После трех лет работы рассыльным в городском Бюро новостей Уолтер Спирко, которому едва исполнилось восемнадцать лет, стал начинающим репортером. Он освещал мрачные судебные разбирательства и все, связанное с офисом коронера.

«Вы, Уолтер, должны проверять информацию, поступающую в офис коронера не реже одного раза в час». У коронера регистрировались все «неестественные случаи смерти», а бюро собирало материал для городских газет Чикаго. «И послушай, малыш, доброго совета, – продолжал редактор Гершман, – если какой-нибудь умник скажет: беги сюда, парень, у меня есть сенсация, которая поставит на уши весь город, направляйся к телефону и позвони нам. Они просто морочат тебе голову, так часто поступают с новичками».

Приблизительно около половины одиннадцатого утра 14 февраля 1929 года, в День святого Валентина, Спирко зашел с ежечасной проверкой в офис коронера. В одном из кабинетов заместитель судебного следователя Уильям Бауман фиксировал случаи криминальных смертей, о которых сообщали по телефону помощники.

Прежде чем Спирко смог просмотреть журнал регистрации, на столе Баумана зазвенел телефон. Первые слова поразили репортера: «Как? Сразу семь трупов? Записываю. Норд-Кларк, два-один-два-два».

Спирко выглянул из кабинета и пробежал взглядом по помощникам коронера. «Их было много, и все сидели на телефонах, – вспоминал потом Спирко. – Как хотелось знать, кто находится на этой линии!» Между тем Билл Бауман продолжал яростно строчить в журнале, поминутно охая и ахая.

Затем не выдержал и бросил трубку.

– Уолтер, – воскликнул он, – позвони в свой офис. – Ты слышал, что я…

– Конечно, слышал, – перебил Спирко. – Семь человек убиты на два-один-два Клар…

– Вперед! – взревел Бауман и, вскочив, бросился в кабинет судебного следователя округа Кук М. Германа Бундесена.

Спирко пошел следом и прислонился к косяку, чтобы не пропустить ни слова. «Коронер, – сказал Бауман, – у нас семь человек расстреляли…»

Внезапно Спирко осенило: это вполне могло оказаться правдой.

Вряд ли Бундесен стал бы принимать участие в розыгрыше мелкого журналиста.

Спирко бросился к столу и схватил телефон.

– Герш, там семь человек…

– Уолтер! Мы же совсем недавно разговаривали на этот счет. Забудь о сенсациях и займись делом! – Редактор положил трубку.

К этому времени коронер надел пальто и направился к месту происшествия. Спирко снова позвонил в бюро:

– Герш, – сказал он, совсем отчаявшись. – Я по поводу семи трупов. Как думаете, Бундесен опустился бы до низкопробных шуток? Я был рядом, когда сообщили о преступлении, и он уже в пути.

– Хм! Я все еще не могу поверить…

Неудивительно, даже те, кто уже находились на Нод-Кларк, 2122, не верили своим глазам.

В 1929 году на улице Кларк, в одном квартале к западу от престижной Норт-Линкольн-Парк-Уэст, располагались невзрачные общежития, мелкие магазины и склады.

Дом 2122 протянулся на двадцать пять футов с западной стороны улицы. Блеклое одноэтажное строение из терракотового кирпича примостилось между двумя трехэтажными общежитиями. Здание было выставлено на продажу, но с октября его арендовал некий Фрэнк Снайдер.

Сдвоенное окно, выходящее на Кларк-стрит, было закрашено сверху в темный цвет, чтобы прохожие не заглядывали внутрь, а нижнюю часть прикрывала вывеска «S.M.C. Cartage Company». Переднюю часть здания занимал неухоженный офис, а все, что происходило в тыльной части, увидеть было невозможно. В офисе находились небольшая стойка, двойной стол посередине, несколько стульев и пара телефонов. На двери со стороны улицы висели два слогана «MOVING» и «EXPRESSING». S.M.C. Cartage Company оказывала услуги по перевозке мебели. Грузовики подъезжали к зданию со стороны заднего переулка через двойные ворота.

На самом деле в доме 2122 на улице Норт-Кларк располагалась банда North Side во главе с Джорджом Мораном.

Штаб-квартира банды находилась в Чикаго Луп на Норд-Диаборн, 127, а местом сбора членов банды был бар Wigwam в гостинице Marigold примерно в двух милях к северу.

Гараж являлся основным складом алкоголя банды North Side. Камеры хранения были так тщательно спрятаны в стропилах и балках, что отряд следователей, вскоре нагрянувших в гараж, ничего подозрительного не нашел.

Отношения Морана и Капоне всегда были сложными. Часто вместе с Вайсом и Друччи он выступал против мирных предложений Капоне. Благодаря большой голове и крупной выпирающей челюсти на фотографиях Моран выглядел значительно крупнее, чем на самом деле, ростом он едва дотягивал до среднего. Моран называл Капоне Зверем и Бегемотом, презирал за использование телохранителей и всячески отвергал его товар, характеризуя как «паленый алкоголь и разбавленное зеленое пиво».

Тем не менее после мира 1926 года, даже несмотря на множественные нарушения, меняющие первичные договоренности, Моран продолжал получать через Капоне настоящий контрабандный виски. Доставкой занималась детройтская банда Purplе.

Наиболее предпочтительным брендом считался Old Log Cabin, но Моран решил: цена, которую он платит Капоне, оставляет слишком мало прибыли, – и нашел поставщика виски более дешевого сорта.

Капоне не возражал: предложенную партию дорогого алкоголя с радостью принял Пол Мортон, брат Гвоздя Самюэля, а Моран просчитался. Клиенты забраковали новый продукт и потребовали вернуть виски Old Log Cabin.

Моран снова вышел на Капоне, но получил отказ. Зачем Капоне было отвергать дружественно настроенного клиента в пользу ненадежного? Моран принял идиотское решение захватить поставки. В очень скором времени Детройт стал источником значительного числа проблем, что вызвало гнев Капоне.

Люди Капоне сняли комнаты в общежитиях на противоположной от склада алкоголя в гараже стороне улицы. Первое общежитие располагалось в доме 2119 на улице Норт-Кларк; управляющей общежития была миссис Майкл Дуди. Второе общежитие находилось в доме 2135. Им руководила миссис Фрэнк Арвидсон. Чтобы объяснить постоянные разъезды, боевики Капоне сказали, что работают таксистами в ночную смену.

Несмотря на то, что таксисты предпочли не тихие задние комнаты, а шумные, выходящие непосредственно на улицу, объяснение всех удовлетворило.

Затем Капоне разыграл спектакль. Люди Капоне договорились со свободными автоугонщиками, что по крайней мере одна партия Old Log Cabin будет продана Морану с обещанием продолжения сотрудничества. Фрилансеры предложили украденный виски по отличной цене, $57 за ящик, при условии личной передачи всей партии в гараже приблизительно в 10:30, в четверг, 14 февраля.

Утро 14 февраля 1929 года было хмурым и холодным. Чикаго жил ожиданием смерти: в полночь впервые должна была состояться казнь восемнадцатилетнего Чарльза Уолза и девятнадцатилетнего Энтони Греко на новом электрическом стуле в округе Кук. Приговоренные убили полицейского Артура Исоу во время ареста. Третьим осужденным был Дэвид Шэнкс. Он убил школьного учителя в Пеории.

К десяти часам утра на улице потеплело до +18 градусов (двумя часами ранее было +13, а к двум часам дня температура достигла +26). Переменчивый ветер, мягкий и умеренный, поднимал и разносил снег.

Во Флориде Капоне, оправившийся после болезни, собирался ехать по делам. У него была встреча в центре Майами в 12.30.

Наблюдатели за зданием на Кларк-стрит увидели семь человек, заходивших в гараж.

Тридцатипятилетний Джон Мэй, отец семерых детей, пришел раньше всех. Позже некоторые считали его совершенно невинной жертвой, обычным механиком.

На самом деле Мэй был налетчиком-неудачником, дважды обвиняемым в грабеже и воровстве. Джон Мэй полтора года перевозил пиво и другую выпивку для Морана, а затем его назначили в гараж, поддерживать грузовики в боевом рабочем состоянии за $50 в неделю. Мэй пришел в гараж вместе со своим псом, немецкой овчаркой по кличке Хайболл. Он привязал собаку к рулю сломанного грузовика, под которым работал с 10 утра.

Фрэнк Снайдер, официальный съемщик здания, тоже поднялся рано. Его настоящее имя было Адам Хейер (псевдоним Артур Хейс). Даже в личных делах он сохранял исключительную скрытность.

Сын Хейера от первого брака не знал, где живет отец, хотя периодически (раз в несколько месяцев) ужинал с ним, и даже не знал точно, сколько лет отцу – сорок или сорок один. Невеста Хейера за семь месяцев так и не смогла узнать, где работает и чем занимается жених. Бухгалтер по образованию, он получил первый срок за грабеж двадцать один год назад, второй – шесть лет назад за нарушение условно-досрочного освобождения по обвинению в мошенничестве. Являясь бизнес-менеджером банды, Хейер заправлял ставками Морана на собачьих бегах.

Альберту Качеллеку через одиннадцать дней должно было исполниться сорок лет. Он родился в Германии и приехал в Чикаго в возрасте пяти или шести лет.

Альберт впервые попал в исправительную тюрьму в 1905 году за грабеж в возрасте шестнадцати лет. Четыре месяца заключения не пошли на пользу, и в том же 1905 году он получил уже четыре года за кражу со взломом. С тех пор Альберт стал называть себя Джеймсом Кларком.

«Он не хотел причинять боль матери, – объяснила его сестра, с негодованием отвергавшая неоднократные газетные упоминания, что Кларк приходится Морану шурином. – С чего вообще это взяли? – возмущалась она. – Гражданская жена Кларка, Дот, не была родственницей Морана!» Кларк был одним из трех боевиков, которых Моран предоставил Айелло для убийства Лолордо.

Два других стрелка, братья Гузенберги, Питер сорока лет и Фрэнк тридцати шести, являлись силовой опорой банды. «Эти сукины дети, – вспоминал Говард Браун, – могли шлепнуть любого просто так и хотели, чтобы об этом знали все». Пит в свое время отсидел в Ливенуорте за ограбление почты, а Фрэнку удалось открутиться от всех обвинений, в том числе и в убийстве, за исключением девяностодневного срока за хулиганство. Младший брат, Генри, которого они, пользуясь репутацией, устроили киномехаником в Чикаго Луп за $175 в неделю, должен был присоединиться к ним в гараже позже. В полдень братьям предстояло сопровождать несколько грузовиков в Детройт, чтобы забрать контрабандный алкоголь.

Рейнхарт Х. Швиммер, двадцати девяти лет, недавно разведенный во второй раз, не имел никаких дел в гараже. Хотя Швиммер называл себя доктором-оптометристом, у него не было медицинского образования. Десять лет назад он унаследовал дело отца, занимавшегося подбором очков. Недавно Рейнхарт закрыл убыточный бизнес, но вскоре надеялся открыть новый. Швиммера поддерживала мать, Жозефина называла себя специалистом в области трихологии и подрабатывала гаданием. Она давала сыну $70 в месяц на оплату номера в отеле Parkway и $15 на карманные расходы. Швиммер считал гангстеров символом мужества и непреодолимой силы, дружил с О’Бэнионом (его лицо мелькнуло на фотографиях с похорон) и мысленно сравнивал себя с каждым из преемников. В последнее время Швиммер неосторожно хвастался, что имеет долю от прибыли бандитов и, если захочет, отправит на тот свет любого. Утром Швиммер зашел в гараж без дела – поболтать, выпить чашку кофе, а в 2 часа дня собирался отправиться к матери.

Последним из приехавших в гараж был Альберт Р. Вайншанк тридцати шести лет, владелец подпольного бара, человек Морана, пытающийся проникнуть в рэкет химчисток и прачечных.

Время прибытия Вайншанка косвенно доказывает, что его приняли за другого. Он, как и Моран, был чуть ниже среднего роста и грузной комплекции. В то утро Вайншанк оделся, как Моран, в серое пальто и оливково-коричневую шляпу. Наблюдатели могли подать сигнал, что Моран прибыл.

Позже полиция настаивала, что автомобиль приехал от кафе Circus, штаб-квартиры банды, возглавляемой Клодом Мэддоксом, союзником Капоне на северо-западе. Кафе находилось на Норд-авеню, примерно в двух милях к юго-западу от гаража. Согласно версии полиции, водитель автомобиля должен был направиться на восток по Норду, повернуть на север по Ла Саль и выехать на Кларк-стрит, чуть ниже Диккенс-авеню, 2100. Но он объехал квартал с левой стороны, через Уэбстер, 2200, и лишь потом вернулся на Кларк. Этот нехитрый маневр позволил не совершать неудобный разворот на довольно узкой, оживленной, скользкой и снежной улице, прямо перед гаражом.

Это был семиместный Cadillac, похожий на автомобили детективов, в комплекте с сиреной и специальным упором для стрельбы на спинке сиденья водителя. В Cadillac находилось пять человек, двое в полицейской форме. Автомобиль направился на запад к Уэбстеру, чтобы подъехать к перекрестку с Кларк-стрит с другой стороны. В это время к перекрестку приближался грузовик, ехавший по Кларк на север.

Элмер Р. Льюис, водитель грузовика компании Beaver Paper, пытался разглядеть в снежной мгле адрес следующей доставки, поэтому не следил за дорогой. Водитель Cadillac нервничал и нетерпеливо выехал на перекресток, вместо того чтобы пропустить грузовик. Он повернул налево, на Кларк-стрит, в тот момент, когда Льюис, высунувшись из кабины грузовика, старался определить номера домов. Старый, видавший виды передний бампер грузовика ударил Cadillac по левому заднему крылу.

Седан затормозил напротив Норд-Кларк, 2156. Испуганный Льюис тоже подтянулся к бордюру, думая, что задел полицейский автомобиь. Выйдя из грузовика, Льюис увидел человека, которого принял за детектива. Позже Льюис рассказывал в полиции: мужчина был ростом 5 футов 10 дюймов, весом около 165 фунтов, лет тридцати пяти, с гладко выбритым светлым лицом, одетый в синий костюм, слишком изящный для детектива, и пальто с воротником из меха шиншиллы. Льюис не смог разглядеть других пассажиров: верхняя часть кузова была закрыта, боковые шторы задернуты.

Льюис успел заметить трещину на заднем стекле, обработанную клеящим составом.

Мужчина в пальто рассмеялся и помахал рукой Льюису, не выказывая ни малейшей враждебности. Льюис облегченно вздохнул, вернулся в грузовик и проехал полквартала на север, пока не вспомнил, что все-таки нужно доставить груз. Седан проехал дальше по улице Кларк и остановился у дома 2122, где находилась организация S.M.C. Cartage. Было около половины одиннадцатого.

Джордж Моран жил в гостинице Parkway, как и Швиммер. Гостиница располагалась неподалеку от гаража, в доме 2100 на Линкольн-Парк-Уэст.

В то утро никто не видел Морана, он немного опоздал на назначенную встречу с поставщиками Old Log Cabin. С Мораном был Тед Ньюберри, один из главных в торговле выпивкой. Примерно в то же время Вилли Маркс, специалист Морана по трудовому рэкету, вышел из трамвая, следовавшего со стороны Чикаго Луп. Все трое видели, как к гаражу подъехал Cadillac, из которого вышли четверо незнакомцев, в том числе двое полицейских; водитель остался за рулем. Вышедшие из автомобиля не были знакомы Морану и его спутникам. Гангстеры не отличались трусостью и не остались бы в стороне, наблюдая, как на склад заходят конкуренты.

Вопрос был в присутствии полицейских. Бутлегеры, исправно дававшие взятки, не боялись непредвиденной облавы, пришлось бы просто откупиться в очередной раз. Моран и соратники просто сбежали. Моран вернулся в гостиницу Parkway, предупредить Генри Гузенберга, что сейчас не стоит показываться в гараже.

Семеро в гараже отреагировали на появление странной компании, как и Моран, со снисходительным презрением. Позже полиция заявила: «Все семеро были уверены, что столкнулись с арестом… В противном случае они дорого бы продали жизни».

Пройдя через дверь в задней стене офиса, посетители оказались в импровизированном коридоре. В гараже находилось около десяти покрытых брезентом грузовиков и несколько легковых автомобилей, и только у задней грязной, хотя и побеленной стены было свободное пространство. Там стоял стол, заливаемый ярким светом лампы без абажура. На столе находился дымящийся кофейник и открытая коробка с крекерами. Вокруг толпились шесть человек (седьмой, Джон Мэй, продолжал возиться под грузовиком).

Вперед вышли двое в полицейской форме и объявили о производстве инспекционной проверки, приказав всем поднять руки и встать лицом к стене. Двое в штатском отстали в проходе, пока члены банды ворчливо исполняли приказ. В любом случае задержанные думали только о предстоящих неудобствах. За исключением Швиммера, все неоднократно подвергались подобным процедурам. Они предполагали, что не подвергнутся аресту, поскольку в гараже не было алкоголя, а спрятанный в стропилах требовалось найти.

В соответствии с приказом, все выстроились лицом к кирпичной стене, подняв руки. Фрэнк Гузенберг стоял слева, за ним Пит, далее Вайншанк, Хейер, Кларк и Мэй. Правый фланг замыкал неудавшийся оптик. За исключением Кларка и Мэя, одетых в коричневые рабочие комбинезоны и куртки, все были в пальто, а из петлицы Швиммера выглядывала бутоньерка из гвоздик.

Один из рейдеров прошелся вдоль строя, отбирая оружие у задержанных. Вне всякого сомнения, оно было у Гузенбергов и Кларка, возможно, и у всех остальных, даже у Швиммера. Заряженный револьвер Фрэнка упал на пол, где и остался лежать.

В руках у подошедших штатских оказались автоматы Томпсона, у одного с магазином на двадцать патронов, у другого – на пятьдесят.

Они заняли позиции по краям, а полицейские с дробовиками остались в центре. Выстрелы раздались неожиданно. Жертвы испытали звериный ужас, но все произошло настолько быстро, что никто не успел отреагировать.

Первые очереди попали в нижние части спин, следующие – в шеи и головы. Мэй начал поворачиваться, инстинктивно протестуя, и в этот момент картечь снесла левую часть черепа. Пуля из дробовика попала в грудь Швиммера.

Четыре жертвы упали на пол и лежали под прямым углом к изрядно изрешеченной пулями стене. Пит Гузенберг упал в кресло, но не сидел, а скорее, лежал боком. Один из автоматчиков присел на корточки и сделал последнюю очередь, целясь в головы лежащих.

Убийцы блестяще разыграли издевательскую сцену ареста, после чего беспрепятственно покинули место бойни.

Миссис Джозеф Морин, живущая с другой стороны Норд-Кларк, 2125, убирала в комнате, выходящей на улицу. Случайно подняв взгляд, она заметила двух мужчин, выходящих из гаража. Они шли с поднятыми руками, а сзади следовали двое полицейских (об этом миссис Морин вспомнила на следующий день) с «длинными, знаете, такими пушками».

Самюэль Шнайдер в магазине одежды на первом этаже следующего здания, к северу от гаража, не слышал ничего особенного, а тем более стрельбы. Через окно он увидел людей, пересекавших тротуар. «Они были совершенно спокойны, – рассказал Шнайдер репортерам, – я решил, это полицейские».

На третьем этаже того же здания миссис Жанетта Лендесмен гладила белье. Она услышала «что-то похожее на приглушенный барабанный бой или какие-то взрывы». «Я подумала, – сказала женщина позже, – знаю, что это, и мне стало любопытно». Миссис Лендесмен подошла к окну и увидела, как какой-то мужчина садится в Cadillac, «очень похожий на полицейскую машину».

Автомобиль сорвался с места в сторону юга, но в этом же направлении ехал трамвай, и Cadillac обогнал мешающий транспорт, выехав на встречную полосу. Была ли эта машина полицейской или нет, но Жанетте Лендесмен показалось, что водитель слишком безрассуден. Откуда весь этот шум? Конечно, из гаража! Новоявленная миссис Марпл отправилась на разведку.

Дверь со стороны улицы оказалась заклиненной, и миссис Лендесмен, вернувшись обратно, обратилась за помощью к квартиранту Чарльзу МакАлистеру, который собирался на работу. Кое-как МакАлистер приоткрыл дверь и скрылся в офисе.

Обратно он вернулся с лицом пепельного цвета: в заднем помещении лежали мертвецы, причем один четко спросил: «Кто там?» Лендесмен немедленно позвонила в ближайший участок.

Первым прибыл лейтенант Томас Лофтус, который увидел, как к нему ползет Фрэнк Гузенберг. Лофтус поднял его револьвер с бетонного пола.

– Вы меня узнаете, Фрэнк? – спросил Лофтус, знавший гангстера в лицо.

– Да, ты – Том Лофтус, – прохрипел Гузенберг.

– Кто это сделал? – спросил полицейский. – Что здесь произошло?

– Я не буду ничего говорить…

– Ты в плохом состоянии, Фрэнк…

– Ради бога, отвези меня в больницу!

У Лофтуса была возможность нажать на Гузенберга прежде, чем вызвать медицинскую помощь:

– Я хочу, чтобы ты объяснил эту стрельбу.

– Я отказываюсь говорить…

Лофтус сдался. Он вызвал «Скорую помощь». По пути в больницу Alexian Brothers, находящуюся милей западнее, лейтенант снова попытался разговорить Фрэнка. Лофтус сказал, что видел там его мертвого брата. Кто это сделал? «Я не скажу», – непреклонно дышал Гузенберг в ответ. Он умер днем около 1.40, не произнеся больше ни слова.

Сцена расправы поразила даже суровых полицейских, много повидавших на своем веку. Хейер, стоявший в середине шеренги, был так изуродован пулями, что во время вскрытия не удалось установить траекторию отдельных выстрелов. Град пуль был настолько плотным, что разодрал в клочья штаны Пита Гузенберга. «Было жутковато», – прокомментировал один полицейский увиденное. Семь жертв сразу, так зверски убитых, – это слишком чудовищно. Полицейские пришли в такое смятение, что забыли оповестить дежурного сержанта, который должен был передать сведения наверх. В верхних эшелонах полиции на протяжении получаса ничего не знали о том, что впоследствии назвали массовой бойней.

В офисе коронера все знали благодаря вызову «Скорой». После настойчивых звонков Уолтера Спирко Айзек Гершман позвонил в главное управление полиции. Ему ответили, что поступило донесение о мелком инциденте в доме 2122 на улице Норт-Кларк. Что-то вроде драки.

Гершман разослал очередной бюллетень: «В драке пострадали люди».

Вскоре он услышал, как полицейские машины с ревом сирен понеслись через Чикаго Луп. Слухи разнеслись повсеместно. Все СМИ активно освещали бойню. Гершман позвонил Спирко: «Уолтер, сукин сын, почему ты не убедил меня?!»