10. Дом художника

Гоген сошел с поезда в Арле около 4 часов утра 23 октября 1888 года¹. Солнце еще не встало, но утро выдалось теплым, и казалось, что погода в этот осенний день будет прекрасной. После восьми месяцев, проведенных в дождливой Бретани, Гогену было приятно оказаться в более теплых краях. Несмотря на то что художник устал после двух дней, проведенных в дороге, он решил подождать и не будить Ван Гога в такую рань. В те часы было открыто всего лишь одно расположенное около вокзала кафе – Cafe de la Gare, куда и двинулся нагруженный вещами Гоген. Как позже писал Гоген, ему показалось, что человек за стойкой бара сперва внимательно его рассматривал, а потом сказал: «Так вы и есть друг. Я вас узнал»².

Арль – небольшой город. Местные жители обязательно обратят внимание на любого нового человека, в особенности если тот появится в городе в четыре часа утра. Вне всякого сомнения, Гоген, одетый по парижской моде и обвешенный этюдниками и прочим реквизитом художника, выделялся на общем фоне. Завсегдатаи кафе слышали, как рыжий художник говорил, что в ближайшее время к нему в гости приедет другой художник. По словам бармена, сказавшего «Я вас узнал», можно сделать вывод, что он видел автопортрет Гогена с Эмилем Бернаром, который в то время висел в Желтом доме.

Когда долгожданное солнце осветило нежным провансальским светом крыши домов, Гоген направился к Желтому дому. В тот день Ван Гог показывал Гогену город и знакомил со своими друзьями. Через два дня после приезда Винсент описал в письме Тео свои первые впечатления о госте: «Он очень, очень интересный человек, и я уверен, что мы вместе с ним совершим много великих дел»³.

Однако на самом деле все было не так гладко, как описывал Ван Гог. Он физически и морально устал, потратив много сил на подготовку дома к приезду гостя. Трудно сказать, насколько хорошо Ван Гог в то время понимал, каким слабым стало его здоровье. Понимал ли он, что его не лучшее состояние объясняется не местной диетой, а волнением и нервным стрессом? Мы этого не знаем. Однако Тео прекрасно осознавал, что у брата слабая психика, и со своей свойственной ему прозорливостью и заботой писал Винсенту, что ему стоит получить кредит в заведении Вениссака, чтобы не думать о том, как он будет питаться, а также выслал ему денег:

«Я очень, очень рад тому, что Гоген до тебя доехал. Я боялся, что он найдет еще какой-нибудь предлог, чтобы этого не делать. Из текста твоего письма я понял, что ты болен и много волнуешься. Пожалуйста, запомни раз и навсегда следующее: для меня вопрос денег, продажи картин и вся финансовая сторона вопроса вообще не существуют»⁴.

В первом письме Тео, написанном Гогеном после приезда в Арль, художник подтверждает факт того, что Винсент немного не в себе: «Я приехал в Арль утром во вторник… Ваш брат находится в слегка возбужденном состоянии, и я надеюсь, что постепенно удастся его успокоить»⁵. Гоген не проясняет, насколько «в возбужденном состоянии» находится Ван Гог, но то, что он упомянул об этом в письме, свидетельствует о том, что состояние Винсента было достаточно серьезным. Винсент испугался, что Гоген мог написать о его состоянии Тео, и тут же сам написал брату письмо: «Чувствую, что мой мозг снова иссох и устал, но по сравнению с тем, что было две недели назад, сейчас мне лучше»⁶. Винсент объяснял свое состояние усталостью. К счастью, писал Винсент брату, Гоген очень правильно ведет себя в сложившейся ситуации:

«Гоген – потрясающий человек. Он не “заводится”, напряженно работает и очень спокойно ждет подходящего момента, чтобы сделать огромный шаг вперед. Ему отдых нужен не меньше, чем мне»⁷.

Последняя строчка свидетельствует о том, что Ван Гог считал неуравновешенное психическое состояние неотъемлемой частью творческого процесса, а не болезнью, от которой он страдал. Далее в письме Винсент старается успокоить и приободрить брата:

«По поводу того, что я болен, повторюсь и скажу тебе так: я не считаю, что болен, но я бы точно заболел, если бы мои расходы продолжали увеличиваться. Я очень переживал из-за того, что ты прикладываешь усилия, которые выше твоих возможностей и сил… Я действительно очень за тебя волновался»⁸.

В качестве первой написанной в Арле работы Гоген решил сделать интерпретацию сюжета картины, ранее нарисованной Ван Гогом:

«Сейчас Гоген работает над картиной ночного кафе, которое я рисовал раньше, но он решил написать в нем людей, которых можно встретить в борделе. Мне кажется, что это будет прекрасная работа»⁹.

В конце октября 1888 года Винсент написал несколько писем, в которых выражал уважение к своему новому другу и видел будущее весьма оптимистичным и радостным. Гоген писал кафе с другого ракурса по сравнению с тем, что выбрал для своей картины Винсент. На переднем плане изображена мадам Жино, на заднем – несколько «ночных гуляк»: зуав, «отключившийся» человек, положивший голову на столик, четыре персонажа, разговаривающие за столом, среди которых мы видим бородатого человека в униформе (вполне возможно, что это Рулен), а также девушку с папильотками в волосах, которая, судя по всему, готовится ко сну¹⁰. На столике перед мадам Жино стоит синий сифон, стакан с коричневатой жидкостью и ложкой, а также лежат кусочки сахара. Многие считают, что на столе перед мадам Жино художник изобразил все необходимое для питья абсента, во время приготовления которого лили воду на лежащий в ложечке с дырочками сахар. Абсент считается напитком гедонистов и представителей богемы, алкоголем, от которого люди сходили с ума, страдали галлюцинациями и который вызывал привыкание. Несмотря на то что в те годы абсент был очень популярен в Париже, я не нашла документальных подтверждений тому, что он свободно продавался в Арле. Вполне возможно, что абсент в Арле производили или его можно было купить на черном рынке¹¹, но мадам Жино управляла уважаемым местным питейным заведением, и мне кажется, что она вряд ли согласилась бы позировать Гогену со стаканом такого неоднозначного и имеющего дурную славу алкогольного напитка. Вполне возможно, что Гоген «выдумал» эту бутылку или дописал ее позже, судя по тому, что сифон частично закрывает ладонь мадам Жино. Гоген часто писал по памяти или выдумывал сюжеты и их детали и призывал Ван Гога следовать его примеру. Происходил обмен творческими идеями, то есть то, о чем Ван Гог мечтал первые восемь месяцев пребывания в Провансе.

Гоген внес некоторый элемент организованности и порядка в привычки и стиль жизни Ван Гога. Винсент практически не умел готовить и, как он сам признавался в своих письмах, питался беспорядочно, в самое разное и непредсказуемое время. Сохранились свидетельства о том, как однажды Ван Гог поставил на плиту кастрюлю с нутом и ушел рисовать. Когда он через несколько часов вернулся, нут был уже сухим и переваренным. Обычно Винсент ел в заведении Вениссака, расположенным рядом с Cafe de la Gare. После приезда Гогена Винсент стал лучше питаться: «Должен тебе сказать, что он отлично готовит. Думаю, что мне надо у него поучиться, это действительно очень удобно»¹². Гоген действительно достаточно хорошо готовил. Кроме того, он начал организовывать быт Ван Гога. Гоген дал деньги на покупку шкафа и кухонных принадлежностей, в результате чего они начали питаться дома и экономить. Помимо этого

Гоген купил двадцать метров хорошего и крепкого холста для картин¹³. Вот как гораздо позже он писал о том периоде жизни в своей биографии:

«С самого первого месяца я понял, что наши общие финансы находятся в беспорядке. Что делать? Ситуация была деликатная… Мне пришлось высказаться и столкнуться с очень чувствительной натурой. Поэтому с огромной осторожностью и в несколько подходов, то есть через все то, что противоречит моей натуре, я подошел к этому вопросу. Должен признаться, что мне все удалось, причем гораздо легче, чем я представлял. Мы завели банку, в которую кладем деньги для ночных экскурсий гигиенического толка, табака, аренды квартиры и непредвиденных расходов. Сверху лежат лист бумаги и карандаш, которым мы честно записываем, сколько взяли из банки. В другой банке – деньги на еду, разделенные на четыре части по неделям»¹⁴.

Новый подход к учету расходов устроил обоих художников: Винсент ответственно подошел к покупке продуктов, а Гоген начал вкусно готовить. Жизнь в Желтом доме значительно улучшилась. «С домом все идет очень, очень хорошо. Здесь становится не только удобно, но он превращается в дом творчества художников», – писал Винсент¹⁵. Ван Гог показал Гогену свои любимые места в городе, и жители Арля стали привыкать к виду странной пары – парижского денди и рыжего художника.

Погода поздней осенью того года стояла теплая, и Ван Гог работал практически непрерывно. Первая любовь к городу еще не прошла, он находил все новые и новые виды в Арле и за городом и рисовал их вместе с Гогеном. Тео он писал, что «сделал два наброска тополиной аллеи, и еще набросок общего вида улицы, совсем желтый»¹⁶. Гоген тоже написал этот вид. Они зарисовали аллею тополей в Аликампе и надгробия вдоль нее. Перспектива у Ван Гога на одной из картин получилась наклоненная, словно мы смотрим на сцену сверху вниз сквозь лиловые стволы деревьев. В целом все еще чувствуется сильное влияние японских художников. В Париже Ван Гог пользовался кусками шерсти, которую скручивал для того, чтобы понять, как смотрятся вместе и «работают» разные цвета и их комбинации, например сине-лиловые деревья с выжженно-оранжевым фоном.

Гоген был очарован Арлем в гораздо меньшей степени, чем Ван Гог. Арль не мешал ему писать, но Ван Гог чувствовал, что Гоген думает о чем-то другом:

«Он рассказывает мне удивительные вещи о Бретани и Понт-Авене, которые наверняка интересны. Понятное дело, что все там больше, лучше и красивее, чем здесь. Все более торжественное и, главное, более целостное и более определенное, чем небольшой, прибитый к земле и утомленный солнцем провинциальный городок в Провансе. Как бы там ни было, точно так же, как и мне, ему нравится то, что он видит, в особенности его заинтриговали арлезианки»¹⁷.

В начале ноября Винсент написал Тео, что они с Гогеном ходили посмотреть на девушек в районе красных фонарей. Гоген вырос в окружении одних женщин и вообще имел репутацию дамского угодника. Поведение Гогена удивляло и даже иногда шокировало Винсента. Ван Гог писал Эмилю Бернару, который хорошо узнал Гогена по Бретани:

«Гоген вызывает во мне интерес как мужчина… Без тени сомнения, это неиспорченный человек с инстинктами дикого зверя. Для Гогена кровь и секс представляют больший интерес и более важны, чем амбиции»¹⁸.

Памятуя о том, что обычно эмоции захлестывали ранимую душу Ван Гога, не удивительно, что он сравнил более общительного и «стадного» Гогена с «диким зверем». В этой оценке чувствуется не только удивление и уважение, но и некоторая доля сдержанности и опаски.

До этого на Юге Ван Гог не чувствовал, что ему как художнику бросают вызов. Он никогда не воспринимал Муриера-Петерсена в качестве соперника, потому что чувствовал свое превосходство. С Гогеном все обстояло по-другому. Он как бы «затмевал» Ван Гога силой своего характера и физической мощью. Он был очень общительным и компанейским человеком и живописно и красиво рассказывал фантастические истории о своих приключениях. Гогену было сорок лет (то есть он был старше Винсента на пять лет), он повидал мир, был женат, имел пятерых детей и оставил семью, чтобы путешествовать и заниматься живописью. Винсент считал семью идеалом существования, был одинок и бездетен, и его удивляло эгоистичное поведение Гогена:

«Он женат, но совершенно не производит впечатление такового, и мне кажется, что у них с женой совершенно несовместимые характеры. Он, естественно, привязан к детям, которые, судя по их портретам, очень красивые. Мы с этой точки зрения не выглядим такими одаренными»¹⁹.

Об отношениях Гогена и Ван Гога дает представление тон переписки художников. Они уважали друг друга, но никогда не были настоящими друзьями. Ван Гог в письмах всегда называл Гогена на «вы» (vous), а не на «ты» (tu) [на «ты» он был с Эмилем Бернаром]. Даже после того, как он два месяца прожил с Гогеном бок о бок в одном доме и уехал из Арля, он продолжал обращаться к нему в официальной манере²⁰.

Они работали вместе, и опыт совместного творчества пошел им обоим на пользу, однако не стоит преувеличивать значение влияния Гогена на Ван Гога. Бесспорно, происходил обмен идеями, но не стоит забывать, что летом 1888 года, когда творческий потенциал Ван Гога достиг апогея, художник работал в одиночестве. В своей автобиографии, написанной через пятнадцать лет после смерти Ван Гога, Гоген намекал на то, что научил Ван Гога практически всему, что тот умел, и Винсент относился к нему как к учителю. Невестка художника Йоханна ван Гог была вне себя от негодования от слов Гогена:

«[Не стоит]… в неправильном свете выставлять наследие Винсента для будущих поколений… Никогда, никогда я не слышала, чтобы Винсент называл Гогена мастером и учителем. Он никогда перед ним не преклонялся, [и утверждать это], зная характер Винсента, было бы неправильно. Все это – история, выдуманная Гогеном много лет спустя. Все, знавшие Гогена, подтвердят, что он не отличался излишней щепетильностью и был очень тщеславным, всегда ставил себя выше других. Я повторю, что [подобное представление] дает искаженную картину характера Винсента и представляет его в роли человека, преклоняющегося перед другом, чего никогда не было. Кроме всего прочего, Винсент никогда не извинялся и не просил прощения, потому что он не был неправ. Я перечитала все письма, написанные Винсентом в тот период, и нигде не нашла и намека на то, что он считал себя более посредственным художником, чем Гоген. У меня есть сорок писем от Гогена, включая несколько написанных в период проживания в Арле, и эти письма, а также письма самого Ван Гога показывают, что они уважали друг друга, но никто из них не чувствовал своего превосходства над коллегой»²¹.

Тем не менее благодаря Гогену Винсент начал работать несколько иначе, чем ранее. В письмах, написанных до приезда в Арль, Гоген призывал Винсента рисовать, используя воображение. До этого Ван Гог всегда писал с натуры, и предложение Гогена было для него новым, означало изменение методов работы и позволяло работать у себя в мастерской без модели. Это был новый для Винсента подход, и художник был искренне благодарен Гогену за то, что тот ему его показал:

«Гоген помог мне найти смелость для полета фантазии, а все, что порождает воображение, действительно имеет более таинственный характер»²².

В конце ноября работа шла хорошо, и Винсент начал писать серию портретов. Гоген тоже решил написать несколько портретов, например портрет Ван Гога, на котором художник будет изображен в процессе работы над картиной с вазой подсолнухов (заметим, что в то время подсолнухи уже давно отцвели). Винсент украсил спальню Гогена картинами с изображением подсолнухов – цветов, которые стали символом его жизни и творчества. К концу ноября отношения художников стали натянутыми. Винсент в письме брату от 1 декабря упомянул о том, что портрет Гогена пока не закончен. Гоген описывает реакцию Винсента после того, как он увидел себя на его картине: «Это действительно я, но совершенно сумасшедший»²³. Винсент признавался в том, что сразу после приезда Гогена в Арль был в «возбужденном состоянии», однако вскоре успокоился и чувствовал себя нормально, поэтому слова о том, что он был «совершенно сумасшедшим», являются, скорее всего, домыслом Гогена, а не цитатой из того, что сказал Винсент, увидев свой портрет. Наступил декабрь, и поведение Ван Гога изменилось. Исчез оптимистический настрой, который был у Винсента в ноябре, и он превратился в непредсказуемого и постоянно вступающего в споры человека, с которым было крайне сложно жить под одной крышей.

Поль Гоген прибыл в Арль с надеждой на плодотворное творческое сотрудничество, улучшение своего финансового положения, налаживание добрых отношений с уважаемым арт-дилером и с желанием увидеть и написать новые пейзажи. Эмиль Бернар очень хорошо отзывался о Ван Гоге, и Гоген рассчитывал на то, что на Юге он наладит рабочие отношения с коллегой, а не станет нянькой и сиделкой для человека, находящегося на грани нервного срыва.