Книга: Мистер Капоне [litres]
Назад: Глава 20 …и цветы
Дальше: Глава 22 Держите Капоне!

Глава 21
Братская любовь

Хотя специальная разведывательная служба Налогового управления США (IRS) получила разрешение на официальное преследование Капоне лишь 18 октября 1928 года, правительственные агенты и прокуроры лелеяли эту идею еще с 1927 года, когда Верховный суд завершил дело, начатое шестью годами ранее.
IRS всегда утверждало, что любой доход, даже нелегально полученный, должен облагаться налогом, но подобные утверждения не имели законных оснований. В 1921 году правительство начало судебное преследование бутлегера-неудачника Мэнли Салливана за уклонение от уплаты налогов. Юристы Салливана утверждали, дядя Сэм заболел на всю голову, если требует отдать часть криминальных денег. Более того, разбирательство, ведущееся в связи с неуплатой гражданином налогов на нелегальный доход, подтверждает наличие такого дохода, а это является нарушением пятой поправки к Конституции.
Верховный суд отклонил аргументы обеих сторон.
В силу этого решения по Салливану, чикагские агенты IRS стали хранить записи новостных ресурсов гангстеров, в частности, о щедрых вечеринках, проводимых Капоне в арендованном особняке. Подобные расходы лишний раз подтверждали наличие огромных неучтенных денежных сумм. Тем не менее правительство не могло облагать налогом просто деньги, они должны были быть официально заработаны. Другими словами, чтобы поймать Капоне (или любого другого уклонившегося от уплаты налогов лица), правительству были нужны доказательства самого факта неучтенного дохода.
В начале 1928 года IRS собрал достаточно материалов на Терри Драггэна и Фрэнки Лейка. В марте им были предъявлены обвинения в уклонении от уплаты налогов на доходы от владения незаконно действующих пивоварен.
Столь же многообещающие крючки IRS получил и на Ральфа Капоне. В 1926 году агент Эдди Уотерс убедил Ральфа, что он может избежать неприятностей, объявив реальный доход и уплатив налог, и предложил услуги по заполнению необходимых форм, которые Ральф нашел слишком сложными. Ральф согласился и признал доход на общую сумму $55 000 за предыдущие четыре года. Несмотря на смехотворность суммы, она была признана доходом. Уотерс сказал Ральфу, что он должен государству $4065 и 75 центов. По какой-то необъяснимой причине Ральф не заплатил, и в январе 1927 года правительство приняло решение о конфискации имущества, включая ценных скаковых лошадей.
Ральф попытался увильнуть от решения, утверждая, что не может заплатить всю сумму сразу; якобы он проиграл огромные деньги в азартные игры, а некоторые из лошадей давно умерли. Ральф утверждал: всего, что у него осталось, не хватит на уплату и пoловины, но он готов взять в долг $1000, если правительство сочтет это законным. Налоговый агент настаивал, чтобы Ральф изложил свою сказочную историю в письменном виде. Но федералы Вашингтона отклонили этот вариант, и глава специального разведывательного управления Казначейства Элмер Л. Ирей назначил специального агента изучить финансовую историю Ральфа.
К июлю 1928 года Налоговое управление доказало, что Ральф был владельцем по крайней мере четырех чистокровных лошадей. Как удалось выяснить, он очистил сейфовую ячейку за день до того, как стал доказывать федералам свою нищету. В ноябре 1928 года Ральф предложил заплатить $2500, а затем и полную сумму, $4065 и 75 центов, но почему-то упорно отказывался добавить еще $1000, которая накопилась из-за проволочек и предыдущих отказов и могла решить исход дела в его пользу.
Если бы у IRS были доказательства наличия у Ральфа более крупных общих активов, чем заявленные $55 000, правительство могло бы временно отложить окончательное решение.
В случае с Ральфом, как и в случае с Драггэном и Лейком, успех преследования превратился в возможность зафиксировать право собственности на имущество, приобретенное за счет доказуемого дохода, вне зависимости от происхождения. Аль Капоне был хитрee. Он ничем не владел и не декларировал никакого очевидного дохода.
IRS классифицировал два вида случаев. Более простой назывался «конкретным предметом» судебного преследования: уклонившийся объявлял доход в размере $50 000, но федералы могли документировать получение еще $25 000. Другой вид обвинения, «чистый капитал», был сложнее. Если правительство фиксировало, что мошенник указал $10 000 в активах при доходе $5000 долларов в год на определенную дату, но через два года обладал домом стоимостью $20 000 долларов и автомобилем за $10 000, а при этом был оплачен налог только на уже упомянутые $5000, прокуратура могла ожидать, что коллегия присяжных обнаружит это маленькое несоответствие. Коллегии следовало бы установить, что мошенник действительно имел доход за эти два года, равный, по крайней мере, разнице между предыдущими и нынешними активами или разнице между стартовыми активами плюс доходы и доказанные расходы.
Просто иметь более высокие активы или тратить деньги не было доказательством налогооблагаемого дохода, и, конечно, подсудимым не приходилось доказывать, где они получили деньги. Но если люди не могли указать убедительный источник прибыли и в расчет не принимались сказки о неожиданно свалившемся неизвестном наследстве и кредитах добрых незнакомцев, то большинство присяжных голосовало, что это действительно было доходом, и неуплата налогов на этот доход являлась преступлением.
Прокурорам приходилось устанавливать то, что сегодня называют «отправной точкой» – признанным или доказуемым первоначальным уровнем активов или доходов (или их комбинацией), с которыми можно сравнивать последующие активы и расходы. Роль этих точек отлично играли налоговые декларации за предыдущие годы. Прокуроры особенно ценят заявления об активах при бракоразводных процессах, поскольку негодяи часто клянутся в заниженных активах, надеясь избежать крупных урегулирований между бывшими супругами.
Верховный суд окончательно признал легитимность разбирательств по поводу «чистого состояния» только в 1954 году. Сейчас такими делами редко занимаются, потому что доказательства всегда носят ситуативный характер, а присяжные смотрят с подозрением.
В случае с Аль Капоне определить «чистый» капитал было невозможно, и в его деле «отправная точка» отсутствовала. Он никогда в жизни не платил налог на прибыль, не владел никакой собственностью и не декларировал средства или доходы. Налоговое управление продолжало поиски.
Налоговое управление прилагало огромные усилия, чтобы подобраться к Ральфу. Долгое время эти потуги не приносили ощутимых результатов. Наконец IRS повезло.
Ситуация в Чикаго-Хайтс была напряженной даже на фоне округа Кук. Редкий день проходил без убийства бутлегера. Дошло до убийства федерального агента, а 6 декабря 1928 года начальнику полицейского участка Южного Чикаго-Хайтс, намеревавшемуся дать показания коллегии присяжных против двух бутлегеров, снесли голову выстрелом из дробовика через окно гостиной собственного дома.
Местная полиция и люди шерифа округа не справлялись, а возможно, просто не хотели ввязываться. На рассвете 6 января 1929 года объединенные силы детективов и правительственных агентов Чикаго устроили облаву. Главной целью стал особняк Оливера Дж. Эллиса, респектабельного друга бутлегеров. В огромном флигеле рейдеры нашли запасы выпивки, четыреста тридцать три игровых автомата и массу учетных финансовых записей.
Хотя ни один из арестованных ничего не сказал и Эллис предпочитал хранить молчание, записи красноречиво говорили сами за себя. В частности, из них следовало, что только в течение одного года игровые слоты принесли $1,5 миллиона прибыли, плюс записи о расходных чеках, оплаченных Эллисом. Одна из оплат, датированная 27 июня 1928 года, поступила на счет некого Джеймса Кэрролла через Государственный банк Pinkert в Сисеро. Сотрудники специального подразделения IRS сосредоточились на транзакции с целью установить личность Джеймса Кэрролла, но банковские клерки понятия не имели, кто это и откуда, несмотря на активность учетной записи. Для маленького банковского филиала подобное незнание выглядело крайне подозрительно.
В январе 1929 года Аль Капоне заболел пневмонией.
5 декабря 1928 года в отеле Кливленда состоялась встреча двадцати семи главарей различных банд из Чикаго, Нью-Йорка, Сент-Луиса и Ньюарка. Целью совещания было сгладить различия в интересах, разобраться и наладить тесное сотрудничество. Пэтси Лолордо посетил Чикаго всего за месяц до смерти. Его сопровождал Джозеф Джунта. Четыре года назад Тони Ломбардо привез Джунту из Бруклина для организации работы Unione. Джунта было двадцать два года, но он сумел сделать карьеру и стать главным помощником Лолордо.
Кливлендские гангстеры были обременены условностями, определяемыми Unione, но рациональность сотрудничества и ведения переговоров, отстаиваемых в свое время Джоном Торрио, начала доходить до руководителей организованных бизнес-банд. Например, Unione уже давно признал не сицилийцев. Дежурный портье отеля, встретив гостей, проинформировал о проведении конклава детективное управление.
Через некоторое время общенациональная реакция на события в День святого Валентина потребует созыва более широкого собрания. Возможно, это связано с появлением новой восходящей гангстерской звезды Нью-Йорка Фрэнка Костелло или Еноха Дж. Джонсона из Нью-Джерси, обладавшего мощными коррумпированными связями. Во всяком случае, проведению кливлендской встречи полиция не мешала.
Прежде чем уехать в Атлантик-Сити, Капоне предстояло решить вопрос, который назрел внутри структуры.
Видимая отстраненность Капоне от дел, длительные и частые отлучки из Чикаго стали предпосылкой к возникновению крупных неприятностей: кошка из дому – мыши в пляс. Кажущийся успех соблазняет и порождает сумасшедшие идеи.
Джозеф Джунта занял пост президента Unione, сменив убитого 8 января 1929 года Пэтси Лолордо. Его гиперактивность, вызывающая одежда, любовь к танцам и показная демонстрация власти раздражали людей. Джунта получил прозвище «Прыгающая жаба». Двадцатишестилетний выскочка был невероятно тщеславен.
Джону Скализу стоило вести себя разумнее. Идея идти против человека, которому так преданы члены организации, обладающего широкой разведывательной сетью, охватывающей весь город, была изначально гибельной. Скализу вскружил голову успех в таком большом количестве операций Капоне. После бойни Скализ начал говорить: «Я самый важный человек в Чикаго».
Капоне стало известно о запланированном предательстве из двух источников. Официант ресторана в Уокигане сообщил Капоне, что видел Скализа вместе с Джо Айелло. Скализ и Альберт Ансельми приняли предложение Айелло убить Капоне за $50 000.
Джунта пообещал Скализу должность вице-президента Unione. В результате этой нехитрой комбинации Джунта Скализ и Ансельми узурпировали бы империю Капоне, а Норд-Сайт становился вотчиной Айелло.
Второе донесение сделал верный Фрэнки Рио, но не смог убедить босса в вероломстве тех, чьи жизни Капоне отказался разменять на необходимый мир с Хейми Вайсом в 1926 году. Чтобы доказать свою правоту, Рио придумал хитрость. На ужине в присутствии Скализа и Ансельми Рио и Капоне разыграли дикую ссору, Рио оскорбил противника и выбежал из комнаты. Уже на следующий день Скализ и Ансельми предложили Рио союз против патрона, подробно выложив планы Айелло и Джунты.
Удостоверившись в предательстве, Капоне жаждал мести. «Это была идея Нитти, – рассказывал Джордж Мейер. – Я находился в офисе, когда туда пришли Капоне, Нитти и Джо Фишетти». Они начали разговор, и Мейер встал, чтобы уйти, полагая, такие вещи не терпят лишних ушей. «Останься, – сказал Капоне Мейеру, – ты все равно об этом узнаешь». Нитти предложил устроить званый банкет для лучших людей организации и пригласить троих заговорщиков в качестве почетных гостей.
Веселье, уют и разговоры о дружбе, предшествующие расправе, сделали бы ее более изысканной.
Люди Капоне разослали приглашения. Банкет назначили на 7 мая в придорожном казино The Plantation, недалеко от города Хаммонд, штат Индиана, где царило особое очарование старого юга. Это было совсем рядом с Бэрнемом, самой первой пригородной колонией Джонни Торрио. Банкет предполагалось провести в задней комнате. «Мы обыскивали каждого входящего, как обычно», – говорил Мейер.
Как показало вскрытие, Капоне накормил Скализа, Ансельми и Джунту плотным обедом, дополненным вином, бренди и кофе.
Когда гости насытились, Капоне начал лично избивать их укороченной бейсбольной битой (самым жестоким образом досталось Скализу, меньше всех пострадал Джунта). «Как потом говорили, – вспоминал Мейер, который оставался в прихожей на страже, – Капоне настолько разъярился, что присутствующие всерьез опасались сердечного приступа».
Едва живых после избиения заговорщиков расстреляли. Скализу оторвало мизинец, когда он инстинктивно пытался поднять руку, закрывая от пули почерневший глаз. Судя по ранам, стрельбу вели три или четыре человека. В них стреляли, когда они сидели, падали и уже лежали мертвые.
Патологоанатом, проводящий вскрытие, заметил, что не встречал так сильно избитых перед смертью людей.
Примерно в половину второго ночи 8 мая двое полицейских из Хаммонда нашли трупы в глухом местечке Спуннерс-Нок.
Скализ и Джунта стояли на коленях, привязанные к заднему бамперу угнанной машины, а труп Ансельми находился в двадцати двух футах от автомобиля.
Сразу после акта возмездия Капоне отправился на встречу бандитской верхушки, состоявшуюся в отеле President в Атлантик-Сити. На ней присутствовали почти все важные криминальные шишки Востока и Среднего Запада. Пренебрегая условностями вероисповедания и национальностями, ее посетили Костелло, Мейер Лански и Чарльз Лучано, Датч Шульц из Нью-Йорка, Чарльз Соломон из Бостона, Эбнер Цвильман, владыка Нью-Джерси, Эйб Бернстайн из детройтской банды Purple, Макс Хофф из Филадельфии, а также представители Флориды и Нового Орлеана. Присутствовали главари всех чикагских фракций (кроме Морана). Громкие разборки и убийства придавали бутлегерству, азартным играм и проституции дополнительную дурную славу, грозящую большими чистками и репрессиями на национальном уровне. Капоне взял на встречу Джека Гузика, Фрэнка Нитти и незаменимого Фрэнка Рио.
«Я сказал, – вспоминал Капоне, – мы занимаемся бизнесом, делающим нас всех богатыми, поэтому пришло время прекратить убийства и посмотреть на дело с другой стороны. Мы должны работать, но забывать о делах, отправляясь вечером домой. Для человека, который сражался на протяжении многих лет, согласиться на мирную программу – не самое легкое дело. В конце концов, все собравшиеся решили забыть прошлое и начать с чистого лица. Мы составили письменное соглашение. Все подписались».
Джонни Торрио, присутствующий на собрании в роли почетного гостя, гордился своим учеником.
Эти соглашения были построены по схеме, которую Торрио предлагал в Чикаго еще до 1923 года, а Капоне пытался провести в жизнь с тех пор. Они подразумевали рациональное распределение коррупционных средств, фиксированность территорий, единый фронт против внешних угроз, неподкупных представителей власти и реформаторов и арбитражное решение спорных вопросов сборной комиссией под председательством Торрио. Но прежде всего требовалось прекратить публичное насилие, пагубно влияющее на общественное мнение.
Тем не менее существовали некоторые проблемы. Где-то все еще скрывался Моран, некоторые из чикагских сицилийцев были сильно обозлены смертью Скализа, Ансельми и Джунты. Неизвестно, кто придумал, новая комиссия, Торрио или сам Капоне, но Аль скрылся на один сезон, чтобы избежать мести и общественной ненависти. Капоне разыграл свой арест в Филадельфии.
Капоне, Фрэнки Рио и два телохранителя покинули Атлантик-Сити на машине во второй половине дня 16 мая, чтобы успеть на поезд Broadway Limited, из Нью-Йорка в Чикаго, прибывающий на станцию Северная Филадельфия в 4.40. Тем не менее в пятнадцати милях южнее Камдена в машине пробило прокладку головки блока цилиндров, и, опоздав на поезд, они кое-как добрались до Города братской любви лишь к 6.30. Оставив багаж на станции Северная Филадельфия, они вернулись в центр города на станцию Брод-стрит, где можно было зарезервировать билеты на следующий поезд в Чикаго в 9.05. Прогуливаясь по Маркет-стрит, они заметили театр Стэнли на девятнадцатой улице. Давали пьесу «Голос города» Уилларда Мака, «захватывающий детектив-рассказ» с участием Фреда Уоринга.
В это время два детектива, лейтенанты Джон Дж. Криден и Джеймс Шуи Мэлоун, ехали по Маркет на восток, и Джон Шуи Мэлоун заметил Капоне, входящего в театр. Мэлоун видел Капоне во Флориде во время боксерского боя Шарки-Стрибринга, когда находился в очередном отпуске (или в отпуске по медицинским показаниям, учетные записи менялись). Это произошло около 7.15. Криден и Мэлоун немедленно потребовали подкрепления и стали ждать. Около 8.15 Капоне и Рио вышли в фойе Стэнли, двое телохранителей держались сзади. Существует несколько версий дальнейшего развития событий.
Мэлоун утвердительно произнес:
– Вы Аль Капоне, Лицо со шрамом!
– Все верно, а вы кто? – ответил Капоне (предположительно).
В другом варианте ответ звучал иначе:
– Вообще-то Аль Браун, но можете звать меня Капоне!
После того как детективы показали значки, Капоне протянул им револьвер калибра 38:
– О, ребята, да вы, оказывается, копы! Держите оружие. Это – копы, – прошептал он Рио, который уже выдвинулся вперед на защиту хозяина.
– Даже так? – произнес Рио. – Тогда держите и мое оружие.
Телохранители слились с толпой и исчезли.
В других рапортах ситуация выглядела существенно иначе. Взглянув на Мэлоуна, Капоне воскликнул:
– Привет, Шуи! Сразу признаюсь, при мне ствол, – и вынул пистолет из кармана пальто.
Мэлоун мгновенно отверг версию приветствия Капоне «Привет, Шуи!» и стал активно отрицать знакомство. Со слов детектива, он видел Капоне только на боксерском поединке. Лейтенант Криден подтвердил слова Мэлоуна, добавив, что между сторонами не было разговоров, пока гангстеры не разоружились, и только после Капоне задал вопрос о задержании, поскольку они в Филадельфии проездом.
Пока Капоне и Рио оформляли, дактилоскопировали и фотографировали, прошло много времени, поэтому полиция была вынуждена вытащить судью Эдварда П. Карни из постели в номере отеля Sylvania для предъявления обвинения в преступлении, совершенном на территории полицейского участка в зоне станций «22-я улица» и «Битвуд». В мэрии волшебным образом уже ожидали адвокаты Бернард Л. Лемшич и Корнелиус Хаггарти, которым пообещали, что без их присутствия задержанным не предъявят никакого обвинения. Но к 11:35, еще до прибытия в суд, Карни постановил отпустить Капоне и Рио под залог $35 000 с каждого.
В карманах Капоне находилось около $30, у Рио – $12, что было явно недостаточно. Их отвели в детективное бюро мэрии.
Адвокаты пришли в ярость.
– Вы неоднократно отпускали людей за ношение оружия под залог в $400, – возмутился Хаггарти.
– Будь в моей власти, не выпустил бы их и за $100 000, – парировал судья.
Директор Управления государственной безопасности Лемуил Б. Шофилд также хотел побеседовать с Капоне. Беседа длилась с полуночи до двух ночи в присутствии нескольких чиновников и стенографиста. По словам майора Шофилда, Капоне находился в несколько печальном настроении и был склонен к воспоминаниям. «Мне показалось, – рассказывал позже Шофилд, – он стремится найти какую-то точку, где можно было бы одновременно находиться в мире не только с бандитами, но и соблюдать серьезные элементы права. – В любом случае Шофилд был сильно впечатлен. – Капоне вел себя как серьезный человек, рассуждающий о крайне важных вещах».
Совершенно иное впечатление на Шофилда произвел Фрэнк Рио, который в присутствии Капоне с ходу зарычал: «Дайте мне только волю, я с ними поговорю!» – «Послушай, мальчик, – успокаивающе махнул рукой Капоне, – ты мой друг и верный телохранитель, но говорить буду я. Мы находимся не в самом хорошем положении, и единственный выход сейчас – говорить правду. Взамен мы можем ожидать снисходительного и законного отношения». Безусловно, правда Капоне носила очень избирательный и корыстный характер, но казалась не менее искренней и верно отражала его душевное состояние.
– Я занялся рэкетом в Чикаго четыре с половиной года назад, – сказал Капоне, намеренно уклоняясь от воспоминаний о годах ученичества у Торрио. – В течение последних двух лет я пытался из него выбраться. Но оказалось, попав в рэкет, вы останетесь с этим делом навечно. Паразиты преследуют, выпрашивая одолжения и деньги, и ты никогда не сможешь уйти от них, куда бы ни пошел. У меня обожаемая жена и одиннадцатилетний сын, прекрасный дом на Палм-Айленд во Флориде. Если бы я мог просто жить, забыв обо всем, стал бы самым счастливым человеком на свете. Я желаю мира, потому что страшно устал от убийств и перестрелок.
Я провел неделю в Атлантик-Сити с одной целью – установить мир среди гангстеров Чикаго. Все, кто был там, дали слово, что перестрелок больше не будет.
Шофилд попросил Капоне рассказать о встрече гангстерской верхушки более подробно.
– Мы остановились в отеле President, где я зарегистрировался под вымышленным именем. Из Чикаго присутствовали Багз Моран (Капоне выдал желаемое за действительное) и еще трое или четверо лидеров, имена которых не хочу упоминать. Мы три дня обсуждали проблемы и подписали соглашение, чтобы похоронить прошлое и забыть о войнах в будущем для общего блага всех заинтересованных сторон.
Далее Шофилд спросил Капоне, что он чувствовал при прошлых бандитских войнах и имелись ли шансы на победу.
– Я был доволен, но это ужасная жизнь. Вы постоянно боитесь смерти и, что еще хуже смерти, крысиных игр. Крысы обязательно бегают и рассказывают полиции все, что знают, если не удовлетворять их деньгами и другими милостями. Я никогда не мог покинуть дом без телохранителя Рио. Он живет со мной и постоянно сопровождает в поездках в течение последних двух лет.
Похоже, Капоне не включил в категорию крыс убитую троицу, пытавшуюся его предать.
– Я, как и любой другой человек, достаточно долго занимающийся рэкетом, понял, что в этой игре нужны перерывы. Нужно выходить из состояния войны. Три моих друга были убиты в Чикаго две недели назад. Такое положение дел, безусловно, не способствует спокойствию. Я не знаю покоя уже много лет…
– Чем вы занимаетесь сейчас? – спросил Шофилд.
– Считайте, что я ушел на пенсию, – ответил Капоне, – и живу на заработанные деньги.
– Вы должны полностью выйти из рэкета и забыть обо всем! – не поверил Шофилд.
– Не могу бросить из-за паразитов. Они не отстанут. Я боюсь паразитов больше смерти, – ответил Капоне.
Остаток ночи, с двух до восьми, Капоне и Рио провели дремля на скамейках в детективном бюро. Детективы Филадельфии развлекались: на ночное шоу собрался весь свободный личный состав. Капоне и Рио фотографировали в анфас и в профиль под ярким светом ламп, в головных уборах и без на фоне линейчатого стенда, с помощью которого определялся рост. Рио отсидел шесть месяцев в 1915 году за кражу облигаций. Его арестовывали много раз, в том числе за незаконное ношение оружия, но все обвинения были сняты.
Капитан Эндрю Эмануэль обратился к Капоне:
– Вы обвиняетесь в подозрительной деятельности и владении оружием. Что можете сказать в свое оправдание?
– О, ничего, совсем ничего, – рассмеялся в ответ Капоне.
– Вы что, никогда не сидели в тюрьме? – поинтересовался капитан после того, как Капоне перечислил все аресты и задержания.
– Никогда, – с гордостью подтвердил Капоне. – Ни минуты.
В другой части мэрии детективы Мэлоун и Криден совещались с окружным прокурором. В 10.15 он обратился к коллегии присяжных, и уже в 10.25 у штата Филадельфия было готово обвинение. В 11.30 судья Джон Уолш начал разбирательство дела. Детективы обследовали зал суда с оружием в руках, а в коридорах патрулировали полицейские в форме.
Капоне казался невозмутимым и приветливо помахал рукой присутствующим.
– Сколько весит ваш бриллиант? – спросил один из них, глядя на яркий блеск Jagersfontein.
– Одиннадцать с половиной каратов.
– Стоит около $50 000?
– Вы прекрасно разбираетесь в камнях.
Примерно в четверть первого, после совещания с судьей, Лешмич на несколько минут подошел к клиентам и что-то серьезно говорил им несколько минут. Капоне покраснел, но кивнул в знак согласия с адвокатом. Лешмич обратился к судье: клиенты изменили отношение и признают себя виновными. «Отлично», – согласился судья Уолш и дал каждому по году тюрьмы, не удаляясь на перерыв.
Это было самым суровым наказанием за нарушение, которое обычно каралось штрафом или, в худшем случае, девяносто днями тюрьмы. Капоне отправлялся в тюрьму на значительно более долгий срок, чем ожидал.
– Вот и перерыв, дружище, – сказал он поручителю, покидая зал.
История с арестом Капоне мгновенно получила широкую огласку. Глава Комиссии по предупреждению преступности Чикаго Фрэнк Леш решил: «Теперь стало возможным избежать мести соперничающих бандитов», следователь Пэт Рош назвал этот шаг Капоне «отчаянной мерой, чтобы избежать смерти». Мэр Филадельфии Гарри А. МакКи считал, что Капоне «был рад попасть в тюрьму, чтобы уклониться от убийц, стоящих на пути». Адвокат Капоне, Корнелиус Хаггарти, допускал нечто подобное. Газета The New York Times писала: «Капоне сидит в тюрьме только потому, что сам хочет».
В любом случае скорость принятия решения – чуть более шестнадцати часов от ареста до тюрьмы – казалась беспрецедентной и подозрительной. Филадельфийская Record высказалась прямо: «Лицо со шрамом, Аль Капоне, умышленно посадил себя».
Не все приняли такой поворот событий. Сестра Капоне, Мафальда, отказалась верить, что обожаемый брат окажется в таком положении. «Он никогда не садится в тюрьму, – закричала она, услышав, что в 12:50 Капоне доставили в окружную тюрьму Филадельфии. Во Флориде Мэй Капоне также пребывала в сомнениях: «Зачем ему отправляться в тюрьму? – недоумевала Мэй. – Это единственное место, куда Капоне никогда не стремился. Он любил говорить о Европе, о Палм-Бич, о знаменитых гоночных трассах и больших боксерских состязаниях, но о тюрьме… О, нет, это не для Аля».
Зачем он носил оружие? С момента ареста в Джолиете Капоне решил, что оружие будет носить телохранитель. Почему у него не было денег для выхода под залог? Почему не сработала ни одна из обычных задержек вынесения приговора? Зачем Капоне признал себя виновным?
Естественно, детективы, непосредственно осуществляющие арест, отрицали вариант подставы. «Этого достаточно, чтобы отбить у любого копа желание продолжать работать, – возмущался Шуи Мэлон. – Мы поймали преступников. Они вооружены и опасны. И тут все загалдели: это подстроено».
Едва ли Мэлоун мог сказать что-то более убедительное. Впрочем, как и сам Капоне: «Я не сдавался. Я здесь потому, что просто попался. Если бы не проклятая прокладка головки блока цилиндров, только бы меня и видели в Филадельфии». С другой стороны, что еще он мог сказать? Если бы Капоне сознался, что сдался, и друзья, и враги решили бы, что он обыкновенный трус. Позже Аль Капоне говорил: «Невозможно заработать мою репутацию, прячась по тюрьмам».
Тюрьма, в которую вскоре перевели Капоне, добавила ему репутацию крутого парня.
В тюрьме Мояменсинг содержались осужденные на короткий срок или ожидающие суда. После ночи пребывания там Капоне и Рио перевели в Холмсбург, обычную окружную тюрьму на северо-восточной окраине Филадельфии. Эта была темная, сырая крепость, стоящая у реки Делавэр. Двор тюрьмы прорезал зловонный ручей.
Одна чикагская газета злорадно писала: «Тюрьма Холмсберг известна в криминальной среде как самое жестокое место отбывания наказания, какое можно найти между двумя океанами. Руководство тюрьмы славится рукоприкладством. Одному заключенному очень повезло вынести из этой тюрьмы только ревматизм, и ничего более серьезного».
Качество еды было ужасным.
Капоне побрили, костюм за $135 cменили на белую хлопковую рубашку и серо-голубые шаровары, c широкими черными полосами по швам. Белую шляпу-борсалино заменила серая тряпичная кепка. «Тут как-то не очень уютно», – заметил Капоне, беседуя с начальником тюрьмы.
Зачем Капоне выбирает город с такой жесткой тюрьмой? Почему не Чикаго или соседний округ, где, как показала практика Драггэна, Лейка или Торрио, условия содержания не были столь обременительными? Ответ лежит на поверхности: как отмечал Джон Стидж, на всей территории штата Иллинойс полиции было запрещено проводить обыски без ордера или личные досмотры без явных намерений задержанного совершить преступление, а практика арестов за незаконное ношение оружия вообще была прекращена. Но почему же тогда не Майами, где тюрьма размещалась в высотном задании с зарешеченными окнами, из которых открывался превосходный вид на залив Бискейн? Капоне собирался прожить в Майами остаток жизни, поэтому не видел резона лишний раз давать повод для озлобления оппозиции, с которой уже пришлось столкнуться.
Вероятно, Капоне ожидал провести в спокойном Моямесинге девяносто дней или около того – достаточный срок, чтобы гангстерские страсти утихли. К несчастью, Капоне не сумел полностью просчитать ситуацию. Общественность Филадельфии недавно была поражена крупным коррупционным скандалом, разоблаченным Большим жюри. Как заметила одна чикагская газета: «Филадельфия жадно вцепилась в заманчивую возможность показать Чикаго, как вершится правосудие».
Одновременно по каналам Еноха Наки Джонсона из Нью-Джерси пришла информация, что, невзирая на уверения детективов Филадельфии, арест и последующее заключение были хорошо разыгранным спектаклем.
Холмсберг был не единственной тюрьмой, но, отсидев десять месяцев (при хорошем поведении), Капоне, похоже, не собирался с ней расставаться.
Назад: Глава 20 …и цветы
Дальше: Глава 22 Держите Капоне!