21

Терраса была маленькой и ухоженной. И она ни в коей мере не выглядела бедной. Новые пластиковые окна, аккуратная деревянная дверь и горшок с яркими цветами на стене. У края тротуара был припаркован синий «Форд Фиеста» с серебристой надписью «Охотники за пылью Доусон» на борту.

Я зашагал по ведшей к дому коротенькой дорожке. С подоконника на меня с ленивым презрением глядел жирный полосатый кот. Подойдя к двери, я замешкался. На размышления у меня был целый день, однако я по-прежнему не знал, с чего начать разговор. Не зря ведь сообщения были анонимными. Если их послала Рут, значит, она не хочет говорить лично. Вопрос лишь в том, зачем она их послала.

Я не знал Рут. Не общался с ней даже в школьные годы. И никто не общался. В школе она никогда не входила ни в одну группу учеников. Рут ни с кем не дружила. Ее никогда никуда не приглашали. Она лишь была объектом унижений и издевательств.

Помню, как однажды другие девчонки стащили с нее во время физкультуры трусы, после чего вместе с мальчишками, вооружившись палками и линейками, погнались за ней после школы. Окружив ее, они смеялись, обзывали Рут разными гадкими словами и поднимали ей юбку, обнажая голое тело. Причем в этой жестокой мерзости не было даже сексуального подтекста. Это было просто унижение ради унижения. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы мисс Грейсон, увидев происходящее в окно, не вмешалась и не отвела ее домой.

Впрочем, дома ей было не намного лучше. Ее мать любила выпить, а отец отличался крайне дурным характером. Не лучшая комбинация. Когда они орали друг на друга, их вопли было слышно на всю улицу. Наверное, единственным ее другом был старый шелудивый пес, с которым она гуляла у старой шахты.

Я не был одним из детей, которые над ней издевались в тот день. Однако мне все равно нечем гордиться, ведь я ей никак не помог. Я просто стоял и смотрел на ее унижения. А затем ушел. Не в первый раз и не в последний.

Рут была из числа тех детей, о которых ты, закончив школу, стараешься не думать, поскольку в противном случае тебя начинает мучить совесть. А у моей совести и так было предостаточно поводов мучить меня.

Я поднял руку, чтобы постучать… и тут дверь сама распахнулась.

Передо мной стояла невысокая коренастая женщина. Она была одета в рабочий халат цвета фуксии с аккуратно вышитым на груди названием фирмы. Ее густые черные волосы были подстрижены под мальчика. Практичная прическа. У глядевших на меня из-под прямой челки глаз было стоическое выражение, присущее глазам людей, привыкших к разочарованиям. Ее лицо несло на себе отпечаток маленьких горестей. Тех, которые обычно бывают больнее всего.

Сложив руки на груди, она смотрела на меня с подозрением.

– Да?

– М-м-м, миссис Доусон? Я оставлял вам сообщение. Я – Джо Торн. Я учитель в…

– Я знаю, кто вы.

– Ясно.

– Чего вы хотите?

Неумение общаться явно было нашей семейной чертой.

– Ну, как я и сказал в сообщении, я хотел вернуть телефон Маркуса. Он забыл его сегодня в школе. Он здесь?

– Нет. – Она протянула руку. – Я отдам его ему.

Я колебался. Если отдать ей телефон сейчас, то, уверен, мне придется продолжать разговор с закрытой дверью.

– Я могу войти?

– Зачем?

– Я хотел бы поговорить с вами кое о чем.

– О чем?

Я буквально разрывался от противоречивых чувств. В некоторых случаях нужно сразу выложить свои карты. В других случаях следует играть вдолгую.

– Об уборке.

Я ждал. В какой-то момент мне показалось, что она все же захлопнет дверь у меня перед носом. Однако Рут отступила в сторону.

– Я как раз заваривала чай.

Внутри, к моему легкому огорчению, дом оказался таким же чистым, как и снаружи. В нем пахло дезинфицирующим средством и освежителями воздуха. Я почувствовал, что у меня начинается аллергия. В висках застучало.

– Сюда.

Рут провела меня в маленькую кухню, где столешница была оккупирована еще одним котом – серым, пушистым и выглядевшим довольно зловеще. Интересно, где пес? Вероятно, его опять выгуливала Лорен.

Достав из кармана телефон Маркуса, я положил его на кухонный стол.

– Он слегка промок, но, думаю, все еще работает.

Рут посмотрела на телефон. Выражение ее лица невозможно было прочесть.

– У Маркуса айфон.

– Боюсь, уже нет. Он разбился.

Взгляд Рут стал острее.

– Разбился или его разбили?

– Не могу сказать.

– Разумеется. Никто никогда не может.

– Если Маркус хочет пожаловаться на издевательства…

– Тогда что? Что вы сделаете? И что сделает школа?

Я открыл рот, но, словно рыба, не смог издать ни звука.

Рут повернулась к буфету и достала две чашки. На одной из них был изображен кот, а надпись на другой гласила: «Спокойно! Я уборщица».

– Я ходила в школу, – сказала Рут. – Неоднократно. Говорила с вашим директором.

– Ясно.

– Это просто ой как помогло!

– Мне жаль.

– Я думала, что все могло измениться. Что школы больше не мирятся с подобными вещами. Что они решительно пресекают хулиганство.

– Хорошая мысль.

– Да уж. Просто гениальная. В своей дерьмовости. – Она повернулась к чайнику. – Чай?

– М-м, я бы предпочел кофе.

По правде говоря, я предпочел бы сказать ей, что она ошибается. Что школы теперь действительно жестко пресекают хулиганство. Что они не прикрывают подобные случаи матами спортзала ради хорошей статистики министерства образования. Что деньги и авторитет папочки не влияют на отношение к подобным фактам со стороны учителей. Как бы мне хотелось ей это сказать!

– У нас нет кофе.

В жизни не всегда получается так, как хочется.

– Чай подойдет.

Наполнив чашки кипятком, Рут долила в них молока.

– Я помню вас еще со школы, – сказала она. – Вы были в банде Хёрста.

– Какое-то время.

– Никогда не думала, что вы были таким же, как остальные.

– Спасибо.

– Я не говорила, что это комплимент.

Я задумался, что ей на это сказать, и предпочел повременить с ответом.

Закончив делать чай, она поставила чашки на стол.

– Может, все-таки сядете?

Я тяжело опустился на стул. Рут села напротив меня.

– Слышала, вы снимаете коттедж.

– Молва по Арнхиллу распространяется быстро.

– Как и всегда.

Взяв чашку, она отхлебнула глоток чаю. Взглянув на коричневую жидкость в своей чашке, от которой все еще шел пар, я предпочел не следовать ее примеру.

– Вы убирали коттедж для Джулии Мортон?

– Верно. Однако я сомневаюсь, чтобы меня вам порекомендовала она.

– Значит, вы должны были знать ее и Бена?

Обхватив чашку руками, Рут проницательно на меня посмотрела.

– Вот, значит, зачем вы пришли на самом деле? Хотите узнать, что произошло?

– У меня есть несколько вопросов.

– Это будет стоить вам денег.

– Сколько?

– Стоимость полной уборки дома.

Я вспомнил расценки, о которых говорила Лорен.

– Пятьдесят фунтов?

– Наличными.

Я взвесил все за и против.

– Половина дома. И пускай это будет чек.

Откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, Рут сказала:

– Продолжайте.

– Какой была Джулия?

– Сразу видно учителя. Она была самовлюбленной и считала, что это место не для нее. Как и большинство.

И большинство, вероятно, правы.

– Но у нее не было депрессии?

– Я не замечала.

– А Бен?

– Хороший парнишка. Во всяком случае был. До того, как пропал.

– Что случилось?

– В один прекрасный день не пришел домой из школы. Его искали всей деревней. – Она сделала паузу. – А затем он сам вернулся.

Впервые за все время я ощутил, что ей некомфортно, словно в каменном фасаде появилась трещина.

– И?

– Он стал другим.

– В каком смысле?

– Он всегда был вежливым, опрятным парнишкой. Но после своего возвращения он перестал смывать туалет. Его постель все время была пропитана пóтом и еще всякой дрянью. В его спальне воняло так, словно туда что-то заползло и сдохло там.

– Может, дело было просто в переходном возрасте, – предположил я. – Дети в мгновение ока могут превратиться из милых малышей в немытых подростков.

Взглянув на меня, Рут сделала еще глоток чаю.

– В его комнате я обычно убирала в последнюю очередь. Бен к тому времени иногда уже приходил из школы. Мы с ним болтали. Я заваривала нам обоим чайку. Но после его возвращения я могла вдруг обернуться и увидеть, что он стоит за моей спиной и просто таращится на меня. От этого у меня по коже начинали бегать мурашки. От его взгляда. И от его запаха. А иногда я слышала, как он бормочет себе под нос. Всякие гадости. И они звучали так, словно их произносил кто-то другой. С ним явно что-то было не в порядке.

– Вы говорили об этом с Джулией?

– Я пыталась. Именно тогда она сказала мне, что больше не нуждается в моих услугах. Отправила уведомление.

– Когда это произошло?

– Сразу перед тем, как она забрала его из школы.

Я взглянул на свою чашку, и мне захотелось, чтобы в ней был крепкий кофе. Впрочем, к черту кофе. Я бы сейчас не отказался от бокала бурбона и сигареты.

– Откройте заднюю дверь, – сказала Рут.

– Что?

– Вам хочется покурить. Да и я бы не отказалась от сигареты. Откройте заднюю дверь.

Я так и сделал. Дверь вела в маленький дворик. Кто-то явно пытался облагородить его с помощью нескольких чахлых растений в горшках. На другом конце дворика стояла собачья конура. Пройдя обратно на кухню, я сел, достал две сигареты и предложил одну из них Рут, после чего зажег обе.

– Как думаете, что произошло с Беном? – спросил я.

На мгновение она задумалась.

– Когда я была ребенком, у нас был пес. Я часто гуляла с ним у старой шахты.

– Помню, – ответил я, гадая, к чему она ведет.

– Однажды он сбежал. Я была вне себя от горя. Я любила этого пса. Через два дня он вернулся. Весь в грязи, пыли и со здоровенным кровавым шрамом вокруг шеи. Я наклонилась, чтобы погладить его. Вильнув хвостом, он прокусил мне руку до кости. Папа хотел задушить его на месте. «Если пес взбесился, – сказал он, – то это навсегда. Пути назад нет».

Я не мог поверить своим ушам.

– Вы сравниваете Бена Мортона с псом?

– Я лишь говорю, что с этим мальчиком что-то случилось, и это что-то было настолько ужасным, что его мать не смогла с этим жить.

Затянувшись сигаретой, она выпустила облачко дыма.

– Вы говорили об этом полицейским?

Рут фыркнула:

– Чтобы они назвали меня сумасшедшей?

– Но мне ведь вы об этом говорите.

– Вы мне платите.

– Только поэтому?

Она бросила окурок в чашку.

– Как я и сказала, вы не были таким же, как остальные.

– Поэтому вы отправили мне электронное письмо?

Рут нахмурилась.

– Какое электронное письмо?

– О моей сестре. «Это происходит снова».

– Я никогда не отправляла вам электронных писем. Сегодня я впервые встретила вас с тех пор, когда мы были детьми.

– Я знаю, что вы отправили мне и эсэмэску. – Я взял со стола «Нокию». – Она пришла с этого телефона. Полагаю, Маркус взял один из тех, которыми вы пользовались раньше.

– Никаких долбаных эсэмэсок я вам тоже не отправляла. И это не мой телефон.

Выражение замешательства на ее лице выглядело вполне искренним. Стук у меня в висках усилился. Однако в этот самый момент дверь распахнулась и на кухню ввалился Маркус.

– Привет, мама, – сказал он и заметил меня. – А он что здесь делает?

– Я принес твой телефон, – ответил я, показывая ему «Нокию».

Выражение лица Маркуса резко изменилось.

– Где ты его взял? – спросил я у него.

– Он у меня целую вечность.

– Правда? «Отпустите души детей. К чертям их. И катитесь в тартарары». Эти слова для тебя что-то значат?

Казалось, Маркус готов был провалиться на месте от стыда.

– Маркус! – сказала Рут строго.

– Это была просто шутка. Прикол.

– Твоя идея?

– Да.

– Я тебе не верю.

– Это правда.

– Кто-нибудь заставил тебя отправить это сообщение?

– Все было не так. Никто меня не заставлял это делать.

Он с вызовом выпятил подбородок.

– Чудесно, – сказал я, сунув телефон в карман. – Пускай с этим разбирается полиция.

Я сделал шаг к двери.

– Подождите!

Я повернулся к нему:

– Да, Маркус?

Глаза мальчишки были полны отчаяния.

– Ее ведь не выгонят с работы, правда?