Не сразу, но он все же почувствовал, что Нина вспомнила о нем, сыне, не ПРОСТО ТАК.

Он-то поначалу думал, ее замучили одиночество и совесть. Возможно, еще любопытство: каким вырос ее мальчик? А оказалось, мать совсем не мучилась. Да, когда разладились ее последние отношения, ей стало неуютно. Да, иногда она вспоминала о Даниле, и ей становилось не по себе. Но не более того. Нина знала, что никогда не останется без мужчины и найдет себе кого-нибудь непременно, а чадо ее уже взрослое, и теперь уже не имеет особого значения, правильно ли она с ним поступила. Все равно ничего не исправишь!

Когда Дэн узнал Нину лучше, он понял главное: сын ей не нужен. Как близкий человек, поддержка и опора. Как кровь от крови, плоть от плоти. Как продолжение себя. Материнский инстинкт не проснулся в Нине даже с возрастом.

Сына она нашла потому, что ей было от него что-то нужно.

Деньги?

Костный мозг?

Жертва, на которую не пойдет посторонний?

Дэн перебрал все варианты. И отмел их.

Денег Нина не просила, только таскала сына по ресторанам, к слову, не самым дорогим, и позволяла платить по счету.

На медосмотре не настаивала. Да и на здоровье особо не жаловалась – язва открылась у нее позже.

А в тюрьму за нее он не сел бы. Даже если б Нина в ноги упала. Ему и такое в голову приходило. Вот только никаких неприятностей с законом, а как вариант – с бандитами, у нее не было.

Устав ломать голову, Дэн решил просто ждать, когда Нина раскроет свои планы на него.

Ждать пришлось недолго.

…Они сидели на лавке в небольшом сквере и ели мороженое. Дэн белое с орехами, так как в нем не было красителей и усилителей вкуса, а мама клубничное с карамелью в шоколадной глазури, да еще и обсыпанное поверх разноцветным воздушным рисом. Она не любила себе в чем-то отказывать.

– Что мы тут делаем? – спросил Дэн, слизнув со стаканчика подтаявшее мороженое.

– Сидим, едим.

– Это понятно. Но почему мы именно тут… сидим, едим?

– Чем тебе не нравится это место?

– Позади проезжая часть. Тут воняет выхлопными газами. К тому же лавка стоит в тени, а все нормальные люди в такую погоду вылезают на солнце…

– Смотри, – она ткнула сына в бок.

– Куда?

– Вперед, – процедила Нина. – Видишь женщину? Что вышла из подъезда.

– Да.

– Что скажешь о ней?

– Приятная тетка. В молодости наверняка красавицей была.

– Как думаешь, она богата?

– Одета хорошо. В ушах бриллианты.

– А ты прямо разбираешься?

– Работал в ювелирном салоне охранником, так что да. – Он посмотрел на женщину внимательнее. – Она убирает в сумку ключи, значит, живет в этом доме. Делаем вывод: богата. Квартиры тут очень дороги.

– Вот и я так подумала.

– А что это за женщина? Почему она тебя так заинтересовала?

– Это моя мать.

Дэн едва мороженое не выронил, услышав это. Нина будто не заметила этого и продолжила:

– Впервые я увидела ее три месяца назад. Шла с сумками к метро, стало тяжело и сделала остановку возле этой лавочки. Стою, перевожу дух, и тут – она. Идет, по телефону щебечет. А голос – вот вылитый мой. Ты знаешь, я его не люблю. Считаю грубоватым. Поэтому обращаю внимание на похожий.

– И ты, только потому, что у женщины такой же баритон, как у тебя, решила…?

– Конечно, нет! Я узнала ее. По отцовскому описанию.

Дэн закатил глаза. За что тут же получил – мать стукнула его по ноге кулаком.

– Ты не гримасничай тут мне! Я в своем уме. Все совпадает: возраст, рост, цвет глаз, форма ушей. А еще примета особая у нее есть – шрам на руке. Собака ее в детстве покусала.

– А имя, фамилия?

– Сменила она и имя, и фамилию. Сейчас Викторией зовется. А когда-то Анной была. Но это все равно она. – Она немного помялась. – Искала ее, признаю. Долгое время. Даже отец твой мне в этом помогал. У него связи были. Но они не помогли. Но сейчас сам понимаешь, технологический век. Все проще. В общем, порекомендовали мне человека, который занимается розыском. Вот он-то и отыскал Викторию. Но не давал стопроцентных гарантий, что это моя мать. Однако оказалось, это так. Рост, уши, шрам, голос… Все, что я тебе говорила!

– Даже если так, что с того? Она оставила тебя когда-то, точно как и ты меня…

– Опять начинаешь?

– А почему нет? Ты не устаешь повторять, что хотела счастья не только себе, но и мне, так, может, эта женщина, Анна-Виктория, точно так же думала?!

– О нет! Не так! Она хотела, чтобы я умерла.

– Ты тоже. Иначе не пошла бы на аборт. Но вы обе передумали…

– Я – да. Она – нет. Я тебе главного о ней не сказала в день нашего знакомства: Анна, или Виктория, уже не важно, убила свое новорожденное дитя. Задушила. Но произошло чудо – его спасли.

– Быть такого не может! – возмущенно воскликнула Алиса, услышав это от Дэна. Он подробно описывал ей диалог с матерью.

– Моя реакция была похожей, – кивнул он. – Хотя я не знал Коко. Просто у меня не укладывалось в голове, что кто-то может задушить ребенка и потом жить дальше как ни в чем не бывало…

– Есть такие люди. Но Коко к ним не относилась. Она была хорошим человеком!

– Если ты не будешь меня перебивать, я скорее закончу свое повествование.

– Но я не могу молчать!

– Пожалуйста, выслушай меня спокойно, все обсудим потом.

Алиса хмуро кивнула. Взяв чашку с латте двумя руками, она сделала глоток и буркнула:

– Продолжай.

– Издалека начну. Мой дед, зовут его Вениамин, он до сих пор в полном здравии, с детства был влюблен в девочку Анну. Она жила через дом. А вот она к нему равнодушной оставалась. Хотя все девки деревенские за ним бегали. Красавец, хулиган, сын агронома. Первый парень, в общем. А Аня чудна́я, хоть и симпатичная. Всегда в стороне ото всех держалась. Читала много, рисовала, гербарии собирала, коллажи делала из старых открыток, писала письма известным артистам да все мечтала о другой жизни. Хотела модельером стать или оформителем. К педагогу по изобразительному искусству бегала в село, чтоб хоть каким-то ее азам обучил. Веня, мечтающий с девушкой отношения завести, провожал ее несколько раз или встречал. Но она держалась на расстоянии. Говорила: не до баловства ей. Надо о будущем думать. Однако и не прогоняла Веню. Другом называла. Как будто не видела, что он с ума по ней сходит. А он упрямый был. Решил добиться девушки во что бы то ни стало. Сначала по-хорошему пробовал, а потом решил, что раз не выходит, по-плохому надо. Изнасиловал он ее. Склонил к сексу. Но сразу после акта сказал: ты не думай, я тебя не брошу опозоренной, женюсь. И слово бы сдержал. Потому что замыслил свое нехорошее действо ради этого. Но Аня и после этого с ним быть не пожелала. Не нужен ей был деревенский, пусть и самый-самый. Веня уже отстать думал, как заметил, что с Аней не то что-то творится. Пополнела, но это ладно, в глаза не бросалось, так как она всегда упитанной была. Главное, каждое утро в огород бегает, чтоб желудок опорожнить – тошнит ее. Вениамин в то же время курить выбегал, вот и заметил. Понял он, что забеременела Аня. И опять к ней свататься. Да только девушка отрицала все. И Веня на другой женился. В отместку. Закружил одну девочку быстро да под венец повел.

Он прервался, чтобы попить. Он в отличие от Алисы заказал молочный коктейль. В заведениях подобного рода растворимую бурду не подавали.

– Что было дальше? – нетерпеливо спросила Алиса, дав Дэну сделать всего лишь пару глотков.

– Как-то Веня собрался на охоту. Утро раннее было, едва рассвело. Направился к лесу, да вспомнил, что воды не набрал. А колодец в соседском дворе. Зашел. Хозяева избы переехали, и она стояла брошенной. Веня ведро взял и тут видит – кровь на траве. Пошел по следу. До сарая дошел. Заходит и видит куколку на земле. Маленькую, голенькую. Только на шейке у нее платок в горошек. Аня точно в таком ходила…

– Это был ребенок, да?

– Девочка. Дед мой подбежал к ней, на руки взял, к груди прижал, заплакал… Понял, что это дочка его. Аня втихаря родила ее да придушила. Только не до конца дело довела. Дед почувствовал сердцебиение. И бросился с ребенком к бабке-повитухе. Она на краю деревни жила. Та кое-как девочку реанимировала. Но сказала – не жилец. Только дед все равно «Скорую» вызвал. Их вместе в больницу забрали – он не желал с дочкой расставаться. Выходили ее. И когда здоровью девочки ничего не угрожало, забрал Вениамин ее домой. Удочерили они ее с женой. Ниной назвали.

– То есть твой дед не сообщил в милицию о том, что знал?

– Нет. И я считаю, правильно сделал.

– Правильно, что детоубийцу покрыл? – возмутилась Алиса.

– Ей бог судья. А вот девочку он от злых сплетен оградил. Она для всех бы осталась той, кого собственная мать душила. Да и сама она как бы с таким грузом жила? – Он сделал еще глоток. – Дед сказал милиционерам, что в лесу нашел девочку. А рядом еще три деревни. По всем искали мать-убийцу. Не нашли. Аня тогда уже далеко была.

– А жене своей дед твой правду сказал?

– Нет. Знают двое – знают все. Поэтому ото всех скрыл. Она, кстати, ненадолго на этом свете задержалась. Под трактор попала в двадцать два года и умерла.

– Если Веня так истово тайну хранил, как Нина могла узнать ее?

– Когда она беременной из города заявилась в отчий дом, дед напился. В дым. Он у меня вообще непьющий практически. Так, после баньки может стопку-другую пропустить, но чтоб бухать, как все деревенские, такого нет. А тут расстроился – дочка любимая в подоле принесла. Вот и залил горе свое. А он, как выпьет, любит сам с собой говорить.

– Нина подслушала, значит? – Дэн согласно кивнул. – Так, может, его слова – всего лишь пьяный бред?

– Так он платочек-то сохранил. И фотографию Аннину. Она сейчас при мне… – Дэн сунул руку в карман и достал из него бумажник. Открыв его, протянул Алисе. – Узнаешь?

За пленкой были две женские фотографии. Обе очень старые. Алиса обратила внимание на ту, на которой была изображена пухленькая девушка с оттопыренными ушками.

– Это Коко?

– Она.

– Если б не ее, как она сама говорила, лопухи, я бы…

– Все равно ее узнала, – закончил за нее Дэн. – Мысленно сделай у́же лицо и отбрось от него волосы. Вот тебе и королева Виктория.

– А вторая женщина кто? Нина?

– Да.

– Мать с дочерью совсем не похожи, или мне кажется?

– Ты права. Внешне они абсолютно разные. Цвет волос, глаз, строение тела. Нина объемна в правильных местах, и ей идет легкая полнота. А Коко – нет. У нее широкие плечи и талия. Поэтому она не позволяла себе поправляться. Но в обеих женщинах есть неповторимый шарм, манкость. Такие привлекают внимание мужчин. Рождают в них чувственные желания. Тогда как сами хотят лишь одного-единственного и не спят с кем попало.

– Коко была такой, – кивнула головой Алиса. Она выпила свой кофе и заказала еще. Когда ей принесли добавки, они вернулись к прерванному разговору: – Итак, Нина узнала в женщине, которую случайно встретила на улице, свою мать и…? Стала за ней следить, это я поняла. Но зачем? Что она хотела предпринять?

– Я задал ей тот же вопрос. Нина сказала, что для начала хочет узнать ее получше.

– То есть познакомиться?

– Нет. Она категорически не желала этого. Даже в глаза ей смотреть не хотела. Поэтому только издали наблюдала за Коко. Узнать ее близко должен был я.

Когда Нина сообщила об этом сыну, он опешил. Как она себе это представляет? Но у матери, оказалось, уже был план:

– Виктория через неделю едет в Сочи. В санаторий «Солнечный». Я подслушала ее разговор с подругой. У тебя, как ты говорил, наклевывается отпуск. Езжай туда же. На отдыхе легко завязать знакомство.

– Никуда я не поеду, – возмущенно выпалил он.

– Прошу тебя.

– Хочешь узнавать ее – узнавай. Мешать не буду. Но и помогать тоже. Мне вообще эта твоя затея не нравится. Зачем тебе узнавать мать? Хочешь воссоединиться с ней после стольких лет, как и со мной?

– С убийцей? Ни за что!

– Отомстить?

– Понять! И возможно, простить…

– Вот и езжай сама в Сочи. Узнавай, прощай, делай что хочешь. А с меня тебя достаточно. Бабку-душегубку я уже не вынесу.

– Я даже в глаза ей посмотреть не могу, – тихо сказала Нина. – Иначе давно бы уже нашла повод для знакомства. Женщинам легче подружиться. – Она сунула руку в карман. – Вот ты считаешь, что тебе не повезло с матерью. Так и есть – я не лучший родитель. Но мой еще хуже. – Нина рывком вынула руку и разжала кулак. В нем оказался зажатым платок в красный горох. – Меня вот им… Душили! Крохотную, беззащитную… Понимаешь?

Она расплакалась. Дэн обнял ее, успокоил и пообещал сделать то, о чем мать его просит.

– Я познакомился с Коко в Сочи, – сказал он Алисе. – Когда вернулись в Москву, не потерялись, стали созваниваться. Первое время Виктория держалась настороженно. Согласись, это довольно необычно, когда дружат люди разных поколений, а уж если они еще и разнополые – то даже как-то подозрительно. Но когда Коко узнала, что меня в детстве бросила мать, она нашла всему объяснение. Решила, что я ищу ей замену в лице взрослой и мудрой женщины.

– Странно, что Коко не рассказывала мне о тебе.

– Ничего странного. Когда мы только начали приятельствовать, ты была вся в разъездах, и вы не виделись. А потом она скрывала факт нашего знакомства намеренно.

– Почему?

– Потому что узнала, кто я.

…Они тогда сидели у нее дома. Коко впервые пригласила Дэна к себе. Он помог ей привезти из ремонта обогреватель, дотащил его до квартиры, и женщина предложила своему молодому другу чаю. Они пили его и болтали о ерунде. А Дэну хотелось о важном. Коко очень нравилась ему, и в его голове не укладывалось, как такая чудесная женщина могла сотворить, пусть и в юном возрасте, такое зверство, как детоубийство. Он начал расспрашивать ее о прошлом, интересовался ее детством. Но в ответ получал короткие рубленые фразы. Потом она технично ушла от темы, а когда Дэн к ней вернулся, просто стала его выпроваживать. И он бы ушел. Да только задания, данного матерью, он пока не выполнил. Нина хотела, чтоб он подбросил Коко косынку. Ту самую, в красный горошек. И делал это снова и снова. Чтоб Коко мучилась, как героиня романа «Мастер и Маргарита» Фрида. Дэн читал его и помнил, что ей в течение тридцати лет подкладывали платок, которым она удавила младенца.

Нина хотела подвергнуть Коко этой пытке. А Дэн… Он ее жалел.

– Имя Вениамина Власова тебе о чем-то говорит? – спросил Дэн, решив действовать по-своему.

Коко побледнела. Стрела попала в цель. Она знала его деда, Вениамина Власова.

– А Анна Белова? Когда-то эта девочка жила в деревне Большово. Не слышала о такой?

– Уходи немедленно.

– Я родился в деревне Большово. А деда моего зовут Вениамином. Он до сих пор жив.

– Если не покинешь мою квартиру, я вызову полицию.

– Я твой внук, Виктория. А вернее, Анна.

– Убирайся вон, мошенник! – закричала она. – У меня нет детей, а значит, и внуков быть не может!

И вот тут он достал платок.

Глянув на него, Коко упала в обморок.

Она грохнулась бы на пол, если б не Дэн. Он среагировал вовремя, подхватил ее и опустил на диван.

Без чувств Коко пролежала недолго. Глаза открыла через несколько секунд, но увидела платок, которым Дэн ее обмахивал, уже без всякого умысла, и опять стала их закатывать. Сунув платок за пазуху, он спросил:

– Принести воды?

– Просто уйди, – прошептала она.

– Она выжила, Коко… Я буду называть тебя так, хорошо?

– Кто?

– Твоя дочь.

– Не может быть. Я несколько раз проверила – она не дышала.

– Дыхание было очень слабым. И сердце едва билось. Если бы девочку вовремя не нашли и не оказали ей помощь, она скончалась бы.

Говоря это, он смотрел на Коко. Хотел понять по лицу, что она чувствует. Но он оказался плохим физиономистом. Кроме недоумения, взгляд Коко ничего не отражал…

Ни радости. Ни печали. Ни страха.

– Нет, это не она! – решительно проговорила Коко. – Я пыталась ее реанимировать. Делала искусственное дыхание. Пальцем на грудную клетку надавливала. Все впустую. Дочь родилась мертвой. Что неудивительно. Я не береглась совсем. Потому что скрывала свою беременность. Недоносила из-за этого. А рожала вообще в кошмарных условиях…

– Почему не в больнице?

– Все так быстро произошло. Я почувствовала схватки ранним утром, когда за водой пошла к соседскому колодцу. Воды отошли. И кровь начала капать. Я добежала до избы и… – Она не могла продолжать. И Дэн принес ей холодного чая. Попив, Коко продолжила: – Когда я поняла, что ребенок мертв, вернулась к себе, собрала вещи и дала деру. Потом, когда смогла соображать, допетрила, как у нас в Большово говорили, какую глупость совершила. Девочку нужно было похоронить, чтоб не нашли ее трупика. О моей беременности никто не догадывался, но ведь просто так люди из дома не сбегают.

– Мой дед догадывался.

– Это он нашел младенца?

– Нашел и спас. Но не только ее. Тебя тоже. Если бы он рассказал все, о чем знал, тебя бы нашли и привлекли к суду.

– Я бы сказала Вениамину спасибо, если б не одно обстоятельство – именно он во всем виноват. Он изнасиловал меня, невинную. Он сделал мне, семнадцатилетней, ребенка. Он сломал мне жизнь. Да что там… Он чуть не отнял ее у меня – ведь я могла умереть от кровопотери.

– Я не судья вам. Ни тебе, ни ему. Но вот что я скажу тебе: он грех свой искупил, воспитав дочку. А ты свой?

– Мне каяться не в чем, – жестко проговорила Коко. – Я не бросила бы девочку, если б не была уверена в том, что она мертва. Повторяю: я пыталась ее спасти.

– Значит, плохо пыталась. Мертвая, она создавала тебе меньше проблем, чем живая. И кстати, дед мой считает, что ты хотела от нее избавиться. И этим… – Он выдернул косынку из-за пазухи. – Этим душила девочку!

Он ожидал какой угодно реакции, но не той, что последовала. Коко размахнулась и с силой заехала Дэну по лицу.

– Не смей такое говорить! Называй как угодно, но только не детоубийцей!

Она выхватила платок и швырнула его в окно.

– Я хотела завернуть в него девочку. Больше не во что было.

Коко вернулась к дивану, медленно на него опустилась.

– Как ее зовут?

– Нина.

– Красивое имя. Мне всегда оно нравилось. Так маму звали. Она умерла, когда мне двенадцать было. А отец еще раньше. Я у тетки воспитывалась. А у нее своих трое. Да муж пьяница. Я мешала им. Ладно бы хозяйственной была, а то бесполезная. Мои коллажи да гербарии всех раздражали. Не могла я там остаться. Ни в доме у тетки, ни вообще в деревне. Не мой это был мир… – И без перехода: – Как ты понял, что я – это я?

– Узнал… – И показал ей старую фотографию. Всю правду он пока решил не открывать ей и умолчать о том, что это не он понял, что она – это она, а Нина.

– Боже! Что это за пончик! – Коко засмеялась. – Я была такой толстой? Ужас. А прическа! Как можно меня узнать по этой фотографии?

– Еще по этому. – Он указал на шрам в форме английской буквы «W». – И по голосу. У твоей дочери точно такой же.

– Так она не бросала тебя в детстве?

– Еще как бросала. Но ее голос я запомнил. Она пела мне на ночь «Спи, моя радость, усни»… – Он осторожно взял ладонь Коко и положил себе на колено. – Ты хотела бы с ней познакомиться?

– Даже не знаю… Сейчас я в полном смятении. Надо в себе разобраться. Я даже не поняла пока, рада ли я тому, что моя дочь выжила. Что я мама и… Бабушка, черт возьми! – Она снова заплакала. – Нет, последнему рада. Ты такой славный, Данечка… – И порывисто поцеловала его в щеку. Дэн почему-то засмущался.

…Вспомнив о том поцелуе, он улыбнулся. Алиса стукнула его ложкой по руке, привлекая к себе внимание. Оказалось, он давно уже молчит, а она сверлит его взглядом.

– Я спросила, что решила Коко? Пожелала с дочкой познакомиться?

– Да. Когда мы с ней встретились в следующий раз, она выразила это свое желание весьма бурно. Чуть не припрыгивала от возбуждения, так ей хотелось обнять свою дочурку. Не знала она, что та настроена по отношению к ней иначе.

– Ты передал Нине слова Виктории? Убедил ее в том, что она не душила дочку?

– Наш разговор я оставил в тайне. Но начал заводить беседы о том, что Веня мог ошибаться в главном. Не хотела Аня убивать ребенка. Наоборот, пыталась спасти. В общем, я с точностью воспроизвел слова Коко, только выдал их за свои предположения. И потом спросил, поверила бы она матери, услышь подобное от нее?

– Она ответила «нет»?

– Нет, более развернуто. Но смысл такой, да. Она заявила, что она в этом может убедить меня, деда, даже себя… но только не ее!

Тогда-то Дэн понял главное: Нина желала узнать мать не для того, чтобы попытаться понять… и простить.

Она не собирается делать ни того, ни другого! Потому что ненавидит.

А это значит…

– Она желала смерти Коко! – воскликнула Алиса.

– Нет, страданий, – возразил Дэн. – Вспомни о платке. И я понял, к чему ты клонишь. Думаешь, она могла убить Коко!

– А разве нет?

– До того как та оформит завещание? Категорически нет. Нина – продуманный человек, хоть и эмоциональный.

– Да, пожалуй.

– Теперь ты понимаешь, почему мы подкинули его?

– Не совсем.

– Если я начну предъявлять права на квартиру как внук, то первое, такое количество грязи всплывет, что забрызгает многих, включая деда, меня, мать, саму покойницу. А второе, узнав о том, что Виктория, она же Аня, в столицах разбогатела, ее тетка, все еще живая, да племянники свои ручонки к ее наследству протянут.

– Но ничего не получат.

– А крови попортят.

– Огласки можно избежать. Нанять хорошего адвоката и проделать все так, что комар носа не подточит.

– Нет у нас на него денег. Те, что имелись, отдали нотариусу за печать. Согласись, так проще получить наследство. И точно без грязи и взлома семейных склепов. Поэтому я прошу тебя не разглашать той информации, что ты сегодня от меня получила. Ну и о прочем лучше помалкивать… О чем – ты знаешь!

– Хорошо, – подумав, сказала она.

Все то, что Дэн рассказывал сейчас, могло быть враньем. От начала и до конца. Но Алиса ему поверила. Чисто интуитивно. Не пытаясь анализировать…

Поверила – и ВСЕ!

– Будете еще что-нибудь? – спросила подбежавшая к столику официантка.

Дэн вопросительно глянул на Алису. Она покачала головой.

– Будьте добры, счет.

Девушка кивнула и удалилась. Не прошло и минуты, как она вернулась с кожаной папочкой.

– Сколько там с меня? – поинтересовалась Алиса.

– Обижаете, девушка. – Он и правда немного надулся. Но Алиса считала, что сделала правильно, спросив, на сколько она наела, напила. В Европе, где она часто бывала, мужчины не считают нужным платить за даму. В России многие взяли с них пример. В принципе, Алиса в этом ничего плохого не видела. Если свидание деловое или приятельское, то каждый за себя. А еще – если оно первое, даже предполагающее дальнейшее развитие событий. Вот станет человек, с которым ты пришла в ресторан, твоим парнем, тогда да, пусть платит. Но пока вы друг другу никто, почему бы не «распилить» счет? И он не жалеет потраченных денег, в случае если не возникло притяжения, и ты себя не чувствуешь обязанной…

Сунув в папку несколько купюр, Дэн поднялся. Алиса – следом за ним.

Выйдя на улицу, оба поежились. Похолодало.

– Ты домой сейчас? – спросила у Дэна Алиса.

– Да. Буду машину ловить, тебя подбросить?

– Нет, спасибо. Хочу пройтись, потом решить, куда и на чем. – Она помахала ему. – Пока! – И собралась уйти, но Дэн остановил ее окликом:

– Подожди.

– Что такое?

– Хочу тебя кое-чему научить. Как бы в благодарность за молчание.

– Очень интересно. И чему же?

– Приему самообороны. Любой девушке надо уметь за себя постоять. А особенно той, вокруг которой странные дела творятся. Ну ты поняла, о чем я.

– Да. И готова к уроку.

– Смотри! – Он выставил вперед ладонь. – Повторяй за мной. – Она сделала, как велели. – Напряги ее. Пусти силу в бугор Венеры.

– Куда? – рассмеялась Алиса.

Он указал на внутреннюю сторону ладони, которую опоясывала линия жизни.

– А теперь выбрасывай ее вперед! Резко. Хорошо! Только когда до дела дойдет, целься в нос нападающего. Долбани его по нему так, чтоб слезы брызнули. Это ослепляет. Тут же – по яйцам ногой. Пока не очухался. Мочи!

– Тебя? – расхохоталась Алиса.

– Нет. Воображаемого врага. Представь, что он стоит перед тобой. Итак, мочи!

Алиса лягнула воздух.

– Нет, давай комплекс. Рука, нога…

Алиса выбросила руку, затем ногу. На ее взгляд, она выглядела нелепо, но Дэн остался доволен:

– Хорошо. Считай, в мышечной памяти отложилось. А теперь последнее. Человек, получивший два удара – в нос и пах, явно согнется. Не важно, какого он пола. Даже женщина получит болевой шок, пни ты ее в это место. И вот сразу, как нападающий скрючился, наноси ему удар в спину. Вот так! – Он согнул руку в локте и резко опустил ее. – Целься в позвоночник. Давай!

Алиса повторила комплекс. Нос-пах-спина.

– И что, у моего, как ты выразился, врага после этого дух из тела выйдет? – поинтересовалась Алиса.

– На время – да. Но ты его, конечно, не убьешь. Что самое главное. Тебе нужно противника обездвижить хотя бы на пару десятков секунд. А лучше вырубить. Тогда фора будет больше.

– Спасибо, Дэн. Но надеюсь, этот комплекс мне не понадобится.

– Я тоже.

– Теперь прощаемся.

– Пока!

– Чао.

– Если по-итальянски досвиданькаешься…

– Чего делаю?

– Так говорит мой дед – досвиданькаешься, то есть прощаешься. Так вот, если ты делаешь это по-итальянски, надо поцеловаться.

– Размечтался.

– В щечки…

– Ауфидерзейн, Дэн! – хохотнула Алиса и, развернувшись, зашагала прочь.