15. Последствия

24 декабря к мрачным стенам Hôtel-Dieu в Арле подъехал запряженный лошадьми экипаж. Большие железные ворота открылись, и пациента провели в первую дверь направо на первом этаже, в комнату, в которой принимал практикант и дежурный врач – двадцатитрехлетний уроженец Прованса доктор Феликс Рей. Он начал работать в больнице Арля 1 февраля 1888 года¹. Доктор жил на территории больницы и был единственным дежурным врачом в Сочельник 1888 года. Практикант по долгу службы должен был наблюдать пациентов на повседневной основе, заниматься их лечением и подчиняться главному врачу, который мог ежедневно появлялся в больнице не более чем на час. Медицинская помощь в конце XIX века была достаточно рудиментарной, а в больницах в сельской местности и подавно. Но Винсенту повезло. Феликс Рей оказался хорошим врачом, который интересовался последними достижениями медицины и, насколько это возможно, использовал их в своей практике.

Молодой доктор принимал на первом этаже. Большие окна его кабинета, обращенные на юг, выходили в сад. Рядом с приемной находилась небольшая процедурная, оснащенная, с точки зрения современных стандартов, довольно скромно. Стены были покрыты плиткой, чтобы их легко было вымыть, а на полу был проложен желоб для смыва в канализацию. В эту приемную постоянно входили сотрудники, чтобы посмотреть графики, на которых отмечалась температура больных, а также записи о самочувствии и курсе лечения пациентов, которые висели на пронумерованных вбитых в стену крюках². В тот Сочельник еле державшегося на ногах Винсента ввели в приемную и положили на операционный стол. Одежда художника была перепачкана кровью, а голова крепко обвязана обрывком ткани.

В то утро младший брат доктора, десятилетний Луис Рей, проснулся в возбужденном состоянии. Настали не только Сочельник и школьные каникулы – в тот день у него был день рождения³. Луи ходил в расположенную за углом школу и с февраля, когда его старший брат начал работать в больнице, регулярно приходил к нему после окончания уроков⁴. Все работники больницы прекрасно знали мальчика, которому очень нравилась медицина (в будущем он сам стал доктором). Луи нравилось наблюдать за тем, как работает его брат. В тот день мальчик, как обычно, пришел в больницу и увидел, как его брат занимался раной Ван Гога. Вид Ван Гога произвел на мальчика огромное впечатление, и более чем через пятьдесят лет после этого он рассказал о том, что увидел в тот день, немецкому журналисту. В рассказе Луи содержатся детали, которые мог знать только человек, являвшийся свидетелем тех событий.

«Его голова была обвязана грязной тряпкой, поэтому он был похож на страдающего от зубной боли крестьянина. Мой брат аккуратно разматывал эту повязку. Потом я обратил внимание на то, что с одной стороны его лицо было покрыто кровью… Я с интересом наблюдал, а потом с ужасом увидел, что у пациента нет одного уха. Ухо было отрезано одним точным движением. Поливая перекисью водорода присохшую от запекшейся крови и прилипшую к щеке пострадавшего повязку, мой брат Феликс осторожно ее снял»⁵.

«Подарок», который Винсент передал Рашель, привезли в больницу вместе с художником, и доктор Рей должен был решить, может ли он пришить отрезанное ухо на место. Вскоре стало понятно, что пришить ухо невозможно из-за патологического уплотнения, так как за ночь ухо высохло и затвердело⁶. Доктор должен был остановить кровотечение и наложить повязку. Вот что вспоминал Луи Рей: «Мой брат остановил кровотечение и обработал рану. Потом он наложил чистую повязку и замотал ее вокруг головы»⁷.

Всего лишь за несколько лет до этого события рана, подобная той, что нанес себе Ван Гог, могла оказаться смертельной. Тогда раны промывали водой из Роны, которая была достаточно грязной. После этого рану могли прижечь горячим железом. Даже в 1888 году так лечили людей, которых кусала бешеная собака. Прижигание – явно недостаточный и, кроме того, крайне болезненный метод дезинфекции, во время которого уничтожают участки кожи вокруг раны, поэтому такой метод не использовали для дезинфекции ран на лице.

Обычно раны зашивали нестерилизованным кетгутом, а мелкие и небольшие раны, несмотря на опасность заражения, оставляли открытыми, чтобы они высыхали. Если бы раны закрывали повязкой, она бы прилипала, и снять ее, не причиняя пациенту боли, было бы невозможно. Но, к счастью, Ван Гог попал к хорошему доктору.

Доктор Рей незадолго до этого закончил образование, был в курсе современных методов лечения и хотел создать себе хорошую репутацию на новом месте работы. Он использовал для раны Ван Гога относительно незадолго до этого появившуюся антисептическую повязку Листера⁸. Раствор для пропитки повязки надо было изготовлять на месте, поэтому доктор Рей готовил его сам или следил за тем, как ее готовит кто-то из его подчиненных. Доктор обработал рану и наложил повязку на то место, где было ухо Ван Гога. Пропитку для изготовленной из тонкой шелковой тафты повязки делали из льняного масла и слабого раствора карболки. На повязку, состоящую из нескольких слоев тафты, накладывали льняную ткань. Карболовая кислота (которую в наши дни называют фенолом) являлась антисептиком. Масло помогало поддерживать повязку влажной, чтобы ее легко было снять, не причиняя боли пациенту. Повязку надо было менять один раз в пять или шесть дней, а вот смазывать повязку маслом, чтобы рана не пересохла, приходилось регулярно – каждые несколько часов первые несколько дней, а потом два раза в сутки. Доктор Рей наложил повязку и отправил Ван Гога в большую общую палату, расположенную прямо над его приемной на втором этаже.

Пока Ван Гог лежал на больничной койке и приходил в себя от большой потери крови, город переживал природные катаклизмы. После Рождества начался ливень, и за два дня на город выпало 203 миллиметра осадков, то есть в четыре раза больше декабрьской нормы⁹. Получается, что за последние десять дней в Арле выпало столько осадков, сколько обычно выпадает за пять месяцев. Распаханные низины под городом были не в состоянии впитать такое количество воды, и на улицах города начался форменный потоп.

На первой странице местной газеты L'Etoile du Midi, вышедшей 6 января 1889 года, была напечатана небольшая статья с объяснением, почему газета не выходила неделей ранее: «Сильные дожди залили нашу типографию, и нам пришлось отказаться от выпуска прошлого номера». Я часто задавала себе вопрос, почему Le Forum Republicain, номер которой вышел через неделю после событий 23 декабря, оказалась единственной газетой (статья из которой дошла до наших времен), осветившей драму Ван Гога. Оказывается, ответ на этот вопрос был прост: город затопило. На фоне природных катаклизмов история Ван Гога в умах газетчиков и всех жителей города отошла на второй план.

В своей статье Мартин Бейли упоминал о существовании еще одной газетной статьи о Ван Гоге, и я начала искать эту газету. В первую очередь мне хотелось найти более подробное изложение драматических событий, опубликованное в конце декабря, через несколько дней после того, как Ван Гог оказался в больнице. Если бы я смогла найти ту статью, у меня было бы еще одно аутентичное свидетельство.

Однако найти статью оказалось не так просто. Я составила список всех газет, выходивших в стране в 1888 году. В наши дни газеты сканируют, после чего помещают скан в электронный архив, до 1980-х годов в архивы попадали далеко не все выходящие в стране газеты. Зачастую люди сдавали газеты в архивы и библиотеки в виде подарка, и подшивки были неполными. Иногда со временем газетная бумага становилась настолько хрупкой, что распадалась, как только кто-то брал ее в руки. Случалось и такое: я находила все номера газеты за 1888 год за исключением последней недели декабря. Я совершила массу телефонных звонков и отправила сотни электронных писем. Через несколько месяцев безрезультатных усилий я вспомнила об одном из главных правил исследователя – всегда возвращайся к первоисточникам.

Я связалась с Королевской библиотекой в Бельгии, в которой хранилась вырезка из газеты, найденная в письме другу Ван Гога, художнику Эжену Боху. Из библиотеки мне прислали скан статьи, который оказался чуть больше, чем скан статьи, опубликованный в статье Мартина Бейли. Рядом со статьей о Ван Гоге была другая статья – о крестьянине из Арля, который покончил жизнь самоубийством¹⁰. Я быстро проверила данные в актах записи гражданского состояния и узнала день смерти того человека. После этого моя задача стала немного проще – я могла искать номера газет, вышедших после того дня, когда произошло это самоубийство. Потом мне снова повезло. Арль расположен в департаменте Буш-дю-Рон, который по-французски пишется Bouches-du-Rhone. В начале статьи из-за ограничений количества знаков в колонке корректор или наборщик сократили название Bouches-du-Rhone до Bouch-du-Rhone. Если бы я смогла найти газету, в которой использовалось такое сокращение, то выяснила бы и название газеты, в которой проходил материал о Ван Гоге.

В поисках интересующей меня статьи я нашла еще несколько изданий, в которых была напечатана информация о драме 23 декабря в Арле. В общей сложности мне удалось найти пять статей из разных газет с описанием событий¹¹. Происшествие с Ван Гогом освещала не только региональная, но и федеральная пресса. В большинстве статей мы читаем знакомую нам историю: голландский (или польский) художник отрезал себе ухо и отнес его девушке в борделе со словами «Береги для меня эту вещь». Каждая из этих статей представляла собой ценный независимый источник информации и помогла мне яснее увидеть, что произошло 23 декабря. Я представляла себе, как знакомые Ван Гога в Париже и других городах читали эти статьи и обсуждали их содержание с друзьями. В общей сложности я изучила более пятидесяти архивов, но так и не могла найти газету, из которой сделали вырезку, опубликованную Мартином Бейли.

В конце концов я нашла эту газету. Она называлась Le Petit Méridional, а статья была опубликована 29 декабря 1888 года. Журналиста, написавшего эту статью, звали Жозе Мийо, и он сотрудничал параллельно с газетой Le Petit Marseillais, в которой тоже появился материал о Ван Гоге. Содержание этих статей за некоторыми исключениями практически идентично¹². Любопытно, что в статье из последней газеты журналист привел имя девушки:

«25 декабря 1888 года

Отрезанное ухо

Вчера художник В. пришел в дом терпимости, попросил увидеться с девушкой по имени Рашель и передал ей свое ухо, которое придерживал рукой на том месте, где оно должно находиться, и которое незадолго до этого отрезал бритвой… что можно расценить, как действие сумасшедшего»¹³.

Получается, что буквально через несколько часов после того, как Ван Гога нашла полиция, журналисты уже знали об этой истории¹⁴. Одной из первых это событие осветила газета Le Petit Provençal в номере, вышедшем 25 декабря. В этой статье содержалась новая для меня информация:

«Арль, 24 декабря. Вчера уроженец Польши (так в статье. – Ред.) художник по имени Винсент пришел в публичный дом и попросил переговорить с одной из девушек. Девушка подошла к двери, Винсент передал ей сверток, попросил ее проследить за этой вещью и убежал. Женщина развернула сверток и с огромным удивлением увидела ухо, которое принадлежало Винсенту, отрезавшему его бритвой. В тот же день полиция посетила его дом. Полицейские нашли его в кровати. Он был весь в крови и, судя по всему, умирал. На столе на кухне полицейские нашли бритву»¹⁵.

В этой статье содержится важная подробность – бритва лежала на кухне. Полиция нашла «не подающего признаки жизни» Винсента в кровати в спальне, поэтому можно было предположить, что именно в спальне он и отрезал себе ухо. Однако, судя по информации из статьи, это произошло в мастерской на первом этаже. Вполне возможно, что Ван Гог сел перед зеркалом, которое использовал для написания автопортретов, взял в руку бритву, оттянул верхнюю часть уха и отрезал его. Я представила, как Ван Гог смотрит на свое отражение в зеркале, подносит бритву к лицу, и инстинктивно прижала ладонь к уху, словно боясь потерять его. В каком же состоянии находился художник, чтобы пойти на такой отчаянный шаг?

Если Винсент порезал себя в мастерской на первом этаже, то становится понятно, почему на следующее утро Гоген увидел там пятна крови и почему кровь была также на лестнице. Несмотря на то что в статье неправильно была указана национальность Ван Гога, в остальных деталях информация из нее полностью совпадает с тем, что писал Гоген. Более того, эта статья подтверждает то, что доктор Рей правильно запомнил и нарисовал рану, несмотря на то что прошло сорок лет после драмы.

Но что же нам делать с версией Поля Синьяка, которая считалась правильной более века? У меня появилась одна догадка, когда я перечитывала то, что сам Ван Гог говорил по поводу своего уха. В письме от конца января 1889 года, художник писал, что, если ему придется путешествовать (в тропиках, для того чтобы рисовать), то придется сделать искусственное ухо: «Лично я уже слишком стар (особенно в случае, если мне изготовят ухо из папье-маше), и ухо окажется слишком хлипким, чтобы выдержать тот климат»¹⁶. Ван Гог отрезал себе все ухо, поэтому рассматривал вариант изготовления протеза из папье-маше. Художник скрывал, что у него нет одного уха. Сразу же после выписки из больницы он купил шапку, которую мы и видим на картинах «Автопортрет с перевязанным ухом» и «Автопортрет с перевязанным ухом и трубкой»¹⁷. Дочь владельца постоялого двора, в котором художник останавливался в 1889 году в Овер-сюр-Уазе, вспоминала: «Он носил войлочную шапку с большими ушами… его плечо со стороны пораненного уха было слегка приподнято»¹⁸. Было бы вполне резонно предположить, что только доктора видели ухо Винсента без повязки или скрывающих его предметов одежды либо кусков ткани, а все остальные делали выводы о серьезности нанесенного увечья исключительно по словам самого художника, а не на основе сделанных ими самими наблюдений.

Постепенно вся эта история становилась для меня более понятной. Я в очередной раз перечитала слова Синьяка и обратила внимание на строчку в конце письма, которая ранее не бросилась мне в глаза: «В день моего посещения он чувствовал себя хорошо, и врач-практикант разрешил мне выйти с ним на улицу. На его голове были уже известная всем повязка (вокруг головы) и меховая шапка»¹⁹. Я прочитала эти строки, и до меня дошло: одно дело – понимать, что Ван Гог отрезал себе практически все ухо, другое – разобраться с тем, почему многие считали, что это не так. В своей первой книге о Ван Гоге Кокио не привел эту цитату из письма Синьяка, хотя весь текст письма художника был записан в блокноте писателя. Я думаю, что Синьяк никогда и не видел уха Ван Гога из-за повязки и шапки. Так как же выглядел Ван Гог на людях? Чтобы это понять, давайте посмотрим на его картины. В апреле 1889 года художник написал картину «Палата больницы в Арле». Вполне возможно, что среди изображенных на картине людей есть и сам Ван Гог. Скорее всего, это читающий газету человек в соломенной шляпе и с закрывающей уши повязкой на голове. Если на картине Ван Гог действительно изобразил себя, то мы можем себе представить, как выглядел художник при встрече с Синьяком.

Так почему же Синьяк так недвусмысленно заявлял, что Ван Гог отрезал себе только мочку уха? Ответ на этот вопрос кроется в характере и поведении самого Винсента.