19. Убежище

Попробуем приветствовать нашу судьбу, в каком бы виде она к нам ни пришла.

Винсент Ваг Гог – брату Тео, 18 февраля 1889 года

Винсент пролежал в больнице с перерывами пять месяцев – с 24 декабря 1888 года по 8 мая 1889-го, то есть приблизительно третью часть времени пребывания в Арле. В этот период был принят ряд решений, в корне изменивших его жизнь. Ван Гог практически не писал брату, и информацию о Винсенте Тео время от времени получал от пастора Салля и доктора Рея. Из-за отсутствия писем Винсента, а также потому, что больничные карты пациентов были утеряны или уничтожены, мы мало знаем о жизни художника в тот период.

Если смотреть на здание с улицы, больница очень похожа на крепость. Она окружена высокой стеной, а на аскетичном фасаде находится всего несколько окон. Больница была построена в 1573 году, и с внешней стороны здание сделали максимально суровым, чтобы пациентам не хотелось долго задерживаться здесь на бесплатных харчах. Массивная деревянная дверь ведет в коридор, заканчивающийся красивым внутренним двориком с клумбами, на которых практически всегда что-нибудь цветет. Со временем мне стала знакома каждая деталь: белый камень, проход по террасам, стилизованный резной Агнец Божий над лестницей, ведущей в старинную часовню, следы кладки старых, давно исчезнувших зданий на существующих стенах и благоухающий садик в центре двора.

В апреле 1889 года, перед тем как покинуть больницу, Ван Гог нарисовал этот садик. Двор с садиком был закрыт для посторонних, за исключением пациентов и тех, кто их навещал. Вот как описывал Ван Гог свою красочную картину в письме сестре:

«Здесь есть беленая галерея с арками, похожая на те, которые бывают в арабских зданиях. Перед галереей находится старый сад с прудиком посредине и восьмью клумбами, на которых растут незабудки, розы, анемоны, лютики, желтофиоль, ромашки и так далее… А внизу под галереей растут апельсиновые деревья и олеандры. Получилась картина цветов и весенней зелени. Этот вид пересекают, словно змеи, три черных, грустных ствола деревьев, а на переднем плане стоят четыре темных больших куста. Возможно, люди не считают этот сад чем-то удивительным, но я всегда хотел писать для тех, кто не понимает художественной стороны живописи»¹.

Винсент написал картину «Двор больницы в Арле» с террасы первого этажа. На картине мы видим не только сад, но и мужское отделение. Художник изобразил монахиню Августинского ордена, Конгрегации Святейшего Сердца Иисуса сестру Марию, работавшую помощницей аптекаря, которая идет от аптеки по направлению к нам, смотрящим на картину. Кроме этого на картине под арками второго этажа изображен тучный мужчина с лопатой. Это садовник Луи Оран². С левой стороны картины, напротив женского отделения, изображены арлезианки в традиционных одеждах. Этой картиной владел аптекарь больницы Франсуа Фложа. Она висела в аптеке, и в 1893 году ее видел почтовый служащий, оставивший свидетельства о том, что на стенах аптеки висело несколько картин, изображавших виды больницы Арля, включая картину Ваг Гога «Двор больницы в Арле», которую он нарисовал «во время лечения»³.

В архивах я нашла книги с записями о заказах продуктов и медикаментов для больницы, а также о том, сколько на эти закупки было потрачено, как были обставлены палаты и как обогревалось помещение. Сохранились записи решений, принятых на совещаниях больничного совета, по которым я составила представление о том, каких сотрудников и когда наняли, а когда уволили, сколько получал персонал и на что жаловался. Я составила списки работавших в больнице монахинь, докторов и другого персонала. По спискам избирателей я нашла подробную информацию об этих людях, для того чтобы создать представление о том, как жила и функционировала больница.

Однако я не знала многих важных деталей. Не было медицинских карт, и сам Ван Гог не оставил никаких воспоминаний о своем лечении. Несмотря на то что я много часов провела в архивах, мне далеко не сразу удалось установить, где именно находился кабинет доктора Рея и в какой палате лежал Ван Гог.

Однажды в архивных документах я обнаружила упоминание о существовании поэтажного плана, нарисованного местным архитектором для проведения ремонта. Этот план мне удалось найти лишь только через несколько месяцев. Он был нарисован на двух больших листах пожелтевшей чертежной бумаги, и на нем были отмечены все палаты, кабинеты, кухня и аптека. Я посмотрела на дату составления плана и вздрогнула: 8 января 1889 года. Это был следующий день после того, как Ван Гог впервые покинул больницу. Мне удалось найти не просто план здания, а план, нарисованный городским архитектором в тот самый период, когда Винсент лежал в больнице. После этого мне удалось точно определить помещение, в котором была написана картина «Палата больницы в Арле», а также приемный и процедурный кабинеты доктора Рея⁴. Несмотря на это, я чувствовала, что мне известны лишь сухие и безличные факты, я совсем немного знаю о пребывании художника в больнице, и это меня очень расстраивало. Потом мне опять повезло. В городских архивах я нашла опросник, изданный французским министерством здравоохранения. Я сфотографировала этот документ, но он был такой длинный и написан таким непонятным и неразборчивым почерком, что я решила отложить его чтение до тех пор, пока не наберусь достаточно терпения. Тут мне на помощь пришла судьба.

Пытаясь сделать так, чтобы мой проект «Ухо Ван Гога» хоть как-то продвинулся, я позвонила в одну компанию, занимающуюся производством ТВ-передач, и договорилась о встрече. Я остановилась у друзей в Лондоне и в предвкушении презентации не могла уснуть. За ночь до этого я тоже плохо спала. Утром я вышла на улицу, чтобы позавтракать, подвернула лодыжку и упала. Я лежала, чувствуя боль в ноге. Мимо меня проходили спешившие на работу люди. Наконец какая-то милая девушка помогла мне подняться на ноги.

У меня болела нога, я волновалась, но, несмотря на то что друзья меня отговаривали, все же пошла на назначенную встречу. Как в общем-то и стоило предполагать, встреча прошла безрезультатно. Я нервничала, меня трясло. Я рассказывала о Ван Гоге и зачастую даже сама не понимала, на каком языке говорю. Встреча длилась два часа, и я была уверена, что ничего путного из нее не выйдет. К концу дня боль в ноге усилилась, и я поехала в больницу, где мне сделали рентген и установили, что я сломала не только лодыжку, но и правую руку.

Вернувшись во Францию, из-за переломов я не могла выйти на улицу. Времени у меня было много, и я наконец решила прочитать ответы на опросник министерства здравоохранения. Я думала, что чтение будет очень скучным, но ошиблась. В опроснике очень подробно описывали то, чем жила больница в Арле. Самое удивительное было в том, что этот опросник заполнили в период между июлем 1888-го и февралем 1889 года, то есть практически в то время, когда в больнице лежал Ван Гог. Из этого опросника я получила необходимую информацию о жизни больницы, когда Винсент лежал в палате и когда он находился в изоляторе⁵.

В конце декабря 1888 года Винсент оказался в больнице, находившейся не в лучшем состоянии. В течение предшествовавших двадцати лет городской совет неоднократно обращался в министерство здравоохранения с просьбами улучшить условия содержания пациентов, но центральные власти оставались глухи. Жаловались на то, что в помещениях плохо пахнет, или, как тогда писали, «в воздухе были миазмы». В XIX веке считалось, что «миазмы» – переносчики инфекции. Больница располагалась в низине, а система отвода воды была сделана, наверное, еще древними римлянами⁶. Руководство больницы считало необходимым построить новое здание вместо того, которое стояло уже 300 лет, но финансирования не было.

Проблемы были не только с самим зданием, оставлять лучшего желал и уход за пациентами. Медсестры были уже преклонного возраста, а гигиенические стандарты безнадежно устарели. В прессе того времени я неоднократно читала о том, что больница – это опасное и вредное для здоровья место. За несколько месяцев до того, как Ван Гог оказался в этом «лечебном» заведении, произошло несколько смертей во время операций, и полиция предупредила одного из главных врачей, чтобы он внимательнее относился к своей работе. С тех пор в больнице запретили оперировать, за исключением неотложных случаев. Работники больницы прекрасно знали о недостатках своего заведения, и отвечавший на вопросы опросника администратор писал, что «дезинфицируют недостаточно хорошо и не очень аккуратно». Так что Ван Гогу очень повезло, что его лечащим врачом оказался доктор Рей.

В то время когда Винсент лежал в больнице, лечебным учреждением управлял комитет, подчинявшийся непосредственно мэру города, но точно так же, как в большинстве французских больниц того времени, медсестрами были монахини разных орденов. Католическая церковь занималась лечебными учреждениями во всех европейских католических странах начиная со Средних веков, и в конце XIX века в этом смысле мало что изменилось. В больнице Арля медсестрами были монахини ордена ев. Августина, а сам монастырь находился в одном здании с больницей. Монахини готовили еду, убирались, готовили лекарства и работали медсестрами. На картинах Винсента, сделанных во время его пребывания в больнице, мы видим монахинь, которые выполняют свои обязанности. Местные жители служили в больнице в качестве сторожей, консьержей, цирюльника и разнорабочих.

После Великой французской революции все госучреждения были надконфессиональными, и соблюдению этого принципа придавалось большое значение. За месяц до появления в больнице Ван Гога в ней случился микроскандал – трех сестер, включая настоятельницу, отстранили от выполнения их обязанностей за то, что они пытались склонить пациентов к принятию католической веры⁷.

К концу февраля 1889 года Винсент снова попал в больницу и уже второй раз оказывался в изоляторе⁸. Шло рассмотрение петиции граждан, и до принятия окончательного решения по поводу жалобы, а также до решения вопроса о его переводе в дом умалишенных художник должен был оставаться в изоляторе.

Вероятность потери Желтого дома ужасно угнетала Ван Гога. Желтый дом был олицетворением его мечты о создании коммуны художников, семьи и рождении детей. Если бы было принято решение в пользу людей, подписавших петицию, то Ван Гогу пришлось бы покинуть город. Все эти события тяготили его. «Ты знаешь, как я люблю Арль, – писал художник брату. – После всего того, что произошло, я уже не тешу себя надеждой на то, что могу позвать сюда художников, потому что они будут рисковать потерять голову, как потерял ее я»⁹.

1 марта пастор Салль написал Тео письмо, в котором говорилось, что Винсенту разрешат взять из Желтого дома кисти и краски, чтобы писать в больнице, однако на следующий день в доме была полиция и опрашивала жителей о поведении Ван Гога¹⁰. В такой неподходящий момент Винсента не могли отпустить из больницы. «Совершенно очевидно, что соседи боятся вашего брата, и они запугивают им друг друга», – писал Салль Тео.

«То, в чем обвиняют вашего брата (если мы предположим, что эти обвинения справедливые), не является основанием для того, чтобы объявить его сумасшедшим и отправить в сумасшедший дом. Говорят, что дети преследуют его, а он, в свою очередь, бегает за ними и может причинить им вред»¹¹.

Пока власти решали судьбу Винсента, он находился в изоляторе. Тео писал своей сестре: «Я получил еще одно письмо от пастора Салля. Как я и предполагал, его состояние без изменений, и лучше ему не стало… Я ожидал такого развития событий, но сейчас стало ясно, что пройдет много времени до его полного выздоровления»¹². Будущее выглядело совсем безрадостным. Полиция опечатала Желтый дом до принятия окончательного решения. Это означало, что не только Винсент не мог прийти туда, но и агент Соле не мог его сдать никому, включая владельца табачной лавки¹³.

Тем временем в Париже у Тео было много забот и дел. Свадьбу с Йоханной должны были сыграть 18 апреля в Амстердаме. Тео надеялся на то, что переедет на новую квартиру. Он подыскивал жилье для супружеской пары и в конце концов остановил свой выбор на квартире по адресу: улица Сите, дом 8 в районе площади Пигаль. Тео ничем не мог помочь своему брату. Его письмо от 16 марта заканчивается словами: «Желаю тебе здоровья и остаюсь твоим любящим братом».

Тео находился в сложной ситуации. Он понимал, что ему придется обеспечивать жену, а также надеялся на рождение ребенка, он понимал, что ему будет сложно оплачивать расходы на содержание брата в частном доме для умалишенных. Он написал сестрам, прося их помощи и совета:

«В настоящее время нет смысла изменять курс его лечения, который является бесплатным… Если будет принято решение о его переводе в специализированную частную лечебницу, мы должны решить, за какой уход мы можем платить»¹⁴.

Несмотря на то что Винсент всегда находил утешение в живописи, на протяжении марта 1889 года он брался за кисть нечасто. Первые две недели месяца он провел в изоляторе, а потом его перевели в мужское отделение, однако не разрешали свободно перемещаться по территории больницы. В конце марта он писал брату: «Насколько я могу судить, я, строго говоря, не сумасшедший. Ты увидишь, что холсты, которые написал в перерывах, спокойные и совсем не хуже остальных»¹⁵. На самом деле то, что его так долго не выпускали из изолятора, объяснялось не состоянием его здоровья, которое постепенно улучшалось, а эпидемией среди пациентов.

Начиная с октября 1888 года в городе началась эпидемия оспы, на борьбу с которой были брошены все силы медицинского персонала. Борьба с распространением этого заболевания была основной задачей и доктора Рея. Каждому пациенту, который покидал больницу или которого в нее клали, делали вакцинацию¹⁶. Ограничили перемещение пациентов между отделениями и палатами, а также запретили гулять по галереям¹⁷. У оспы достаточно продолжитеьный инкубационный период, поэтому зараженные ей, попадая в больницу, только в ней заболевали. В то время лечение от оспы сводилось к тому, что нарывы смазывали мазью и успокаивали больных опиумом и эфиром¹⁸. Меры, принятые доктором Реем против оспы, возымели эффект, за полгода заболел сорок один человек, и всего шесть человек умерло. После окончания эпидемии, 15 апреля 1889 года, Рей написал для начальства больницы ряд рекомендаций по борьбе с заболеванием. Начальство высоко оценило его вклад в дело борьбы с болезнью, и через несколько лет доктору предложили пост ответственного за гигиену в Арле¹⁹.

В конце пребывания Ван Гога в больнице его перевели в мужское отделение. Доктор Рей периодически разрешал Винсенту находиться в своем кабинете. Спустя много лет после этих событий дочь доктора вспоминала: «Винсента очень отвлекал шум в палате, и отец разрешал ему находиться в своем кабинете, чтобы в спокойной обстановке написать письмо брату Тео»²⁰. Здание больницы сохранилось до наших дней, и я могу себе представить, какой страшный сквозняк гулял по огромным палатам. Во время строительства больницы считалось, что воздух должен циркулировать, поэтому палаты были очень большими. Например, палата Винсента имела сорок метров в длину и восемь метров в ширину. Высота потолка была более пяти метров, а в белых стенах палаты было проделано двенадцать больших окон, закрытых бело-розовыми занавесками – единственным украшением спартанского интерьера²¹. Пол палаты был покрыт плиткой. На металлических кроватях лежали набитые сеном матрасы, подушка и валик. В палате Винсента стояло двадцать восемь кроватей, расстояние между которыми составляло чуть менее одного метра. Рядом с каждой кроватью были стул и тумбочка для хранения личных вещей. Если пациенту нужно было делать какие-либо процедуры, то вокруг кровати ставили ширму, к которой пришпиливали бумагу с отметками о процедуре. С потолка свешивались масляные или парафиновые лампы, которые надо было постоянно пополнять горючей жидкостью и которые на ночь не тушили совсем, а делали их свет приглушенным.

Зимой в палатах было холодно, а летом жарко. На лестнице располагался единственный «турецкий туалет» (то есть дырка в полу) на двадцать восемь пациентов, рядом с которым стояло ведро воды для слива²². Пациенты ходили в своей собственной одежде, а нижнее белье меняли, когда «считали необходимым». На цокольном этаже находилась купальня, которую открывали два раза в месяц. Воду в металлических ваннах подогревали при помощи подведенных под них газовых труб. Было очень сложно обеспечить каждому пациенту чистую и теплую воду, поэтому из общего количества 15 510 ночей, проведенных пациентами в год в больнице, мылись они только 400 раз. Отвечая на вопрос «Как часто моются пациенты?», администратор шутливо ответил: «Моются тогда, когда мы носом начинаем чувствовать необходимость»²³.

Воду, взятую из Роны, кипятили на чай и суп. Некипяченая вода считалась вредной для здоровья, и ее пациентам никогда не давали. Пациенты получали необходимую жидкость в виде супа, травяных чаев, кофе и вина. Вне зависимости от состояния пациента, даже те, кто находился на строгой диете, получали дневную норму вина. Женщинам (в том числе кормящим матерям) выдавали в день четверть литра вина, а мужчинам – целый литр. Современные читатели могут подумать, что пациентов спаивали, однако не будем забывать, что вино во Франции в конце XIX века пили практически при каждом приеме пищи. Кормили пациентов два раза в день – в 10 и 17 часов. Питание было простым, но достаточно питательным для того, чтобы человек мог выздороветь и набраться сил. Кормили мясом (говядиной, бараниной и мясом ягненка), давали много риса, бобов, чечевицы, овощей, салата и оливкового масла²⁴. В общей сложности уход, питание и проживание стоили полтора франка в день, и для коренных жителей Арля лечение в больнице было бесплатным.

Пациентам разрешалось курить на террасах и в коридорах, что давало людям возможность пообщаться между собой. Винсенту разрешили курить только к концу пребывания в больнице, потому что до этого действовали ограничения, связанные с эпидемией оспы. В конце марта Винсент писал брату: «Если рано или поздно я по-настоящему сойду с ума, я не хотел бы жить в больнице. Но сейчас мне хотелось бы иметь возможность свободно отсюда выходить. Если я себя правильно понимаю, будет интервал между здесь и там». Далее Винсент написал с большой заботой об окружающих: «Лучшим для меня было бы не оставаться в одиночестве, но я скорее соглашусь жить совершенно один в сумасшедшем доме, чем принесу в жертву жизнь другого человека ради моей собственной». Несмотря на эту чувствительность, мы снова начинаем наблюдать, как по мере написания письма он постепенно теряет рассудок и его мысли приобретают параноидальный характер: «Администрация больницы, как бы мне лучше выразиться, в общем, они иезуиты, очень хитрые, очень мощные, очень импрессионистски настроенные… они умеют очень тонко добывать нужную им информацию, но это удивляет меня и сбивает меня с толку»²⁵. По тексту письма мы видим, что логика начинает теряться, а мысли Ван Гога путаются.

В середине марта обеспокоенный спорадическими письмами брата Тео узнает, что Поль Синьяк планирует поехать из Парижа на Юг страны. Тео просит Синьяка заехать в Арль и навестить Винсента.

Поль Синьяк прибыл в Арль 23 марта 1889 года, целый день провел с Винсентом и уехал на Лазурный берег на следующее утро. Посещение знакомого художника из Парижа встряхнуло и приободрило Винсента. Доктор Рей отпустил его на весь день, и вдвоем с Синьяком они отправились в Желтый дом, чтобы посмотреть картины.

«Пишу тебе с сообщением о том, что виделся с Синьяком, чему очень рад. Когда мы стояли и размышляли о том, открыть ли дверь, на которой полиция сломала замок, а потом опечатала, он повел себя очень прямолинейно, просто и мило. Сначала полиция не хотела, чтобы мы входили в дом, но потом в конце концов разрешала нам войти внутрь. Я подарил Синьяку небольшой натюрморт, который выводил из себя наших добрых жандармов, потому что на нем изображены две копченые селедки, а как ты сам прекрасно знаешь, их называют gendarmes»²⁶.

Синьяк не видел полотен Ван Гога с неудачной выставки, которую художник организовал в Париже за пятнадцать месяцев до этого, и был приятно удивлен. Работы Винсента были совсем другими, в них не прослеживалось влияния импрессионистов, краски были сильными и чистыми, а мазки твердыми и уверенными. «Он отвел меня, чтобы показать свои работы, – писал Синьяк Тео, – многие из которых очень хороши, и все работы интересные и интригующие». Синьяк заверил Тео в том, то Винсент чувствует себя хорошо и думает только о своей живописи. «Он был, уверяю тебя, в прекрасном состоянии в смысле физического и психического здоровья. Он мечтает лишь об одном – чтобы ему дали возможность спокойно работать»²⁷.

Приободренный посещением собрата по цеху и тем, что он снова увидел свои собственные работы, Винсент попросил брата выслать ему деньги на новые материалы для живописи. Он снова начал писать сады в цвету в середине апреля после того, как ему разрешили выходить на улицу и за территорию больницы. Винсент не чувствовал в себе сил уходить далеко, поэтому просто переходил на противоположную от больницы сторону дороги и рисовал в близлежащих полях, а также рядом с бараками военных на бульваре де Лис. Написанные в этот период работы значительно отличаются от тех, которые он создал летом 1888 года. На холстах 1889 года поверхность стала более ровной, линии были выполнены в стиле клуазонизма, в чем прослеживалось влияние не только японской гравюры, но и Поля Гогена.

Увы, обстоятельства не давали Винсенту возможности спокойно работать. Он находился в непонятной ситуации – с одной стороны, он не мог бесконечно оставаться в больнице, а с другой – ему не разрешали вернуться в Желтый дом. Получалось, что Винсент оказался практически бездомным. Пастор Салль предложил ему переехать²⁸. Винсент никак не мог простить своих соседей, живших вокруг площади Ламартин, и писал Тео так: «Какие у меня новости? Месье Салль пытается найти мне квартиру в другой части города. Я согласен с этой идеей, потому что в этом случае мне не придется немедленно переезжать»²⁹. Винсента расстраивало, что ему придется покинуть дом, в который он вложил много денег. Мы помним, что в доме сделали косметический ремонт и провели в него газ. Винсента раздражало, что кто-то другой будет пользоваться плодами его вложений и труда, но он не мог вернуться в Желтый дом из-за петиции местных жителей. Он также не мог бесконечно долго оставаться в больнице (пациентам нельзя было находиться в больнице дольше трех месяцев, если, конечно, не было каких-либо медицинских показаний для более длительного лечения³⁰). Нужно было найти какое-то альтернативное решение.

В середине апреля Винсент писал Тео: «Я снял квартиру из двух небольших комнат за шесть франков в месяц (или восемь франков, если в квартире будет вода), принадлежащую доктору Рею. Это недорогая квартира, но не такая удобная, как мастерская»³¹. Биографам так и не удалось узнать, где именно находилась эта квартира. К счастью, сотрудник регистрационного отдела недвижимости города Робер Фьенго ответил на мой запрос о докторе Рее, владевшем домом б по улице Рамп-дю-Пон³².

На карте, предоставленной отделом регистрации недвижимости, я обнаружила, что эта квартира располагалась на верхнем этаже дома, в котором находился операционный кабинет доктора Рея. Именно в этом здании

Ирвинг Стоун в 1930 году встречался с доктором Реем. Несмотря на то что Винсент чувствовал себя уверенно и говорил, что выздоровел, в последний момент он испугался и не подписал контракт на аренду квартиры. Вот что по этому поводу писал Салль Тео: «Он уже договорился с владельцем квартиры, но признался мне, что не уверен в том, что может жить самостоятельно, поэтому будет гораздо лучше, гораздо более благоразумно еще два или три месяца провести в психической лечебнице»³³. Винсент еще окончательно не оправился после нервных срывов и чувствовал себя слабым. Кроме того, он находился в подавленном состоянии из-за неприязни к нему соседей по Желтому дому. Он не мог оставаться в больнице, и единственным выходом из ситуации был перевод в государственную психиатрическую лечебницу, если Тео и члены семьи не смогут поместить его в частную.

Пастор Салль начал подыскивать Винсенту частную лечебницу и нашел санаторий в Сен-Реми за 100 франков в месяц. Как я уже писала, во Франции в конце позапрошлого века существовала огромная разница в условиях и уходе, предоставляемых частными клиниками для душевнобольных и государственными сумасшедшими домами. Если человек попадал в государственную систему психиатрической помощи, то уже не мог из нее выбраться, да и немногие выживали в государственных сумасшедших домах. В частной психиатрической клинике Винсент мог бы рисовать и иметь определенную свободу передвижения.

Готовясь к отъезду из Арля, удрученный Винсент писал Тео:

«В конце месяца я хотел бы уехать в психиатрическую клинику в Сен-Реми или другое подобное учреждение, рекомендованное месье Саллем. Прости меня за то, что я подробно не пускаюсь в рассмотрение всех “за” и “против” этого мероприятия. Мне очень тяжело обсуждать эту тему. Думаю, будет достаточно того, что я скажу тебе, что совершенно не в состоянии жить в одиночестве в мастерской ни в Арле, ни в другом месте. Причины тебе известны (по крайней мере, в данный момент), тем не менее я пытался решиться начать снова, но в настоящий момент это невозможно. Если я заставлю себя переселиться в мастерскую и возьму на себя все вытекающие из этого последствия и ответственность, то боюсь, что могу потерять способность работать»³⁴.

Вопрос об отъезде из города был решен, и Ван Гог начал документировать места, в которых ему пришлось жить. В конце апреля 1889 года он написал вид внутреннего двора больницы, а также картину «Палата больницы в Арле». По последней картине можно составить мнение о состоянии больницы в целом, а также о медицинском персонале. На холсте изображены тепло одетые пациенты-мужчины, которые подсели поближе к печке, чтобы согреться. Вы видим огромную палату и сгорбленных престарелых монахинь-медсестер. Рядом с печкой-буржуйкой стоит ящик с углем, из которого Ван Гог пытался умыться во время второго нервного срыва в конце декабря. Винсент честно и не стесняясь фиксировал на холсте то, что видел, и эту картину можно воспринимать как документальное свидетельство сложностей, которые ему пришлось пережить.

«Судя по письмам Винсента, он физически чувствует себя хорошо, – писал Тео матери 5 мая. – Однако он постепенно начинает понимать, что перенес сильный удар, поэтому чувствует, что ему нужно лечиться»³⁵. В начале мая 1889 года все вещи Ван Гога перевезли из Желтого дома к Жино, и все было готово к тому, чтобы художник мог покинуть больницу³⁶. Винсент получил записку от пастора Сал ля:

«Я смогу отвести вас в Сен-Реми в среду. Если вас устраивает, мы можем поехать на поезде, отправляющемся в 8.51. Я уже виделся с месье Пейроном, и будет лучше, если я поеду с вами»³⁷.

8 мая 1889 года Винсент Ван Гог прибыл в частную психиатрическую клинику Сен-Поль-де-Мозоль в Сен-Реми (монастырь Сен-Поль-де-Мозоль). Через пятнадцать месяцев его уже не будет в живых.