– Она была вашей крысой. В этом проблема?

– Нашей крысой, Тревор, но да, это проблема. Возможно.

Год назад – нет, скорее шестнадцать месяцев, когда на улице ещё лежал снег – Морин Алворсон пришла к миссис Сигсби и попросила какую-нибудь дополнительную работу, чтобы подзаработать лишних денег. Миссис Сигсби – у которой уже год на уме крутилась одна задумка, но она не представляла, как её реализовать, – спросила, не хочет ли Алворсон заняться сбором информации у детей. Алворсон согласилась и даже продемонстрировала своё коварство, предложив байку о предполагаемых мёртвых зонах, где микрофоны работали плохо или вообще не работали.

Стакхаус пожал плечами.

– То, что она рассказывала нам, редко выходило за рамки сплетен. Кто из мальчиков провёл ночь у девочки, кто написал «ТОНИ КОЗЁЛ» на столе в столовой и тому подобное. – Он сделал паузу. – Хотя доносы могли усилить её чувство вины.

– Она была замужем, – сказала миссис Сигсби, – но перестала носить кольцо. Как много мы вообще знаем о её жизни в Вермонте?

– Так сразу не скажу, но всё есть в её досье, и я с радостью загляну в него.

Миссис Сигсби задумалась над этим и поняла, как мало она сама знает о Морин Алворсон. Она знала, что Алворсон была замужем, потому что видела обручальное кольцо. Она была бывшим военным, как и многие сотрудники Института. И она знала, что дом Алворсон находился в Вермонте. Но больше ничего. Как же так, ведь она поручила этой женщине шпионить за постояльцами? Возможно, теперь, когда Алворсон мертва, это было не так важно, но это заставило миссис Сигсби вспомнить, как она оставила свою рацию, подумав, что уборщик разнервничался из-за какого-то пустяка. А также заставило её подумать о пыльных корпусах камер, медленных компьютерах и малочисленном и неумелом персонале, отвечающем за них; о частой порче продуктов в столовой, о мышах, грызущих проводку, и небрежных отчётах от наблюдения, особенно в ночное время, с 11-ти вечера до 7-ми утра, когда постояльцы спят.

Это заставило её подумать о безответственности.

– Джулия? Я сказал…

– Я слышу вас. Я не глухая. Кто сейчас в наблюдении?

Стакхаус взглянул на свои часы.

– Вероятно, никто. Сейчас середина дня. Дети либо в своих комнатах, либо занимаются своими обычными детскими делами.

Значит ты предполагаешь, подумала она, а откуда растут ноги у безответственности, если не из предположений? Институт существовал уже более шестидесяти лет, и ни разу не было утечки информации. Никогда не было повода (по крайне мере, при ней) воспользоваться специальным телефоном – Нулевым Телефоном, – кроме рутинных докладов. Короче говоря, ничего такого, с чем они не смогли бы справиться самостоятельно.  

В Бенде, разумеется, ходили слухи. Самым распространённым среди горожан было то, что комплекс в лесу был своего рода базой с ядерными ракетами. Или что он был связан с биологическим или химическим оружием. Ближе к истине было предположение о правительственной экспериментальной станции. Но слухи – это обычное дело. Слухи порождают дезинформацию.

Всё в порядке, сказала она себе. Всё так, как и должно быть. Самоубийство неизлечимо больной экономки – всего лишь ухаб на дороге, причём незначительный. И всё же он наводил на мысль, о бо́льших… нет, не о проблемах, это было бы паникёрством называть их так, но о трудностях. И отчасти в этом была её собственная вина. В первое время пребывания миссис Сигсби на посту директора, корпуса камер никогда не загрязнялись, и она никогда не выходила из своего офиса без рации. В то время она знала бы гораздо больше о женщине, которой платила за доносы.

Она подумала об энтропии. И о тенденции двигаться по инерции, когда всё идёт хорошо.

О тенденции предполагать.

– Миссис Сигсби? Джулия? У вас будут для меня распоряжения?

Она вернулась в настоящее.

– Да. Я хочу знать о ней всё, и если комната видеонаблюдения пуста, я хочу, чтобы там кто-нибудь был, и как можно скорее. Пожалуй, Джерри. – Джерри Саймондс был одним из двух компьютерных техников, и хорошо обращался со старым оборудованием.

– Джерри в отпуске, – сказал Стакхаус. – Рыбачит в Нассау.

– Тогда, Энди.

Стакхаус помотал головой.

– Феллоуз в посёлке. Я видел, как он выходил из лавки.

– Чёрт возьми, он должен быть здесь. Тогда Зик. Грек Зик. Он ведь раньше занимался видеонаблюдением, так?

– Вроде бы, – ответил Стакхаус. Опять эта неопределённость. Догадки. Предположения.

Пыльные корпуса камер. Грязные плинтуса. Неосторожные разговоры на уровне «Б». Пустая комната видеонаблюдения.

Миссис Сигсби вдруг решила, что пора провести большие изменения, и желательно до того, как листья на деревьяв пожелтеют и начнут опадать. Если самоубийство Алворсон не было вызвано ничем другим, то это тревожный звонок. Ей не нравилось общаться с человеком на другом конце Нулевого Телефона, она всегда чувствовала лёгкий холодок, когда слышала его шепелявое приветствии (всегда Шигби, вместо Сигсби), но обязана была сделать это. Письменный доклад не годился. У них были резиденты по всей стране. У них был частный самолёт по вызову. Их сотрудники хорошо зарабатывали и пользовались различными бонусами. Но это учреждение всё больше и больше напоминало «Фикс Прайс» на краю какого-то пустыря. Невообразимо. Всё должно измениться. И всё изменится.

Она сказала:

– Передайте Зику, пусть проверит сигналы локаторов. Хочу быть уверена, что все наши подопечные на месте и учтены. Особенно меня интересуют Люк Эллис и Эйвери Диксон. Она часто разговаривала с ними.

– Мы знаем, о чём они говорили. Ничего особенного.

– Просто сделайте это.

– С радостью. А пока что, вам нужно расслабиться. – Он указал на тело с почерневшим лицом и нахально высунутым языком. – И осмыслить случившееся. Эта женщина была очень больна, почувствовала приближение конца и решила не дожидаться.

– Проверьте постояльцев, Тревор. Если они все на месте – не важно, с радостными или кислыми лицами, – тогда я расслаблюсь.

Но не расслабилась. Все кругом только и делали, что расслаблялись.