В коридоре были ещё двери и другие плакаты. Девочка сидела под одним из них, где были изображены чёрный мальчик и белая девочка, улыбающиеся и прижимающиеся друг к другу лбам. Надпись внизу гласила:

– Как тебе плакат? – спросила темнокожая девочка. Вблизи сигарета, свисавшая из её рта, оказалась своеобразной конфетой. – Я бы написала «Я ВЫБИРАЮ БЫТЬ В ДЕРЬМЕ!», но они могут отобрать мою ручку. Иногда они закрывают на это глаза, а иногда – нет, поэтому невозможно сказать, чем это обернётся.

– Где я? – спросил Люк. – Что это за место? – Он почти готов был зареветь. В основном, из-за дезориентации.

– Добро пожаловать в Институт, – сказала она.

– Мы всё ещё в Миннеаполисе?

Она засмеялась.

– Едва ли. Мы больше не Канзасе, Тото. Мы в Мэне. В какой-то глуши. По крайней мере, так говорит Морин.

– В Мэне? – Он замотал головой, словно получил удар в висок. – Ты уверена?

– Ага. Какой-то ты бледный, белый мальчик. Думаю, тебе лучше присесть, пока не грохнулся.

Он сел, опираясь одной рукой о стену, потому что его ноги не то, чтобы не гнулись, а будто совсем отнялись.

– Я был дома, – сказал он. – Я был дома, а потом проснулся здесь. В комнате, которая выглядит, как моя, но не моя.

– Знаю, – сказала она. – Шокирован, да? – Она засунула руку в карман своих штанов и достала пачку. На ней был изображён ковбой, крутящий лассо. «СЛАДКИЕ СИГАРЕТЫ», гласила надпись. «КУРИ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ!» – Хочешь одну? Немного сахара поможет взбодриться. Мне всегда помогает.

Люк взял пачку и откинул верх. Внутри было шесть сигарет, каждая с красным концом – якобы тлеющий уголёк, понял Люк. Он достал одну, засунул между губ и откусил половину. Во рту разлилась сладость.

– Только не делай так с настоящими сигаретами, – сказала она. – Вкус у них и близко не похож на эти.

– Я не знал, что их до сих пор продают, – сказал он.

– Уж точно не такие, – сказала она. – Кури, как твой отец? Что? Наверное, со старых времён. Но тут в столовой хватает странной хрени. Не поверишь, включая настоящие сигареты. Всякие «Лаки», «Честерфилд» и «Кэмэл», как в старых фильмах от «Тёрнер Классик Мувиз». У меня есть соблазн попробовать, но блин, они стоят дофига жетонов.

– Настоящие сигареты? Не для детей же?

– Здесь живут одни только дети. Сейчас не много. Морин говорит, возможно, привезут ещё. Не знаю, откуда она берёт информацию, но обычно она права.

– Сигареты для детей? Что это? Остров радости? – Не то, чтобы ему сейчас было очень радостно.

Она засмеялась.

– Как в «Пиноккио»! Точняк! – Она подняла ладонь. Люк дал ей пять и почувствовал себя немного лучше. Хотя было трудно сказать, почему.

– Как тебя зовут? Я же не могу постоянно называть тебя белым мальчиком. Это как-то по-расистски.

– Люк Эллис. А тебя?

– Калиша Бенсон. – Она подняла палец. – А теперь минутку внимания, Люк. Ты можешь называть меня Калиша или просто Ша. Но не зови меня умницей.

– Почему? – Он всё ещё пытался собрать мозги в кучу, но безуспешно. Он съел вторую половину сигареты, с ненастоящим угольком на конце.

– Потому что так говорят Хендрикс и остальные козлы, когда делают уколы или проводят тесты. Я собираюсь вставить иглу в твою руку, это будет больно, но потерпи, будь умницей. Я собираюсь взять посев из зева, ты будешь извиваться, как блядский червак, но крепись, будь умницей. Мы собираемся окунуть тебя в бак, но ты просто задержи дыхание и будь умницей. Вот, почему ты не можешь называть меня умницей.

Люк почти не обратил внимания на сказанное о тестах, хотя задумается над этим позже. В его голове крутилось другое слово: блядский. Он слышал его от многих мальчишек (они с Рольфом сами часто пользовались им), и он слышал его от той красивой рыжеволосой девушки, которая могла бы сдать АОТ, но никогда от девочки одного с ним возраста. Будто он раньше жил в каком-то своём мирке.

Она положила ладонь ему на колено, от чего у него слегка затрепетало в груди, и серьёзно посмотрела на него.

– Но мой тебе совет: будь умницей, как бы хреново это не было, что бы они не совали тебе в глотку или в задницу. Хотя я ничего не знаю о баке, никогда не была в нём сама, а только слышала, но я знаю, что пока они проводят опыты, ты будешь оставаться в Передней Половине. Не знаю, что творится в Задней и не хочу знать. Всё, что я знаю о Задней Половине, так это то, что она как тараканья ловушка: дети заходят, но не выходят. Во всяком случае, сюда они не возвращаются.

Люк посмотрел в ту сторону, откуда пришёл. Там было много мотивационных плакатов, а ещё много дверей, примерно по восемь на каждой стороне коридора.

– Сколько здесь детей?

– Пять, включая тебя и меня. В Передней Половине никогда не бывает много народа, но сейчас тут вообще, как город-призрак. Дети приходят и уходят.

– Беседуя о Микеланджело, – прошептал Люк.

– А?

– Так, ничего. Что…

Одна из двойных дверей в конце коридора открылась и появилась женщина в коричневом платье, спиной к ним; она с чем-то возилась, упираясь пятой точкой в дверь. Калиша вскочила на ноги.

– Эй, Морин, эй, погоди, сейчас поможем.

Поскольку сказано было «мы», а не «я», Люк поднялся и поспешил за Калишей. Когда он подошёл ближе, то увидел, что коричневое платье на самом деле было своего рода формой, как у горничной в каком-нибудь роскошном отеле, – по крайней мере, отчасти, так как форма не была украшена оборками или чем-то подобным. Женщина пыталась перекатить тележку для белья через металлический порог между коридором и большим помещением за ним, которое выглядело, как гостиная – там были столы, стулья, и окна, пропускающие яркий солнечный свет. Ещё там был телевизор размером с киноэкран. Калиша открыла вторую дверь, чтобы расширить проход. Люк взялся за тележку (сбоку было написано ДАНДУКС) и помог женщине протолкнуть её в коридор так называемого общежития. Тележке лежали простыни и полотенца.

– Спасибо, милок, – сказала она. Это была женщина в возрасте, с изрядным количеством седины в волосах, и выглядела она усталой. На табличке на её выпирающей левой груди было написано: МОРИН.  Она оглядела его. – Ты – новенький. Люк, да?

– Люк Эллис. Откуда вы знаете?

– Из ведомости. – Она вытащила из кармана сложенный вдвое листок бумаги, затем засунула обратно.

Люк протянул руку, как его учили.

– Рад познакомиться.

Морин пожала её. Она показалась ему довольно милой, поэтому он и правда был рад встрече. Но не был рад нахождению здесь; ему было страшно, и он беспокоился за родителей, а также за себя. Они, должно быть, уже хватились его. И вряд ли поверили в побег, но увидев его спальню пустой, какой ещё они моги сделать вывод? Полиция скоро начнёт его искать, если уже не начала, но если Калиша была права, то искать будут очень далеко отсюда.

Ладонь Морин была тёплой и сухой.

– Я – Морин Алворсон. Здешняя экономка и уборщица. Твоя комната будет в чистоте и порядке.

– И смотри, не нагружай её работой, – сказала Калиша, строго посмотрев на него.

Морин улыбнулась.

– Ты золотце, Калиша. Он не кажется неряхой, как этот Ники. Он как Грязнуля из комикса «Пинатс». Он сейчас в своей комнате? Не видела его на игровой площадке с Джорджем и Айрис.

– Вы же знаете Ники, – сказала Калиша. – Для него день начинается в обед.

– Тогда займусь остальными, но докторам он нужен к часу. Если сам не встанет, они подымут его. Рада была познакомиться, Люк. – И она ушла по своим делам, теперь уже толкая тележку перед собой, а не волоча следом.

– Пошли, – сказала Калиша, взяв Люка за руку. Беспокоился он или нет за своих родителей, но он ещё раз ощутил этот трепет.

Она потянула его в гостиную. Он хотел осмотреть помещение, особенно торговые автоматы (настоящие сигареты, разве такое возможно?), но как только дверь за их спинами закрылась, Калиша посмотрела ему в глаза. Она выглядела серьёзной, почти суровой.

– Не знаю, сколько ты ту пробудешь – сколько тут пробуду я, если уж на то пошло, – но пока ты здесь, будь добр с Морин, ясно? В этом месте полно всяких злобных говнюков, но она не одна из них. Она хорошая. И у неё проблемы.

– Какие проблемы? – спросил он из вежливости. Он смотрел в окно на то, что было похоже на игровую площадку. Там было двое детей, мальчик и девочка, вроде бы одного с ним возраста или немного постарше.

– Например, ей кажется, что она чем-то болеет, но не хочет идти к доктору, потому что не может позволить себе болеть. Она зарабатывает около сорока тысяч в год, а долгов на сумму вдвое больше. Их нахватал её муж, пока не сбежал. И они продолжают расти, ясно? Проценты.

  – Виг, – сказал Люк. – Так их называет мой папа. Сокращение от вигоришь. От украинского слова, означающего «прибыль» или «выигрыш». Это бандитский термин, и папа говорит, что кредитные компании в основном все бандитские. Судя по процентам, которые они взимают, он…

– Что? Прав?

– Ага. – Он перестал смотреть на детей снаружи – видимо, это были Джордж и Айрис – и повернулся к Калише. – Она рассказала тебе всё это? Ребёнку? Должно быть, ты спец по внутриличностным отношениям.

Калиша выглядела удивлённой, затем рассмеялась, уперев руки в бока и запрокинув голову. От чего была больше похожа на женщину, чем на ребёнка.

– Межличностные отношения! Ну ты и выдал, Люки!

– «Внутри», не «меж», – сказал он. – Если ты только не общаешься с группой людей. Например, проводишь консультации по кредиту или что-то в этом роде. – Он остановился. – Это, э, шутка. – И довольно неудачная шутка. Ботанская.

Она оглядела его оценивающим взглядом сверху до низу, снова вызывая этот щекотливый трепет.

– И насколько же ты умный?

Он смущённо пожал плечами. Обычно он не красовался – это был худший в мире способ для обретения друзей и влияния на людей, – но он был расстроен, растерян, взволнован и до смерти напуган. Всё тяжелее и тяжелее становилось не называть эту ситуацию похищением. Всё-таки, его забрали против воли, и если Калиша говорила правду, то он проснулся в тысячах миль от дома. Могли ли родители отдать его без сопротивления и боя? Вряд ли. Что бы ни произошло, он надеялся, что в это время они просто спали.

– Даже охренеть, какой умный. Ты ТП или ТК? Думаю, ТК,

– Не понимаю, о чём ты.

Хотя ему казалось, что понимал. Он подумал о том, как иногда дребезжали тарелки в шкафах, как дверь в его спальне закрывалась и открывалась сама по себе, и как в «Рокет Пицца» вибрировал поднос. А ещё о том, как в день АОТ теста мусорная корзина передвинулась сама по себе.

– ТП – это телепат. ТК – …

– Телекинетик.

Она улыбнулась и указала на него пальцем.

– Ты и правда умный мальчик. Телекинетик, верно. Ты один из двух. Считается, что одновременно обоих не бывает – по крайней мере, так говорят техники. Я – ТП. – Последнее она произнесла с некоторой гордостью.

– Ты читаешь мысли, – сказал Люк. – Конечно. Через день, да каждый день.

– Как ты думаешь я всё узнала о Морин? Она никогда никому не говорила о своих проблемах, она не такая. Но я не знаю подробностей, только в общих чертах. – Она задумалась. – И ещё знаю о каком-то ребёнке. Что странно. Я спросила её однажды, есть ли у неё дети, и она сказала, что нет.

Калиша пожала плечами.

– Я всегда умела это – не постоянно, а время от времени, – но не как супергерой. Если бы была супергероем, уже сбежала бы отсюда.

– Ты серьёзно насчёт этого?

– Да, и давай проведём тест. Твой первый из многих. Я загадала число между единицей и пятьюдесятью. Какое?

– Без понятия.

– Правда? Не врёшь?

– Абсолютно. – Он подошёл к двери в дальнем конце помещения. Снаружи мальчик кидал мяч в кольцо, а девочка прыгала на батуте – ничего особенного, только прыжки в сед и периодические развороты. Ни у кого из них не было заметно радости на лице. – Это Джордж и Айрис?

– Да. – Она присоединилась к нему. – Джордж Айлс и Айрис Стэнхоуп. Оба ТК. ТП – раритетные. Эй, умный мальчик, это правильное слово или нужно было сказать: «более редкие»?

– Подходит и то, и другое, но я бы сказал «более редкие». Раритетные звучит так, будто ты пытаешься завести подвесной мотор.

Она задумалась над этим, затем рассмеялась и снова указала на него пальцем.

– Неплохо.

– Мы можем выйти наружу?

– Конечно. Двери на площадку никогда не запирают. Но не то, чтобы хочется торчать там подолгу – насекомые здесь, в глуши, довольно лютые. В шкафчике, в твоей ванной, должен быть «Дит». Тебе стоит пользоваться им, хорошенько так намазываться. Морин говорит их станет меньше, когда появятся стрекозы, но я ещё не видела ни одной.

– Они хорошие ребята?

– Джордж и Айрис? Конечно, вроде бы. В смысле, не то чтобы мы были лучшими друзьями. Джорджа я знаю только неделю. Айрис появилась… ммм… кажется, десять дней назад. Что-то типа того. После меня здесь дольше всего живёт Ник. Ник Уилхолм. В Передней Половине не стоит рассчитывать на длительные, умный мальчик. Как я уже говорила, они приходят и уходят. И никто из них не беседует о Микеланджело.

– Как давно ты здесь, Калиша?

– Почти месяц. Я старожил.

– Тогда ты можешь рассказать мне, что тут происходит? – Он кивнул в сторону детей снаружи. – И они?

– Мы расскажем, всё что знаем, и что нам говорят санитары и техники, но у меня такое чувство, что большинство из этого ложь. Джордж думает также. Айрис, погоди-ка… – Калиша засмеялась. – Она как агент Малдер в «Секретных материалах». Она хочет верить.

– Верить во что?

Взгляд, которым она посмотрела на него, – одновременно мудрый и печальный, – снова сделал её похожей на взрослую женщину.

– Что это всего лишь небольшой крюк на великой дороге жизни, и в конце всё будет хорошо, как в «Скуби-Ду».

– А где твои родители? Как ты сюда попала?

Её взрослось куда-то исчезла.

– Не хочу сейчас говорить об этом.

– Ладно. – Пожалуй, он и сам не хотел. По крайней мере, пока что.

– И когда познакомишься с Ники, не обращай внимания на его тирады. Так он выпускает пар, и некоторые из его тирад… – Она задумалась. – Занимательны.

– Как скажешь. Сделаешь мне одолжение?

– Конечно, если смогу.

– Перестань называть меня умным мальчиком. Меня зовут Люк. Лады?

– Это я могу.

Он потянулся к двери, но она положила ладонь ему на запястье.

– И ещё кое-что перед тем, как мы выйдем. Обернись, Люк.

Что он и сделал. Она была примерно на дюйм выше. Он не знал, что она собирается поцеловать его, пока она не сделала это – настоящий поцелуй, прямо в губы. Она даже просунула язык между его губ на секунду или две, и это вызвало не просто трепет, а сильный толчок, будто он сунул пальцы в розетку. Его первый настоящий поцелуй. Рольф, подумал он (насколько вообще мог думать после этого), будет завидовать.

Она отстранилась, выглядя довольной.

– Это не настоящая любовь, ничего такого, чтоб ты понимал. Я даже не уверена, одолжение ли это, хотя может быть. Первую неделю здесь я провела в карантине. Никаких уколов для точек.

Она указала на плакат, висевший на стене рядом с автоматом со сладостями. На нём был изображён мальчик в кресле, радостно указывающий на кучу цветных точек на белой стене. Рядом стоял улыбающийся доктор (в белом халате, со стетоскопом на шее), положив руку на плечо мальчика. Сверху было написано

А снизу

– И что, блин, это значит?

– Неважно. Мои предки были противниками прививок и через два дня после того, как я оказалась в Передней Половине, я заболела ветрянкой. Кашель, высокая температура, большие уродливые красные пятна – в общем, полный набор. Но думаю, с этим покончено, поскольку я выздоровела, и они снова проводят тесты, но, может быть, я всё ещё заразна. Если повезёт, получишь ветрянку и проведёшь пару недель попивая сок и смотря телек, вместо игл и МРТ.

Девочка на игровой площадке заметила их и помахала рукой. Калиша помахала в ответ, и прежде чем Люк успел что-нибудь ответить, открыла дверь.

– Пошли. Сотри это полусонное выражение со своего лица и познакомься с Факерами.