Через две недели настала очередь Калиши отправляться в путь, но не в Брунсвик, а на станцию в Гринвилле. Она должна была прибыть в Чикаго к вечеру следующего дня и позвонить сестре в Хьюстон из Нави-Пира. Венди подарила ей маленькую сумочку, расшитую бисером. В ней лежали семьдесят долларов и телефонная карта. В одном из её кроссовок лежал ключ, идентичный ключу Ники. Деньги и телефонную карточку могли украсть, но ключ – никогда.

Она крепко обняла Тима.

– Этого не достаточно, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты сделал, но больше у меня ничего нет.

– Достаточно, – сказал Тим.

– Надеюсь, из-за нас миру не придёт конец.

– Говорю тебе последний раз, Ша: если кто-то и нажмёт большую красную кнопку, то это будешь не ты.

Она слабо улыбнулась.

– Когда мы были все вместе, у нас была большая красная кнопка, чтобы покончить со всеми большими красными кнопками. И мне было приятно нажимать её. Вот, что меня тревожит. Насколько приятно это было.

– Но это позади.

– Да. Всё уходит, и я этому рада. Никто не должен обладать такой силой, особенно дети.

Тим подумал, что некоторые люди, которые могли нажать большую красную кнопку, и были детьми, по крайней мере, головой, если не телом, но не стал этого говорить. Впереди её ждало неизвестное и неопределённое будущее, что и без того было страшно.

Калиша повернулась к Люку и полезла в свою новую сумочку.

– У меня кое-что есть для тебя. Это осталось в моём кармане, когда мы покинули Институт, а я даже не обратила внимания. Хочу, чтобы это было у тебя.

Она протянула ему смятую пачку сигарет. Спереди был изображён ковбой, крутящий лассо. Над ним: СЛАДКИЕ СИГАРЕТЫ. Под ним: КУРИ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ!

– Осталось пару штук, – сказала она. – Смятых и, вероятно, несъедобных, но…

Люк начал плакать. Теперь Калиша обняла его.

– Не надо, милый, – сказала она. – Не надо, пожалуйста. Хочешь, разбить мне сердце?