В сопровождении доктора Эверетта Халласа, миссис Сигсби и Стакхаус, кативший тележку, прошли мимо закрытой двери с табличкой «Палата А». За этой дверью не слышно было ни криков, ни воплей, но ощущение присутствия в электрическом поле усилилось; оно разбегалось по её коже невидимыми муравьями. Стакхаус тоже чувствовал это. Свободной рукой он потирал свою лысую макушку.

– Мне всегда кажется, что кругом паутина, – сказал он. Затем обратился к Хеклу: – Вы чувствуете?

– Я уже привык, – ответил Хекл и дотронулся до уголка рта. – Это процесс ассимиляции. – Он умолк. – Нет, не то слово. Кажется, акклимации. Или акклиматизации? Вроде, без разницы.

У миссис Сигсби вдруг разыгралось любопытство.

– Доктор Халлас, когда у вас день рождения? Вы помните?

– Девятого сентября. И я знаю, о чём вы подумали. – Он оглянулся и посмотрел на дверь с красной надписью Палата А, затем повернулся к миссис Сигсби. – Я в порядке, в общем и целом.

– Девятого сентября, – повторила она. Значит вы кто? Весы?

– Водолей, – сказал Хекл, бросив на неё лукавый взгляд, будто говоривший: Вы так просто не проведёте меня, моя дорогая. – Когда луна в седьмом доме, а Меркурий на линии с Марсом, так сказать. Пригнитесь, мистер Стакхаус. Тут низкий потолок.

Они прошли по короткому полутёмному коридору, спустились по лестнице – Стакхаус придерживал тележку спереди, а миссис Сигсби рулила сзади – и подошли к очередной закрытой двери. Хекл воспользовался картой-ключом, и они вошли в круглое помещение, в котором было довольно жарко. Мебели внутри не было, но на стене висела табличка в рамке: ПОМНИТЕ СВОИХ ГЕРОЕВ. Она находилась под грязным испачканным стеклом, которое давно нуждалось в протирке. В дальнем конце помещения, в центре грубой цементной стены была стальная дверца, как в промышленном мясохранилище. Слева от неё был экран ввода, в данный момент пустой. Справа – пара кнопок: красная и зелёная.

Здесь осколки воспоминаний и обрывки мыслей, которые докучали миссис Сигсби, исчезли, и мимолётная головная боль, ощущавшаяся в, немного отступила. Это хорошо, но она не могла дождаться, когда покинет это место. Она редко приходила в Заднюю Половину, потому что её присутствие там было необязательным; командир редко бывает на передовой, если всё идёт по плану. И хотя ей стало немного легче, находиться в этой круглой комнате всё равно было невыносимо.

Халласу, казалось, тоже полегчало – он уже не был Хеклом, а был человеком, который двадцать пять лет проработал военным врачом и получил бронзовую звезду. Он расправил плечи и перестал дотрагиваться пальцем до уголка рта. Его глаза прояснились, а вопросы стали более конкретными.

– На ней есть драгоценности?

– Нет, – ответила миссис Сигсби, подумав об отсутствующем обручальном кольце Алворсон.

– Полагаю, она одета?

– Разумеется. – Этот вопрос слегка задел миссис Сигсби.

– Вы проверяли её карманы?

Она взглянула на Стакхауса. Он помотал головой.

– Хотите проверить? Это ваш последний шанс.

Миссис Сигсби обдумала предложение и отвергла его. Женщина оставила предсмертную записку на стене ванной, а её сумка должна быть в её шкафчике – нужно будет проверить. Но она не собиралась разворачивать тело экономки, снова обнажая этот высунутый наглый язык, только для того, чтобы найти гигиеническую помаду, упаковку жвачек или пару скомканных салфеток.

– Я – нет. А вы, Тревор?

Стакхаус снова помотал головой. Он круглый год ходил загорелым, но сегодня выглядел бледным. Поход через Заднюю Половину сказался и на нём тоже. Может, нам стоит делать это почаще, подумала она. Чтобы быть на короткой ноге с процессом. Затем она подумала о докторе Халласе, который назвал себя водолеем, и о Стакхаусе, который что-то сказал о тоннах бобов в Бинтауне. Она решила, что быть на короткой ноге с процессом – это плохая идея. И кстати, разве девятое сентября – это весы? Вроде бы, нет. Кажется, дева.

– Давайте покончим с этим, – сказала она.

– Что ж, ладушки, – сказал доктор Халлас, и сверкнул улыбкой от уха до уха, в которой было что-то от Хекла. Он дёрнул за ручку дверцы из нержавеющей стали и распахнул её. Дальше была темнота, запах палёного мяса и закопчённая конвейерная лента, уходящая куда-то вниз.

«Эту табличку нужно убрать, – подумала миссис Сигсби. – А конвейер нужно почистить, пока он окончательно не загрязнился и не сломался. Опять безответственность».

 – Надеюсь, вам не понадобится помощь, чтобы поднять её, – сказал Хекл, всё ещё улыбаясь своей улыбкой ведущего игрового шоу. – Боюсь, сегодня меня одолевает некоторая слабость. Не поел каши.

Стакхаус поднял обёрнутое тело и поместил его на конвейер. Нижний край брезента отвернулся, открыв одну туфлю. Миссис Сигсби почувствовала желание отвернуться, чтобы не смотреть на потёртую подошву, но пересилила себя.

– Какие-нибудь последние слова? – спросил Халлас. – Помним, скорбим? Дженни, мы едва тебя знали?

– Не будьте идиотом, – сказала миссис Сигсби.

Доктор Халлас закрыл дверь и нажал на зелёную кнопку. Миссис Сигсби услышала треск и скрип, когда грязная лента конвейера начала двигаться. Когда она остановилась, Халлас нажал на красную кнопку. На экране загорелось число, быстро возрастая от 200 до 400, до 800, до 1600 и, наконец, до 3200.

– Гораздо больше, чем в обычном крематории, – сказал Халлас. – А ещё гораздо быстрее, но всё равно занимает какое-то время. Можете пока осмотреться; я готов провести экскурсию. – Он продолжал улыбаться.

– Не сегодня, – сказала миссис Сигсби. – Много дел.

– Так я и думал. Тогда в другой раз. Мы так редко видимся, но мы всегда открыты для дел.