
– Хотите есть, Уильям? – спросил он.
– Так точно, сэр. – Нищий кивнул. Его зычный голос звучал несколько неуместно в салоне машины.
– Держите! – Бонни протянула Уильяму свой сэндвич; «Чарджер» устремился на юго-запад в направлении Джоплина. – А что значит эта табличка, Уильям?
Бонни положила несчастный кусок картона на заднее сиденье рядом с попрошайкой, но тот словно ничего не заметил. Уильям был занят сэндвичем, поглощая его с такой жадностью, как будто не ел неделю. Финн тоже отдал ему свой, а следом протянул бутылку воды. Нищий решил ответить на вопрос Бонни, не прерывая трапезы. Кусочки помидоров, салат и лук посыпались на его бороду, застревая в ней, но Уильям на такие мелочи не отвлекался.
– Мне было видение, – заявил он тоном, достойным речи Мартина Лютера Кинга. – Видение о Бонни и Клайде. Когда я сплю… мне всегда приходят видения, – сообщил Уильям, разжевывая сэндвич.
Его слова звучали слишком театрально, чтобы принимать их всерьез, но Бонни бросила на Финна торжествующий взгляд.
– Ну, вот меня действительно зовут Бонни, – гордо сказала она.
– А как его имя? – Уильям как будто совсем не удивился такому заявлению.
– Я Финн. – А фамилию называть не обязательно. Хрен ему.
– А, Инфинити. Мистер Бесконечность! – оживился Уильям.
– Мистер Бесконечность! – расхохоталась Бонни. – С таким псевдонимом тебе остается только намазаться маслом, надеть плавки и идти на сцену щеголять мускулами!
– Мечтай, – усмехнулся Финн.
– А я и мечтаю. – Бонни резко перешла на серьезный тон.
Она, конечно, дурачилась, но в этом было что-то сексуальное, и, если бы у них за спиной не сидел этот вонючий пассажир, Финн непременно поцеловал бы ее.
– Мистер Бесконечность, Всемогущий, Царь Царей, Господин всех Господ, присносущий Отец, Князь Мира и Покоя. Сам мистер Икс. Неизвестная величина! – Уильям разделался с первым сэндвичем и теперь перечислял титулы так, будто объявлял участников боксерского матча.
– Вы готовы к бою? – пробормотал Финн вполголоса.
Бонни хихикнула.
– Я еще никогда не слышала, чтобы Бога называли мистером Бесконечность, мистером Икс или неизвестной величиной, – призналась она, когда Уильям взялся за второй сэндвич.
– Икс и неизвестная – это математические термины, – сказал Финн, как ни странно, получая удовольствие от этого разговора. В ближайшее три часа соскучиться им не грозило.
В бороде Уильяма собралось столько овощей, что он мог бы сделать себе салат, если только не вытрясет их все силой своего звучного голоса.
– Любите математику, мистер Бесконечность? – спросил Уильям.
Финн встретился с ним взглядом в зеркале заднего вида, но ничего не ответил. Он вдруг сообразил, что не называл нищему своего полного имени.
– Тогда скажите мне вот что. Математика существует, чтобы отражать реальный мир, или же сам реальный мир является отражением математики?
Услышав такой вопрос, Бонни изумленно подняла брови. Финн на секунду замер. Уильям явно и не ждал ответа – он просто доел сэндвич, рыгнул и откинулся на спинку сиденья.
– Я был голоден, и вы накормили меня; я хотел пить, и вы напоили меня. Теперь прилягу отдохнуть, – заявил Уильям более будничным тоном и через несколько секунд уже храпел на заднем сиденье, просунув ногу в грязном чулке между передних кресел.
– Разве не здорово, что я предложила его подвезти? – сказала Бонни, с трудом сдерживая смех. Она ткнула Финна в бок, но тот не обратил на это внимания.
– Этот вопрос – про то, отражает ли математика реальность или реальность математику… Ты слышала? – рассеянно спросил он.
– Конечно, слышала, – хихикнула Бонни. – Попробуй не услышь! Этой мощной звуковой волной у меня, по-моему, сдуло все омертвевшие клетки кожи, даже к косметологу идти не придется.
– Отец постоянно задавал его нам. – Все произошедшее выбило Финна из колеи. – Наверное, он не единственный об этом задумывался. Но как странно, что Уильям ни с того ни с сего спросил такое.
– Но ведь его зовут Б. О. Г., – произнесла Бонни, мягко улыбнувшись.
Финн понял, что она пытается разрядить напряжение. А потом у него в голове всплыло воспоминание. Отец в очередной раз пристал к ним с парадоксами, и Фиш переделал вопрос, подставив их имена: «Финн существует, потому что является отражением меня, или же я сам являюсь его отражением?»
Отец посмотрел на Фиша так, будто не понял ни слова, и брат рассмеялся, радуясь, что в кои-то веки сумел его озадачить. Вечером они с братом напились, и вопрос всплыл снова, только уже в другом парадоксе.

 

– Фишер! Стой! Упадешь ведь.
У Финна в голове стоял туман, язык и губы не слушались. Он был пьян. Как же он ненавидел это ощущение! Врат тоже напился. Именно поэтому прогуляться вдоль края крыши было не лучшей идеей. Но Финн, как всегда, полез следом по шаткой лесенке, с трудом нащупывая ступеньки. Фиш только рассмеялся в ответ.
– Не упаду. Что там отец говорил про летящую стрелу! Этот его пара… докс! Почему, кстати, не пара еще чего-нибудь! Пара хренов, например! Так вот, стрела на самом деле не летит, помнишь! Она неподвижна. А мы, если сорвемся, на самом деле не упадем! – Фиш громко расхохотался над своей шуткой, и Финн тоже засмеялся.
Пара хренов. Это точно про них. Лицо общее, комната и друзья – тоже. Хоть хрену каждого свой. Это хорошо, а то Фиш своим уж очень необдуманно распоряжался. И девушек выбирал крайне неудачно.
Парадокс, который упомянул Фиш, был сформулирован греческим философом Зеноном. Отец его обожал. По словам Зенона, чтобы объект двигался, он должен менять положение. Но если взять любое мгновение движения, окажется, что стрела не двигается. Она уже находится в одной точке и еще не успела переместиться в другую. Таким образом, если время состоит из мгновений и в каждое отдельное мгновение стрела не двигается, движение в целом невозможно.
Финн задумался об этом, мысли в голове у него начали путаться, а вслед за ними заплелись и ноги, и где-то на полпути он сорвался с лестницы и рухнул навзничь, доказав тем самым, что движение – явление возможное и к тому же чрезвычайно болезненное.
Падение выбило воздух из легких. Финн лежал на земле, ошеломленно уставившись в небо. Оно было мутным, а когда он попытался вдохнуть, воздух показался ему плотным и влажным. На юге Бостона невозможно было разглядеть звезды. Интересно, видно ли их в Сент-Луисе, куда собрался переезжать отец? Эта мысль разозлила его, а злость отрезвляла лучше, чем падение.
– С каких это пор ты слушаешь, что говорит отец, Фиш? Ты упадешь, отвечаю, – крикнул Финн и снова полез по лестнице, боясь, что опоздал. Но нет, он ничего не услышал.
Фиш сидел верхом на одном из двух коньков над окнами, выходившими во двор. Финн осторожно устроился на втором. Ему казалось, что он оседлал механического быка в баре «О'Шонесси». Крыша плыла и покачивалась перед глазами, так что сравнение было вполне оправданным. Выпитый алкоголь начал подниматься обратно к горлу, и Финн понял, что «бык» вот-вот сбросит его со спины. Он прижался к черепице и вцепился в край слухового окна. В итоге Финн удержался на коньке, но вот алкоголь внутри удержать не сумел. Содержимое его желудка потекло по скату крыши на дорожку перед домом. Да уж, в родео заезд бы ему не засчитали.
– Что, уже назад пошло, Инфинити? – рассмеялся Фиш. – Странно, от кучи формул тебя не тошнит, а от пары стаканов – с легкостью.
– Ага, очень смешно, – пробормотал Финн. Ему хотелось как-то подколоть брата в ответ, но сейчас лучше было лежать и не двигаться. – И чего мы сюда залезли, Фиш? Тебе охота помереть?
– Не-а. Я хочу жить. Я хочу жить! – закричал Фиш в туман, вскинув руки и запрокинув голову, словно выпитый алкоголь совсем не мешал ему держать равновесие.
Финн прикрыл глаза и задумался над тем, как им теперь слезать отсюда.
– Значит, ты пытаешься убить меня, – застонал он протяжно.
– Ну, мелкий, я же не заставлял тебя лезть за мной. – Финн родился на два часа позже, и это давало Фишу право называть Финна «мелким».
– А что мне оставалось делать? Мы же пара, ты забыл? – вздохнул Финн, дожидаясь, пока мир вокруг перестанет кружиться и можно будет наконец спуститься.
– Уверен? Позволь, мой юный друг, я расскажу тебе парахреновый парадокс. Если один хрен может действовать независимо от второго хрена, какой смысл в том, что они составляют пару?
Фиш так уморительно изобразил отца, в точности передав его задумчивый серьезный тон, что Финн невольно рассмеялся и решил подыграть.
– Смысл в том, что всегда есть запасной, на случай если один потеряется, – предложил он свое решение.
– Да, но видишь ли, в чем парадокс… – Фиш потер подбородок, как часто делал отец, будто почесывая несуществующую бородку. – Пара-то мы пара, но сходство между нами небольшое. Так можно ли назвать нас парой? И, если я потеряюсь, ты уверен, что сможешь меня заменить? – Фиш покачал головой сумным видом и цокнул языком, словно разочарованный тем, что Финн не очень-то старается. Это тоже была одна из отцовских привычек.
Затем брат, уже выйдя из образа, ответил на собственный вопрос:
– Ты Инфинити, бесконечность, ну а я – противоположность бесконечности.
– То есть ты стремишься к нулю, – сказал Финн. – Бесконечно большая и бесконечно малая величина – это своего рода близнецы.
– Я в курсе, – отмахнулся Фиш. – Если число стремится к бесконечности, оно неизмеримо велико, а если к нулю – мало. Не настолько я неуч в математике.
– Именно. – Финн улыбнулся, готовясь нанести решающий удар. – Мы же сейчас про то, какой у кого хрен?

 

Воспоминание вызвало у него улыбку. Напряжение, возникшее из-за странного вопроса Уильяма, испарилось. Финн вспомнил, как Фиш едва не свалился с крыши, заржав над его шуткой. В итоги они, поддерживая друг друга, благополучно спустились по лестнице. А ведь могли бы и упасть, и этот вечер, вместо того чтобы остаться теплым воспоминанием, закончился бы несчастным случаем. Таких тревожных звоночков было еще много, и в конечном итоге через шесть месяцев все зашло слишком далеко.
Финн посмотрел на Бонни, размышляя над вопросом брата. Может, он и впрямь существовал, потому что являлся отражением Фиша? Или это Фиш был его отражением? Наверное, ни то ни другое. Или и то и другое сразу. Одна яйцеклетка, два человека. Может, изначально они и были едины, но с тех пор много воды утекло. Финн не решился задать такой же вопрос Бонни. Кто знает, вдруг она до сих пор считает себя лишь отражением сестры?
Уильям фыркнул во сне и пропихнул вторую вонючую ногу между сидений.
– Он немного чокнутый, тебе не кажется? – произнес Финн, переключая внимание на более насущную проблему.
Бонни пожала плечами:
– Не знаю. А что он такого сказал, чтобы называть его чокнутым? Мы легко навешиваем ярлыки типа «чокнутый» и «неадекватный» на каждого, кто просто… другой. На самом деле таким образом мы пытаемся их заткнуть, посадить на цепь. Это же так страшно – чокнутый! Все будут бояться человека, если назвать его «психически нездоровым». – Бонни подняла руки, изобразив пальцами кавычки. – Достаточно прилепить ярлык, и все, никто не станет разбираться, правда это или нет. Одно неосторожно брошенное слово, и человек лишается половины прав и свобод: его повсюду сопровождают пометки на водительском удостоверении, вкладыши в личное дело, закрытые двери, подозрительные взгляды и заготовленные лекарства. А по-моему, Уильям имеет полное право проповедовать. Он никому не делает зла.
Похоже, слова Финна задели ее за живое. Возражения Бонни прозвучали слишком яростно и уж очень напоминали заранее заготовленную речь, словно она уже много раз прокручивала этот спор в голове. Это невольно наталкивало на мысли о ее отношениях с бабулей и длинном пути к славе, который меньше недели назад привел ее на мост. Бонни не страдала психическими заболеваниями. Медведь был прав: горе надломило ее дух. Не сломило полностью, нет, – в одном ее мизинце было больше жизненной силы, чем у Финна во всем его немаленьком теле. Но ущерб оказался серьезным.
И похоже, теперь кое-кому придется платить по счетам.
Уильям расстался с нами в Джоплине, напоследок дав пылкое напутствие заботиться друг о друге и всюду искать посланников Господа.
– «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне», – вдохновенно процитировал он, поблагодарив нас за то, что мы «накормили и одели» его… Ну, или, по крайней мере, обули. Финн отдал ему свои старые ботинки. Повезло, что он забрал обувь из «Блейзера», перед тем как я сбежала от него в Сент-Луис и в итоге лишилась машины вместе со всем, что в ней было.
Перед тем как уйти, Уильям вручил мне табличку, благодаря которой я обратила на него внимание и предложила подвезти до Джоплина.
– Держите, мисс Бонни. Оставьте себе.
«Я верю в Бонни и Клайда».
На обратной стороне он написал новую строчку: «Я верю, что Бонни стремится к Бесконечности».
– А Бесконечность к Бонни? – рассмеялась я.
– Да, и это тоже. – Он улыбнулся, помахал нам и ушел, закинув рюкзак на плечи, поглядывая на свои новые старые ботинки, как ребенок, который никак не может наглядеться на купленные ему модные кроссовки. А мне вдруг показалось, что я упустила что-то важное.
Назад: 13 Сдвиг фаз
Дальше: 15 Общий знаменатель