Когда Калиша и Венди уехали, Тим спросил Люка, не хочет ли он поиграть в шахматы. Мальчик помотал головой.

– Думаю, пойду на задний двор, посижу под тем большим деревом. Я чувствую пустоту внутри. Никогда раньше не чувствовал себя таким опустошённым.

Тим кивнул.

– Пустота снова заполнится. Поверь мне.

– Пожалуй. Тим, думаешь они когда-нибудь воспользуются ключами?

– Нет.

Ключи открывали депозитную ячейку в банке Чарльстона. Внутри находилось то, что Морин Алворсон передала Люку. Если бы с одним из детей, покинувших Катоба-Фарм – или с Люком, Венди и Тимом – что-нибудь случилось, один из них должен был приехать в Чарльстон и открыть ячейку. Может, все они вместе, если между ними ещё останется связь, установленная в Институте.

– Кто-нибудь поверит в то, что на флэшке?

– Энни уж точно, – с улыбкой сказал Тим. – Она верит в призраков, НЛО, «заместителей» и так далее.

Люк не улыбнулся в ответ.

– Да, но она немного… ну, того. Хотя теперь, когда она так часто видится с мистером Бентоном, ей стало лучше.

Брови Тима от удивления поползли вверх.

– С Барабанщиком? Хочешь сказать, они ходят на свидания?

– Вроде того, если этим словом можно назвать встречи пожилых людей.

– Ты прочитал её мысли?

Люк слегка улыбнулся.

– Нет. Я опять могу только двигать подносы для пиццы и перелистывать страницы книг. Она сказала мне. – Люк задумался. – И, думаю, нет ничего такого в том, что я рассказал об этом тебе. Она вроде как не брала с меня клятву хранить молчание или что-то в этом духе.

– Ну офигеть. А что касается флэшки… это как потянуть за одну нитку и распустить весь свитер. На ней есть дети, которых опознают. Много детей. Начнётся расследование, и все надежды на то, что организация шепелявого мужика возобновит работу, пойдут прахом.

– Я всё равно не думаю, что им удастся что-то восстановить. Он может думать обратное, но это не больше, чем очередное магическое мышление. С пятидесятых годов мир сильно изменился. Ладно, я пойду… – Он неопределённо махнул рукой в сторону дома и сада.

– Конечно, иди.

Люк направился вперёд, хотя он не шёл, а скорее плёлся, опустив голову.

Тим почти дал ему уйти, но потом передумал. Он догнал Люка и взял его за плечо. Когда мальчик обернулся, Тим обнял его. Он обнимал Ники – чёрт, он обнимал их всех, иногда после пробуждения от дурных снов, – но это объятие значило гораздо больше. Для Тима в этом объятии заключался целый мир. Он хотел донести до Люка, что тот был храбрым, возможно, храбрейшим ребёнком, когда-либо существовавшим за пределами детских приключенческих книг. Он хотел сказать Люку, что тот был сильным и порядочным, и что его родители гордились бы им. Он хотел сказать Люку, что любит его. Но не было слов, и, возможно, слова были бы лишними. Как и телепатия.

Иногда объятие и есть телепатия.