В 11.25 в Чикаго Луп все еще завывали полицейские сирены. Толпы любопытных заполнили все улицы, примыкающие к гаражу.

В 12:25 по местному времени Майами около здания суда округа Дейд остановился светло-голубой лимузин. Из лимузина вышел Капоне, одетый по-летнему: в клетчатой спортивной куртке, белых фланелевых брюках, теннисных туфлях и белой шляпе из мягкого фетра. Шофер в униформе и телохранитель остались в машине. Второй телохранитель направился с Капоне к лифту. Оба были габаритными, но подвижными, с цепким взглядом. Они были одеты так же броско, как Снорки.

В 12.30 Капоне вошел в кабинет окружного прокурора Роберта Тейлора, который допрашивал его прошлым летом. Тейлор пригласил Капоне на беседу с Луисом Голдстейном, помощником окружного прокурора из Нью-Йорка, приехавшим задать несколько вопросов по поводу убийства Фрэнки Йеля.

Позже многие полагали, что Капоне создал непоколебимое алиби, поскольку о его присутствии во Флориде говорили ежедневные публикации в прессе.

– Итак, – улыбнулся Капоне, пожав руки Тейлору, Голдштейну и официальным представителям Майами, – чем могу быть полезен?

Содержание беседы осталось неизвестным, дело об убийстве Йеля еще не было закрыто.

Капоне уклончиво сказал: «Я просто ответил на несколько вопросов, которые вряд ли могут быть интересны».

Через два года и девять месяцев Капоне поймет ошибочность этого заявления, но тогда большинство вопросов поверенного округа Дейд казались совершенно безобидными. Капоне аккуратно парировал, как всегда.

Например, Тейлор спросил, когда Капоне впервые встретил Паркера Хендерсона. «Около двух лет назад». Помощник прокура продолжил: «Можете назвать имена людей, которые были с вами?» Капоне поморщился в ответ: «Я не люблю называть имена, если не понимаю, зачем это нужно. Возможно, потом это будет использовано против них». «Что ж, – ответил Тейлор, – мы будем вести запись, и все, что вы скажете, может быть использовано против вас», – он кивнул в сторону сидящего рядом стенографа Рута Гаскина. «Это все, что я хотел знать, – прокомментировал ситуацию Капоне, – не помню эти имена».

Когда некоторые из ответов позже всплыли в налоговом суде, критики считали, что Капоне должен был отказаться от дачи показаний, и усомнились в его умственных способностях. Капоне предупредили, но он все равно дал ответы.

Однако первые разбирательства против гангстеров, связанные с налогами (дела против брата Капоне Ральфа, Драггэна и Лейка), начались только через девять месяцев, когда правительство обнаружило у них доказуемые источники дохода.

По причинам, которые рассмотрим позже, мало кто понял, что незаконные доходы так же облагаются налогами. Налоговое управление изучало декларации гангстеров в течение нескольких лет, и эти действия целенаправленно проводились против Капоне. 18 октября 1928 года он не знал и не мог предвидеть, что не следовало отвечать на, казалось бы, безобидные вопросы, хотя Капоне соблюдал крайнюю осторожность.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Тейлор.

– Я игрок. Делаю крупные ставки на тотализаторе.

Это было абсолютно законно, как во Флориде, так и в Иллинойсе, и Нью-Йорке. Тейлор, проверивший историю звонков Капоне, спросил:

– Кто такой Митчелл из Оук-парка, штат Иллинойс? Например, он трижды звонил в ваш дом двадцатого числа.

– Он делает для меня ставки на бегах.

И снова в этом не было никаких нарушений закона. Напротив, Капоне не имел никаких дел с ипподромными жучками. Но Тейлор продолжал давить, пытаясь найти слабую точку:

– Помимо ставок вы еще бутлегерством занимаетесь? – спросил Тейлор человека, само имя которого можно употреблять как синоним понятия бутлегерство.

– Никогда в жизни, – ответил Капоне, благо разговор проходил не под присягой.

Когда Тейлор перешел к неловким вопросам, Капоне отклонил их.

– Как долго у вас проживал Дэн Серрителла?

– Серрителла никогда не жил у меня, просто время от времени приезжал на несколько дней, – ответил Капоне, отдаляясь от инспектора мер и весов Чикаго, поставленного Томпсоном, будущего сенатора.

– Вы знаете Джека Гузика?

– Да, это мой друг из Чикаго.

– Чем он занимается?

– Он боксер, – ответил Капоне, пошутив над пухлым экс-сутенером.

Так же легко Капоне обошел скользкий вопрос об использовании псевдонима:

– Вам знаком человек по имени Аль Браун?

– Меня часто так называют. Я никогда не использую эту фамилию. Мое настоящее имя – Капоне.

Он сдержанно отвечал на вопросы о деньгах, отрицая, что получал переводы на имя А. Коста, полагая, что это подозрительно. Тейлору перефразировал вопрос:

– Вам переводили деньги через Western Union из Чикаго?

В этом не было никакого подвоха, даже в контексте налогового законодательства: получение денег и извлечение дохода – совершенно разные вещи.

– Да, мне приходили деньги из Чикаго.

– Это как-то связано с азартным бизнесом?

– Не отрицаю.

По действующему закону, выигрыши в азартных играх не облагались налогом.

– Паркер Хендерсон когда-нибудь занимался вашими денежными транзакциями?

– Только когда покупал мне дом.

– Сколько денег вы дали Хендерсону на покупку дома?

– $50 000.

– Наличными или чеком?

– Наличными.

– Он вас когда-нибудь обманывал?

– Никогда.

Мысль, что этот щенок попытался бы обмануть, позабавила Капоне.

Тейлор продолжал переводить допрос в другую плоскость:

– Вы ведете учет ваших денежных транзакций?

– Обязательно.

– Где эти записи?

– Это мое личное дело.

Капоне прикинулся дураком, когда Тейлор поинтересовался возможной покупкой багамского острова Кэт-Кей, который мог бы стать чудесной перевалочной базой при доставке выпивки к берегу Флориды.

– Я не знаю. Возможно.

– И что вы планируете делать с этим «Ключом»?

– Не думаю, что получится осуществить эту покупку. У меня нет таких денег.

– Сколько за него просят?

– Полмиллиона.

Затем Тейлор перешел к прямой конфронтации:

– Вы получали деньги от Чарли Фишетти, когда жили в отеле Ponce de Leon? Хендерсон показал, вы получали разные суммы – от $1000 до $5000.

– Каким образом сумма денег связана с проводимым расследованием? – ответил Капоне вопросом на вопрос.

Упоминание Чарли Фишетти указывало на получение дохода от операций.

Если учесть, что Капоне практически ничего не знал о намерениях федералов, он повел себя достойно и разумно.

В Чикаго начальник полиции Билл Рассел, уважающий местные традиции, отреагировал крайне жестко: «Это война до финиша. Я еще никогда не встречался с такой наглостью, когда гангстеры-убийцы изображают полицейских. Нам бросили вызов, и он принят. Для чикагских гангстеров настали трудные времена».

Полиция проявила невиданную ранее активность. Были тщательно обысканы комнаты и квартиры жертв. В номере отеля Parkway нашли полностью заряженный револьвер Швиммера, Моран исчез из Чикаго. В квартире Пита Гузенберга проживала женщина по имени Миртл, которая год назад развелась с человеком по имени Коппельман. Миртл полагала, фамилия Пита – Горман и понятия не имела, что он гангстер. В гостиничном номере брата Пита, Фрэнка, полиция застала его зятя, Пэдди Кинга. Он обшаривал помещение в поисках автомата, который уже обнаружил швейцар между стеной и шкафом. Полиции удалось вычислить свидетелей на Кларк-стрит, в том числе двух хозяек, сдающих комнаты наблюдателям. Они не опознали ни одного поддельного таксиста по предъявленным фотографиям.

Полиция понятия не имела, что делать дальше.

На следующий день после расстрела в гараже Фредерик Д. Силлоуэй, помощник начальника инспекции по запрету оборота алкоголя в Чикаго, вызвал настоящий переполох, заявив, что мужчины в полицейской форме действительно были полицией, а не ряжеными. Во время допроса он утверждал, что был неправильно понят и процитирован журналистами. Он просто хотел сказать, что бойня была «логическим продолжением угона на улице Индианаполис», совершенного несколько недель назад.

В деле был замешан человек в полицейской форме, который в действительности оказался федеральным агентом. Предположение Силлоуэйя было откровенно глупым: поскольку у Морана угнали пятьсот ящиков виски, он перестал оплачивать защиту, и результатом стал вчерашний расстрел. Начальник полиции Рассел сказал по этому поводу: «Если у майора Силлоуэйя есть что-то конкретное, он обязан прийти и рассказать об этом. Мы все равно узнаем, кто совершил преступление. Что касается заявления майора Силлоуэйя, могу заверить, что приму все меры к скорейшей поимке виновных, и мне наплевать, полицейские они или нет».

Слухи распространялись, и начальник детективного отдела Джон Иган оказался более грубым, чем Рассел, заявив – если это окажется правдой, он лично бросит виновных в камеру, держа за глотку. Иган фактически отклонил возможность участия в бойне настоящих полицейских, причем в более тонкой форме, чем босс: «Майор Силлоуэй выдвигает собственные теории, которые потом публикуют газеты, – сказал Иган, – мы будем рады, если он сможет предоставить факты». На всякий случай двести пятьдесят пять детективов доложили о своем местонахождении во время бойни.

Силлоуэйя перевели на другую должность, а затем уволили.

Согласно другой легенде, Моран заявил: «Подобными методами действует только банда Капоне». Описание подробностей этого громкого дела появилось и в газетах Майами. Моран выразил начальнику детективов Игану искреннее недоумение: «Мы не знаем, чем это вызвано, и сейчас боремся с тенью».

Чем больше информации поступало, тем сложнее было ориентироваться. Уоллес Колдуэлл, президент Департамента образования города Чикаго, был безупречно надежным и ответственным свидетелем. Согласно показаниям, он видел убийц за несколько мгновений до того, как автомобиль врезался в грузовик Элмера Льюиса. Внимание Колдуэлла привлекло, что Cadillac проехал на красный свет светофора.

Он показал, что у одного из находящихся в машине не было переднего зуба, а стоматолог Лоял Тэкер, кабинет которого находился на Норд-Кларк, 2530, вспомнил, что накануне удалял передний зуб весьма подозрительному типу. Вскоре в особые приметы главного подозреваемого внесли отсутствие переднего зуба.

Колдуэлл описал машину, следующую на север по Кларк-стрит, которая потом развернулась (чего быть не могло). Кроме того, маловероятно, что в легкой поземке он смог рассмотреть даже самую «щербатую» улыбку человека во встречном автомобиле. В более поздней версии отчета это было учтено. Оказалось, беззубого парня заметил не Колдуэлл, а его водитель, причем убийца находился не в автомобиле, а слонялся около гаража. Дантист Тэкер, хотя его имя открыто не сообщалось, через несколько дней объявился в Детройте, блуждая по улицам явно не в себе. Из невнятного рассказа следовало, что дантиста похитили на следующий день после бойни, а почему отпустили – он понятия не имеет. На выбранной фотографии был парень, сидевший за решеткой окружной тюрьмы с ноября.

Следующую загадку задал Джордж Артур Бричетти. Названный в отчете «юношей», он утверждал, что видел машину, подъехавшую к задним дверям гаража в переулке, и четырех пассажиров, из которых двое были полицейскими. Несмотря на то что машина переместилась в переулок, к этой версии стоило прислушаться. Бричетти настаивал, что видел, как трое вошли в задние двери, а затем побежал на Кларк, посмотреть, что будет дальше. Бричетти успел вовремя и заметил, что у одного из выходящих гражданских не хватало пальца на руке. При этом беспалый обратился к товарищу: «Все хорошо, Мак». В силу этих маловразумительных показаний, полиция начала искать главного бомбардира Капоне Джеймса Белкастро, у которого действительно не было пальца, и Джека МакГурна, хотя никто и никогда не называл его Маком. Тем не менее Бричетти указал на фотографию МакГурна.

Число возможных причин бойни продолжало расти. Гузенберги несколько раз кидали угонщиков грузовиков с алкоголем, и расстрел мог быть банальной местью. По другой версии, расправа тем или иным образом могла быть связана с попытками Морана вклиниться в рэкет химчисток и прачечных; это мог быть привет от банды Purple из Детройта, уставшей от постоянных угонов. В конце концов, бойня в гараже могла быть следствием внутреннего конфликта в банде Морана. Сенатор Дж. Томас Хефлин (дядя сенатора Хауэлла Хефлина), объяснил коллегам, что агенты Муссолини начали убивать гангстеров, которые не дали клятву в верности фашизму, с тех пор как великий дуче продался папе римскому в последнем Конкордате.

Прокурор штата Джон Свенсон с воодушевлением объявил полицейскому руководству о действительном начале действия сухого закона в Чикаго. На этот раз, по его словам, разговоры и показуха должны были быть закончены и следует переходить к реальным делам. Необходимо закрыть казино, подпольные тотализаторы и бордели, «средства и источники [бандитского] дохода должны быть устранены».

В течение двух дней город как будто вымер.

– Как дела? – спросил один владелец бара другого.

– Мертво.

– Мертво – не то слово!

Но только не в Майами. Спустя два дня после чикагского расстрела Капоне устроил грандиозную пресс-вечеринку на Палм-Айленд, связанную с чемпионским поединком между Джеком Шарки и Уильямом Стриблингом. Он побывал на тренировках Шарки и сфотографировался между Шарки и Биллом Каннингемом, бывшей звездой американского футбола. Капоне играл в гольф в загородном клубе Голливуда, произведя незабываемое впечатление на кедди – доллар чаевых после первых девяти ударов. Тогда это было неслыханной щедростью.

Капоне чудесно провел вторую половину января. Течение болезни в январе станет предметом рассмотрения федерального суда, но состояние действительно было довольно серьезным. Доктор Самюэль Д. Лайт пришел к Капоне 5 января 1929 года и обнаружил, что грипп перешел в двустороннюю пневмонию. Молодой местный врач Кеннет Филлипс взял дело в свои руки и позвонил семейному доктору Капоне Дэвиду Оменсу из Чикаго для консультации. К середине января Капоне пошел на поправку. Хотя точная дата будет оспариваться в дальнейшем, полицейские, дежурившие на ипподроме Хайалиа, видели Капоне на открытии скачек 17 января. Наемный водитель Эдвард Нирмайер отвозил Капоне на дневной пикник в Бимини 2 февраля, а 8 февраля Капоне решился на морское путешествие на Багамы, продлившееся четыре дня.

Между тем чикагское расследование шло в двух направлениях. Герман Бундесен в составе коллегии присяжных выслушивал показания врачей и экспертов, рассказы родственников о некоторых сторонах жизни погибших и исследовал вещественные доказательства. Полиция выполняла оперативно-следственную работу.

21 февраля начальник полиции Рассел объявил, что приступает к «осушению» Чикаго, а полиция начнет проверять все гаражи, склады и сараи, не пропуская ни одного переулка, реакция не заставила долго ждать. Той же ночью, через неделю после бойни, соседи увидели клубы дыма, валящие из арендованного гаража на Нортвуд-стрит, 1723. Заглянувшие внутрь пожарные вызвали полицию.

Кто-то арендовал гараж и попытался уничтожить в нем семиместный седан Cadillac 1927 года выпуска с помощью ножовки, топора и ацетиленовой горелки.

Во избежание шума, уничтожение автомобиля проходило постепенно. Сначала сожгли брезентовый верх, шторы, деревянную обшивку салона и обивку сидений. Капитан Джон Стидж пришел к выводу, что громкое заявление Рассела заставило бандитов поторопиться, и они, «вероятно, использовали бензин, чтобы ускорить работу». Вспыхнувший бензин, очевидно, попал на одного из исполнителей, судя по обугленным пальто и шляпе, найденными в гараже. Еще до приезда полиции сильно обожженного человека доставили к врачу, кабинет которого располагался неподалеку. Когда медсестра сказала, что пострадавшему придется немного подождать, поскольку доктор занят с другим пациентом, неизвестный тихо смылся. Как предположила медсестра, он крайне опасался прихода полицейских. В гараже нашли сирену, пистолет Luger и рукоятку автомата, но они оказались непригодными для дактилоскопии.

Увидев эти обугленные останки, один из заместителей начальника полиции сразу пришел к выводу, что «машина убийц найдена». Помощник прокурора штата Гарри Ф. Дитчбурн заявил: «Нет никаких сомнений по поводу машины. Поскольку эти развалины точно не принадлежали детективному отделу, подозрения со всех детективов сняты».

Гараж арендовали 12 февраля, за два дня до расстрела. Арендатор назвался Фрэнком Роджерсом и снял гараж на месяц, заплатив $20. По-глупости он назвал владельцу гаржа реальный адрес: Вест-Норд-авеню, 1859. Рядом располагалось кафе Circus, штаб-квартира Клода Меддокса, называвшего себя Джоном Муром.

Месяц назад полиция проводила облаву в доме 1859, где и обнаружила Мэддокса, назвавшего настоящее имя – Джон Э. Мур. Мэддокс сидел на корточках в задней комнате на первом этаже. Комната была пустой, а все имущество состояло из дюжины пальто, полностью заряженного дискового автомата и автоматического револьвера в кармане (магазин был полон). Возможно, такое поведение и объясняло прозвище Мэддокса – Чокнутый Джонни.

Часть номера автомобиля сохранилась. Полиция проследила историю: в декабре машину пару раз перепродавали за $850. Покупателя звали Мортон, он назвал адрес Лос-Анджелес. Все. Больше никаких сведений получить не удалось. Фрэнка Роджерса тоже никто не смог найти.

В предыдущий понедельник несколько свидетелей видели Мэддокса с двумя парнями в промасленных комбинезонах возле гаража на Вуд-стрит. Ну и что из этого следовало? Закон не запрещал разбирать Cadillac, чем-то похожий на автомобиль бандитов. Даже если бы полиция нашла Мэддокса, ему не смогли бы предъявить обвинение.

Но Чикаго оставался Чикаго. За поимку преступников было назначено вознаграждение в $50 000 ($10 000 из общественных фондов и по $20 000 за счет городских советов и прокуратуры штата). Ходили слухи, что к этой сумме может добавиться еще $50 000 за счет Торговой ассоциации. Когда представители советов начали беспокоиться, олдермен Джейкоб М. Арвей (в будущем – спонсор политической карьеры Эдлая Э. Стивенсона) сказал: «Зачем дергаться? Ничего платить не придется, потому что никто никого никогда не поймает».

Тем не менее кого-то арестовать было нужно – для соблюдения традиции.

Пара чиновников, проводящих инспекцию в Сент-Луисе, выяснила, что уловка с использованием полицейской формы не относилась к ноу-хау и использовалась местной бандой Egan’s Rats против конкурентов из Огайо, при этом у одного из ряженых не было переднего зуба! Полиция объявила о причастности банды Egan’s Rats, но скрыла имена подозреваемых, пока в ее распоряжении не оказались фотографии.

В розыск объявили семнадцать гангстеров, включая Мэддокса, МакГама, Белкастро, Джозефа Лолордо, Фрэнка Мэриотта и (просто так, для удачи) Джо Айелло вместе с братом Сэмом.

На следующий день, 27 февраля, полиции стало известно, что МакГурн зарегистрирован в отеле Stevens как Дж. Винсент Д’Оро. Хотя МакГурн был женат, это не мешало его роману с экстравагантной блондинкой Луизой Рольф, талантливой гольфисткой.

Луиза стала известной в пятнадцать лет: она устроила тройную автомобильную аварию, в которой, кроме прочих, пострадал генеральный прокурор штата Иллинойс Эдвард Брендедж.

Временный штаб расследования расположился тремя этажами выше их номера. «Как нам повезло!» – восторгался лейтенант полиции, – когда юноша-недоумок Джордж Бричетти и еще одна свидетельница, видевшие отъезжающий Cadillac, уверенно опознали МакГурна.

В тот вечер в Майами Шарки победил Стриблинга в десятом раунде. Капоне наблюдал за боем вместе с приятелем-боксером Джеком Демпси, который старался угодить во всем Большому другу.

Днем раньше федералы отправили Капоне повестку с требованием явиться для дачи показаний перед чикагской коллегией присяжных. Жюри хотело расспросить о нарушениях сухого закона в Чикаго-Хайтс. «Мне нечего бояться, – заявил Капоне, – я там непременно буду, но сначала хочу спокойно закончить отпуск».

Полиция и следственный комитет Чикаго показывали свидетелям фотографии разных людей и давили на осведомителей. Они огласили имена двух участников банды Egan’s Rats, выдававших себя за полицейских.

Одним был беззубый Фредерик Р. Берк, находящийся в розыске. Берка опознали как участника ограбления банка в Луисвилле 2 апреля 1925 года и выпустили под залог, но он скрылся в 1927 году, когда пришло время вынести обвинительное заключение. Другой подозреваемый, по имени Джеймс Рей, был сообщником Берка. Оба налетчика были высокими и крупными мужчинами. Моран и его люди были незнакомы с лжеполицейскими. В числе подозреваемых оказался Джо Лолордо, который мог мстить за смерть старшего брата. Полиция Нью-Йорка сообщила чикагским коллегам, что подозревает Берка и Рэя в убийстве Йеля, а один из помощников прокурора штата, Дэвид Н. Стенсбери, выдвинул предположение, что они получили по $10 000 долларов за участие в бойне.

С подачи свидетелей и информаторов, полиция приступила к поискам записных убийц Капоне – Скализа и Ансельми, хотя следователям удалось собрать достаточно доказательств только против Скализа. Ему предъявили обвинение одновременно с МакГурном.

К середине марта полиция пришла к выводу, что МакГурн мог спланировать бойню. У него было твердое, но романтичное алиби. Репортеры окрестили Луизу Рольф «Блондинкой Алиби». Ее красота была безупречной, если закрыть глаза на несколько толстоватые лодыжки и замечание женщины-репортера, что волосы Рольф «слишком золотистые, чтобы быть естественными». Рольф утверждала, что они с МакГурном провели День святого Валентина в постели до половины второго пополудни. Парочка действительно крайне редко выходила из номера с тех самых пор, как заселилась в отель. Еду и газеты приносили сотрудники гостиницы. «С Джеком никогда не бывает скучно», – сказала Луиза с горящими глазами.

Расследование зашло в тупик.

– Что вам удалось узнать? – спросил репортер следователя после допроса МакГурна.

– Он вообще когда-нибудь говорил что-то полицейским? – ответил коп с плохо скрываемой досадой.

Власти совсем не интересовались Капоне, но он решил закончить отпуск. 5 марта молодой врач Кеннет Филлипс, радеющий за свое дело, дал показания под присягой, что пневмония и плеврит приковали Капоне к постели до 23 февраля и он был слишком слаб, чтобы куда-то ехать.

Капоне написал Уильяму Во, который, будучи федеральным следователем, отказался от $50 000, предложенных представителем Джона Торрио, со словами: «Вы разговариваете не с тем человеком».

Теперь Во работал на себя. Он получил от Капоне письмо, в котором говорилось: «Если федеральный судья посчитает, что показания, данные врачом под присягой, не являются законным основанием пребывания во Флориде, я сяду на самый первый рейс в Чикаго». В конце письма Капоне написал: «Я не хочу впасть в немилость суда».

У судьи Джеймса Уилкерсона возникли подозрения. Читая письмо Капоне, он обратил внимание на слова: «Сейчас мне опасно возвращаться в Чикаго».

«Интересно, о какой опасности он говорит?» – ворчливо проговорил судья. Тем не менее дал Капоне восемь дней до 20 марта, подчеркнув, что за это время окружной прокурор сможет разобраться в его состоянии здоровья.

20 марта Капоне явился в зал суда. Толпы стенографисток и разных судебных служащих собрались поглазеть на него. Обстановка разрядилась.

Коллегия присяжных продержала его час, перенесла слушание на вторую половину дня, а затем еще на неделю, положив компенсировать задержку по $3 в день за счет правительственных сборов. В прессе уделялось много внимания вопросу, обладает ли неприкосновенностью человек, имеющий федеральную повестку в суд.

«Зачем придавать такое значение Капоне? – отбивался капитан Стидж от репортеров. – Полагаете, он скажет что-нибудь значимое? Hет, нет и еще раз нет! Кто угодно, только не Капоне. Кроме того, – заметил заместитель начальника полиции, – Капоне был во Флориде во время убийств».

Когда коллегия присяжных снова занялась Капоне, ее больше интересовал налоговый статус, нежели знания об алкогольных поставках в Чикаго-Хайтс. Газеты писали: «Капоне охотно готов заплатить подоходный налог, если это будет законно обоснованно».

Правительство действительно заинтересовалось состоянием здоровья Капоне, когда он попросил перенести явку в суд. Когда Капоне во второй раз предстал перед Большим жюри, его арестовали по федеральному ордеру за неуважение к суду; правительство решило, что он был в состоянии явиться в суд 12 марта.

Внеся залог $5000, Капоне развернулся и ушел. Судебные слушания прервались почти на два года.

Слушания коронера о массовом убийстве, казалось, обещали дать кое-какие результаты. Первые заседания, 23 февраля и 2 марта, не представляли особого интереса: были получены отчеты от патологоанатомов, комментарии от родственников жертв (зачастую не проявлявших особого энтузиазма в ответах) и многочисленные высказывания в адрес друг друга со стороны администраций коронера, прокурора штата и полиции о том, какая качественная работа была проведена. Помощник прокурора штата заявил: «Сегодня нам не удалось прийти к единому мнению, кем были убийцы. Вероятно, в течение ближайших десяти дней нам удастся получить более ясные сведения». Это был почти маниакальный оптимизм.

Коронер привлек к делу главного эксперта страны в области новой судебной науки, баллистики, чтобы исследовать оболочки корпусов пуль, найденных в гараже на Кларк-стрит и извлеченных из тел. Через день после второго заседания присяжных Бундесен объявил, что принял на работу Кэлвина Годарда. Годард с детства был повернут на оружии. Во время войны служил офицером службы артиллерийско-технического снабжения, а затем возглавил бюро баллистической экспертизы при полицейском управлении Нью-Йорка.

На третьей сессии заседания коллегии присяжных, открывшейся 13 апреля, Годард убедительно доказал на основе исследования гильз, найденных в гараже, что убийцы в День святого Валентина использовали два автомата, причем из одного было сделано двадцать выстрелов, из другого – пятьдесят. Годард лично исследовал все автоматы и ружья полиции Чикаго и наиболее подозрительных пригородов, вроде Сисеро. Полицейское оружие не применялось в бойне.

Научный подход Годарда поразил коллегию присяжных, особенно когда коронер прервал разбирательство в связи с обстоятельствами дела, не связанными с массовым убийством. Эксперт пришел к выводу, что оружие, изъятое у Счастливчика Джорджа Мэлони, использовалось в нераскрытом убийстве, совершенном девять месяцев назад. Он связал с этим оружием еще два убийства. Доказательства убедили присяжных голосовать за обвинительные заключения. Годарду удалось склонить двух членов коллегии – вице-президента компании Colgate-Palmolive-Peet Берта А. Массея и президента и собственника частной компании по производству ковров Уолтера А. Олсона оказать финансовую помощи для создания научно-технической лаборатории криминологической экспертизы на базе Северо-Западного университета, которую он бы смог возглавить. При появлении подозрительного оружия Годард брался определить, использовалось ли оно в гаражной бойне.

Никто не знал, что случилось с оружием. Коронер Бундесен попытался выяснить, откуда оно взялось.

Следы вели в старый респектабельный спортивный магазин Von Lengerke and Antoine, реализующий автоматы всем подряд. Семь пулеметов были проданы фирме Gopher State Mines, которая существовала только на бумаге. Четыре пулемета купила организация Капоне, занятая собачьими бегами.

Настоящей звездой следствия стал Питер фон Франциус, спортивный торговец узкого профиля, специализирующийся на продаже оружия. Он продал пулемет Томпсона, обнаруженный в автомобиле марки Nash, брошенном убийцами Йеля.

Еще одна ниточка потянулась к Луи Висброду и Фрэнку Томпсону, которые выступали в разное время как самостоятельные торговцы или работали торговыми агентами у фон Франциуса.

После того как новые данные убедительно доказали ложь фон Франциуса, Бундесен спросил, не хочет ли он изменить показания. «Да, – кротко ответил Франциус, – если этого требуют обстоятельства».

Фрэнк Томпсон признался, что его покупатели были подозрительными, потому что с готовностью платили более чем двойную розничную цену. Лучший клиент, с которым Томпсон познакомился в баре Детройта, представился Джо Говардом, с адресом «До востребования», и однажды договорился о доставке автоматов на угол Чикаго-стрит. Говардом оказался Джеймс Бозо Шьюп, мелкая сошка, работающая на бандитов, связанных с Скализом и Ансельми.

Бундесен спросил фон Франциуса, действительно ли его совершенно не заботило, где и кому продавалось оружие. «Нет, – честно ответил фон Франциус, – мы занимаемся продажей огнестрельного оружия, а не контролем».

Несмотря на обещания быть честными, торговцы оружием не опознали ни одного клиента на предъявленных фотографиях. Продавать автоматы, даже преступникам, тогда не считалось преступлением, поэтому и Von Lengerke and Antoine, и фон Франциус, и Томпсон и Висброд спокойно продолжили бизнес.

Два пулемета, использованных во время бойни, появились через десять месяцев.

В субботу вечером, 14 декабря 1929 года, рядом со зданием муниципалитета Сент-Джозефа, модного курортного городка в штате Мичиган, стукнулись два автомобиля. Водители вступили в яростный спор, хотя общая стоимость ущерба едва ли превышала $5. Подошедший полицейский Чарльз Скелли начал настаивать, чтобы они ехали в участок для разбора происшествия, и встал на подножку одной из машин. В ответ водитель выхватил револьвер и трижды выстрелил в офицера. Через три часа Скелли умер в больнице.

Убийца попытался сбежать, но пробил колесо, ударившись о препятствие на дороге. Бросив машину и угрожая револьвером водителю проезжавшего мимо автомобиля, он захватил чужое авто и скрылся. Бумаги, оставленные в бардачке, привели полицию в бунгало, расположенное к югу от города, принадлежащее Фридриху и Виоле Дане. Они проживали там всего два месяца. В результате обыска были обнаружены два пулемета, револьверы, боеприпасы, два бронежилета, $319 850 в облигациях, из которых $112 000 были захвачены месяцем раньше при ограблении банка в Висконсине. Прачечные метки с инициалами FRB помогли одному полицейскому вспомнить о разыскном циркуляре на Фреда Р. Берка. Словесный портрет Дане отправили в Чикаго.

Тем временем эксперт-баллистик Годард проверил найденное оружие. Пули от одного автомата соответствовали найденным в теле Швиммера, от другого – найденным в теле Кларка. Причастность этих автоматов к бойне 14 февраля была неоспорима. Более того, из одного стреляли в Фрэнки Йеля в Бруклине полтора года назад! Бронежилеты, найденные в бунгало, соответствовали тем, которые Висборд продал клиентам в качестве приятного дополнения к Томми.

В любой хорошей детективной истории такой прорыв раскрыл бы тайну. В данном случае идентификация орудий убийства стала последним фактом, известным кому-либо из посторонних.

2 декабря 1929 года, незадолго до убийства Скелли, помощник прокурора Гарри Дитчбурн, выступая в суде, признал, что народ штата Иллинойс не готов выдвинуть обвинения против Джека МакГурна, несмотря на пять заседаний коллегии присяжных. Поскольку по закону штата допускалось не более четырех слушаний, Дитчбурн отказался от дела. У прокуратуры не было никаких оснований ставить вопрос о выдвижении обвинений против Скализа с Ансельми, Джозефа Лолордо и любого другого подозреваемого.

В конечном итоге федеральный суд обвинил МакГурна в нарушении акта Манна. Он перевез Луизу Рольф через границу штата с аморальными намерениями – провести сексуальные каникулы во Флориде. МакГурна нисколько не тревожило, что он состоял в официальном браке.

Заодно, как это ни абсурдно, обвинили и Луизу за укрывательство МакГурна, даже не объяснив, каким образом предполагаемая жертва может вступить в заговор с целью саморазвращения. Предположительно, МакГурн женился на Рольф, но все равно был приговорен к двум годам лишения свободы, а Луиза – к четырем месяцам. Оба приговора отменили по адвокатской апелляции.

Берка арестовали и судили за убийство Скелли, однако штат Мичиган не выдал его штату Иллинойс. Он умер в тюрьме в 1949 году от сердечного приступа и никогда не привлекался к суду по делу о бойне в День святого Валентина.

Могли ли осудить Берка? Позднее один писатель говорил, что из всех подозреваемых только Берк мог быть одним из убийц. Гангстер Элвин Карпис, отсидевший в тюрьмах в общей сложности тридцать три года, рассказал писателю, что Берк действительно принимал участие в бойне. Он назвал и другие имена, в том числе Клода Меддокса, Джорджа Циглера (который спланировал все), Гаса Винклера и Рэймонда Ньюджента, которого звали Журавлиной шеей. По словам Карписа, на стреме стоял Байрон Болтон (Болтона действительно подозревали в участии в бойне вместе с неким Фредом Вестоном). Карпису обо всем рассказал Ньюджент. Бывший водитель Капоне, Джордж Мейер, познакомился с Карписом в тюрьме.

Писатель предположил, что Мейер был неопознанным водителем Cadillac, но старик отказался обсуждать эту тему, опасаясь стать соучастником убийства, которого не совершал.

«Нельзя верить даже половине того, что говорит Карпис. Он ничего не знает!» – сказал Мейер.

Был ли все-таки Берк причастен к бойне? Уолтер Бернс отмечал, что Берк не был связан с Капоне ни до, ни после событий в Чикаго 14 февраля. Да, у него нашли автоматы, но где и как Берк получил оружие – совсем другой вопрос. Бернс настаивал, что опознание Берка, как переодетого полицейского, вызывает большие сомнения. Известный грабитель банков, Дж. Харви Бейли, заявил, что во время бойни находился вместе с Берком в Калумет-Сити.

Слова Карписа, особенно в отношении Берка, противоречат логике. Берк, как и Болтон, проживающий в Детройте, занимался ограблениями самостоятельно.

После ухода из Egan’s Rats он не состоял ни в одной банде.

Стал бы Капоне использовать таких людей? Особенно бешеного Берка, который убил полицейского, при минимальном риске быть узнанным в затрапезном участке маленького городка?

С другой стороны, стал бы Капоне проводить операцию такого уровня, не посоветовавшись с самыми надежными убийцами, Скализом и Ансельми? Доверил бы планирование кому-то еще, кроме МакГурна, блестящая тактика которого свела на нет нападение убийц Айелло? Скализ и Ансельми не стали бы переодеваться в полицейских; члены банды North Side знали их в лицо (эту версию опровергает и история, что Моран лично видел полицейских, выходящих из автомобиля).

Скализ и Ансельми могли быть людьми в штатском, ожидающими, пока полиция не построит жертв лицом к стене. Настоящий американец, которого видел водитель грузовика Льюис, мог быть простым водителем.

Джордж Мейер утверждал: «Двое полицейских были настоящими копами из Шеффилдского участка». Говард Браун считал иначе. Полиция и журналисты решили, что ряженые полицейские были неизвестными участниками банды Egan’s Rats, а двое гражданских – Скализ и Ансельми.

Берк, как уверял Браун, близко не подходил к этому гаражу. Капоне этого никогда бы не допустил.

Действительно ли это была операция Капоне?

«Бойня в День святого Валентина не имела смысла», – говорит Майк Грэм, исследователь прошлого Чикаго и владелец музея 1920 годов. Мог ли человек, который не хотел никаких проблем, быть дирижером этих зверских убийств?

Конечно, Капоне бы задумался, какой жуткий общественный резонанс вызовет такая резня, и потери будут куда более тяжелыми, чем после убийства МакСвиггина. Игра не стоила свеч. Кроме того, как говорит Марк ЛеВелл, «пивные войны завершились в тот момент, когда Моран потерял лучших солдат». Это правда. Но войны прекратились бы и после смерти Морана.

Некоторые историки сегодня полагают, что заявления Капоне о непричастности к убийствам были правдивыми. В деле могла быть замешана и полиция, не получившая обычного вознаграждения, и разборка внутри самой банды Морана. Возможно, действовала группа деревенских гангстеров. Но эти объяснения в конечном итоге также не имеют смысла.

Практически каждая деталь бойни говорила, что это действительно была операция Капоне: организация предварительного наблюдения задолго до совершения акции, использование заранее купленного детективного автомобиля, аренда гаража для демонтажа транспортного средства, розыгрыш ареста, чтобы убийцы могли скрыться. Во всех деталях прослеживался характерный почерк Капоне.

Невозможно было предвидеть реакцию и поведение наемных убийц. Так было, когда Торрио и Капоне послали за Йелем для убийств Колозимо и О’Бэниона или при ликвидации Лонергана. Чтобы на ходу менять планы, требовалась умная голова, но в то утро в гараже не было ни Йеля, ни Капоне, ни МакГурна. Скализ и Ансельми были отличными исполнителями, но не стратегами.

Некоторые писатели уделили огромное внимание телефонным звонкам из Чикаго на Палм-Айленд перед бойней, а особенно звонкам МакГурна 11 февраля, несмотря на то что с 8 до 12 февраля Капоне находился на Багамах. Если предположить, что в 10.30 один из убийц позвонил на Палм-Айленд из гаража на Кларк-стрит и сказал: «Снорки, у нас здесь Моран, но вместе с ним еще шесть человек выстроились в шеренгу. Что делать?» Человек, потерявший миллионы из-за прошлых многочисленных убийств, потребовал бы притвориться, что произошла полицейская ошибка, и немедленно уйти. Капоне всегда отделял врагов от остальных. В крайнем случае приказал бы арестовать человека, которого приняли за Морана, и, возможно, Гузенбергов, и вывезти их на прогулку. Но устраивать демонстративную резню? Нужно было убрать с дороги Морана; бойня Капоне была не нужна.

Произошедшее вызвало сильное негодование по всей стране.

Нью-йоркская Sun писала: «Подобные преступления представляют собой высшее неповиновение общественным устоям во всем мире». Boston Globe увидела в бойне «очередное подтверждение, что все США склоняются к состоянию, в котором уже давно пребывает Чикаго», газета Record писала: «такое вполне может произойти и в Филадельфии».

Если бы в Чикаго не было Капоне, даже после бойни его место заняли бы другие.