От кого: Аделина
Кому: Пьер-Мари
Пьер-Мари!
На часах 3:12 ночи. Ваше письмо я открыла в 00:31. Вообще-то я не страдаю бессонницей, но тут вдруг меня как будто что-то толкнуло, и я включила компьютер. Завтра днем напишу обстоятельнее и наверняка спокойнее. Но пока я могу только вопить. Шестьдесят три тысячи евро!!! Вера увела с вашего счета 63 тысячи евро?!! Хорошо, что я сидела на кровати, когда это читала! Я просто рухнула, но, к счастью, ничего себе не сломала. Господи, Пьер-Мари. Это ведь огромные деньги!
Может, дело в том, что сейчас глубокая ночь, но голова у меня что-то плохо варит. Никак не могу понять, что меня поражает больше всего. Ваш пофигизм? Ваше добровольное ослепление? Вера у вас под носом потихоньку обворовывала вас, а вы ничего не замечали! Ваше нежелание обсуждать это с полицией? Тот факт, что вы испытываете стыд?
Наверное, все это вместе взятое. С другой стороны, все становится ясным. Сейчас не могу объяснить вам, почему я в таком шоке, но обязательно сделаю это позже, не сомневайтесь.
Не знаю, удастся ли заснуть, но попытаюсь. У меня на ночном столике лежит стопка книг с приглашением совершить путешествие к мудрости. В том числе тантра. Ее автор рассказывает, как несколько месяцев проходил обучение у одной индианки с целью достижения высших степеней сознания. Не читали? Я от нее в восторге. Как бы мне хотелось обрести способность дышать – просто дышать и ни о чем не думать!
Но все-таки придется пойти вскипятить чайник и заварить себе валериану с флердоранжем. Хуже не будет.
Двадцать один месяц. Восемьдесят четыре недели. 63 тысячи евро. Будь у меня такая сумма, знаете, Пьер-Мари, что бы я сделала?
Плюнула бы на все и махнула в Гималаи, к наставнику по тантризму.
Спокойной ночи (сколько там ее осталось).
Аделина
От кого: Пьер-Мари
Кому: Аделина
Аделина!
Спасибо!
Вы спросите, за что? За то, что здорово меня развеселили с этими треклятыми 63 тысячами евро. Я представил себе, как вы сидите в ночной рубашке (я не ошибся?) возле компьютера и вдруг валитесь на спину с широко раскрытым ртом и выпученными глазами и только повторяете на все лады:
«Шестьдесят три тысячи евро! Шестьдесят три тысячи евро!!!»
Я даже засмеялся. Надо же, в первый раз за два с половиной года с кем-то заговорил об этом, и уже смеюсь. Так что да, спасибо. Вы сняли с моей души груз. Как в той сказке, помните? – извлекли у меня из горла рыбью кость. Ухватили ее большим и указательным пальцами, раз! – и все! Должен признать, как консультанту вам нет равных. Вы решили, что больше никому не в состоянии помочь, но со мной у вас получилось.
Спасибо.
(Кстати. Между нами говоря, 63 тысячи евро – бесспорно, кругленькая сумма, но знаете ли вы, что на свете существует множество людей, для которых она меньше ежемесячной зарплаты? Мы с вами, Аделина, просто мелкая сошка.)
Сейчас 5:30 утра. Наверное, вы как раз только что уснули (несмотря на свои отвары), а я напротив – только что проснулся. Поэтому накрываю вас одеялом, которое вы скинули во сне, и тихонько, на цыпочках, удаляюсь из вашей спальни. Надеюсь, вам снятся купюры в 100 евро, которые падают на вас, как снег на склоны Гималаев (браво, Сотто! Чуть банально, но совсем недурно!).
Ваш выздоравливающий пациентПьер-Мари
P. S. Понимаю, что вы в шоке, но вы не ответили ни на один из моих вопросов. Впрочем, чего там. Тантризм утверждает, что у нас впереди вечность.
От кого: Аделина
Кому: Пьер-Мари
Дорогой Пьер-Мари!
Бессонница в конце концов сдалась перед моими упражнениями на релаксацию (я делала их в ночной рубашке, тут вы угадали, если точнее, в черной), но долго проспать мне не удалось. Не знаю, что тому виной – недосып или ваши откровения, но я вскочила с постели как ошпаренная с единственной мыслью: какое сегодня число? Пятое мая? Так что позвольте мне пока что вынести за скобки эту грязную историю с деньгами и начать письмо с самого банального, но самого искреннего пожелания: пусть сегодняшний день принесет вам много-много радости.
Как вы намерены отпраздновать свою 61-ю весну? Присоединится ли к вам хотя бы часть вашего невероятно пестрого племени? Или вашему коту придется превратиться в принцессу и испечь вам именинный пирог? (Как в сказке про Ослиную Шкуру, которая пекла пирог королевичу, помните?) Надеюсь, он хотя бы промяучит вам что-нибудь приятное на своем кошачьем языке и вспрыгнет, мурча, вам на колени. Я на его месте именно так и поступила бы. Но я все-таки не кошка, поэтому запрыгивать к вам на колени поостерегусь, дабы избежать лишнего травматизма. Кстати, раз уж мы договорились говорить друг другу только правду, а я замылила ответ на один ваш вопрос, то вот, сообщаю: 83. Во всяком случае, именно эту цифру показывали мои весы, пока я не приехала сюда. Не исключаю, что с тех пор я потеряла несколько граммов, потому что, разумеется, у меня есть велосипед (очаровательная дама, у которой я снимаю комнату, разрешает мне пользоваться своим) и я каждый день часами катаюсь по лесам и болотам. Как вы догадались?
Пьер-Мари, как обещала, я обязательно отвечу на все ваши вопросы любой степени сложности, даже рискуя вылететь из игры. Но сначала закройте глаза и попробуйте представить себе нескладную дылду ростом 1 м 77 см и весом 83 кг, восседающую на старом велике, изъеденном морской солью, – это антикварная модель с тремя скоростями и чуть погнутым передним колесом. Представили? А теперь вообразите, как я накручиваю педали, чтобы заставить эту конструкцию двигаться вдоль песчаного берега, где постоянно дует ветер – естественно, в лицо. Если мы добавим к этому, что нескладная дылда выкуривает в день в среднем не меньше пачки сигарет, то вы получите ответ на один из ваших вопросов: я приехала на этот остров, чтобы тут сдохнуть!
Шучу, конечно, но, знаете, в каждой шутке… После смерти Филимона, развода со «сволочью» и долгой депрессии я сильно похудела. Я пребывала в жалком состоянии со всех точек зрения, кроме одной: впервые с ранней юности у меня появилась стройная фигура. Мне удавалось сохранять ее на протяжении нескольких лет, в основном благодаря спорту. Жила я тогда в Ле-Клуатре, с матерью. Когда я говорю «спорт», я имею в виду не бальные танцы. Я занималась настоящим спортом: бегом, плаванием, даже греблей на Луаре. Физическая нагрузка пьянила меня не хуже какого-нибудь наркотика. Но в последние годы произошли некоторые события (скоро я до них дойду), пробудив во мне прежние страхи и тревоги, и я все бросила. Заменила footing на fooding. И начала толстеть не по дням, а по часам. Кстати о депрессии. Вы говорили, что нашли в аптечке у Веры снотворное. Знаю эти жутко вредные таблетки! Понимаю (и еще как!), что сейчас они вам необходимы, но все-таки – поаккуратней там с ними. Если хотите, пришлю вам еще пару-тройку рецептов волшебных настоев. Вот увидите, они действуют ничуть не хуже химии!
Вы даже не представляете, Пьер-Мари, как я рада, что снова могу с вами переписываться. Мое удовольствие не портит даже тот факт, что я должна признаться вам в вещах, которые от вас скрывала. Очевидно, работает причина номер шесть: возможность найти того, кого считал потерянным. В феврале, отсылая вам большой пакет из крафт-бумаги, я и думать не могла, что вы займете в моей жизни такое большое место, хотя, в отличие от вас, уже тогда знала, что мы с вами помимо собственной воли связаны прочной нитью.
Прежде чем я продолжу, сделаю первое важное признание. Оно касается не Моцарта и не «Свят, свят, свят Господь» – я действительно имею привычку распевать во все горло, когда остаюсь одна, особенно по вечерам, особенно открывая бутылочку. Солгала я вам насчет своего возраста. Когда я написала, что мне 34 года, мной двигало не только желание омолодиться и чистое кокетство, а стремление вычеркнуть из жизни девять лет. Можете сами произвести несложный подсчет и узнать мой истинный возраст. Или просто поменять местами цифры.
В тех девяти годах, которые мне захотелось стереть, содержатся ответы на все ваши вопросы, включая те, что относятся к высшей категории сложности. Самый трудный из них: как ко мне попали письма Веры.
На самом деле они ко мне не «попали». Я специально искала их. А когда нашла, украла.
Впервые заполучив всю эту толстую пачку, я, как и вы, испугалась. Как и вы, я заранее знала, что именно в них обнаружу, как знала и то, что это «что» меня раздавит. Этот день навсегда останется в моей памяти днем катастрофы, как в вашей осталось 28 октября 2010 года. В моем случае это было 17 ноября 2009-го. Вторник. Место действия – Марсель. Задувал ледяной мистраль, прогнавший все тучи. Небо прозрачно голубело, сияло яркое солнце. Помню, эта небесная синева и этот солнечный свет показались мне чудовищно неуместными… как будто боги насмехались надо мной и над моей болью.
В поезде, который в тот же день уносил меня из Марселя, я сделала то же, что вы: просмотрела сорок семь писем Веры, но не смогла прочесть от начала до конца ни одного. Всю дорогу от вокзала Сен-Шарль до Лионского вокзала я плакала. Соседи смотрели на меня с удивленным сочувствием, но никто не осмелился проронить ни слова. Правильно сделали. Обратись кто-нибудь ко мне в тот момент, я бы его покусала.
Мне надо так много вам рассказать, что прямо голова кругом.
Сделаю перерыв. Мне срочно надо выпить очень крепкого кофе. Пойду-ка в маленький бар в Сен-Трожане (там принимают ставки на конные скачки), я обычно всегда заглядываю в него по утрам. Дождь кончился, так что я сяду на террасе и выкурю две-три сигареты, прислушиваясь к разговорам местных жителей. Вам известно, что они с 9 утра накачиваются пино, производимым в департаменте Шаранта? Пока я до этого не докатилась, остается надежда!
Ну вот, я вернулась. Можно продолжать распутывать этот клубок. Пока я сидела на террасе и пила кофе, меня вдруг посетила такая мысль: у вас ведь сегодня день рождения! Правильно ли с моей стороны вываливать на вас столько правды сразу? Честно говоря, не думаю, что это хороший подарок.
Нет-нет, не волнуйтесь, я не намерена отступать. Я начала готовиться к тому, что придется это сделать, с той поры, когда вы в своих письмах впервые заговорили о Вере. Просто мне надо знать, в том ли вы сегодня настроении, чтобы выслушивать мой рассказ.
Может, вы ушли на прогулку? Конечно, для лыж погода неподходящая, но я легко представляю себе, как вы просто прогуливаетесь по улицам. Мне совсем не хочется портить вам праздник.
Поэтому отправляю вам начало своей исповеди (я тоже умею быть тактичной) и жду от вас отмашки продолжать. А пока пойду посмотрю на море. Я вам говорила, что из окна моей комнатушки видно море? Роскошь, которой я наслаждаюсь каждый день, тем более что окно выходит на восток. Вчера наблюдала пламенеющий восход.
Но, прежде чем проститься, три вещи.
Во-первых, бросив в огонь письма Веры, вы сделали именно то, о чем я сама мечтала. Меня удерживало одно: страх уничтожить то, что мне не принадлежит. У вас было такое же право знать об их существовании, как и у меня.
Во-вторых, на устриц у меня аллергия. Здесь я ем рыбу и морских улиток.
В-третьих, чтобы рассказать вам, что произошло в Ле-Клуатре 54 года назад, вначале мне надо объяснить, как умерла моя мать. Но это легкий вопрос. Гораздо труднее другой: кто вы, Аделина. Я уже практически призналась, что Аделины Пармелан не существует без другой Аделины, той самой, что ставит свою подпись под этим длинным письмом.
Аделина Пеллетье
P. S. Какое ваше любимое блюдо, Пьер-Мари?